Связь на острове Сан-Хуан эль Пирата скоростью не отличается. Однако последней надеждой является «телефоне», и именно благодаря этому крайне редкому для острова устройству сообщение о смерти туристки достигло в конце концов начальника полиции — эль херенте де полицио, как раз когда тот собирался взойти на корабль и отправиться с остальными контрабандистами на ночной промысел. Начальник полиции по долгу службы, но с сожалением и не без любопытства отозвал своих людей с судов и отправил домой переодеться в полицейскую форму. Всех, кроме Хосе. Его он оставил готовить камеру для приема заключенного: тюки нелегального табака перенести в коридор, гашиш спрятать в сейф, чтобы не растащили, а кофе оставить. Преступникам места останется не так уж много, но не им жаловаться. Козлов, разумеется, нужно куда-нибудь отогнать. Если коза окотится, Хосе непременно сделает все, что в его силах для матери и детеныша, однако в участке козлам все же не место — вид не тот… Весьма довольный такими грандиозными свершениями в организации дела, начальник полиции и сам поспешил домой, чтобы переодеться.
А тем временем в гостинице потрясенные и испуганные туристы, пусть и совсем немного знавшие убитую девушку, собрались вместе, переживая это злодеяние. Ужасное, страшное, потрясающее, невероятное — и тем не менее совершённое. В половине пятого в этот солнечный день все они видели девушку на трамплине для прыжков в воду. Она ушла с пляжа, красивая и полная сил, в элегантном черном купальнике, и поднялась к себе в номер. Но не прошло и трех усов, как они обнаружили ее там мертвой.
— А ведь это я настаивала, чтобы она ушла, — рыдала мисс Трапп, потрясенная ужасом происшедшего. — Если бы я не заставила ее подняться сюда…
— Не мучайте себя, мисс Трапп, лучше подумайте обо мне. Ведь отвечать за все нужно мне. Фирма, моя фирма, потребует расследования, — бормотал Фернандо, бледный от ужаса.
— В голове не укладывается, — с гримасой муки сказал Сесил. — Она лежит там, мертвая — а вокруг такая красота!
— А кинжал все еще… все еще…
— Кинжал такой, какие мы покупали в Сиене.
Побледневшая Лувейн села в деревянный шезлонг. В двух шагах от комнаты, где лежала девушка, убитая и чинно уложенная на подобную катафалку кровать.
— По-моему, я последняя с ней разговаривала, — наконец выдавила Лувейн.
— Если не считать убийцу, — тотчас же добавил Лео.
— Если не считать. А так — я последняя, — возразила она.
На вашем месте, милая, я бы на этом не настаивал, особенно с учетом того, о чем мы говорили, — вступил Сесил, оглядываясь по сторонам в растущем волнении. — То есть, я полагаю, что теперь мы все считаемся подозреваемыми, не так ли, мои дорогие?
— Как и остальные человек пятьдесят, — сказал Лео Родд и в ожидании подтверждения своих слов взглянул на инспектора Кокрилла. — Думаю, местные знатоки сыска станут в тупик, если вообще здесь появятся.
Появившийся несколько позже начальник полиции в сопровождении нестройной толпы помощников вполне готов был согласиться с пианистом. Перед ним было шестьдесят подозреваемых: испуганная и подавленная кучка английских туристов, постояльцы отеля самых разных национальностей и пятнадцать человек обслуживающего персонала. Последних, правда, он тотчас отпустил безо всяких придирок: ведь они были коренными жителями Сан-Хуана, ценными кадрами флотилии контрабандистов, которые лишь на курортный сезон оставляли свое основное занятие. И мужчины, и женщины получали каждый не меньше двухсот пелире, им даже обещали увеличить плату, если этого будет недостаточно. Все они с радостью удалились. Вот как! — всего десять минут работы, а список уже сократился до сорока пяти подозреваемых. Это наглядный пример того, чего может добиться тот, кто знает толк в своем деле, похвалил себя начальник полиции и испытующе оглядел оставшихся.
Вперед выступил сеньор — мощный, с блестящими золотистыми коронками, — как хозяин, устраивающий для заскучавших гостей комнатную игру, вытянутой рукой разделил всю компанию на две неравные группы и заговорил на выразительном испанском. Начальник полиции, понимавший лишь местный говор из смеси испанского и итальянского воровского жаргона, уловил не больше половины сказанного. Как он уяснил, почти все постояльцы только что вернулись с экскурсии ко дворцу принца, то есть находятся под крылом самого наследника великого Хуана эль Пирата, а значит, вне подозрений, и их нужно отпустить. Начальник полиции сделал незаметный всем, кроме роскошного золотозубого сеньора, знак; тот безошибочно его понял, вздохнул и согласно качнул головой. Как начальник полиции и боялся, дело не выгорало: придется отпустить сорок толстосумов, которые не отстегнут ему ни одного пелире.
И вот их осталось всего семеро в центре огромной прохладной комнаты с белеными стенами, обставленной громоздкой мебелью. Фернандо горячился, и от выразительности его жестикуляции руки чуть не выскакивали из суставов. Остальные тревожно сгрудились в кучку. Кокрилл был раздражен и возмущен, чета Роддов и мисс Трапп — очень печальны, а Сесил и Лули — парадоксально веселы, видимо от потрясения.
— Такое ощущение, — сказал Лео Родд инспектору, пытаясь одной рукой зажечь сигарету, — что развязка неприятно близка.
— Еще хорошо, что отпустили тех, кто был на экскурсии, — ответил тот, достал табак и папиросную бумагу и свернул себе сигарету. — Они-то явно ни при чем.
— И все же, если бы он включил и их в число подозреваемых, это могло бы запутать дело.
— А вам бы хотелось, чтобы они запутали дело? — Кокрилл посмотрел на Лео острым взглядом и выпустил первое облачко дыма.
— Я просто подумал, — сказал Родд, — что все это было бы вполне смешно и увлекательно, если бы не убийство.
Сесил и Лули возбужденно перешептывались: что у них за шляпы! Что за плащи! А эти ружья, только полюбуйся! А собака!
Шляпы были не иначе как из лакированной черной кожи, с круглыми тульями и такими же полями, сзади резко опущенными, а спереди завернутыми вверх. Плащи полуночной синевы смотрелись бы исключительно эффектно, заметил Сесил, если бы были нужной длины. Под плащами виднелись некогда белые негнущиеся от грязи брюки, из-под которых торчали еще более грязные голые ступни. Начальника выделяла пара заношенных белых теннисных туфель. В руках служители закона держали, как оказалось, кремневые ружья с серебристо-черной резьбой. У страшной восточно-европейской овчарки были злые глаза, и это чудовище, вне сомнения, выкормили человечиной.
— Дорогие мои, прямо хоть беги сию же минуту в свой номер за записной книжкой, если бы только духу хватило!
— Я согласна с Лео, — заговорила Хелен Родд. — Все это вовсе не смешно, а в высшей степени зловеще.
