Смертельный номер

Глава 14

Последний день. Последние часы их последнего дня на острове Сан-Хуан эль Пирата.

На горном шпиле острова дремали на солнцепеке белоснежный дворец в мраморном кружеве и многочисленные патио с фонтанами и цветами, мечтательно стояли кипарисы, темные и томные, над голубыми прудами с плававшими кувшинками. А по благоухающим садам нехотя брели семеро угрюмых людей, понимающих, что время на исходе, они ничего не придумали и совсем скоро будет уже слишком поздно.

Лео Родд шел под руку со своей женой и с тоской думал: «Если бы только мне удалось поговорить с принцем… Почему он не вызывает меня?..» Наконец он сказал:

— Я пойду к кабинету принца и посмотрю, нельзя ли как-нибудь этого Эксальтиду перехватить. Ничегонеделание мне уже поперек горла, — и Лео Родд решительно зашагал по дорожкам меж клумб с пестрыми цветами.

Хелен с тревогой посмотрела ему вслед. Тревожилась ли она за Лео или за себя, Хелен, в мучительных путах печали и страха, и сама понять не могла.

Ее догнала мисс Трапп.

— Дорогая миссис Родд… я снова вторгаюсь в ваше одиночество…

— Ничего-ничего, мисс Трапп, — почти неслышно отозвалась Хелен.

— Я ушла от остальных, чтобы вам кое-что сказать … Просто поблагодарить вас за то… что вы сделали вчера вечером.

— Это меньшее, чем я могла отблагодарить вас за то, что вы меня так отважно защищали, — слабо улыбнулась Хелен.

— Но ведь все правда: мистер Фернандо действительно читал это письмо. Вы этому верите?

— Да, верю, — Хелен снова улыбнулась, теперь уже более тепло. — Даже несмотря на то, что в тот вечер вообще не была у собора!

— Понимаете, я и не подозревала, что меня приняли за богатую даму. Мою одежду, миссис Родд, скорее можно назвать обносками моих любезных нанимательниц. Я этого не стыжусь. Лучше носить хорошие вещи, купленные для других, чем одежду низкого качества — а лишь такую я могу позволить купить себе сама. Но, разумеется, я не распространяюсь об этом среди незнакомых людей и, должна признать, очень смутилась, когда мистер Сесил стал обсуждать мою шляпу. У моей последней нанимательницы было несколько вещей из «Кристоф и Сье». — При воспоминании об этом мисс Трапп печально улыбнулась. — Она была так добра ко мне, просто великодушна. Вот эта самая сумка, миссис Родд, одна из ее сумок, и когда леди Бейл мне ее презентовала, она была еще совершенно новой. А вот ее инициалы — золото, настоящее золотое тиснение. Я хотела убрать монограмму, но она сказала: «Нет, мисс Трапп, на коже останутся вмятины, а монограммы обычно разобрать нелегко, и никто не догадается, что она не ваша». Такая была великодушная, всегда такая внимательная.

— Всегда? — удивилась Хелен.

— Почти до самого конца. Как я уже говорила, миссис Родд, всему виной то, что богатым людям нелегко понять, кто им настоящий друг. Поверьте, у леди Бейл не было более преданного и верного друга — или слуги, если вам так больше нравится, — чем я. Почти семь лет. Но, может, кто-то что-то сказал или кто-то другой ее обманул, и она стала подозревать всех, кто ее окружал. Она стала… спрашивать меня… на что я рассчитываю, миссис Родд. Ей стало казаться, что верна я только потому, что надеюсь на часть ее наследства… «Вы можете прямо сказать мне, мисс Трапп, — спросила она, — что такая мысль никогда не приходила вам в голову?» Миссис Родд, ну как я могла не признаться, что иногда думала: у нее столько всего и некому это оставить, так, может, она хотя бы немного облегчит мою одинокую старость? Видит Бог, я не рассчитывала на что-то значительное и даже не особенно надеялась; просто иногда, когда бывало грустно и тяжело, я развлекала себя этой маленькой надеждой. На ее вопрос я не могла ответить «нет!»… В общем, в конце концов она решила обзавестись новой прислугой. Но мне дала замечательные рекомендации, и я должна быть ей за это благодарна: раньше я таких не получала.

