Смертельный номер

Глава 6

Лео Родд сидел на краю кровати, единственной рукой дергая за шнурок ботинка, и ждал, когда же наконец жена предложит ему свою помощь. Нервы его были напряжены до предела. «Через минуту… да теперь уж точно через минуту она прекратит возиться со своей прической, обернется, сделает вид, будто только заметила мои мучения, и скажет: «Может, теперь попробовать мне?» — так, словно это соревнование или забавная игра… Интересно, неужели наступит день, когда Лувейн будет так же действовать мне на нервы? Моя милая, беззаботная, веселая Лувейн то и дело с легкостью предлагает свою помощь, в открытую, не извиняясь… Неужели в один прекрасный день у нее тоже появится это отвратительное выражение изысканного такта, эти вечные «А не попробовать ли мне?», «Позволь, дорогой, сделать это мне?», «Ты справишься сам, мой милый, или лучше тебе помочь?». В любом случае, теперь ей пора бы уже что-нибудь сделать, а не стоять там целых полчаса и заниматься своими волосами».

Хелен смотрела на его отражение в зеркале, расчесывая снова и снова свои безупречно лежащие каштановые волосы. «Что бы я сейчас ни сказала, все будет не так. Если я предложу ему помощь, он скажет: «Ради бога, я же все-таки не грудной ребенок!» Если же я еще немного помедлю, он спросит: «Ты что, только сейчас заметила, что у меня нет одной руки?» Но не стоять же весь день у зеркала. Хелен положила расческу, отвернулась от стола и сделала вид, будто бы только сейчас заметила, что он в затруднении.

— Дорогой, давай это сделаю я? — Она опустилась на одно колено и поставила на него его ногу, как продавщица в обувном магазине. — Ну вот и все. Давай другую ногу. — Хелен поднялась с колена и, незаметно оглядев мужа с головы до ног, убедилась, что пока ему помощь больше не нужна. — Ладно, я теперь спущусь на террасу и буду поджидать тебя там… (А ты пока можешь увидеться со своей девчонкой на балконе, будто бы случайно, — продолжила она про себя, — и начать наконец свой день со слов любви. Ведь этого ты и ждешь.)

Хелен вышла на балкон и спустилась на террасу, где стояли уже сервированные к завтраку столики. Кроме Сесила, элегантно одетого в белые льняные брюки и рубашку персикового цвета, к завтраку еще никто не появился.

— Дорогая моя, вы слышали, как они удирали? Все ринулись, визжа от восторга, вниз к бухте! Фернандо договорился с контрабандистами с нескольких лодок, чтобы они взяли туристов на увеселительную прогулку. Чтоб их всех затошнило, бесчувственных тварей, — что еще я могу сказать?!

— Одну из них непременно настигнет ваше проклятие, это уж точно, — улыбнулась Хелен.

— Бедняжка «Суроу» провела ужасную ночь, просто мучительную, моя дорогая. Не желаете ли, чтобы я заказал вам эти мерзкие хлеб с джемом? — больше ничего не предлагают. — Он пошарил в карманах и извлек оттуда «Словарь полезных фраз на итальянском, испанском и сан-хуанском». — Что за язык! Ведь вы наверняка думаете, что «деспасио» означает «делай быстрее»: «дес» или «дис» — отрицательная частица, а «пасио» — это, по-моему, у них «покой, мир»… То есть, вместе: «беспокойно» или «быстро». Однако же нет и нет! «Деспасио» означает «медленно». А уж персонала медлительнее этого я не встречал. — Сесил объяснился с официантом какими-то, видимо понятными тому, знаками, ибо официант пошел исполнять его просьбу, правда традиционно «деспасио». — И теперь его ждать до скончания века. Хотя какая разница — часом раньше, часом позже принесет он эту жуткую еду. Стоит ли сердиться?

— Вы сегодня в приподнятом настроении, мистер Сесил. — Хелен порадовалась, что наконец-то она может с кем-то вполне приятно поговорить.

— Только ночь я спал неважно… Миссис Родд, — Сесил вдруг понизил голос, — а вас мисс Лейн тоже шантажировала?

Хелен побелела как полотно, поднесла руку к длинной шее и, замерев, в ужасе посмотрела на модельера.

— Шантажировала? — переспросила она. У Сесила создалось впечатление, что она ничего подобного не подозревала, но, раз заподозрив, придала их прежним беседам с убитой зловещий смысл. — Нет, что вы, мистер Сесил. Что вы имеете в виду?

