Смертельный номер

Глава 4

Как известно любому путешествующему в «Одиссей-туре», остров Сан-Хуан эль Пирата расположен примерно в двадцати километрах от тосканского побережья в Лигурийском море. Он имеет миль семь-восемь в диаметре, на его поверхности немало каменистых наслоений вулканического происхождения. Сан-Хуан — республика, самоуправляемая, самостоятельная и самодостаточная; в ней есть крошечный парламент и крошечное полицейское управление с удивительно крошечным осознанием своих обязательств перед остальными членами общества. Зато велика роль переходящего по наследству титула принца. Сам пират Хуан ступил на эти земли двести лет назад. Промышляя разбоем меж берегов Италии и своей родной Испании, он насмотрелся на них до отвращения и обосновался на этом острове, выстроил каменную крепость, отбил все попытки отнять у него эту территорию и с 1762 года правил ею, утопая в золоте, в атмосфере всеобщего преклонения до самой смерти. Он публично покаялся во всех своих ужасных прегрешениях и в то же время объявил о своем праве не отступать с пути обогащения. Новые правительства Италии и Испании смотрели на самоуправство острова сквозь пальцы, каждое в силу своей лени или прагматизма, и государство Сан-Хуан эль Пирата до сих пор остается испанским по духу, находясь на итальянском острове. Здесь по-прежнему говорят на языке его основателя, в большой степени опрощенном, поддерживают и развивают пиратские обычаи времен его правления.

Из чудесного Пуэрто де Баррекитас каждую безлунную ночь отправляется флотилия рыбацких лодок и на заре возвращается с обильным контрабандным грузом. Все островитяне, в том числе и полицейские по борьбе с международной контрабандой, если на тот момент не находятся в море, тотчас приступают к разгрузке товаров. Со времен войны стало ясно, что ненасытную до таких товаров толпу туристов все равно невозможно удовлетворить без помощи материковой индустрии, и Сан-Хуан «ввозит» «швейцарские» часы, «американский» нейлон, «французские» ликеры и «шотландское» виски, произведенные в подвальчиках Мадрида, Неаполя или Каира. Все это представлено в местных магазинах с надписью на этикетках огромными буквами «контрабанда» на разных языках. И так привлекали эти товары туристов, что в 1950 году при непосредственной поддержке наследного принца эль Эксальтиды на Сан-Хуане построили отель «Белломаре».

Если смотреть на остров с палубы нарядного пароходика, курсирующего между Пуэрто де Баррекитас и Пьомбино на итальянском берегу, то он похож на огромный храм. Храм словно бы вырастает из морских глубин. Фантастическим образом вознесенный на самую верхушку его готического шпиля, взору является сказочный дворец принца. Западнее из каменистого берега поднимается тюрьма — мрачная и сырая крепость, где в славные пиратские времена лучшей участью многочисленных заключенных было медленное превращение в прах. На востоке эту мрачную громадину уравновешивает кафедральный собор, в котором хранятся прославленные останки правителя-основателя, а на север тянутся мощеные булыжником улицы, ведущие прямо к набережной с рыбацкими лодками. Южный берег острова, то есть фасад храма, спускается к залитой солнцем морской глади и там расстилается в виде уютных маленьких пляжей. Именно здесь, на южном берегу, на террасе с яркими клумбами стоят корпуса отеля «Белломаре», славящегося тем, что любой его номер выходит на солнечную сторону с видом на море. Комнаты располагаются в три яруса. У тех, что на втором этаже, одна дверь выходит в коридор, а вторая — на общий балкон. С балкона спускаются две лестницы на верхнюю террасу; на нижнюю ведут широкие низкие ступени, а от нижней терраса уже совсем недалеко до пляжа.

Все же, несмотря на одинаково роскошные условия, когда в отель прибыла «иль группа», руководимая Фернандо, у регистрационного бюро разгорелась обычная битва за номера. Неожиданно Ванда Лейн, отбросив привычную сдержанность, проявила решимость скорее умереть в бою, чем согласиться на какую-либо комнату, кроме номера пять. Никто не понял, чем этот номер принципиально отличается от других, к тому же миссис «Тошни» заняла соседний.

Лули Баркер старательно выбрала комнату подальше от последней, а именно номер четыре. Мистер Сесил по-прежнему переживал, глядя, как Фернандо отважно борется за номер, соседний с номером мисс Трапп.

— Меня поселили рядом с Кокриллом, — доложил он Лувейн. — Он вполне безобидный. Но вот «наместница Сара» по другую сторону — держу пари, она храпит. А вы где?

— С другой стороны от «наместницы Сары». Да, я тоже уверена, что она храпит. — «Наместницей Сарой» они прозвали жену полковника, которая разведывала удобные маршруты для грядущего отпуска своего господина. — А в номере пять — эта Ла Лейн, как здесь говорят. Милый мой, по-моему, это место просто!..

— И по-моему! — согласился Сесил и повторил: — И по-моему — просто абсолютно!..

Инспектор Кокрилл, все еще смотревший на группу путешествующих весьма неодобрительно, не мог тем не менее не согласиться с этой яркой парочкой. Уютно устроившись на нижней террасе под качающимся фонарем и потягивая местное вино «хуанельо», уверенно произносимое знатоками как «хуварнельо», он погрузился в перипетии последнего детектива о его любимом сыщике Карстерсе. В нем сыщик расследовал дело о сбежавшей блондинке.

Вокруг него сновала и обустраивалась «иль группа». Миссис «Тошни», вне сомнения, удалилась в свой шестой номер и лежала на кровати с буйством несварения, в номере три «наместница Сара» наверняка уже отписывала мужу письмо о том, что люди в этих турах явно не высшая каста, как у них на службе в Индии, и что вся затея очень неудачна. Прямо же перед ним прогуливались по пляжному песку Лувейн Баркер и мистер Сесил — «пока Он не появится». Инспектору Кокриллу ни до кого из них не было дела. В его детективе Карстерс, сузив щелочками глаза и расправив мощные плечи, пробирался сквозь лондонский туман, крепко ухватив загорелыми пальцами иссиня-черный ствол автоматического пистолета, ибо стрелять в безоружного преступника было для этого сыщика все равно что «стрелять в сидящую на ветке птицу». Дурацкое донкихотство!.. Инспектор Кокрилл перелистнул страницу и безмятежно вздохнул.