— Так, значит, с вами поступали несправедливо и раньше, милая мисс Трапп?

— Я работала гувернанткой и компаньонкой целых тридцать лет, — просто ответила мисс Трапп.

— И поэтому вы решили немного разориться и отдохнуть, прежде чем снова приняться за работу?

— Это леди Бейл предложила мне, — с чувством ответила мисс Трапп. — Видите, миссис Родд, как она была по-настоящему добра! Она подарила мне чек, чек на очень крупную сумму, и сказала, что мне стоит ненадолго поехать отдохнуть за границу, а вещи я могу оставить у нее, на Парк-лейн, пока не подыщу себе новое место. И предложила мне взять свою сумку из крокодиловой кожи — у меня ведь вещей очень немного. Теперь сумка ей не нужна, она для леди Бейл стала слишком тяжелой. Так что, видите, она до конца была очень добра и внимательна. Просто слишком богата, чтобы разобраться, кому можно доверять.

Сердце этой светлости, подумала Хелен, несомненно дрогнуло, когда настала минута прощания с таким открытым, терпеливым и откровенным существом. Безусловно, если мисс Трапп могла терпеть все странности характера этой леди, то она превосходная прислуга. Хелен припомнила, как мисс Трапп автоматически вошла в роль сиделки, когда Ванда Лейн почувствовала недомогание после второго прыжка: бесстрастно, но твердо настаивала на том, чтобы та легла и отдохнула, выпила аспирина или бренди, и все прочее — настоящая компаньонка богатой старой женщины, к тому же очень возможно, ипохондрически занудной. Хелен осторожно спросила:

— Мисс Трапп, а материальная помощь мистеру Фернандо…

— Ему нужна была некоторая финансовая поддержка. Я ведь вам говорила, что отдала ему… все, что у меня есть. А вы просто не поняли, что это совсем не так много. — Мисс Трапп мягко улыбнулась и доверчиво добавила, что этого как раз оказалось достаточно.

Остальные пятеро «экскурсантов поневоле» уныло брели по тропинкам, уложенным плиткой, и мозаичным лестницам к высокой башне.

Идея мисс Трапп насчет того, чтобы запутать полицейских обвинениями друг против друга, с треском провалилась. Когда Кокрилл, Лео, Лувейн и Фернандо — незадолго до экскурсии во дворец — высказали эту идею в полиции, начальник полиции просто заявил, что получил указания от принца довести дело миссис Родд до логического конца. Ни о ком больше он слышать не желал, и нестыковки в версиях его не интересовали.

Напрасно Кокрилл и Лео молотили в отчаянии кулаками, так что стаканы с гостеприимно разлитой «агуардьенте» запрыгали на его огромном грязном письменном столе; напрасно спорили, убеждали, угрожали, умоляли. Сеньора Родд убила сеньориту Лейн, повторил начальник полиции, развел руками и приподнял плечи до самого края шляпы, выражая все свое сочувствие и сожаление, — увы, ему даны указания забрать сеньору в тюрьму, как только дело будет закрыто. Оно будет закончено на закате этого дня, ибо так распорядился принц. К закату подоспеют свидетели, своими глазами видевшие, как сеньора прокралась на балкон, а потом обратно — с окровавленным ножом… Нет-нет, не с ножом, а просто с пятнами крови на платье. Ну, хорошо, значит, на купальнике, — он учтет, что сеньора была не в платье, а в купальнике. Начальник полиции со всей искренностью поблагодарил их за то, что они обратили его внимание на эту деталь, и сделал очередную пометку в своей записной книжке. А теперь ему нужно спешить к набережной: там небольшое недоразумение с антиконтрабандной группой из Интерпола, и если он лично не восстановит справедливость, может пострадать одно из его собственных судов. Измученные провалом, отчаявшиеся Кокрилл со своими спутниками вышли из здания тюрьмы. Невероятно, нестерпимо, несокрушимо, неразумно — но, как уже говорил Кокрилл, они находились во власти безумцев и больше ничего не в состоянии были сделать.