— Разве Лувейн вам не говорила?

— Нет, — поджала губы миссис Родд. -- Она нам не говорила.

«Возможно, лично вам она и не говорила», — подумал Сесил, а вслух как бы невзначай сказал:

— Возможно, она упоминала об этом в разговоре с вашим мужем.

— О нет, — быстро ответила женщина. — Он бы мне сказал.

«Так ли уж и сказал», — подумал любитель скандалов.

Тут появилась мисс Трапп, как всегда прижимая к груди свою сумку, и спросила, можно ли ей к ним присоединиться.

— О, ну конечно же, мисс Трапп! Всем несчастным преступникам надо держаться вместе. А остальные уже умчались на морскую прогулку в лодках контрабандистов. Бездушные люди — резвятся себе на свободе. Заказать вам хлеб с джемом? Мы с миссис Родд поискали в разговорнике, как это попросить по-здешнему, но ничего не нашли, кроме фразы: «Я бы хотел, чтобы вы мне показали этот туалет». Мерзкое предложение таким ранним утром. — Он повторил свою пантомимическую просьбу подошедшему официанту. — Единственное, что мне в этом нравится, так это слово «экскузадо» — прелестно! Я спрашивал только что у миссис Родд, — продолжал он щебетать, не останавливаясь, — не шантажировала ли мисс Лейн и ее тоже.

— Шантажировала? — Мисс Трапп была явно поражена не меньше миссис Родд.

— Видите ли, она пробовала это на Лули Баркер, на мне, на вас, поэтому я подумал…

— На мне? — мисс Трапп еще крепче сжала кулачком ручки коричневой сумки под самым подбородком.

— Разве нет?

— Конечно же нет, — твердо ответила мисс Трапп. — Откуда у нее повод меня шантажировать?

— Не знаю, — покачал головой Сесил. Он вспомнил тот странный монолог Ванды Лейн, когда та стояла с ним и Кокриллом на балконе и смотрела на две пары на террасе у скалы — на мисс Трапп с Фернандо и чету Роддов. «Все они при деньгах — своих или чужих»… Еще Ванда упомянула, что знает о «ничтожном состоянии», которое мисс Трапп таскает в «сумке с золотой монограммой»… «Лули права, — сделал он вывод, — Трапп не бледнеет, а именно сереет».

Лео Родд сидел в своем номере и прислушивался. Услышав быстрые легкие шаги и тихое покашливание, он вышел на балкон.

— Лувейн!

— Лео, любимый мой!

— Говори потише, дорогая. Ты поняла, что вчера вечером я не смог прийти на пляж? Ты сама не ходила туда?

— Я погуляла там немного, просто надеясь… Да, я знала, это совершенное безумие… А сегодня мы пойдем?

— Господи, если будет возможно, конечно да. Но здесь теперь все кишит загадками и подозрениями. Нам надо быть осторожнее. В худшем случае нам придется подождать, пока все это не закончится и мы не уедем отсюда.

— Вообще-то, незачем спешить — у нас вся жизнь впереди, — ответила Лули.

Он стоял на пороге своей комнаты, обхватив ее запястье, и смотрел на нее сверху вниз.

— Ах, Лули… Неужели это действительно так?

— Ты передумал? — в ужасе спросила она.

— Нет-нет, сердце мое, конечно же, конечно же я не передумал. Просто неужели… Лули, во мне живет какой-то дьявол. С тех пор как со мной… эта штука произошла. Я стал совсем не тот, я раньше таким не был, я раньше был в целом вполне приличным малым. Но теперь… Я так боюсь, что однажды стану другим с тобой — так же, как сейчас с бедной Хелен: загоню тебя в угол, заставлю бояться меня, а потом начну сердиться на тебя за то, что ты меня боишься.

— Я никогда ничего не боялась.

— И я так думал. Ты всегда была так… удивительно бесстрашна, Лули. Но дело в том, что во мне уже начинает возникать подозрение: вчера вечером за обедом меня стало раздражать, что вы с Сесилом валяли дурака… насчет…

— Да, дорогой, ты и впрямь очень сердился, — согласилась она.

— И тебе стало страшно, Лули. Ты стала бояться. Твое испуганное выражение лица просто преследует меня.

— Я боюсь только того, что тебя не будет со мной, — ответила она. — И ничего больше в мире. Но этого я боюсь.