— Вы, конечно же, не думаете?.. — не договорила серая от ужаса мисс Трапп.
— Просто тюрьма у дворца его величества не вызывает у меня хороших ассоциаций.
— В каком же мы теперь юридическом положении? — спросил Лео Родд Кокрилла. — Мы подчиняемся испанскому или итальянскому законодательству? Или еще как-нибудь?
— Мы подчиняемся закону острова Сан-Хуан эль Пирата, — ответил инспектор. — Если преступление совершено здесь, значит, это дело острова.
— Но международное законодательство наверняка… То есть, наше правительство…
— Как раз по международному законодательству, — сказал Кокрилл, — если убийство произошло на их территории, то это их дело. Британское правительство, несомненно, сделает заявление о нашем подданстве, пошлет запрос и все прочее. Но Эксальтидер, или как еще называется этот наследный принц, Британское правительство в грош не ставит, как, пожалуй, и все другие. Так что я полностью с вами согласен: ничего смешного в нашем положении нет.
Чтобы немного «успокоить» окружающих, он добавил, что убийство здесь карается повешением, так же как и в их родной Англии. Только здесь в документах казнь пойдет под названием «Освобожден из заключения».
В центре комнаты Фернандо продолжал пламенную речь, неистово размахивая руками. То и дело он указывал на кого-либо из своих подопечных, представлял его, объяснял, защищал, даже обещал отступные.
— Нет, послушайте, — говорила между тем Лули Сесилу, — похоже, он отвел нам роль скота не совсем товарного вида на ярмарке. «Что? Двадцать пелире за ту тощую хромую клячу?» Ой — извините, мисс Трапп, я не вас имела в виду.
— Очень надеюсь, мисс Баркер, — ледяным тоном ответила та.
Инспектор Кокрилл тоже очень на это надеялся: Лули не станет обижать, во всяком случае такими, характеристиками.
— На меня, — заметил Сесил, — начальник полиции смотрит очень подозрительно. И что такое говорит ему Фернандо?
— Да, действительно. А теперь, инспектор, ваша очередь. На вас он смотрит совсем уж странно!
Инспектор Кокрилл не привык, чтобы на него смотрели странно. Он встал, погасил окурок и направился к Фернандо. За его спиной Сесил и Лувейн принялись разыгрывать комедию: сунув большие пальцы под мышки, согнув колени и выставив вперед одну ногу, они тихо пищали: «Ой-ой-ой, что сейчас будет?» Видимо, их это сильно развлекало. Остальным же было не до смеха.
Красноречие Фернандо иссякло, и сам он выдохся. Вытерев рукавом летнего костюма выступивший на лбу пот, он сказал подошедшему Кокриллу:
— Инспектор… я бьюсь. Бьюсь за свою группу, бьюсь за своих беспомощных подопечных. — Он устало обвел рукой стоявших в стороне туристов. — Они все мои, я их сопровождаю, я за них отвечаю.
— Оставьте в покое тех, кто ездил во дворец, — резко бросил Кокрилл. — Бейтесь за тех, кто был здесь. За нас.
Фернандо поднял и тотчас опустил руки, словно показывая полное отчаяние, или то, что у него нет больше сил.
— Инспектор, — продолжал гид, — я и бьюсь: бьюсь за мистера и миссис Родд. Говорю: у сеньора, у бедняги, нет руки, а сеньора красавица. Сеньор, — обратился он к начальнику полиции, — будьте милостивы, отпустите их. К тому же они богаты, разве они не отблагодарят вас? А молодая сеньорита знаменитая писательница, и она тоже красавица и богата. А тот бледный сеньор, похожий на леди, — у него, говорю, в Лондоне множество магазинов… Разве он не пришлет вам, как только вернется, прекрасные платья для вашей… Инесс, Изабеллиты, вашей Кармен, Пепиты — я все надеялся, что угадаю имя его жены, инспектор, понимаете? Но его испанский плоховат, и он решил, будто я говорю о дочерях бедного мистера Сесила… — Он устало пожал плечами. — В конце концов, все объяснил. У начальника самого много дочерей. Я ему сказал, что и мистер Сесил богат.
— А мисс Трапп богата? — спросил Кокрилл.
— Э-э… — Фернандо немного смутился. — Мисс Трапп? Понимаете, сеньор, с мисс Трапп вопрос тонкий. Начальник сочувствует мисс Трапп.
— Ну что ж, будем надеяться, что этот херенте посочувствует и мне, — сказал инспектор. — Не стоит полагать, что я тоже богат.
— Да-да, инспектор, вы же «агенте де полицио», вы ему как брат.
— Благодарю вас, — ответил Кокрилл, огляделся и осторожно спросил: — Тогда кто же?
Фернандо тоже огляделся и бодро улыбнулся:
— Еще остаются…
Но никого не осталось. Фернандо бился за своих «беспомощных» без особого ума, но прилагая все силы, и теперь был сам в роли беспомощного. И кто теперь станет биться за него? Начальник полиции кивнул своим людям, и двое выступили вперед с недвусмысленными намерениями.
— Инспектор, — неожиданно резко и в испуге сказал Фернандо, — он говорит, что я должен следовать за ними.
— За ними? Но почему именно вы?
—• В общем-то, — сделал вывод Фернандо, — больше некому.
— Пусть этот херенте подумает как следует.
— А зачем? — Испанец хорошо догадывался о ходе мыслей начальника полиции. — Если есть я?
— Скажите ему… — Инспектор Кокрилл быстро прокрутил в голове варианты. — Объясните* ему, что без вас некому будет переводить для него наши показания.
Фернандо перевел, потом передал ответ начальника:
— Он говорит, что управляющий гостиницы, эль диреторе, немного понимает по-английски.
— Скажите, что я не понимаю английского, на котором лопочет этот «дирритори». Если у меня не будет вас, ю я не смогу ему помочь в расследовании.
— Инспектор, — грустно продолжал Фернандо, — он отвечает, что ваша помощь ему не нужна.
— Вы объяснили ему, кто я? Скажите, что я инспектор полиции, скажите, что занимаю очень высокий и важный пост, выше, чем он…
Фернандо перевел и это, и неутешительный ответ:
— Инспектор, он говорит… он говорит, что вы слишком старый…
— Слишком старый, — повторил Кокрилл приговор себе.
— На Сан-Хуане полицейские такого уровня давно бы ушли на покой, инспектор, и очень богатыми. Здесь все полицейские любого ранга очень богаты. Контрабандисты обязаны давать им взятки, а на эти взятки полицейские могут купить себе еще больше лодок для занятия контрабандой. Сам эль херенте еще не ушел на покой, потому что у него очень много дочерей. К тому же, — честно добавил - Фернандо, — очевидно, что он намного, намного моложе вас, инспектор.
— То есть, вы хотите сказать, что он не верит, что я полицейский?
— В то, что вы полицейский, верит, но — кто такой полицейский? В то, что вы тоже эль херенте, да еще выше, чем сам эль херенте, — нет, — с сожалением объяснил Фернандо.