Увлекшись поисками уже никого не интересовавших доводов, они обнаружили, что незаметно очутились на самом верху башни дворца. Обрамленные мозаикой из лазурита и золота, высокие сводчатые окна выходили на залитые солнцем сады. Это была вершина гигантского храма, сотворенного природой и вознесшегося из моря, вершина острова Сан-Хуан. Здесь, на скамейках из мрамора и мозаики, они присели отдохнуть — измотанные, но продолжавшие пререкаться, сожалея о крахе их миссии и не замечая окружавшей красоты, так диссонировавшей с их настроением.

Лувейн предположила, что инспектор Кокрилл мог, сам того не подозревая, уснуть ненадолго над книжкой в тот злосчастный день и не заметить, как Фернандо доплыл до берега со своего плота…

— Все вновь прибывшие туристы говорят, что вы не оплатили счета за ту группу, с которой были в Сиене, — постаралась она как-то мотивировать свое обвинение против гида.

— Произошла ошибка, — с достоинством ответил Фернандо. — Теперь все улажено.

— С помощью денег мисс Трапп, — ядовито заметил Сесил.

— Мы с мисс Трапп поженимся. — Лицо Фернандо вспыхнуло так, что краска проступила сквозь густой загар, а карие глаза за желтыми очками заблестели оскорбленной гордостью.

— Понятно. На ее деньги, — напирал Сесил.

— К тому времени ее деньги уже закончатся. — Фернандо крепко сжал переплетенные руки, лежавшие на коленях, и опустил взгляд на «рубины» и «алмазы» своих массивных золотых колец. — Вы считаете меня… э-э… авантюристом. Что ж, возможно, это так. Но уверяю вас: мисс Трапп не из тех, кто идет на сделки. Если она что-то отдает своему другу, то отдает и не требует возврата. Мисс Трапп отдаст мне все, что у нее есть — а это не так уж и много, но поможет мне расплатиться, — примет мою благодарность, не попросит ни о чем больше и не изменит себе. — Теплые большие карие глаза посмотрели в упор в злобные маленькие серые глазки Сесила. — Я женюсь на мисс Трапп, потому что она добрая и верная, потому что в будущем она убережет меня от того, что вам угодно - да я и не возражаю — называть авантюризмом. Я женюсь на ней теперь, когда у нее не осталось ни пенни. Да, у нее не осталось ни пенни по моей милости. Но я предлагаю ей не просто что-то взамен, не просто благодарность. Я дарю ей свое сердце. — Он приложил руку к груди, и было в его жесте что-то на удивление трогательное и исполненное благородства. Однако впечатление было испорчено следующим жестом, адресованным Сесилу и начисто лишенным благородства.

После взрыва эмоций вчерашним вечером Сесил уже почти вернулся к своему добродушному имиджу. К нему модельер добавил некоторую печаль по поводу затруднительного положения Хелен Родд, но заметнее всего выражалась уверенность в том, что его подозревать не в чем. Жест Фернандо снова сделал Сесила желчным и язвительным — даже к своей милой подруге Лувейн.

— Постойте-ка, лапочка, если, по-вашему, мистер Кокрилл крепко уснул и не заметил Фернандо, то он мог так же легко не заметить и вас. Вам ничего не стоило шмыгнуть на балкон, дорогуша, совершить свое черное дело и спуститься к своему похрапывающему инспектору. Я хочу сказать, ваше предположение снимает алиби с вас обоих, а?