Лео поцеловал ее сжатые пальцы — и ощутил с холодящим страхом, как они дрожат в его ладони. Но тут на балконе появился мистер Фернандо, и их руки виновато опустились. Они направились к деревянной лестнице, каждый стараясь придать себе абсолютно независимый и беспечный вид. Фернандо, казалось, тоже провел бессонную ночь, но он «включил» свою знаменитую улыбку и вместе с Лео и Лувейн спустился к накрытым столикам.

Сесил уже весело раздавал булочки с абрикосовым джемом и «если честно, весьма дрянной кофе», который любой вспоминал бы потом как бесконечно превосходящее то, чем угощают в Англии. Однако остроумная болтовня модельера не особенно занимала сидевших с ним двух дам. Хелен Родд испуганно посмотрела на подошедшего мужа, не удостоив его возлюбленную и взглядом. Мисс Трапп подняла блеклый взгляд в ответ на бело-золотую улыбку Фернандо.

— Боже мой, — сказала Лувейн, сев на тяжелый стул и подвинувшись к столику, — да какие же вы мрачные!

— Да, мы мрачные, Лупи, — ответил Сесил, откидывая назад непослушную прядь. — Если хотите хлеба с джемом, закажите себе сами. Я уже выдохся переговариваться с помощью шарады-пантомимы. Но представляете, солнышко, мы говорили с миссис Родд и мисс Трапп о шантаже, но ни одна не слышала об этом ничего подобного!

Лувейн широко открыла большие голубые глаза и удивленно посмотрела на мисс Трапп, как будто поверх очков. Лео Родд резко спросил:

— О шантаже?

— Лапочка, разве вы не рассказали об этом мистеру Родду? — в свою очередь удивился Сесил.

— Нет, — ответила Лули. — Не успела.

— О шантаже? — повторил Фернандо. — Мисс Лейн? Сесил снова откинул волосы всей пятерней назад.

— Лувейн, я-то думал, вы уже со всеми поделились…

— Я собиралась, но когда же? Произошло убийство, и с той поры мы только об этом судили-рядили.

Лео Родд шарадой-пантомимой заниматься не стал. Он вызвал официанта, указал ему на Фернандо, мисс Баркер и себя, потом громко и отчетливо сказал:

— Эль кафе, эль пан и эль джем, если больше ничего нет, и деспасио — то есть, нет, другое: де приза!^{13} О, Фернандо, — обратился он уже к гиду, — извините. Я забыл, что вы умеете это объяснять, ну ладно. Все равно официант уже ушел. — А Лули он сказал: — Тебе не кажется, что все это… насчет шантажа — ты могла рассказать как раз когда мы, как ты выражаешься, судили-рядили об убийстве?

— Мне показалось, что это было бы совсем некстати. — Потом Лувейн добавила, что, как бы там ни было, а инспектору Кокриллу она рассказала о шантаже еще до убийства. — И он ответил, что не считает мисс Лейн шантажисткой. Кокрилл считает, что ей было просто интересно наблюдать, как люди извиваются на крючке.

— Тогда ладно. — Было заметно, что с плеч Лео как будто свалился груз.

— Встречаются такие типы, — заметила Хелен. Конечно же, мисс Лейн наверняка исподтишка намекала на заигрывания мисс Баркер, потихоньку пугала, что обо всем расскажет оскорбленной жене. Удивительно все-таки, думала с грустью Хелен, почему принято считать, будто жена в таких ситуациях всегда обманута, глупа и ничего не видит? А ведь жена всегда узнает обо всем первой, порой даже раньше самих прелюбодеев! — Таким доставляет радость, — продолжила она вслух, — думать, что в их власти сделать людей несчастными. — (Интересно, считают ли они, что другие на подобное не способны?)

С балкона спустился наконец и инспектор Кокрилл в недавно купленной летней шляпе и костюме из легкой шерсти. В новом наряде он еще чувствовал себя чуть неловко. Кокрилл с неприязнью оглядел оставшиеся булочки с джемом и чашки с густым кофе. Заграница ему определенно осточертела.

— Иди к своему дирритори, — четко и громко велел он официанту, — и скажи: пусть приготовят мне чайник чаю и яичницу с беконом. Омлет с беконом — понял? Омлета и бекона! — Он тяжело опустился на стул и неприветливо спросил: — Ну, какие новости?