Инспектор Кокрилл решил, что пришло время заговорить самому, и заговорить по-испански. Он выступил вперед, посмотрел в глаза самодовольному начальнику полиции и, сильно ударяя себя в грудь, сказал громко и четко:
— Меня… Скотланда Ярд!
С лица начальника исчезло заносчивое выражение.
— Скоталанда Яр-рда? — переспросил он.
— Очень большой, — Кокрилл развел руки, как легендарный рыболов, показывающий размер пойманной рыбы, — очень большой… грандиозный. Грандиозо! Гранде!
В Скотленд-Ярде инспектор бывал не меньше полудюжины раз, обращаясь от имени полиции графства Кент за помощью. Начальник полиции вопросительно посмотрел на Фернандо.
— Си! Си! — отчаянно закивал тот. — Скоталанда Ярда!
Дальнейшее было подобно вспышке молнии. Начальник полиции повис на шее Кокрилла и стал обнимать, как родного брата, лобызая его морщинистые щеки. Сесил и Лули сунули в рот носовые платки, чтобы заглушить истерический смех. Но инспектор Кокрилл холодно высвободился из укутавших его складок плаща «коллеги». Он разделял мнение Лео Родда: все было бы забавно, как комическая опера, но бессмысленность происходящего заставляла его холодеть от страха. Убийство и подозрения в убийстве — это вовсе не шутка.
Фернандо считал точно так же, понуро стоя между двумя коренастыми стражами. Даже хихиканье в углу комнаты смолкло. Загорелые лица с черными бакенбардами, очень смахивающие на бандитские, недобро глядели из-под тени черных шляп: темно-синие плащи лежали таинственными складками, возле смуглых щек поблескивали золотые серьги, а серебряная резьба зловеще поблескивала на ружейной стали, голые немытые ноги в грязных, немнущихся, как дымоходы, брюках нетерпеливо шаркали — шаркали, желая как можно скорее увести отсюда заключенного, хоть какого-нибудь, виновного или нет, лишь бы вздернуть в какой-нибудь подходящий день на старую виселицу на торговой площади или сгноить, всеми забытого, в сырой бездонной темнице старой черной крепости на скалистом берегу. За что? Здесь так вопрос не ставят, и никаких вопросов не требуется, чтобы начальник арестовал свою жертву: никаких свидетельских показаний не выслушают и не запишут, никакого судебного дела не заведут, если только начальник полиции не сочтет разумным призвать своего друга мэра и уговорит провести публичные слушания незадолго до Пасхи — всегда бывает немного времени в эту пору: конечно, контрабандой не прекращают заниматься и во время Великого поста, но жители острова исключительно набожны и почти поголовно соблюдают все дни поста и воздержания, особенно в Страстную неделю…
— Переведите ему, — решительно сказал инспектор Кокрилл, — что мы сейчас пойдем в номер убитой, и я помогу ему в расследовании. Скажите, что вы пойдете с нами как мой переводчик.
Была половина десятого вечера. На верхней террасе «незапятнанные», склонив головы, с глазами, горящими от любопытства, смешанного с аппетитом, приступили к обеду.
Лео Родд спустился с балкона на первый этаж и вызвал администратора отеля. Тот прибежал бледный и запыхавшийся, несомненно полагая, что если этим дикарям-иностранцам не услужить моментально, то его убьют здесь же на месте.
— Мы не можем есть там, — Лео Родд указал на обедавших на террасе. — Поставьте нам столик на балконе и принесите туда какую-нибудь еду. И вина, «мольто вино» или как это у вас называется, и еще всем по двойному хуанельо или кто чего попросит. — Он прошел в центральное фойе, поднялся по лестнице, вошел через коридор в их с Хелен комнату и вышел на балкон. — Мы потребуем, чтобы нам устроили столовую в этом углу, и тогда мы не будем мешаться под ногами этому полицейскому сброду. И в то же время сможем наблюдать за действиями инспектора и его «друга» херенте. — На взволнованные охи мисс Трапп он ответил, что их пока еще не убили, а раз они живы, им надо есть.
— Дорогуша, ваш приятель так распоряжается, просто по-королевски, — прошептал Сесил Лули.
— Ну, кому-то нужно было начать действовать, — с легкой укоризной ответила Лули.
— Надо с пониманием относиться к тем, кто всего лишь чуточку разнервничался. Вы, конечно, не знаете, а ведь кое-кто через такое уже проходил!
— Что значит «через такое уже проходил»?
— A-а! Через убийство, моя милая. Много лет назад в нашем «Кристоф и Сье» убили одну из девушек. Вы не представляете, как чудовищно. Полицейские расследования и все такое. Меня вот что волнует: что подумает инспектор Кокрилл?
— Подумает, что ваши многочисленные дочурки скоро станут сиротами, — пошутила, оживившись, Лувейн.
Администратор отеля распорядился, чтобы семерых подозреваемых достойно обслуживали в импровизированной столовой в углу балкона.
— При данных обстоятельствах, — сказал Лео Родд, когда несчастные туристы расселись за столиком, — тост «Выпьем за преступление», пожалуй, будет излишним.
— Не знаю, как другие, — признался Сесил, — но что касается меня, то я не скрываю: напуган до смерти, как мальчишка.
— Видимо, мы все пятеро напуганы, — сказал Лео.
— Но, мистер Родд…
— Смотрите, мисс Трапп: мы все попали в неприятное положение, очень даже неприятное. — Лео протянул руку за сигаретой, которую ему зажгла жена. — Остальные участники тура определенно вышли из игры, как и другие гости отеля. Так или иначе, только мы хотя бы сколько-нибудь знали ее, наша узкая компания, так скажем, знала о ней больше, чем все прочие. И, разумеется, все мы видели ее перед самой смертью. Мисс Лейн была у моря вместе с нами до половины пятого, а в семь часов она уже была мертва.
— Да, но неужели просто из-за того, что мы время от времени разговаривали с ней… то есть я хочу сказать, разве можно считать, что мы с ней как-то связаны?
— Я просто объясняю: нас будут допрашивать, и нам неплохо бы объединиться и договориться, как мы будем отвечать.
Невдалеке от них стоял, облокотившись на перила, инспектор Кокрилл и с нескрываемой неприязнью наблюдал, как занимаются своим делом полицейские Сан-Хуана.
Мисс Трапп печально потягивала свой хуанельо.
— А кто-нибудь из персонала не мог? — спросила она.
— Персонал не в счет. Его отослали.
— Ну, конечно, — с надеждой предположил Сесил, — ведь херенте мог отослать их в какие-нибудь темницы или еще куда-то…
— Вздор, дружок, вон они гудят со своими «оссо буко»{10} и варевом типа «рататуй» на террасе внизу. Можете полюбоваться, — сказала Лувейн. — И к тому же, ну зачем кому-либо из персонала понадобилось убивать мисс Лейн?