— А по-моему, как минимум с троих, — парировала Лувейн. — Например, совершенно исключается и ваше алиби. Ведь раз Кокрилл спал, то и вы могли подняться наверх.

— Но он утверждает, что не спал, — Сесил сразу пошел на попятную. — И я так считаю.

— Увы, — вступил Кокрилл, — все привязано к тому, что мисс Баркер называет «константами». Я действительно не спал.

— Тогда я не могла убежать с террасы…

— Тогда я не мог уплыть с плота…

— А я не мог покинуть свою резиновую уточку на целый час.

— Верно, а миссис Родд не могла выйти из-под навеса, — добавила Лули.

— Нет, могла, — возразил инспектор Кокрилл. — И это еще одна «константа», которую мы не вправе упускать из виду. Она могла пройти незамеченной под террасой, и как бы я ни бодрствовал, этого я увидеть не мог.

— Миссис Родд в любом случае ни при чем: у нее не было причины убивать Ванду, а спутать Ванду со мной она не могла.

— А мистер Фернандо спутал вас с Вандой, — со значением вставил Сесил. — Причем дважды.

— Ну и что? — удивился Фернандо. — Что из того, что я ее действительно принял за Ванду? Какое отношение это имеет к убийству? Сам инспектор утверждает, что я не мог незаметно доплыть от плота к берегу. — Влажные карие глаза за желтыми стеклами насмешливо вперились в Сесила. — Или, может, у меня в кармане шортов был водолазный костюм, в котором бы я разгуливал туда-сюда по дну моря?

Где-то далеко внизу на окаймленной цветами террасе появились две кукольные фигурки: Хелен Родд и мисс Трапп увлеченно разговаривали. Но если инспектор Кокрилл, облокотившийся на белокаменный парапет, и заметил их, то наблюдать за ними не стал. Водолазный костюм! А может, и вправду в кармане Фернандо была спрятана маска для подводного плавания, с помощью которой он мог бы «плавать туда-сюда?» Вот и водолазный костюм!

— …и, как ни крути, не мог я на час сбежать со своей резиновой лодочки — сам инспектор так говорит.

— Но могли на несколько минут исчезать по нескольку раз, — спорила Лули. — Об этом и инспектор говорит. Примерно минут на двадцать.

— Но убийство нельзя было совершить за это время, со всеми приготовлениями и заметанием следов…

— Допустим. — Лули прищурилась и с невинным видом спросила: — А вдруг вы делали это по частям?

«По частям! А вдруг вы делали это по частям»! Кокрилл рассеянно смотрел на две кукольные фигурки далеко внизу, и в его уме мелькал калейдоскоп предположений: Фернандо мог добраться до берега под водой; Сесил мог совершить убийство «по частям». Вот Фернандо плывет под водой в резиновых ластах и маске, которые Лео Родд вечно забывает на плоту. Вот Сесил пробирается за дальней стороной скалы, чтобы совершить убийство, возвращается в свою лодку, лениво плывет в ней вдоль берега, подставляя руки солнцу, потом плывет обратно, исчезает за скалой, снова поднимается наверх — может, и не раз, — заметает следы своего преступления… и каждый раз исчезает из поля зрения всего на несколько минут. И у него был мотив: его «работа» оценивалась в блокноте шантажистки в целых сто фунтов! А у Фернандо были такие угрызения совести, что он дважды готов был поверить в привидения и спутать Лули с Вандой. И это при таких ярко-рыжих волосах Лувейн! Только угрызения совести могут заставить человека не заметить огненного цвета волос…

Наконец-то у Кокрилла есть самые настоящие подозрения, не просто сфабрикованные ради спасения Хелен Родд, а два очень вероятных — пусть нелепых и странных, но ведь и все дело нелепое и странное. Каждое из этих двух подозрений непременно одержит верх над неправдоподобным обвинением Хелен Родд. Ведь Хелен Родд не значится в блокноте шантажистки, и вообще у нее не было никакого повода убивать Ванду Лейн. Да, возможно, она хотела бы убить Лувейн, как та сама намекала, но перепутать цвет волос Хелен не могла, не могла она принять Ванду Лейн за Лувейн! Только Фернандо на миг перепутал их, только он не отличил рыжих волос от темных…