Фернандо всю ночь обдумывал случившееся и теперь готов был представить инспектору Кокриллу свой план действий. Единственное, что нужно начальнику полиции, ~ это заключенный. Но вдруг удастся убедить его, что и без заключенного можно обойтись? Он, Фернандо, только что услышал, будто вчера мисс Лейн сама себя выдала: рассказала двоим — и один из них сам инспектор Кокрилл! — что она шантажистка. Потом ушла купаться, а вернувшись к себе и обдумав свои слова… Ну разве она не ужаснулась, поняв, что натворила? Как только они вернутся в Англию, инспектор уведомит полицию; начнется расследование, и тогда под удар попадет не только ее капитал, заработанный таким постыдным способом, но и все ее прошлое. И что же ей останется? Тюрьма и бесчестье! Какой позор, какое отчаяние! Фернандо сверкал зубами и взмахивал ресницами. Вот она сидит за своим столиком, спрятав лицо руками. Взгляд падает на нож. Она ложится на кровать и заставляет себя спокойно принять смерть. Всего лишь один резкий удар — и все кончено.

— А потом она встает и идет за красной шалью? — усмехнулся инспектор Кокрилл, изумленный выдумкой Фернандо. — Или сперва за шалью сходила? И откуда тогда жертвенные капли на столе? А что произошло с продолговатым предметом, лежавшим на столе? И зачем она подчищала и мыла пол, зачем она устроила помывку в ванной? И как это ей удалось после нанесенного удара? Ведь удар ножом почти наверняка предполагает практически мгновенную смерть? Я, конечно, просто интересуюсь.

— Ага, вы интересуетесь, инспектор, — сказал Фернандо. — А херенте хочет отчалить в своей лодке вместе с остальной флотилией. Эти неудобные вопросы его не тревожат. — Он посмотрел на своих друзей, своих «беспомощных». — Вы все на веселом отдыхе — так не лучший ли выход убедить херенте в моей версии? В конце-то концов, ведь она была шантажисткой. Разве вам так важно, кто ее убил? Или вы действительно хотите, чтобы за это кто-то гнил в сан-хуанской темнице? О шантаже ничего не говорите самому херенте: я скажу ему, будто мы все уверены, что она совершила самоубийство. Инспектор, вы согласны? Мнение Скотленд-Ярда очень важно.

~ Если не говорить о шантаже, — спросил Кокрилл, — какой, по-вашему, мотив у самоубийства? Или это для херенте тоже ерунда?

Фернандо утверждал, что для начальника полиции все ерунда, кроме его контрабанды. Он еще подумал и, пожав плечами, улыбнулся:

— Молодые особы влюбляются. Может, безответная любовь, безнадежный случай? — Фернандо склонил голову набок. — Мистер Родд, а не была ли эта юная особа немного увлечена вами?

— Вполне вероятно, — сказал Лео. — Большинство женщин, которым в данный момент нечем заняться, влюбляются в меня из-за того, что я потерял руку. Но до сих пор до самоубийства не доходило. И не хотелось бы, чтобы на моей совести было хоть одно, пусть даже мнимое самоубийство. Поищите какой-нибудь другой мотив. Тем не менее я целиком и полностью за то, чтобы не упоминать о шантаже, а напирать на самоубийство и убраться с этого острова как можно скорее. Предлагаю голосовать: кто за такой план действий?

Через поднятые руки инспектор Кокрилл увидел приближавшегося начальника полиции. Тот спускался к ним с довольным видом. Солнце сверкало на его лакированной черной шляпе и на серебряной резьбе старинного ружья, темносиний плащ развевался вокруг ног, уродливо обтянутых помятыми заношенными брюками. За ним шел администратор отеля, держа в руках небольшой коричневый блокнот.

Подойдя к столикам, начальник полиции остановился и махнул рукой администратору. Тот встал возле него и открыл книжку. Держа ее перед собой, как певчий ноты, он начал читать:

— Мисса Траппа. — Администратор мучительно выговаривал непослушные английские звуки. — Очента^{14} Пар-ка-лейна, старрая диева… — Он сбился и быстро прочел несколько строк на своем языке.

— Она пишет, что мисс Трапп, оказывается, богата, — стал шепотом переводить своим друзьям Фернандо, — что она носит свое… свое сокровище в… коричневой сумке; она пишет, что… пишет, что монограмма на сумке… — Фернандо споткнулся и, почти заикаясь, сказал мисс Трапп: — Она пишет, что на сумке инициалы не ваши.