Мисс Трапп считала, что причин могло быть не меньше дюжины: ведь всем известно, что все иностранцы — дикари.
— Они могли подумать, что, пока она будет на пляже вместе с нами, они успеют зайти в ее комнату…
— Но убивать-то ее зачем? — спросил Лео.
— А вдруг она застала их за воровством…
— Они не стали бы ее убивать, ну что вы! — согласилась с мужем Хелен Родд. — Они бы просто подсунули половину награбленного своему херенте, чтобы их никто не трогал, ведь, надо признать, туристы люди далеко не бедные. Но почему решили грабить именно ее номер? Ведь у остальных, по-моему, ничего не тронули, а ее комната не первая, не последняя, такая же, как все. Так почему начали с нее? Если, конечно, они собирались грабить. Странно, она же не обвешивалась драгоценностями, не носила ничего вопиюще ценного.
— А ее плащ вы заметили? Это марка Виктора Штабеля, вступил Сесил, для которого процветающей конкурент всегда был больной мозолью.
— Неужели вы думаете, что преступное сообщество этих самых… Баррекитас разбирается в таких вещах?
От мысли о том, что кто-то мог не обратить внимания на модель Штабеля, Сесилу стало легче. Лувейн спросила его:
— То есть вы хотите сказать, что у нее были дорогие вещи?
— Если носишь такой плащ, остальные вещи не могут быть дешевыми, — сказала Хелен. Он стоит не меньше пятидесяти-шестидесяти, как вам кажется, мистер Сесил?
— Думаю, что скорее шестьдесят, — вмешалась мисс Трапп. — Это же настоящий китайский шелк, миссис Родд. «Кристоф и Сье», насколько я знаю, запросили бы за него шестьдесят, а то и больше. — Она вдруг сильно покраснела. — О, мистер Сесил конечно же знает об этом гораздо лучше.
— Мы не слишком отклонились от обсуждаемого вопроса? — раздраженно спросил Лео Родд и снова затянулся сигаретой.
Однако стоявший неподалеку инспектор Кокрилл, внимательно прислушиваясь к разговору попутчиков в сгущавшейся темноте, подумал: «А может, они и на верном пути. Хотелось бы мне знать, говорят они о шиллингах или о фунтах».
— А если это не воровство, мисс Трапп, тогда что?
Мисс Трапп опустила глаза:
— Могли быть другие причины: молодая женщина, одна и совершенно беззащитная…
— Но все равно: зачем убивать? — настойчиво повторил Лео. — Зачем ее убивать?
— А вдруг она стала сопротивляться?
— Не думаю, — сказала Хелен Родд. Она слегка вздрогнула при воспоминании об увиденном, но тотчас взяла себя в руки. Это снова был очаровательный серый мотылек в платье приглушенно серого тона, прямо сидевший на деревянном стуле, очень спокойный и сдержанный. — Я… когда мы вошли и увидели мисс Лейн, я посмотрела на ее руки. Я всегда обращаю внимание, какие у людей руки. Ее руки… обхватывали рукоятку ножа, помните? Они были очень чистые, как у девочки, которую только что умыли, одели и причесали, чтобы вести на детский праздник. Ногти она стригла довольно коротко, очень ровно и не пользовалась лаком. Ногти, кстати, тоже были абсолютно чистые, не поломанные, не потрескавшиеся. Ее руки были открыты до локтя, и на них не видно было никаких следов борьбы. Она явно ни с кем не… никому не сопротивлялась.
— И к тому же, — нетерпеливо подхватил ее муж, — если это был персонал, зачем такая театральная обстановка?
— Театральная обстановка? — непонимающе переспросила Лувейн.
— Да господи! Девушку явно положили на эту жуткую кровать, сложили руки на груди, ноги вместе, а волосы разметали вокруг головы наподобие веера — и все это на расстеленной огромной алой шали. Я повторяю: к чему такая церемония?
— Но, милый, — возразила Лувейн, — испанцы безумно обожают церемонии.
Лео нервно дернулся. В тусклом свете фонаря его лицо снова приняло хмурое и сердитое выражение, он с отвращением оттолкнул от себя тарелку с закусками.
— Мы говорим о крайне важных вещах. Неужели нельзя хотя бы ненадолго обойтись без двусмысленностей?
Лувейн вскинула голову и встретила гневный взгляд его ярких темных глаз. Кокриллу, наблюдавшему за ними в отдалении, подумалось, что в ее ответном взгляде мелькнул ужас. Хелен нарушила тишину примирительным вопросом:
— Но ты действительно считаешь, что обстановка вызывает ощущение некой театральности?
Он резко обернулся к ней, несомненно благодаря за то, что она дала хотя бы не столь нелепый повод его неуправляемому гневу.
— Конечно же. Уложили на эту чудовищную кровать, завернули во что-то такое… вроде савана.
— Возможно, но действительно ли ее «уложили»? Тебе не кажется, что мы могли это себе просто нафантазировать? Ведь, по сути, она просто лежала на кровати. Так случилось, что это оказалась кровать с балдахином, похожая на катафалк. Вот и все.
— А зачем ее вообще класть туда?
— Она могла упасть на кровать, когда ее ударили ножом, — предположил Сесил, перешедший на сторону Хелен.
-Нив коем случае, — заявил Лео. Официант, ничего не понимая, неслышно двигался у стола, собирая тарелки с почти нетронутыми черными маслинами и копченой ветчиной. — Она упала возле столика, он прямо напротив кровати, в углу под окном. Стул отъехал в сторону, на нем была кровь…
Столик был маленький, прямоугольный, деревянный: стул — такой же простой деревянный. В комнате, где нашли убитую, до сих пор сидел начальник полиции и, не обращая ни малейшего внимания на капли крови и возможные отпечатки пальцев, изучал эту мебель. Его искренне удивило то, что «Скоталанда Ярда» так гордится своим вниманием к подобным мелочам. Ведь, в конце-то концов, ну кровь она и есть кровь, молодую женщину убили в этой комнате, всем это известно, вот и кровь — а как же иначе, сеньор? Что до отпечатков пальцев — когда-то в тюрьме хранили порошок для их определения и распылитель, но бог их знает, где они теперь… Да и вообще, чего ради затевать их поиски? На острове Сан-Хуан эль Пирата он знает всех до единого, и никаких отпечатков их пальцев ему для этого не нужно! Этот херенте инглес{11} пусть его за дурака не держит! Так начальник полиции и сказал, посмеявшись над самой мыслью заниматься подобной ерундой. Инспектор Кокрилл даже не успел толком рассмотреть форму кровяных брызг на столике, как начальник полиции случайно смазал их рукой.
— Вы хотите сказать, что ее подняли и положили на кровать?
— Даже если так, — рассуждала Хелен, — это не так уж важно. Люди инстинктивно кладут умерших или раненых на кровать, хотя для умерших это все равно, а раненым иногда вовсе не нужно и даже вредно.
— Да, — согласилась мисс Трапп. — Верно.