Но вот Лувейн и Сесил подошли к большой скале, выступавшей из моря и утыкавшейся носом в песок. Теперь даже Карстерс не мог отвлечь инспектора от двух звонких голосов, отчетливо звучавших в шепоте песка и воды.

— Лули, милочка, это уже попахивает чем-то серьезным.

— Серьезным? А я о чем вам говорю? Конечно это серьезно.

«Ну и ну, — подумал Сесил. — Какой сочный скандал, и я как раз в эпицентре! До чего же я это обожаю!»

— А как же Он? — спросил любитель сплетен. — И Он тоже?

Голубоглазой Лули владела упоительная мечта, и она не расслышала в тоне собеседника жадного любопытства. Она с лучезарным блаженством улыбнулась ему:

— О да, и Он — тоже.

— Как? Всего-то за пару дней?

— За пару минут. Это сумасшествие, — вздохнула Лули. — Такое случается с каждым. Взглянешь друг на друга и… как пишет Лем Патт в своем «Знатоке»: «взглянешь — и все, попался!»

— Лем Патт писал о посещении уборной, лапочка.

— Выглядывая из ее маленького окошка в форме звездочки. Вот так и со мной сейчас: смотрю на весь мир в окошечко в виде звезды…

— И ничего не видите, кроме этого отвратительного зануды Лео Родда?

— Что же в нем отвратительного? — удивилась Лули. — Для меня Он, как ангел света. И со мной Он, разумеется, не зануда.

Рыжеволосую склоненную головку уже золотила луна, и легкие тени от загнутых накладных ресниц падали на красивые скулы. Но лунный свет скрыл красную помаду, и ее губы стали казаться темными, а улыбка — грустной.

— Понятно, Лули, но все-таки — что же будет теперь?

— Проведем эти две недели как можно приятнее, а потом все вернутся в Лондон, а мы с Лео отправимся дальше. Потом — поженимся или нет, но все равно будем вместе.

— А как же его жена? — оторопел Сесил.

Лувейн долго молчала, потом ответила:

— Понимаете, дело в том, что когда у тебя такое ощущение… ощущение блаженства, то никого не замечаешь — кроме себя и того, в кого влюблен. Пытаешься подумать о других и принимать их во внимание, но получается, будто смотришь на них в телескоп не с того конца: видишь их безумно крохотными и безумно далекими и просто не можешь заставить себя поверить, что их чувства вовсе не так крохотны и далеки…

~ Но, киска, это же безрассудная страсть, разве нет?

— Даже если и так, ~ задумалась Лули, — то все равно. Для нас это так.

— И она его, по-вашему, отпустит?

— Нельзя удержать то, что тебе уже не принадлежит. Я только о том и молю небо, чтобы она не слишком нам мешала.

Сесил вспомнил, что недавно его приятель Фрэнсис собирался было путешествовать вместе с ним, но неожиданно взял курс на Мальорку с жутко талантливым гением танца Борисом. Вспомнил о своем знакомстве с Фрэнсисом и о последовавших ссорах с Бэзилом, о своем знакомстве с Бэзилом и о том, как тот был жесток с Пьером… Вспомнил обо всех скандальных и драматических разногласиях, о победах, об отчаянии, удовольствиях, муках. Обо всей мерзости — ибо этим все заканчивается после бурного кипения, обо всех уловках, отговорках и предательских заверениях. Здесь же было нечто, выбивавшееся из болота, которое он знал. Но ему захотелось попытаться это нечто утопить.

— Вы и ваш Лео — вам не кажется, что вы поступаете несколько… подло?

— Конечно да, — ответила Лули. — Относительно мелочей: он чувствует себя подлецом, уходя на встречи со мной по вечерам; я чувствую, что поступаю подло, лицемеря с его женой. Но что касается высших чувств, то это сильнее нас.

Они спустились к пляжу, где высокая скала отбрасывала зловещую черную тень на залитый лунным светом серебристый песок.

— А позвольте узнать, лапочка моя, на что вы собираетесь жить? Ведь все деньги у нее, они этого и не скрывают.

— Этого не скрывает он, а она никогда об этом не заговаривает.

— Разумеется, он, я полагаю, заработал немало, но явно больше никогда не сядет за концертный рояль и не заработает ни фартинга.

— Фартинги заработаю я, — сказала Лули и незаметно улыбнулась в тени скалы. — Думаете, не получится? Получится, вот увидите! — Внезапно она подалась вперед: — Слышали? Это идет Лео!

Но прошло еще пять минут, пока он появился и нашел Лули, ожидавшую его в одиночестве под тенью скалы, протянул к ней свою единственную руку и прижал к себе так, будто вовек не собирался отпускать.

Высоко над серебристо-черным морем висела луна, как сказочный шарик, подсвечивая серебром блестящие кончики листьев олеандра, почти черные в ночном мраке.

У перил балкона, спиной к пустым спальням стояли Фернандо и мисс Трапп. Фернандо, как нашаливший школьник, что-то объяснял, каялся, обещал исправиться и, наконец, с совершенно неожиданной застенчивостью взял ее тонкую руку в свою. В сосновой роще за гостиницей одиноко бродила Хелен Рода, взволнованная и грустная. По благоухающим садам, полого спускавшимся от нижней террасы к пляжу, не спеша прогуливался Сесил, а Ванда Лейн торопливо шла, затаив боль и ненависть в оскорбленном сердце. В тени скалы влюбленные обвили друг друга руками и забыли обо всем на свете.