Кокрилл посмотрел на загорелое лицо гида, его круглые карие глаза, блестевшие за круглыми желтыми очками… Где-то далеко-далеко, в глубине сознания зашевелились какие-то воспоминания о бутонах роз, брюссельской капусте, о какой-то шляпе…

Ниже белели площади и улочки, пышно цвели сады, городок пестрел розовато-белым и грязно-коричневым, неуклюжими уступами спускаясь к морской лазури. За ним темнела сосновая роща, сквозь которую виднелся безразлично-белый отель «Белломаре». Ничего этого инспектор Кокрилл не замечал. Он все смотрел и смотрел вниз невидящим взглядом, туда, где на террасе, занятые разговором, виднелись две женские фигурки. Но все же, наверное, он издал какое-то непроизвольное восклицание, потому что Фернандо, Сесил и Лувейн подошли к нему и тоже стали смотреть вниз, перегнувшись через низкий белый парапет. Кокрилл, не говоря ни слова, протянул руку, взял очки Фернандо и секунду смотрел в них сам. Одного взгляда сквозь желтые стекла было достаточно: алые и пурпурные розы, герани, олеандры, бугенвилия превратились в нечто блеклое, желтовато-зеленое с голубоватым оттенком. Инспектор тихо попросил Сесила:

— Попробуйте и вы посмотреть в эти очки. Что скажете?

Но Фернандо уже убрал очки в левый карман летнего пиджака. Посему Сесил, сунув драгоценный красный «дипломат» под мышку правой руки, дотянулся левой до плеча гида и достал очки из кармана. Это движение, видимо, привлекло внимание гулявших внизу женщин, и они посмотрели наверх. А Сесил небрежно заметил:

— Очки точно такие же, как те, что на миссис Родд.

— Миссис Родд! — воскликнул Фернандо. — Миссис Родд! Она… в тот день… — Он резко повернулся к Кокриллу и нечаянно толкнул Сесила. — Ах, извините, прошу прощения, мистер Сесил…

Сесил покачнулся, резко взмахнул руками, «дипломат» выпал, заскользил по гладкому мрамору парапета и на мгновение завис, покачиваясь в воздухе. Лувейн бросилась за ним и, опасно балансируя, смогла ухватиться за хвостик металлической молнии. Девушка уже победно взмахнула «дипломатом», но тут молния расстегнулась, и белые листы чертежной бумаги вывалились плотной массой и начали медленно осыпаться на цветущие сады одинокими листками, парочками, троечками… В солнечном послеполуденном безветрии, подобно крохотным белым парусникам, плыли и трепетали в воздухе бесценные наброски карандашом, сделанные наспех чертежи, которые после завершения работы с помощью мольбертов, красок и лаков должны были ошеломить мир моды…

Белые листы бумаги лениво шелестели и кувыркались, планируя в дрейфующем полете на цветы, фонтаны, пруды с кувшинками. Листы белой бумаги, на которых вместо торопливо нацарапанных карандашом набросков должны были появиться окончательно оформленные чернилами и красками, залакированные и подготовленные к показу рисунки… Сесил издал сиплый, захлебнувшийся, мучительный крик и рухнул в обморок на голубой кафель.

Но инспектор Кокрилл даже не взглянул в его сторону. С террасы внизу к ним поднялось чье-то лицо, кто-то из кармана на груди достал солнечные очки, чья-то рука поймала падающий в дожде пестрых набросков «дипломат»…

«Дурак, дурак, ну какой же я все это время был дурак, — подумал инспектор Кокрилл. — Какие же мы все были дураки!»

Ибо теперь он понял все.