Начальник полиции остановил обсуждение услышанного и ткнул грязным пальцем в конец страницы. Администратор задумчиво уставился туда, потом огласил написанное:

— Фунтса синкуента.

Но что-то ему по-прежнему оставалось непонятным, и он, развернув блокнот, показал его Фернандо. В конце страницы чернилами была обведена крупная сумма.

— Пятьдесят фунтов, — перевел Фернандо испуганным голосом. — Со знаком вопроса.

— Со знаком вопроса? Как же это понимать?

— Стоит ли секрет мисс Трапп пятидесяти фунтов — только так это надо понимать.

Энергичным жестом начальник полиции велел всем замолчать. Администратор перевернул страницу:

— Мистер Сисила. Христо-пи ет…— Дальше администратор прочесть не смог.

— Но импорта^{15}, — сказал начальник полиции и ткнул пальцем в низ страницы.

— Фунтса сиенте? — взглянув на Фернандо, неуверенно произнес администратор.

— Сто фунтов, — перевел испанец.

— Сто фунтов… за меня? — ахнул Сесил. Его и без того бледное лицо побелело от ужаса, а волосы как будто потускнели. — Спросите его… знает ли она… считает ли она, будто знает что-то обо мне?

Администратор про себя медленно переводил с английского, потом повторил на ломаном испанском. Фернандо перевел:

— Он говорит, что да. Говорит, что это… насчет вашего магазина. Еще…

Лувейн сразу же пришла на помощь другу, которого готовы были вот-вот с позором разоблачить (хотя всем так не терпелось об этом узнать!):

— Попросите его ничего вслух не зачитывать. Это не наше дело.

Администратору понравилось пользоваться помощью Фернандо, и он стал переворачивать страницы смелее, переводя значение написанного себе и пересказывая гиду.

— Это о вас, мисс Баркер, — предупредил Фернандо. — Вы здесь на последней страничке. Имя, адрес. — Он внимательно слушал администратора. — А потом много о… — Он глазами указал на Лео Родда.

— Не говорите ничего, я сама догадаюсь, — сказала Лули. — Но… сколько?

— Пьядесьят фунтов, — почти без запинки сказал администратор и перевернул страницу. — Мистресс Родда.

— Ради бога, не надо, — тотчас попросила Хелен.

Фернандо снова стал слушать.

— Он ничего плохого о вас не прочел, миссис Родд. Все больше… о мистере Родде. Она задает вопрос…

— Не важно, какой там вопрос она задает, — возразила Хелен.

— Она просто спрашивает себя, любите ли вы, миссис Родд, вашего мужа. И каково было бы ваше отношение, если бы вы… узнали…

— Довольно, благодарю, — резко прервала Хелен.

— В конце страницы написано: пятьдесят фунтов.

Администратор развернул блокнот, чтобы всем было видно, что там написано. На сей раз знака вопроса возле числа не стояло.

— Похоже, — высказал мысль Фернандо, — что это скорее была цена не за молчание, а за огласку. — Он перевернул еще страницу и тихо сказал: — А вот и Фернандо. Обо мне, значит, тоже что-то выкопала. А сумма все та же: пятьдесят фунтов.

— А обо мне? — спросил Лео.

Блокнот взял начальник полиции, пролистал страницы, нашел заголовок «Лео Родд» и показал им. На этой странице почти ничего не было написано кроме имени и в конце не указывалась сумма. Он перевернул еще страницу и подал блокнот инспектору Кокриллу.

Заложив блокнот на открытой странице большим пальцем, Кокрилл стал рассматривать обложку. Блокнот был с несколько примятыми углами и обтянут сафьяном. Инспектор отметил, что, если бы блокнот лежал открытым на столике мисс Лейн, то вполне походил бы на продолговатый предмет, прикрывший центр стола от капель крови. Весь блокнот был исписан изящным ровным курсивом. Курсив сравнительно недавно вошел в моду, особенно среди тех, кто писал некрасиво или неразборчиво, ему было легко научиться и постепенно обрести скорость и мягкость письма. Блокнот был исключительно аккуратно оформлен, все заголовки красиво подчеркнуты, поля ровны. Кроме сведений о них шестерых в блокноте не было ничего. Кокрилл раскрыл его на странице со своим именем.