На балконе беспокойно ерзал в шезлонге инспектор Кокрилл, безуспешно пытаясь сконцентрировать мысли на своем любимце Карстерсе. Карстерс никогда не влюблялся; возможно, из-за того, что постоянно щурил глаза и не мог разглядеть встречавшихся ему хорошеньких девушек. Инспектор Кокрилл, напротив, видел симпатичных девушек слишком хорошо и уже начинал побаиваться, что превратится с годами в старого повесу. Но никак не мог он отключиться от этой, такой хорошенькой, девушки! — жаль, что она так увлеклась этим типом. И все-таки…

Он посмотрел на благоухающие сады, на море, черной патокой стоявшее под белой луной, и вдруг лишь чудо и романтика стали реальными, а его Англия и мирок преступлений и наказаний — туманными. И не мог он знать, что смотрит на сцену, где развернется трагедия, что пролог уже произнесен, что состав исполнителей определен, и они уже одеты и загримированы к спектаклю и стоят за кулисами. Не мог знать, что завтра, лишь откинется полог темноты, как ярким блеском средиземноморского солнца зажгутся огни рампы — и представление начнется.

То, как произносилось на ломаном испано-итальянском название гостиницы, ставило в тупик даже опытных туристов, которые уже уверенно называли остров не иначе как «Сан-Хуварн». Сесил и Лувейн откровенно называли свой отель «Бельо Маре»^{8} и ухитрились убедить пару доверчивых попутчиков в том, что это означает «Лошадиный желудок» и подразумевает здешнюю обильную кухню.

Порции действительно были рассчитаны на аппетит Гаргантюа. На следующий день после прибытия на остров, до отвала наевшись маисовыми лепешками и пиццей, инспектор Кокрилл отклонил все попытки уговорить его отправиться на экскурсию к дворцу принца и удалился к себе в плотно зашторенную комнату на сиесту. «Забавно, — думал он, улегшись на широкую кровать под белым балдахином в одних трусах, — наблюдать за хитростями тех, кто тоже решил отказаться от поездки. Ведь у них на уме вовсе не такие невинные желания, как мое, — остаться наедине с Карстерсом». Экскурсию организовывал отель, и Фернандо был исключительно рад отпустить свою «иль группу» разок без своего сопровождения.

Мисс Трапп, уловив его настроения, пожаловалась на головную боль. Чуть позже оказалось, что это же недомогание эпидемией поразило и других туристов из «иль группы». Хелен Родд, расчищая дорогу для своего мужа и его очередного мимолетного увлечения, стала ее второй жертвой. Лео и Лувейн, пришедшие вслед за ней поодиночке, чтобы сослаться на ту же хворь, обнаружили, что опоздали и теперь вынуждены весь день провести втроем. Ванда Лейн, заслышав сбивчивые объяснения Лео, тотчас же призналась, что и у нее болит голова. И только мистер Сесил был в восторге от того, что в узком кругу «иль группы» скорее произойдет нечто предосудительное. Он заявил, что страсть к работе заставляет его забыть об отдыхе и что в его мозгу бурлят идеи создания фасонов, навеянных «Сан-Хуварном»; так что, дорогие, сейчас он достанет свой красный «дипломат» и примется их зарисовывать, не медля ни минуты.

Все разошлись по своим номерам. Энтузиасты же, разморенные жарким солнцем, отправились на свою увеселительную прогулку, а служители отеля удалились в дальние и непрезентабельные комнатенки на несколько часов блаженной передышки. Вскоре отель затих и замер, только вздыхало пенное море и охлаждало горячий белый песок. Сыщик Карстерс сполз с небольшого сытого животика инспектора Кокрилла и упал страницами на пол, и весь отель «Белломаре» тихо наполнила ленивым дыханием долгая послеполуденная испанская сиеста.

Кокрилл проснулся через час или два. В пустой, маленькой, как келья, комнате была приятная прохлада, солнечный свет пробивался сквозь щели жалюзи. Он бодро соскочил с кровати, поплескался под душем в крохотной ванной и облачился в легкую куртку с новой шляпой, на удачу приобретенной пару дней назад в Рапалло. Вопреки обыкновению, Кокрилл выбрал шляпу не на два размера больше своего, а как раз такую, чтобы она отлично села на его красивую голову бумажным корабликом, прижав легкий веер его седеющих волос. Он похлопал себя по карманам, проверяя, на месте ли кисет с табаком и бумага для сигарет, сунул Карстерса под мышку и вышел на балкон. На перилах уже красовались купальные принадлежности постояльцев гостиницы. Прямо внизу располагались гостиничные холлы, их массивные двери, увитые в виде арок бугенвилией, всегда были распахнуты на красивую верхнюю террасу. С балкона на террасу дугами спускались две лестницы, мелкие ступеньки с верхней террасы вели на нижнюю террасу, а с нижней доходили до пляжа.

Инспектор посмотрел налево, в сторону моря, и увидел бесформенную скалу, выступавшую из воды крупным носом до уровня нижней террасы. Скала отделяла большой пляж от маленького. По ее зубчатому гребню купальщики протоптали узкую тропку, взбираясь на трамплин, встроенный в скалу на уровне двадцати футов над морем. Недалеко от ближнего конца гребня был выстроен ряд кабинок. Верхняя терраса слева кончалась небольшой дугой ступенек, ведущих через жасминовую аллею к этим кабинкам. Ветви жасмина переплетались, образуя туннель. В углах, где скала вдавалась в нижнюю террасу, виднелись две неровные крутые тропинки, сбегавшие к большому и маленькому пляжам.

Пляж был пуст, но за дверями номеров, выходивших на балкон, слышалось движение. В номере четыре Лули Баркер стояла у окна в маленьких бигуди и сушила на солнце волосы. Заметив Кокрилла, она спряталась. В то же самое время на балконе появился Лео Родд, с женой. Они кивнули Кокриллу и спустились на террасу, свернули налево и исчезли под яркими цветами и переплетенными ветками бугенвилии. Без элегантных нарядов Хелен выглядела худой и неинтересной: тонкие ноги были обтянуты купальным костюмом, как деревянные ножки старинной голландской куклы, привязанные к раскрашенному тельцу. Лео Родд нес резиновые ласты и маску с небольшой изогнутой трубкой для подводного плавания. Через его плечо было перекинуто полотенце, скрывавшее рубец после ампутации руки. Кокрилл заметил еще при их первом купании в средиземноморских водах, что Хелен ненавязчиво оберегала изуродованную фигуру мужа от нескромных взоров: доходила с ним до самой воды и только тогда, когда голубые волны скрывали его тело, забирала у него это полотенце и неизменно набрасывала его на мужа, как только тот появлялся из воды. Интересно, спросил себя Кокрилл, а эта новая пассия Лео смогла бы так неустанно, так преданно и в то же время так ненавязчиво предупреждать каждый его раздраженный каприз? И ответил сам себе, никого особо не оправдывая, что Лули, скорее всего, одарила бы Лео своей беспечной и милейшей улыбкой и сказала: «Ну что ты, дорогой, честное слово, никому до твоей руки нет никакого дела, так что не волнуйся…»

И в этот момент появилась сама Лули с пышными рыжими волосами, локонами спадавшими до плеч, и в малюсеньких бикини из белого сатина с алыми маками. Она взглянула на Кокрилла, как ему показалось, чуть загадочно, и остановилась, теребя бретельку лифчика.