— Но этот белый саван…
— Это было просто ее кимоно, Лео. Она, видимо, переоделась в него после купания.
— Да-да, — медленно проговорил Лео. — Они просто втащили ее на кровать, сдвинули ноги вместе, считая, видимо, что это будет выглядеть естественно. А ее руки… да, ее руки лежали на рукоятке ножа!
’ Английский начальник.
— Может, она пыталась вытащить его, — снова вздрогнув, предположила Хелен.
Инспектор Кокрилл слушал и посматривал на них с мрачной улыбочкой. «Да-да, у вас все так просто получается, — думал он, — ни савана, ни катафалка, ни аккуратно уложенного тела, ничего пугающего, ничего необъяснимого, ничего вопиющего…» Одним глазом он незаметно наблюдал за комнатой, где начальник полиции продолжал халтурный осмотр. Внезапно инспектору захотелось кинуть камушек раздора в прудик почти полной успокоенности своих попутчиков. И он это сделал не без злорадного удовольствия.
— А про шаль вы не забыли? — спросил он.
Про шаль они действительно забыли.
— Почему вы думаете, что это так важно? — тотчас откликнулась Хелен. — Разве это не может быть очередным совпадением? Как и в случае с кроватью под балдахином. — Тем не менее она нахмурилась и сказала: — Только это была не ее шаль. Это была…
Лео Родд что-то жестко шепнул ей уголком губ.
— Это была моя шаль, — сказала Лули.
Шаль действительно принадлежала Лувейн. Та самая скатерть тонкой шерсти, которую всего месяц назад она выпросила у своей тети, старой модницы. Та самая алая шаль с веселыми белыми помпончиками была ровно расстелена на постели мисс Лейн, и на ней покоилось тело убитой.
— Это моя шаль. Я думала, вы все это поняли. — Лули подвинулась ближе к Сесилу, выразив этим свое доверие его пресной бесполой дружбе — единственному, что он мог ей предложить. — Признаюсь, мне от этого делается дурно.
— Извините^ — расстроенно сказала Хелен. — Я была не очень тактична.
— Понимаю, милая моя, не переживайте, — поспешила загладить неловкость Лули и повторила: — Я думала, что вы все узнали мою шаль.
— А что это она делала в комнате мисс Лейн?
— Ее там не было, — ответила Лули. — Она была в моей комнате. Значит, они… то есть убийца, взял ее оттуда. Я повесила ее на спинку стула. Моя комната соседняя с номером мисс Лейн, номер четыре. Я поселилась там, чтобы не быть по соседству с миссис «Тошни».
Как понимал ее мистер Сесил!
— Но как же они проникли в ваш номер? — удивился он.
— Да просто через дверь, — ответила Лувейн. — Дверь в коридор я не запирала, я этого никогда не делаю. А балконная дверь была открыта настежь.
— Ничего больше не тронули?
— Нет, ничего больше. Я заходила к себе, чтобы переодеться, и заметила бы.
Все молча обдумывали новые подробности. Наконец мисс Трапп сказала:
— У мисс Лейн тоже была шаль, если им просто нужно было покрывало. Во всяком случае, пушистая накидка у нее была, такая бело-голубая.
— Примерно такого же размера, как шаль мисс Баркер?
— По-моему, у нее была скорее настоящая накидка, — сказала Лули. — Мне мою приходилось сворачивать, она квадратная. К тому же на самом деле это скатерть, а вовсе даже не шаль.
Предположили, что убийца, пожелавший уложить свою жертву в соответствии с выдуманным ритуалом, мог быть щепетильным и в выборе цвета и размера шали, мог даже усмотреть особую устрашающую значимость в покрывале из скатерти. Но тогда он должен был знать, где можно найти такую вещь.
— Лули, все мы видели твою шаль. — Лео Родд так сосредоточился на мысли о преступлении, что забыл называть ее в обществе других на «вы» и «мисс Баркер». — Мы видели ее в Милане, и в Сиене ты ее надевала позавчера. Но здесь…
— Нет, здесь я ее не надевала, — после недолгого раздумья ответила Лувейн. — Вообще-то, глупость неимоверная с моей стороны брать такую шаль сюда: в ней безумно жарко.
— То есть персонал гостиницы не знал о ней? И другие постояльцы? Не могли же они знать, что у тебя в комнате висит такая вещь?
— Горничная могла бы, — вступила в разговор мисс Трапп, не оставившая своего предположения о том, что убийцей был кто-то из персонала.
— Так или иначе, — подытожил Лео, — это все же немного сужает круг вопросов.
В десять вечера тело убитой Ванды Лейн завернули в кусок черной ткани для флагов, ранее никогда в таком качестве не использовавшейся, и унесли без лишних церемоний в тюрьму. Тюрьма, по всей видимости, сочетала в себе функции морга и полицейского участка, а также место заседания уголовного и гражданского судов и темницу, где обычно оказывались все попавшие под суд.
Инспектор Кокрилл присоединился к трапезе за столиком на балконе, когда Фернандо освободили под гласный надзор инспектора. Полиция главным подозреваемым наобум считала гида. Фернандо притих и надеялся теперь только на ручавшегося за него инспектора.
— Вы уже все поели? — спросил Кокрилл.
— Пока баловались закусками. Диреторе стряпает нам паэлью или что-то в этом духе.
Возможно, аппетит у всех был порядком подпорчен, но вот принесли паэлью — горячую, дымящуюся, с луком и чесноком, рыбой, курицей и маленькими кусочками рубленых моллюсков, щедро приправленную гвоздичным перцем и томатным соусом.
— Глаз тритона, — Лули выловила резиноподобный кончик щупальца, — это одно дело, а вот лягушачьи лапки я просто не… Вы слышали, инспектор, что персонал хотел сбежать, узнав об убийстве?
О том, что весь персонал гостиницы собрался на террасе, самовольно бросив дела, Кокрилл не знал. Он в то время был в номере убитой, тщетно пытаясь убедить начальника полиции призвать кого-нибудь, кто мог бы хотя бы приблизительно определить время наступления смерти.
— Весь персонал, инспектор, — стала объяснять Лули, — сбежал скопом со своих рабочих мест, никому до нас не было дела, но полиция всех заставила вернуться. Они строем прошагали обратно, просто громыхая ложками и вилками — их же оторвали от еды.
Запоздавшую из-за этого паэлью подозреваемые туристы с аппетитом съели, и официанты, как ни в чем не бывало, принесли маленькие чашечки с густым горьким шоколадом и кувшинчики с легкими сладкими сливками. Когда английские путешественники остались одни, их напускная веселость тотчас испарилась.
— Расскажите же нам, инспектор, что нас ожидает.
Над ними темнел купол неба, усыпанный яркими звездами и походивший на расшитый блестками занавес. Под ними море светилось похожими на жуков-светлячков огнями рыбацких лодок, шедших на промысел. Их окружал
воздух, напоенный сладкими ароматами мимозы, жасмина и роз… Но инспектору Кокриллу так отчаянно хотелось назад в Англию: пусть будет тихий прохладный сырой июльский вечер, а он будет чинно отдыхать в пансионате у пролива Па-де-Кале в своем милом Кенте.