У мисс Лейн был неплохой слог. Мистер «Ужас Кента» получил редкую возможность взглянуть на себя такого, каким его видели другие: притрухнутый пылью воробей, странным образом попавший в компанию перелетных птиц и чувствующий себя неуютно в грубой рыжей, прожженной солнцем сельской местности, вдали от английских городских улочек. Инспектор («Инспек.», писала она), невысокий и сутулый, с седыми волосами; после этих слов стоял вопросительный и восклицательный знаки. С легкой насмешкой упоминалось о неизменном макинтоше, детективных романах, зубных протезах, о которых он до сих пор никому не рассказывал, и о слишком маленькой летней шляпе. Кроме этого, на удивление, в блокноте никаких сведений не содержалось: ни намека на незаконные пристрастия, выставление себя богатым и влиятельным человеком, ни одного упоминания — при этом он облегченно вздохнул — о нескольких мелких махинациях со здешними денежными единицами, пелире, в табачных лавках порта Баррекитас, где открыто и бесстыдно торговали валютой. Но в конце страницы значилась сумма, обведенная чернилами: пятьдесят фунтов. И белая бумага была забрызгана коричневыми каплями, целым выводком маленьких коричневых головастиков, словно бы потревоженных и метнувшихся от него к середине страницы. Кокриллу слишком часто приходилось видеть засохшую кровь, чтобы не распознать ее в этих коричневых пятнах.

После завтрака они снова пошли купаться. Было неимоверно жарко, но заняться было больше нечем. Лео и Хелен Родд, как всегда, плавали, Сесил, Лувейн и мисс Трапп по-прежнему плескались и взвизгивали, а Фернандо резвился по-дельфиньи от берега к плоту и обратно. Инспектор Кокрилл подвернул жесткие брюки шерстяного летнего костюма и отправился в долгое одиночное шлепанье по воде. На его благородной голове возвышалась соломенная шляпа.

А после все улеглись в ряд под тентом и в который раз принялись обсуждать ситуацию, в которой очутились и которая их сблизила. Кокрилл вернулся со своей прогулки по воде с покрасневшими после долгого «погружения» икрами, остановился и посмотрел на «перелетных птиц». Мисс Трапп и Фернандо лежали рядом и о чем-то тихо беседовали: он — широченный в плечах, с обнаженным торсом, с играющими мускулами, красно-коричневый, как актиния; она — укутанная в полосатое полотенце и похожая на устрицу или очень сухонькую черносливину в полновесном окружении роскошного ломтика бекона. Сесил лежал на спине; его перед еще был чувствителен после вчерашних солнечных ванн — как сказала Лули, можно было буквально увидеть «демаркационную линию» между розовой и белой кожей, а также небольшие пятна загара в морщинках вокруг глаз и несколько выгоревшие волосы. Они спадали на такие же белые плечи, как у Лувейн, лежавшей рядом. Поддерживая локтем рыжую голову, Лувейн выводила на песке «Я люблю тебя», чтобы Лео Родд увидел и, увидев, стер эти слова с предостерегающим движением бровей. В самом конце ряда лежала Хелен Родд — с закрытыми глазами, в круглых желтых солнечных очках, раскинув кукольные руки и ноги, наполовину освещенные солнцем.

И один из них, подумал инспектор Кокрилл, убийца. Теперь никуда не денешься: на персонал не свалишь, никаких громил, вломившихся якобы с целью ограбить или изнасиловать, не найдешь, абсурд насчет самоубийства ничем не докажешь. На столе лежал блокнот, в блокноте значились только их имена и, как правило, подробности известных мисс Лейн прегрешений. Ни один испанец, итальянец или сан-хуанец не мог знать о содержании блокнота, а если бы и узнал, ему незачем было бы пытаться его выкрасть.

Начальник полиции обнаружил блокнот под бельем в ящике шкафа. Так, по крайней мере, он рассказал своему «кровному брату», но наотрез отказался дать посмотреть содержание. Вместо этого он гордо отправился в свой участок. «Он говорит, что придет еще», — перевел тогда Фернандо. Разумеется. Вне сомнения, придет еще. А пока что… кто-то из этих шестерых, болтающих, как стайка скворцов, под сенью тента, спорящих, строящих предположения, доверяющих друг другу маленькие тайны и вполушутку изображающих озабоченность и испуг, совсем не такие, какие стоило бы испытывать на самом деле, ведь один из них убийца. Но пока инспектор не догадывался, кто именно. Тогда он еще не знал, что стоит окинуть их еще разок внимательным взглядом, и ему все сразу станет ясно. Поэтому он прошел мимо и вернулся в гостиницу.