— Привет, инспектор. А наши приятели уже… уже ушли?

— Куда ушли? — удивился Кокрилл.

— Смотреть, как ныряет Ла Лейн.

— О, я и забыл.

Во время ленча Ванда Лейн, поглядывая на Лео Родда, пообещала показать свое мастерство. Лули позеленела, как гороховое пюре, при одной мысли, что кто-то побежит по гребню скалы, тонкому, как лезвие бритвы, да еще взглянет вниз и прыгнет в море. А Кокрилл слегка удивился, что мисс Лейн собирается сделать из этого представление. Теперь он ответил, что Лео Родд только что пошел туда и добавил предупреждающе, сам от себя не ожидая: «Вместе с миссис Родд».

Лули пошла было вслед за своим ушедшим героем, но при последних отрезвляющих словах резко остановилась, с досады сильно дернув узкую бретельку.

— О черт! Ну вот, теперь все порвалось.

Молодая женщина стояла в нерешительности, опустив подбородок на грудь. Наконец она снова двинулась по лестнице вниз, одной рукой придерживая бретельку, а в другой неся красный пакет. Инспектор провожал глазами фигурку в белых бикини с красными маками, пока она не скрылась под навесом из ветвей бугенвилии. На дальнем конце нижней террасы из жасминовой аллеи появилась чета Роддов, спустившихся туда, где скала выступала из моря.

Мисс Трапп и Фернандо выскочили из своих номеров, как парочка кукушек из одинаковых часов с боем. Они являли собой забавный контраст: на узких бедрах Фернандо остались одни оранжевые шорты, а роскошная мускулатура могучего торса играла под загорелой кожей; на голове мисс Трапп была резиновая шапочка, натянутая до самых бровей, а купальный костюм почти закрывал колени. Она семенила, ни жива ни мертва от смущения, рядом с испанцем. Фернандо был явно озабочен тем, как объяснить ей свое неумение красиво нырять.

— Вообще-то я плаваю очень здорово, мисс Трапп, чуть не стал вторым по плаванию в Кембридже. Видите, отличная мускулатура, крупный торс, много сил…

Он выпятил богатырскую грудь и развел в стороны лапищи гориллы так, что мышцы груди красиво заиграли. Возникший рядом с Кокриллом мистер Сесил перегнулся через перила и почти со слезами на глазах смотрел вслед атланту.

— Нет, он положительно великолепен, — пробормотал модельер.

На фоне загорелой мощи Фернандо его собственные худенькие руки походили на переваренные спагетти. В одной из них он держал драгоценный красный «дипломат».

Из своего номера вышла и Ванда Лейн. Удивительно, подумал Кокрилл, как ей идет ощущение превосходства, хотя и временное. На трамплине и в море ею откровенно любуются все. Она принимает это сдержанно, однако с легким оттенком удовольствия. В ней нет больше излишней робости и встревоженности. Теперь ее лицо и фигура неожиданно смело явили свою красоту, которую подчеркивали ладно сидящие резиновая шапочка и сатиновый, купальник. На ней были также черные резиновые тапочки, а через плечо она несла туго свернутое белое полотенце. Его белизна на фоне иссиня-черного костюма снова придавала Ванде сходство с ласточкой, готовой к восхитительному полету, как это было в Рапалло.

Ванда подошла к Сесилу и Кокриллу, встала рядом с ними у перил и неожиданно приветливо спросила:

— Другие еще не появлялись?

— Мистер и миссис Родд уже спустились вниз, — ответил Кокрилл. — За ними ушла и мисс Баркер.

— Конечно, куда же без нее, — сухо прокомментировала Ванда Лейн.

— Я просто хотел сказать… — Нет, инспектор решил не обострять разговор. — И мистер Фернандо только что пошел туда с мисс Трапп.

— Она так и держится за свою сумку! — весело заметил Сесил.

Ванда наклонилась вперед и посмотрела на него через плечо инспектора Кокрилла.

— Как я вижу, и вы со своим «дипломатом» не расстаетесь, — парировала она.

Сесил стал объяснять, что там всякие его наброски. В новом сезоне весь Лондон будет жить «хуварнельскими» мотивами, или он не Сесил Тр…, ну, в общем, не мистер Сесил. На платьях от уровня колен он пустит множество малюсеньких воланчиков, а внизу юбки будут сверхузкими. Придется ходить, согнув колени, как это делают испанские танцовщицы, это будет новое веяние в моде! Красный «дипломат» доверху забит эскизами, конечно еще ничего не закончено, ничего не доработано, это лишь рисуночки, но вот он привезет их в Рим и завершит в ателье… Но ведь здесь самое ценное — идеи.

— Которые вас осеняют с тех пор, как вы впервые приехали в Италию?

Сесил побледнел, издал какой-то удивленный щенячий звук и по-щенячьи же огрызнулся:

— Что вы под этим подразумеваете?

— А разве в моем вопросе подразумевается что-нибудь особенное? — с невинным видом спросила мисс Лейн.

Он по привычке откинул со лба прядь золотистых волос, но ему сейчас было не до кокетства.

— Не знаю, — промямлил он. — Просто иногда кажется.

— Ах кажется! — Ванда опиралась на перила мягко согнутыми руками, пальцы же были собраны в кулачки, и она производила впечатление игривой кошечки, разве что слегка язвительной. — Ах кажется… Но мы же на отдыхе, а на отдыхе все не такое, каким кажется. Люди не такие, какими кажутся. Или нет, инспектор? Вы полицейский, вам лучше знать.