— Что ж, раз вы хотите, — неохотно начал Кокрилл, неуклюже наклонился набок, порылся в кармане и извлек сигаретную бумагу и табак. — Только мне кажется, что лучше было бы задуматься, перед чем мы оказались. — Он набил и зажег сигарету. — Ладно, опишу вам, что видел. Выводы делайте сами. Итак, начнем с комнаты.
— Она такая же, как наши?
— Такая же, как все. С одной стороны коридора в этом углу здания десять комнат. Ее комната под номером пять, как вы знаете. Маленькая прямоугольная комнатка, из мебели — только кровать, поставленная изголовьем к середине одной из стен; вдоль стены напротив — встроенный платяной шкаф. По обе стороны балконной двери — по небольшому окошку, высоко над полом. У окошка ближе к кровати стоит туалетный столик, у другого — тот самый квадратный стол, что вы упоминали, мистер Родд, и простой деревянный стул. Ковров на полу нет, он деревянный и просто покрашен, как и вся мебель, в белый цвет. Занавески на окнах и кровати, а также покрывало — из белого хлопка. Комната похожа на монашескую келью, надо полагать, чтобы в ней чувствовались прохлада и чистота. Напротив балконной двери в комнате есть отсек, разделенный на крошечную ванную и узкий холл перед дверью в коридор. Насколько я понимаю, у вас комнаты в основном такие же? У меня да.
Оказалось, что все комнаты: одноместные и двухместные — примерно одинаковы. В некоторые, правда, была втиснута двуспальная кровать «матримона», а в остальном различий не было.
— Понятно, — продолжал инспектор. — В ванной помещаются только раковина и душ — просто укрепленный наверху разбрызгиватель; внизу ободок водостока, все занавешивается шторкой.
— И кто только развозит эти душевые по всей Италии? — беззаботно заговорила Лувейн. — Наверняка шустрый малый. Они просто повсюду. Правда, вчера вечером я забыла надеть купальную шапочку, и моя краска для волос полилась по мне ну прямо реками крови…
— Так или иначе, именно такую душевую установили и в номере мисс Лейн, — слегка улыбнулась Хелен, возвращая слушателей к теме разговора.
Муж, слегка усмехнувшись, кивнул ей.
— Спасибо, дорогая. Ты всегда все понимаешь верно — о чем бы ни шла речь.
Инспектору Кокриллу тем не менее показалось, что усмешкой Лео пытался скрыть искреннюю благодарность за неожиданную защиту его пассии: Лувейн откровенно сглупила, допустив легкомысленную болтовню в самый неподходящий момент, а жена тем самым защищает его самого от первого острого удара разочарования и сомнения.
— Так о чем, простите, вы говорили, инспектор?
О мебели инспектор уже все сказал.
— Перейдем теперь к ее вещам, — продолжил он. — Они — как я полагаю, никто не сомневается — все в идеальном порядке, все на своих местах. Вещи отличного качества, никаких сомнений на этот счет. Я, правда, очень бегло осмотрел комнату. Но я заметил, что платье, в котором она была сегодня утром, аккуратно повешено в шкаф. В углу ванной было сложено нижнее белье, видимо для стирки. Купальник, шапочка и тапки были завернуты в белое гостиничное полотенце и вывешены на перила балкона перед дверью. Два нераскрытых романа лежали на углу туалетного столика; швейных принадлежностей, набора для маникюра, ручек, карандашей, писчей бумаги и прочего в этом духе нигде заметно не было. Наверное, их убрали в ящики столика. — Инспектор пристально оглядел слушателей. — Выводы можете делать любые, а я продолжу. Итак, тело. Тело лежало именно так, как мы все видели. Никаких следов насилия или сопротивления, ни царапин, ни синяков — только рана. Ее нанесли ножом для разрезания бумаги. Некоторые туристы приобрели себе такие же сегодня утром в городе…
Один такой купил себе Сесил: прелестная вещица, такую даже в контору «Кристоф» не возьмешь: чудесная резная ручка, черная с золотом… И Лувейн купила такой ножик, потому что он понравился Лео, и подумала: однажды подарю его своему Лео и скажу: «Вряд ли все вокруг понимали, когда я у них на глазах покупала его, что я это делаю для тебя…» Сейчас подобная наигранная таинственность ей уже наскучила — и так любить приходилось тайком. Мисс Лейн тоже купила себе ножик. На каждом было изысканно написано: «Прилесные стальные изделия из Толедо, производ. толька в Сан-Хуан», и не предполагалось, что туристы заинтересуются, почему же сталь из Толедо плавится только на Сан-Хуане и где же таковые плавильни и заводы расположены.
— Длина лезвия пять дюймов, — сказал Кокрилл, — оно тонкое и острое. Проткнуть им грудь не составляет большого труда.
— То есть любой мужчина или… любая женщина?..
— Разумеется, — ответил инспектор. — Далее, место входа лезвия расположено довольно низко на левой груди, над сердцем, но не дальше дюйма от средней линии грудины. Кимоно, которое было на ней, видимо, было перехвачено на талии пояском и образовало на груди глубокий вырез из-за прямого кроя. Материю нож не затронул, а прошел между краями выреза. — Кокрилл снова добавил, что все могут представлять себе все в соответствии со своим воображением, и далее, что кроме кимоно на Ванде Лейн ничего не было.
— Покрывало под ней, — продолжал инспектор, — было, конечно, немного смято, и на нем есть пятна крови. Сдвинутая мебель позволяет предположить, что ее тело подняли на кровать с противоположной от окон стороны. Это несколько странно, так как ближе всего к кровати как раз тот угол, у которого стоит стол. Кимоно спереди хотя и забрызгано каплями крови, но не так густо, как вы, вероятно, думаете. К тому же кровь на нем довольно неяркая и размытая, как будто чем-то разбавлена. — Он поднял руку, чтобы предупредить последовавшие было высказывания. — Кровь из раны, скорее всего, брызнула фонтаном. Если бы мисс Лейн подняла руки, чтобы защититься, на них осталось бы немало крови, а на самом деле на них заметно лишь несколько мелких пятен. Шаль под ней совершенно чистая, там, где лежала ее голова, материя промокла. Как мы помним, она пришла к себе после купания, и волосы были еще мокрыми.
Вот то, что касается кровати. Теперь насчет стола и стула. Стол немного выдвинули из угла, а стул поставили в угол. Если войти через балконную дверь, они будут по правую руку. Стол поставлен так, что любой сидящий за ним будет смотреть, немного искоса, на балконную дверь, а любой стоящий в пол-оборота к ней будет напротив сидящего. Стул отодвинут назад, словно бы кто-то резко поднялся из-за стола. Это, конечно, только предположение, но я думаю, что, будучи очень аккуратной, мисс Лейн в обычное время, вероятно, задвинула бы стул на место. На стуле видно несколько пятен крови, а стол просто ею закапан, кроме одного овального участка, примерно в центре. Этот участок абсолютно чист. Капли крови были направлены ко мне, когда я стоял у балконной двери, если вам понятно, что я имею в виду.
