Смерть в конце тоннеля

Глава 10

На взгляд проезжающего, Бланчард был не более чем мелкой помехой движению в виде двух светофоров, каких на дороге пруд пруди и названий которых не упомнить. Однако маршрут номер 56 затрагивал только южную окраину города. Город был старый и стоял на берегах реки, что текла с севера на юг по широкой равнине. Вначале, когда окрестные холмы покрывал лес, воды в реке хватало. Но после того как лес вырубили, грунтовые воды ушли вглубь, река обмелела. Весной в половодье она разливалась, а к сентябрю или октябрю могла и совсем пересохнуть.

Город построили лесорубы и охотники. Когда не стало ни лесов, ни дичи, Бланчард превратился в торговый центр, куда в течение многих лет по выходным съезжались окрестные фермеры на своих телегах, а потом и на грузовиках. Торговля процветала.

С появлением хороших дорог и истощением окрестных земель Бланчард начал хиреть. Фермеры предпочитали ездить за покупками в мегаполис N, за двадцать пять миль, где выбор был богаче, и там же продавали свой товар. К тому времени в городе осталось две тысячи жителей. Старые дома пустовали. Единственным предприятием был трубопрокатный завод.

Но когда через город провели федеральное шоссе, Бланчард воспрянул духом. Пусть старая речка пересохла, мимо текла новая река из долларов. Жизнь расцвела на южной окраине, где строились мотели, рестораны и большие современные автосервисы.

Старый город тоже не избежал перемен. Дальновидные люди, жившие в N, который теперь был всего в тридцати милях по скоростному шоссе, начали за бесценок покупать старые дома и восстанавливать их, придавая им изначальный викторианский шарм. Впрочем, так продолжалось недолго. Загородные дома вошли в моду, и цены в Бланчарде быстро поднялись. Фирмы по торговле недвижимостью скупали у разорившихся фермеров землю и строили на ней роскошные ранчо. Население города росло, налоги собирались исправно, у властей появились деньги на школы и другие учреждения. Внуки прежних торговцев облицовывали старые магазины пластиком. Со временем деловая и интеллектуальная элита из соседнего мегаполиса переселилась в Бланчард и изменила его лицо.

Граница между старым и новым городом поначалу была очень заметной, но потом начала стираться из-за тесного общения молодежи.

Бывали случаи, когда человек, поселившись в Бланчарде, заводил здесь и свое дело. Доктор Лайонел Будишон был как раз из таких людей. Он едва ли не первым купил здесь дом, хотя вел практику в N и был там модным врачом. Благодаря положению своего покойного отца, который служил президентом крупного банка и входил в правления нескольких местных корпораций, доктор имел кучу богатых клиентов. Первыми его пациентами были друзья детства. В придачу к деньгам он обладал большим обаянием, амбициями, уверенностью в себе, и его карьера продвигалась без сучка без задоринки. Будишон выполнял мелкие хирургические операции, принимал терапевтических больных и честно старался быть в курсе всех последних достижений медицины.

В пятьдесят лет, когда он появился в Бланчарде вместе со своей второй, тридцатилетней женой и двумя маленькими детьми, это был здоровый, жизнерадостный человек цветущего вида, еще не лысый, заядлый спортсмен и картежник. Переехав в Бланчард, часть практики в N — точнее, ночные вызовы — он передал своему младшему коллеге.

Проведя в Бланчарде год, Будишон почувствовал, что ему чего-то не хватает. У него была молодая очаровательная жена, чудесные дети, машины, друзья, триста тысяч состояния, но профессия перестала его удовлетворять. Его пациенты были настолько богаты, что в серьезных случаях предпочитали вызывать на дом специалистов, а не идти за советом к врачу общей практики.

Тогда он принял решение. Гольф и покер были заброшены. Нагрузка младшего коллеги возросла вдвое. Жена и дети почти его не видели. Он работал по четырнадцать часов в сутки. К концу отведенного срока от его состояния почти ничего не осталось. Но зато на купленном им втором участке появилось новое здание салатового цвета, и над входом надпись медными буквами: «Частная клиника доктора Будишона».

Больница была небольшая, но устроенная по высшему разряду. В одном крыле располагались две шестиместные, две трехместные и четыре одноместные палаты. В другом крыле находились двенадцать одноместных палат, по роскоши не уступавших номерам первоклассного отеля. Центральную часть здания занимали кабинеты врачей, лаборатории, операционные, сестринские.

Набрать персонал было делом недолгим. Кроме самого Будишона и штата медсестер в клинике работали рентгенолог, терапевт, уролог, невропатолог, дерматолог и анестезиолог. Все врачи, как и Будишон, переселились в Бланчард из других мест. Так как это была частная клиника, они принимали ровно столько пациентов, скольких были в состоянии обеспечить необходимым лечением. Обыкновенно работы им хватало. Будишон открыл в себе талант администратора. Он был очень занят и очень доволен.