Над ними сияло солнце, внизу плескалось блестящее море, на террасах буйствовали розы и олеандры, мирт и апельсиновые деревья в цвету, пальмы и сосны, но неожиданно среди тепла и красоты природы стоявших у перил словно просквозило струей прохладного подленького ветерка. Кокрилл сказал безразлично:

— Люди всегда не совсем такие, какими кажутся.

— Но особенно на отдыхе, — упрямо продолжила Ванда. — Когда вокруг люди, которые их не знают. Нет родственников, которые могут тебя видеть, нет друзей детства, свидетельств о рождении, дипломов, свидетельств о браке…

— Нет и полицейской статистики, — подхватил Сесил.

— Именно, — отозвалась она. — Человек как заново родился. Родился всего на две недели — и у него совершенно другой, прямо-таки с иголочки, характер, выставляемый в новом обществе незнакомых людей. И вот он начинает привирать им кое-что, потом знакомится с ними, знакомство переходит в дружбу, дружба ~ порой в покровительство, иногда — в сотрудничество, и уже нельзя отступать: всего, о чем привирал, надо придерживаться, ложь умножается, пока наконец не превращается в устрашающую гору, и с ней надо жить уже до конца отдыха, а то и после него, а порой и до конца жизни… — Она посмотрела на них холодными голубыми глазами, прямо и насмешливо. — Разве не так?

— Вы знаток человеческой природы, мисс Лейн, — примиряюще сказал инспектор Кокрилл.

— Это весьма полезное занятие.

— На отдыхе? — удивился Кокрилл.

— И после. Я поддерживаю связь со своими новыми знакомыми, инспектор.

— Наверняка, это того стоит, — предположил Кокрилл.

— Возможно! — Ванда быстро улыбнулась холодной таинственной улыбкой и легко передернула плечами, но от Кокрилла не укрылось, что руки ее теперь крепко обхватили деревянные перила.

Внизу слева виднелся ряд кабинок и основание большой скалы, там, где она выступала из песка. Там стояли Родды и вежливо болтали с Фернандо и мисс Трапп, как всегда, не касаясь личных тем. Инспектор махнул рукой в их сторону:

— Ну, к примеру, что бы вы сказали о них?

— Ах, о них! — Она снова легко повела плечами, но неожиданно безразличная маска исчезла с ее лица, и девушка, хищно улыбнувшись, сказала: — Они все при деньгах, своих или чужих. У всех свои секреты, все играют какую-то роль. Каждый из тех четверых уцепился за свой жалкий секрет и обманывает остальных. Этот малый, Фернандо… если бы они только знали, почему мы в Сиене прозябали в той дыре! А мисс Трапп прячет свое ничтожное состояние в сумке с монограммой. И другие двое тоже притворяются: она смотрит ему в глаза и притворяется, будто не понимает, что он собирается сделать, а он смотрит на нее и притворяется, что не понимает ее притворства. Все они, четверо, и все остальные в этом туре — притворщики. Эта мисс Трапп изображает из себя приятную и хрупкую даму, а на самом деле она здорова как конь; та женщина с племянницей — вы их зовете «Суроу» и «Хмуроу» — изображает из себя великодушную и мягкую, а на самом деле только и жаждет загнать эту девчонку в такую же пустынную и мерзкую пещеру, где живет сама… Да мы все притворяемся: все хотим сохранить свои ничтожные секреты и готовы костьми лечь за них, готовы лгать, заверять…

— И расплачиваться за это, — мягко докончил инспектор Кокрилл.

Ванда порывисто оставила мужчин, бесшумно и быстро сбежала в мягких резиновых тапочках по лестнице и скрылась под навесом из бугенвилии. Потом они увидели, как девушка вышла из жасминовой аллеи, на мгновение остановилась, бросив белое полотенце в одну из кабинок, побежала по гребню скалы, немного раскачалась на пружинистой доске и полетела вниз, в голубую воду в двадцати футах от вершины скалы.

Море приветствовало ее фонтанчиком легких брызг и сомкнулось над ней.

Резко, как лезвие бритвы, раскраивающее полосатый голубой сатин, ее белые руки взмыли над поверхностью воды. Она тотчас же поплыла к берегу и отряхнула капли со своего блестящего черного костюма.

— Надеюсь, теперь она немного смыла с себя свою язвительность, — сказал Кокрилл, подумал и добавил: — Как любопытно она говорила!

— С большим любопытством к чужим секретам, это вы хотели сказать? — отозвался Сесил.

— Да, как раз это.

Ванда Лейн выбралась на берег по узкой тропке в углу между пляжем и скалой, поднялась на нижнюю террасу и, подойдя к кучке своих зрителей, заговорила с ними. Она указала на пляж, и все стали спускаться к нему той же тропкой, по которой она только что к ним поднялась.

— Будут смотреть оттуда, — констатировал Сесил. ~ Она хочет показать мистеру Родду способ ныряния, подходящий и для него. Пойдемте тоже взглянем. — Лицо Сесила уже утратило бледно-серый оттенок от пережитого неприятного разговора, и им снова овладело беспокойное стремление к действию, захотелось говорить, чем-нибудь делиться, что-то оспаривать, что-то восклицать. — А где же Лули? Пойдемте найдем ее!

Они вместе спустились по центральной лестнице на пляж и подошли к чете Роддов. Те стояли и смотрели теперь на трамплин. Ванда Лейн снова готовилась прыгнуть, в глубокой задумчивости пружинисто раскачиваясь. Потом на глазах у всех повернулась боком к краю доски, прижав правую руку к бедру, а левую изогнув над головой. В таком положении она подпрыгнула высоко в воздух и с силой направила тело вперед и вниз. На этот раз она вошла в воду довольно жестко, почти сразу же всплыла и, выбравшись на берег, остановилась и недовольно покачала головой. Лео Родд побежал ей навстречу.

— Вы не ушиблись?

— Нет, но… — Ванда Лейн выдохнула и постучала себя по животу. — Дыхание перехватило, вот и все. В воду вошла немножко жестко. — На плече, которым она ударилась о воду, проступило розовое пятно. Девушка подняла и обхватила колено, снова делая выдох.