Никто, казалось, совершенно не понимал, что имел в виду Кокрилл, и тот сердито объяснил, что капли имели форму головастиков, хвостами повернутых к нему.
— Яснее не скажешь, — вполголоса сказал Сесил, склонившись к Лули. Но та уже усвоила преподанный Роддами урок и, опасливо взглянув на Лео, тихо попросила Сесила помолчать.
— Теперь направимся в ванную, — не удостоив их взглядом, сказал Кокрилл. — Там я заметил пятна крови практически на всем. После того как утром горничная провела уборку, душевой пользовались, полотенца для рук были мокрыми и испачканными кровью почти везде. Одно из банных полотенец, как мы помним, было вывешено вместе с купальными принадлежностями на перила балкона. Другое же полотенце весьма интересно: совершенно мокрое и в пятнах крови по всей длине одного края. Кровяные пятна тянутся также по деревянному полу от ванной до кровати, там их пытались смыть или соскоблить. То же видно между столом и ножкой кровати.
Кокрилл неожиданно замолчал и откинулся назад на стуле, опираясь на пол лишь пальцами ног. Он опорожнил одним глотком стоявший перед ним полный стакан виноградной водки и закашлялся.
Сесил заметил, что все рассказанное безумно интересно, однако ни о чем особенном не говорит.
— Говорит, и очень даже о многом, — жестко сказал Кокрилл.
— Это говорит нам вот о чем, — решительно начал Лео Родд. — Смотрите. Она поднялась к себе после купания… нет, сначала другое. Мисс Лейн пришла к себе после ленча, переоделась в кимоно, возможно еще не сняв нижнего белья, и легла отдохнуть, как, по всей видимости, и все мы. Потом она надела купальник, а белье бросила в ванную — или до того, как легла, или после переодевания, — чтобы постирать. Когда она вернулась с купания, то мокрый купальник с шапочкой и тапками вывесила в полотенце на балкон, накинув на себя одно кимоно. Потом отодвинула стол от окна, и вот когда она за него села…
— А зачем? — спросил Кокрилл.
— Как зачем?
— Зачем она села за этот стол?
— Ну, я-то не знаю, может, чтобы написать письмо или что-нибудь такое…
— Но на столе же не было письменных принадлежностей, — сказала Хелен. — Как и принадлежностей для шитья или маникюра.
— Ага, ясно, — кивнул Лео.
— Возможно, она читала, — вполне резонно предположила Лувейн.
— Для чтения не садятся к столу, — возразила мисс Трапп, — и ее книги к тому же лежали на туалетном столике. А потом, она ведь пришла, чтобы полежать, и именно я ее отправила…
— Наверное, она уже полежала. В конце концов, она провела у себя в комнате два с половиной часа до того, как мы обнаружили ее труп. Полежав, она могла встать и сесть за стол.
— Я снова спрашиваю: зачем? — Кокрилл был настойчив.
— Может, чтобы поговорить с убийцей?
— А ему сесть не предложила? Вряд ли. Она бы беседовала с ним стоя: больше в комнате сесть не на что.
— Тогда это подтвердило бы мою идею о том, что ее убил кто-то из персонала, — энергично вступила в обсуждение мисс Трапп, но ее предположение уже никто всерьез не рассматривал.
— Тогда что же лежало на столе? — спросил Кокрилл.
— Вы же сами сказали нам, что на нем ничего не было, — возразил Лео, потом вспомнил: — Ах да! Вы же сказали, что там был продолговатый участок, не закапанный кровью.
— Как папоротник в гербарии, — вставила Лули. Ее смущал все более мрачневший взгляд Лео. — Нет-нет, я не глупости говорю. Разве вы не помните: когда мы были детьми, то частенько клали всякие предметы на чистый лист бумаги и расческой разбрызгивали чернила? Здорово было. Потом поднимали то, что клали сверху, и бумага оказывалась забрызганной по краям, вся в веснушках.
Последовало небольшое препирательство между теми, кто никогда в жизни о таком развлечении не слышал, и теми, кто скрашивал свои ученические годы в дождливые дни баловством с чернилами и расческой. Инспектор Кокрилл по-прежнему покуривал тонкую сигаретку. Он полагал своим долгом в таких сложных, если не опасных, обстоятельствах, в которых они очутились, рассказать своим попутчикам обо всех фактах. Если они не потрудятся учесть эти данные, то это не его забота.
Мисс Баркер тем не менее уже научилась не терять нить разговора. Она поспешно вернулась из области воспоминаний к теме обсуждения.
— Я просто хотела сказать, что продолговатый участок напоминает лист бумаги. Иными словами, инспектор, на столе что-то лежало, когда на него полилась кровь. И это что-то со стола забрали.
— Так, — кивнул Кокрилл.
— Что-то прямоугольное: коробку или книгу.
— Точнее, что-то продолговатое. Если это была книга, то, скорее всего, она была раскрыта.
— А в комнате ведь лежали две книги?
— Ни на одной из них нет следов крови.
— А получается просто потрясающе! — вдруг воскликнул Сесил. — Книга или коробка — и убийца ее забрал. Что же такое могло в ней находиться?
Инспектор Кокрилл имел весьма ясное предположение о том, что там находилось, и подозревал, что Сесилу тоже не стоит разыгрывать несведущую наивность. Но разговор не задержался на этом вопросе.
— Хорошо, инспектор. Значит, она сидела в белом кимоно, и тут в балконную дверь зашел убийца…
— Почему в балконную, Лео?
— Потому что на это указывает расположение стола и стула. Или я не прав, инспектор?
— Из вас получился бы хороший сыщик, — сказал Кокрилл. Лучшей похвалы он придумать не мог.
— Они смотрели друг на друга через стол. Убийца был… был или мужчиной, или женщиной… — Лео заговорил медленнее, потом, в порядке гипотезы, добавил, польщенный похвалой Кокрилла: — Но, скорее всего, женщиной… или мужчиной, которых мисс Лейн очень хорошо знала.
— Просто замечательно, — снова одобрил его рассуждения Кокрилл.
— К тому же примерно одного с ней роста или немного выше. Правша.
— Ну это уж вы просто рисуетесь, — не поверил Сесил.
— Он очень здорово рассуждает, — возразил Кокрилл. — Но все-таки, мистер Родд, лучше объясните ход ваших мыслей этим неискушенным.