Днем 17 марта на коммутатор клиники поступило требование из полиции выслать машины «Скорой помощи» на место аварии, которая произошла на шоссе к западу от города. Узнав, что разбилось несколько машин, девушка-диспетчер выслала «скорую помощь» и связалась с похоронным бюро «Риди и Куэлл», чьи катафалки могли пригодиться для перевозки пострадавших, в случае если их оказалось бы очень много. Когда диспетчер доложила старшей медсестре, та распорядилась подготовить к возвращению «скорой» четыре кровати и реанимационное оборудование.

Доктор Будишон, встретив «скорую», спросил доктора Дэвида Прейса, молодого врача, который ездил на место катастрофы:

— Сколько их, Дэв?

— Трое наших, а шестеро — клиенты Риди и Куэлла. Там просто ужас что творилось. Я привез всех троих сразу. Интересно, что был и четвертый, но он отказался от помощи и сбежал. Да, пока не забыл! Еще двое приедут для осмотра, после того как починят свою машину. Их здорово тряхнуло, я наложил женщине повязку на колено. У нее травма головы, так что нужно, чтобы Джордж сделал снимок.

Будишон ждал, пока вынесут носилки с ранеными. На первых носилках лежала женщина в окровавленном, рваном красном костюме и с растрепанной русой косой. На лбу у нее, на линии роста волос, был длинный глубокий порез, а левая сторона лба вся вздулась и посинела, как баклажан. Левый глаз распух и закрылся. У нее были правильные черты и гладкая кожа. Будишон помрачнел. С тем, что умирали больные люди, он уже примирился, но когда видел напрасно изуродованные здоровые тела, в нем просыпался протест. Изжелта-бледное лицо женщины было покрыто испариной. Взяв ее холодную, липкую руку, он нащупал ниточку прерывистого пульса.

— Сделайте ей инъекцию против шока, — приказал доктор.

Второй была девочка в толстой белой юбке и желтом свитере, который висел клочьями. На ее лице не было ни царапины. Она с тихим изумлением смотрела вокруг. Дэв подошел и сказал, понизив голос:

— Рваная рана бедра, перелом предплечья и кисти, вывих плеча, предположительно перелом ребер. Из всей семьи одна она выжила. Погибли трое. Им досталось по полной программе. Отцу рулем продырявило грудь. Мать пробила ветровое стекло. Младшей сестре размозжило голову. Непонятно, как она уцелела. Я ею займусь.

Последним был здоровенный мужчина с крупным, тяжелым лицом. Он приглушенно басил, говоря, что сам может идти, и просил, чтобы его отпустили. Его одежда потеряла всякий вид, но заметно было, что она дорогая. Пальцы на правой руке кровоточили, мочка левого уха была порвана. Будишон властно приказал ему успокоиться, и тот повиновался. Это был тип раненого, за которым требовался особый присмотр. Такие лоси могли ходить как ни в чем не бывало с самыми тяжелыми ранениями, нанося себе непоправимый вред.

К четырем часам дня все рентгеновские снимки были изучены и все трое раненых идентифицированы. Одна оставалась без сознания, двое других спали, получив уколы снотворного. Мистер Дэвлин Джемисон, мисс Кэтрин Аллер, мисс Сьюзен Энн Шолл. Джемисону обработали и забинтовали разбитые пальцы, зашили ухо, промыли ссадины на щеке, локте, бедре и плече, наложили шину на сломанные ребра и еще одну на вывихнутый палец. Он пострадал меньше всех. Будишон сначала сомневался, стоит ли давать ему снотворное, но, понаблюдав за ним, заметил, что пациент страдает от эмоционального шока. Выяснив у него, кому позвонить, он назначил седативный препарат.

В четверть пятого он позвонил по межгороду некоему мистеру Роджеру Сиверу.

— Мистер Сивер, с вами говорит доктор Будишон. Я звоню относительно мистера Дэвлина Джемисона.

Сначала Сивер никак не мог взять в толк, чего Будишону от него понадобилось. Когда до него дошло, он заволновался:

— Так вы говорите, несколько машин перевернулись, доктор?

— Да, несколько.

— Дэв, наверное, сообщил вам, что я его адвокат. Будет лучше, если я сам приеду. Приеду завтра. А пока свяжусь со страховой компанией. Спасибо, что позвонили.