— Послушайте, мне так неудобно, — сказал Лео. — Вы пошли на это ради меня…

— Нет-нет, со мной все в порядке, — возразила Ванда Лейн. — Но дело в том, что трамплин высоковат для таких экспериментов. Я сама сглупила.

— Да, не делайте этого больше, хорошо? Извините, — повторил Лео. — Я правда виноват.

К этому моменту подоспели мисс Трапп и Фернандо. Худенькая женщина тотчас превратилась в море внимания и заботы. Она сказала, что мисс Лейн явно выглядит неважно, что ей лучше полежать часок-другой и выпить капельку бренди или, на худой конец, аспирина…

Последовали вежливые пререкания между представителями двух философских направлений: одни считали, что мисс Лейн непременно нужно выпить бренди и лечь. Другие понимали, что у мисс Лейн просто немного сбилось дыхание, и она уже чувствует себя практически нормально. Мисс Трапп все же предлагала отвести мисс Лейн в гостиницу, заставить выпить две таблетки аспирина и остаться дежурить, чтобы она не вставала с постели. Ванда испугалась этого добродетельного предложения, согласилась наконец переодеться в сухую одежду и, так и быть, немного полежать. Кокрилл следил за всем спокойно и думал, что мисс Лейн не особенно сопротивляется уговорам уйти к себе. Она с трудом забралась наверх по тропке, исчезла из вицу и, по-видимому, на минуту остановилась, чтобы поговорить с Лули Баркер. Сама Лули появилась минуты три спустя. Она сбежала по тропинке к пляжу заметно побледневшая, но сразу же стала громко и с преувеличениями рассказывать, что ей пришлось пережить в кабинке, пока все глазели на мисс Лейн у моря: все это время Лули старалась привести в порядок свой купальник.

~ Правда, — взволнованно и звонко добавила Лули, — мисс Лейн, к счастью, очень мудро предложила связать разорванную ткань носовым платком. Это, конечно, не самый надежный способ, но в целом вполне…

— В одной из кабинок? — испуганно переспросила мисс Трапп.

Лули подмигнула ей одним глазом, прищурив другой так, что существенно повредила накладные ресницы. От Кокрилла не ускользнуло, что при этом вопросе молодая женщина сильно побледнела и насторожилась. К ней подбежал Сесил и с ходу пересказал на ухо то, чем испугала его Ванда Лейн. У Лули отпала челюсть, глаза испуганно расширились, она забормотала что-то в ответ так же доверительно, как Сесил, постоянно оглядываясь через плечо на вершину скалы. Потом Лули стала указывать на остальных: на плававших, как обычно, Хелен и Лео (при этом она энергично помотала головой), на Фернандо, на мисс Трапп и… на самого Кокрилла. Через минуту Лули и Сесил уже о чем-то договорились и пустились плескаться и взвизгивать, но теперь их веселость была напускной, а не такой, как в Рапалло.

«Понятно, — заключил Кокрилл, — они хотят признаться мне, что мисс Лейн пытается их шантажировать. А я отвечу: она просто злорадствует, запугивая их, и с их стороны глупо самим признаваться, что каждого из них есть из-за чего шантажировать. Тогда они решат, что я просто глупый старый чудак, и дадут наконец спокойно почитать».

И словно в подтверждение его мыслей, сразу после купания Лувейн не спеша поднялась по невысоким ступенькам на нижнюю террасу, где Кокрилл устроился в шезлонге со своим Карстерсом.

— A-а, это вы, инспектор. Не думала, что вы здесь.

— Неужели? — спросил он не без сарказма.

— Господи, как у вас здесь уютно. Пожалуй, я посижу рядом с вами.

Лули уселась на усыпанную гравием землю, у его ног, и помотала копной рыжих волос, стряхивая с них воду. Он с удивлением обнаружил, что, несмотря на все плескание и брызганье в море, ни одна капля воды не посмела дискредитировать мудрые советы десятка статей из дамских журналов на тему: «Как сохранить очарование летом», наглядным воплощением которых было ее милое личико. Чтобы самой удостовериться в этом, Лули порылась в сокровищах красного пакета, извлекла оттуда огромную пудреницу и стала внимательно рассматривать себя в зеркальце. Потом наложила на лицо еще один слой пудры от загара, поправила накладные ресницы левого глаза и, облизав безымянный палец, сняла с ресниц крошки пудры.

— Несносная привычка, — сердито прокомментировал это инспектор Кокрилл.

— Ну, некоторые приклеивают их одним плевком. А я все-таки яичный белок использую. — Она нанесла на губы совершенно излишнюю помаду и снова порылась в пакете. — Не возражаете, если я займусь ногтями?

— Если будет пахнуть грушевыми леденцами, то очень даже.

— Нет, это когда лак снимаешь. А я буду покрывать. — Некрашеные, в полпальца длиной, ногти казались продолжением пальцев и делали кисть очень узкой и неестественно длинной. — Отвратительные, правда? Как лапки бедных курочек, развешанных в магазинах. Они мне всегда кажутся такими. — Лули извлекла из сумки флакончик с безумно ярким лаком и маленькой кисточкой. — Послушайте, инспектор, а вы сами как думаете: мисс Лейн действительно шантажистка?

— Именно за этим вы пришли сюда?

— Да, — чистосердечно призналась Лули. — Мы с Сесилом решили…

— Знаю. Что ж, я отвечу: нет. Не ради денег, во всяком случае.

Она пристально взглянула на него, наполовину накрашенная рука повисла в воздухе с растопыренными пальцами.

— Господи, инспектор… Какой же вы умный человек!

— Думаю, мисс Лейн приятно чувствовать свою власть. Сама по себе она девушка необщительная, интроверт. Ей не нравится, когда другие веселы, спокойны и счастливы, и поэтому она пытается им помешать, вот и все. Она сообразительна, умеет доискиваться или догадываться о задумках людей. Если догадка неверна, вреда никому нет. Но часто она оказывается верна, ведь у всех у нас водятся грешки.

— Вы думаете, ей просто нравится наблюдать, как мы извиваемся на крючке?

— Вы? — переспросил Кокрилл. — Вы тоже?