Лео неохотно сделал такое одолжение:
— Что касается роста и того, что убийца — правша, — стал объяснять он, — то это видно по расположению рукоятки ножа: удар был нанесен движением справа налево и немного вниз. В любом детективном романе можно прочитать, что это означает. А вот относительно того, был убийца женщиной или мужчиной… конечно, мужчина, скорее всего, был бы выше. С другой стороны, и мисс Лейн нельзя назвать невысокой. — С мрачной улыбкой Лео Родд высказал надежду, что они учтут: из всех присутствующих лиц только у него соответствующий рост, но его теперь вряд ли можно назвать правшой. — Но все-таки я думаю, что это была женщина: из-за кимоно. Раз нож не коснулся материи, а вонзился в тело между ее краями, значит, кимоно было довольно широко открыто на груди, или, по крайней мере, глубоко. А я вполне убежден, что мисс Лейн из тех девушек, которые автоматически запахнули бы халат при появлении мужчины. Или она знала его особенно хорошо, хотя и в этом случае, пожалуй, она приучила себя всегда выглядеть comme il faut{12}.
Его размышления были встречены бурными восторженными восклицаниями.
— Это элементарно, элементарно, — сказал Лео. — Ну что же, мистер Сесил, теперь двигайтесь дальше вы.
— Дальше-то особенно и двигаться некуда, — отозвался Сесил, несколько раздосадованный, что хвалят по пустякам и превозносят кого-то другого. — Они разговаривали через стол… не очень долго, потому что другой человек не сел…
— Там сесть больше не на что. Для разговора обоим, по идее, надо бы стоять.
— Они могли бы сесть на кровать, — упрямо сказал Сесил. — То есть если бы они действительно беседовали по душам. В общем, как я сказал, разговор был коротким, потом они поссорились. На столе лежал нож, ведь он как раз и должен был лежать на столе, к тому же он был совсем недавно куплен, и, возможно, она и положила его на стол, чтобы полюбоваться — ведь все мы так делаем с новой покупкой. А убийца схватил его и бросился на нее, поэтому и головастики… э-э…
— Стойте, стойте! Почему это «поэтому»? Поясните ход ваших мыслей, как выразился бы инспектор Кокрилл.
— О, но ведь все же знают, — к Сесилу вернулось хорошее расположение духа, — что если встряхнуть кисточку или перо, то капли падают маленьким округлым пятном, хвостик которого направлен в противоположную сторону. Девушка стояла за столом, и кровь вроде… в общем, брызнула струйкой, и капли на столе поэтому направлены хвостиками в противоположную от мисс Лейн сторону. Это всего лишь подтверждает мысль, что она стояла позади стола лицом к балконной двери, а это мы и так знаем.
— Это мы вычислили, — поправил его Кокрилл.
Сесил ответил, что в любом случае это ужасно, просто тошнотворно, и предложил «поспешить» в ванную.
— Ванная ничуть не привлекательнее, — предупредил инспектор.
— Ну, там всего одна вещь вызывает интерес: это банное полотенце, — сказал Сесил. — То есть убийца явно ушел туда, чтобы смыть с себя кровь. Возможно, он даже принял душ и постирал одежду… Хотя как же тогда он потом вышел из номера весь мокрый, и этого никто не заметил?
— Разве что, — мягко предположил Кокрилл, — он был по случайности в купальном костюме.
— В купальном костюме?
— Дорогой мой мистер Сесил, шестеро подозреваемых полицией Сан-Хуана сидят вокруг этого стола. А в момент преступления — ведь это не секрет — вы все были в купальных костюмах?
— Шестеро? Но, инспектор… То есть, неужели вы всерьез думаете…?
— Ничего я не думаю. Я говорю о том, о чем думают здесь, и, к сожалению, о том, что именно это стоит учитывать. Сам я лишь говорю: очень маловероятно, чтобы убийца смог отмыть и отстирать все пятна крови, выйти в мокрой одежде и не привлечь к себе внимания. А значит, можно предположить, что он был в купальном костюме.
— Конечно, инспектор, а если бы это был кто-то из персонала или из других отдыхающих, они могли уйти в свою комнату, чтобы переодеться.
— Да, но, Лео, — задумалась Хелен, — тогда они непременно там же стали бы смывать кровь. Зачем это делать на месте преступления?
— Потому что только на месте преступления можно безнаказанно оставить следы крови. Разве не так, инспектор? Если бы убийца перешел в свой номер, какие-нибудь пятна крови непременно бы привели полицию к его комнате.
Инспектор Кокрилл подумал, что отель «Белломаре» мог бы превратиться в кровяной бассейн, прежде чем полиция Сан-Хуана обратила на это хотя бы малейшее внимание. На словах же он согласился с мистером Роддом, что убийца, пока его никто не беспокоил, решил скрыть все следы своего преступления прямо в комнате своей жертвы.
— Так как же дальше, мистер Сесил? — спросил он. — Вы рассуждали по поводу банного полотенца, и очень грамотно это делали. Совершенно мокрое, и по одному из продольных краев все в пятнах крови, по всей длине, значит.
— М-м, — замялся мистер Сесил. — Очень мокрое. Что же, банные полотенца часто бывают очень мокрыми. И нам неизвестно, принимала ли мисс Лейн душ до прихода убийцы. Но вот ведь загвоздка: на нем кровь. — Модельера затрясло от этого страшного слова, и он пожаловался, что о ней так часто упоминается в их дискуссии и на его тонких чувствах это не могло не сказаться. — На полотенце была кровь, но только по одному краю. И вот что можно связать с этим: и на коже, и на кимоно пятен крови немного, и они кажутся размытыми. Я полагаю, инспектор, что это полотенце было каким-то образом сложено или, если хотите, обернуто вокруг рукоятки ножа. Поэтому-то и не пролилось много крови, пока тело переносили на кровать. Когда его перенесли, то полотенце убрали, руки несчастной уложили вокруг рукоятки: помните, они не держались за нож, а только окаймляли его? Полотенце же швырнули в ванную. — Он быстро взглянул на Кокрилла. Тот заметил, как прежде уже делал при начальнике полиции, что никогда не стоит недооценивать людей, и ответил, что вывод просто замечательный. Сесил заалел от благодарности, обдумал еще раз все происшедшее и сказал: — Вот и все.
— Все? — Любезность инспектора погасла, как лампочка.
— Больше ничего интересного я не нашел.
Оказалось, что и остальные ничего больше добавить не могут.
— Господи боже мой! — вздохнул Кокрилл. — Вы меня удивляете.
Так вот: рассказывай им обо всем, выкладывай им все факты — они лишь обсуждают их с умным видом и делают несколько поверхностных, хотя и вполне резонных выводов, и абсолютно обходят стороной самое интересное, возможно, самое важное и, несомненно, самое необъяснимое. Кокриллу стало противно находиться с такими слушателями. Он резко поднялся из-за стола.
— Ну что ж, я немножко отдохну. Советую вам всем последовать моему примеру. Отдых может нам очень понадобиться.
«Ничего они не понимают, — думал инспектор Кокрилл, хмуро шагая к себе в номер. — Они даже не понимают, в какой опасности находятся. А я, получается, вроде как на отдыхе, — пусть себе так и думают!»