— Ну, в общем… — Она опять занялась маникюром. — Не знаю, в курсе ли вы, что Лео Родд и я…

— Так-так?

Лули как будто удивилась его спокойствию, но после минутного сомнения заговорила снова:

— Так вот. Она… она в некотором смысле намекнула на это. Вот послушайте, я вам расскажу, как все произошло. Помните, когда мы с вами разговаривали там, на балконе… вы что-то сказали такое, отчего я чуть не подскочила. И так стала теребить свой лифчик — верх чашечки тогда еще только чуть-чуть разошелся по шву, — что порвала ее совсем. Конечно, она и до этого не особенно держалась, но к тому времени, когда я спустилась к скале, чашечка еще больше расползлась, и это уже было ни на что не похоже! Поэтому я нырнула в одну из кабинок: ведь получалось не совсем прилично… Лео был вместе с миссис Родд, и все такое прочее. Поэтому я, так скажем, пробежала у них за спиной, спряталась и решила попробовать закрепить чашечку, но это было непросто: закрепить нечем, а потом прибыли Фернандо и Ла Трапп, поэтому выйти я не могла, и получилось, что я…

— Получилось, что вы, как сказал бы Лем Патт, «попались».

— С ума сойти! — Она посмотрела на него с нескрываемым удивлением. — Как странно, что вы так сказали!

— Неужели? — чуть виновато улыбнулся он.

— Конечно, ведь я… Ладно, я продолжаю, чтобы не сбиться. Получилось, что я, как вы выразились, попалась. Тут как раз, судя по шуму, пришла эта мисс Лейн и что-то бросила в соседней кабинке. Я крикнула ей нечто вроде: эй, нет ли у вас какой-нибудь булавочки? Но она явно не расслышала, потому что просто продолжала там возиться. Тогда я выглянула, ухватив одной рукой лифчик, — но теперь уж точно в таком виде показываться на глаза было нельзя. Все собрались смотреть, как мисс Лейн идет к скале, прыгает и исчезает в воде. Потом она выплыла и сказала всем, что теперь попытается выполнить прыжок, который подойдет для Лео, и чтобы они спустились и наблюдали за ней с пляжа. «Отлично, — подумала я. — А я пока незаметно выскочу, добегу до своего номера и зашью эту тряпочку». Но как раз когда все двинулись вниз, мисс Трапп, изысканно поддерживаемая драгоценным Фернандо, чуть задержалась, и Ла Лейн, видимо, что-то тихо сказала ей, потому что мисс Трапп ужасно побледнела — во всяком случае, лицо ее приобрело болезненный серый оттенок, она издала какой-то сдавленный вскрик и замерла. Мисс Лейн больше ничего не сказала, пошла по гребню скалы и выполнила свой прыжок. Хотела бы я, чтобы она вошла в воду еще чуточку жестче, признаюсь вам. Вот и все. Но тут как раз Фернандо вернулся — видимо, посмотреть, где же его возлюбленная. И между ними произошел потрясающе неприличный разговор… я просто не смею повторить. И я поняла, что они не подозревают о моем присутствии. Но мисс Трапп ни слова не сказала об этой Ла Лейн. Странно, не правда ли?

— В свете случившегося, возможно, и нет.

— Ну, возможно. В любом случае, вы поняли, что я «попалась» как никогда и уже превратилась в жареного цыпленка в своей кабинке, время от времени поворачивая бока, чтобы ровно подрумянилось. — Она передернула плечами, укрытыми большим гостиничным полотенцем. — Я загораю ужасно быстро, а крыши у этих сооружений все в щелочку: так что я буду завтра полосатая, как зебра.

— Что вы говорите? — рассеянно сказал Кокрилл. Его очень удивило, что через три минуты после фразы мисс Лейн, заставившей мисс Трапп посереть, последняя так заботилась о здоровье обидчицы. — И что же дальше? — спросил он.

— Что дальше? — Лули некрасиво изогнулась и посмотрела через плечо, не появились ли на спине незагорелые полосы. — Ах да. Дальше, поскольку мисс Трапп казалась слегка рассеянной и далеко не пылко отвечала на любовные призывы Фернандо, тот сдался на время и сказал, что лучше им спуститься к пляжу. На это предложение, прямо вам скажу, мой «цыпленок» ответил тихоньким полужареным кукареканьем… Милый мой, да я и впрямь похожа на курочку из шикарного гриль-бара!

— Оставьте в покое свою спину. Что случилось потом?

— Потом я вышла из кабинки и стала делать дыхательную гимнастику, которую уже подзабыла, и задержалась, чтобы они не догадались, что я слышала их разговор, и не смутились. Хотя, уверяю вас, им было чего смущаться. Я шла к гостинице, когда по тропинке от скалы поднялась эта Лейн. Я потрусила к ней на моих несчастных куриных ножках и спросила, нет ли у нее с собой булавки или чего-нибудь такого. Она ответила весьма дерзко, что не носит с собой принадлежности для шитья, когда ходит купаться, и почему бы мне не воспользоваться каким-нибудь платком. Тогда я пошарила в своей пластиковой кошелке и изловила носовой платочек. Вот он, как видите. Прилаживая его, я, как мне казалось, с юмором рассказывала ей о своих злоключениях в кабинке. Она вдруг прервала меня и сказала… Инспектор, как вы думаете, что она сказала?

— Пожалуй, она сказала: «Вот и вы — попались», — предположил Кокрилл. И спокойно добавил: — Сейчас все цитируют «Знатока».

Лули задумалась. Потом пожала плечами.

— Ну, допустим. Но она сказала еще кое-что, явно с намеком, вроде как глядя прямо на меня, хотя на самом деле так прямо не смотрела. И прошла мимо, поднялась по лестнице на верхнюю террасу и ни разу больше не оглянулась. — Лули слегка поежилась. — Но как она смотрела на меня!

— А что же она сказала?

— Тоже кое-что из «Знатока». Давайте, — вы же такой умный, — угадайте снова. Что, по-вашему, она сказала?

— По-моему: «На сей раз не осталось даже окошка, маленького окошка в форме звезды», — сказал Кокрилл.

Ни один фокусник и даже извлеченный им из пустой шляпы кролик не встречали более восторженного приема, чем эта догадка.

Долгий жаркий день катился медленно. Прямо на земле возле шезлонга инспектора Кокрилла, подложив локоть под кудрявую рыжую головку, спала Лувейн. У моря, отделавшись от ухаживаний Фернандо, мисс Трапп соорудила с помощью ширмы из купального полотенца и большого зонта от солнца нечто вроде личного нудистского пляжа и там слегка подрумянивала свое бледное тело. Фернандо в несколько дельфиньих нырков — вне сомнения, для подтверждения того, что его зря лишили второго приза Кембриджа по плаванию, — доплыл до большого деревянного плота, стоявшего на якоре в пяти-шести ярдах от берега, и разлегся на нем; плот покачивался на волнах, и Кокрилл изредка бросал взгляд на мощный докрасна загорелый торс. В резиновой надувной лодке в виде уточки неторопливо плавал взад и вперед мистер Сесил, подталкивая ее веслом. Его тонкие белые руки слегка начинали загорать. Родды расположились под длинным тентом, закрытым с узких сторон. Здесь можно было лежать наполовину на солнце и наполовину в тени. Со своего места Кокриллу были видны тощие и некрасивые икры Хелен, вытянутые к морю, и подошвы ее ярко-желтых парусиновых сандалий. На противоположной стороне, дальше от моря и ближе к читавшему инспектору, виднелась гордая голова и плечи Лео. Он лежал на спине и, водрузив на нос желтые солнечные очки жены, держал над собой рукопись какой-то музыкальной пьесы. Правда, очень скоро он устал, опустил руку, бросив ноты домиком себе на лицо, и, по всей видимости, уснул. Мисс Лейн, похоже, последовала совету мисс Трапп спокойно полежать, ибо она не появлялась. Инспектор Кокрилл, таким образом, мог наслаждаться чтением о приключениях Карстерса и неуловимой леди.

В семь вечера солнце стояло еще высоко, но все начали собираться с пляжа в гостиницу: никто еще не привык, что обед все равно подадут, когда до девяти останется одна минута.

Лули проснулась оттого, что люди переступали через ее ноги, лениво протянула руку и ухватила чью-то лодыжку:

— Это кто? A-а, это вы, Сесил! Лапочка, что же вы такое делали? Выглядите так, будто вас варили в кошенили.

— Я уснул в своей уточке, дорогая, глупый я! Видимо, плавал-плавал и загорал… — Он был ужасно смущен.

— Что-то очень странно, детка: сзади вы совершенно белый. Можно даже заметить границу между загаром и белой кожей…

Фернандо пружинисто взбежал по лестнице вслед за своей «энаморатой»^{9}, лучась здоровьем и жизненной силой.

— Ага, мисс Баркер, ага, инспектор! Вот вы где все это время скрывались: весь день спали вместе здесь на террасе.

Он легонько толкнул Кокрилла под ребро локтем, напоминавшим хорошо зажаренную отбивную.

— Я не спал ни минуты, — строго сказал Кокрилл.

— При таких обстоятельствах это исключительно галантно с его стороны, — сказал Лео Родд, склонившись к Лувейн. На миг их взгляды встретились, но он тотчас отвел глаза и торопливо спросил: — А кто-нибудь видел мисс Лейн?

Оказалось, что никто не видел.

— Надеюсь, с ней все в порядке, — проговорил Лео. — Я чувствую вину перед ней: она же ради меня придумывала такой прыжок с трамплина.

После разговора с Лули инспектору было занятно наблюдать, как мисс Трапп снова взялась за роль внимательной компетентной няни: как будто искренней, как будто по-настоящему озабоченной и все же с оттенком абсолютного равнодушия к тому, жив пациент или умер. Это было странно, ибо, если мисс Лейн действительно угрожала худой женщине с сумкой своими зловещими намеками, стала бы мисс Трапп так беспокоиться о ее здоровье, не желала бы она шантажистке скорее зла, чем блага? Пока же мисс Трапп первой поднялась по лестнице на верхнюю террасу и по изогнутой длинной лестнице — на балкон, не переставая говорить о бренди и аспирине, чае, одеколоне и целительном сне для бедняжки мисс Лейн. У ее двери мисс Трапп остановилась и прислушалась. Остальные, внезапно охваченные тревогой, тоже остановились и прислушались.

— Ни звука, — сказала мисс Трапп. — А вдруг она… Может, тихонько постучать?

На тихий стук ответа не последовало, как и на тихие голоса, звавшие мисс Лейн с беспокойством и нараставшей тревогой.

— Наверно, она в ванной, — пожал широченными плечами Фернандо, — или вообще ушла.

— Надеюсь, с ней все в порядке, — повторил Лео Родд.

— А почему вы не заглянете и не посмотрите? — спросила Лули Баркер и облокотилась на перила балкона, встав к ним спиной.

— Все так, дорогая, но понравится ли ей это?

— А почему, собственно, нет? — настойчиво продолжила Лули. — Или она у себя, или ее нет. Если у себя, то почему не отвечает? Если ее нет, она не узнает, что мы заглядывали. — Сквозь ее курчавые рыжие волосы, разбросанные по плечам, просвечивало солнце; на фоне белых «бикини» ее кожа казалась столь же белой, без загара в «полосочку». В руках она вертела красные тесемочки своего красного пакета. — Давайте же, мисс Трапп, смелее!

Поперек кровати была брошена алая шаль. Лежавшая на ней девушка с разметавшимися, еще мокрыми после купания темными волосами походила на современную Офелию, плывущую по кровавому озеру. Четыре длинных столбика, на которых висели откинутые белые шторы, придавали кровати вид катафалка. На него девушку как будто с почестями возложили; бледное лицо ее было спокойно, незагорелые ноги лежали ровно, белые руки мягко покоились на груди. Вокруг них, казалось, алели разбросанные лепестки роз. Белое одеяние, напоминавшее саван, и алая шаль придавали всему неестественно яркий вид. В первый миг можно было подумать, что это чудовищный розыгрыш, что девушка просто спит на театрально украшенной кровати с балдахином. Но стоило заметить меж безжизненных пальцев рукоятку кинжала, и становилось ясно, что алые пятна на груди — вовсе не лепестки роз.