Будишону стало немного не по себе, когда он положил трубку, будто был в чем-то виноват. Доктор знал, что полиция сама позвонит кому надо. Но у мистера Джемисона был такой вид, будто ему не помешала бы помощь со стороны. Насчет остальных пострадавших Будишон точно не собирался звонить. Он вздохнул. Да, общение с богачами приводит к легким проявлениям проституции, выдаваемым за дружеские услуги.

Он взглянул на Кэтрин Аллер. Порез на лбу зашили. Гематома справа почернела, приняв еще более пугающий вид. Ей ввели плазму, чтобы снять шок. Сестра сказала, что изменений пока нет. Рентген не выявил травмы черепа. Будишон наклонился и помял большим пальцем веко ее здорового глаза, пристально наблюдая за реакцией. Реакции не было. Женщина находилась в глубокой коме. В лучшем случае отделается контузией. В худшем ее ждет медленная смерть от кровоизлияния в мозг. Интересно, куда она ехала, кто сейчас о ней волнуется: «Почему это Кэтрин до сих пор нет? Могла бы хоть позвонить».

Девочка Шолл мирно спала. Ее правая рука от пальцев до шеи лежала в гипсе. Плечо ей вправили, на ребра наложили шину, рану бедра тщательно заштопали, оставив дренажную трубку, так как порез был очень глубокий. Будишон сам накладывал швы и радовался, что у нее такое здоровое, крепкое тело — кровь с молоком — и что она должна быстро поправиться. Моральные раны, конечно, лечатся дольше, если лечатся вообще.

В кабинете его ждал лейтенант Фей из полиции.

— Здравствуйте, доктор. Какой счет у нас в этой аварии?

— Привет, Томми. — Будишон сел за стол. — Одна дама, по фамилии Аллер, очень меня беспокоит. У нее травма головного мозга. Пока нельзя сказать, насколько серьезная. Она без сознания. Джемисон и девочка Шолл поправляются.

— Все вещи из машин мы свезли в участок, чтобы поискать координаты родственников или еще кого-нибудь, кому посылают извещения. Насчет Аллер мы ничего не знаем. Судя по номерам, она едет из Калифорнии. Но у нее с собой много вещей, так что, наверное, она переезжала на восток. Никаких указаний на то, куда именно ехала. Мы узнали, что она вроде из Филадельфии. У нее в сумочке лежал кошелек, а в нем записка: если что случится, уведомить какого-то Худа, президента какой-то химической компании. Но с собой она везла рекомендательное письмо от него, где говорится, что она уволилась и уезжает на восток. Я не знаю. Наверное, нам придется подождать, пока она придет в себя и сама скажет, кого известить. Что до Джемисона, то я нашел номер его домашнего телефона, но там никто не отвечает.

Будишон смущенно кашлянул.

— Мистер Джемисон сообщил мне имя своего адвоката, и я взял на себя смелость ему позвонить. Извините, мне, наверное, следовало вас предупредить.

Фей, рыжий веснушчатый толстяк, недовольно зыркнул на доктора:

— Очень мило с вашей стороны, док. Спасибо. Нет сомнений, что ему понадобится адвокат.

— Почему?

— Это его машина вылетела на встречные полосы. Сейчас ее осматривает эксперт.

— Как насчет семьи Шолл?

— С этими мы быстро разобрались. У него в бумажнике лежала карточка. Там написано, что надо связаться с Крисселом. Оказалось, это его шурин. Он приедет сегодня вечером или завтра. С водителем грузовика тоже не было хлопот. Представитель его компании пообещал позвонить семье. Уф, как я рад, что мне не придется самому этим заниматься. Я не сказал вам еще, в ком главная загвоздка и зачем я пришел?

— Кто-нибудь из погибших?

— Да, целых двое. Мужчина и женщина. В машине с ними был еще один мужчина. Он выскочил. Он не обращался к вам за медицинской помощью?

— Еще нет. Мне говорили, что двое других…

— Я знаю о них. Так вот, это человек лет тридцати, брюнет с темными глазами, в сером спортивном пиджаке с рваным рукавом и голубой рубашке. У него ободранные кулаки и разбиты губы. Вы не видели такого?

— Пока нет. А что?

— Шедду этот парень сказал, что он случайный попутчик, которого подвозили те двое, что сгорели в машине.

Будишон поморщился:

— Я об этом не слышал.

— Они здорово обгорели. Мы вытащили из багажника вещи. Там только мужская одежда, ничего женского. Никаких следов того, что ее одежда сгорела в машине. Просто одежда, купленная во Флориде и в Джерси, никаких документов. Из личных вещей только безопасные бритвы. И два приятных пузатых револьвера, доктор, заряженных. А к ним — запасные обоймы. Мы быстренько проверили номерные знаки. Оказалось, что они от другой машины, от «студебекера», который разбился пару месяцев назад. Из Таллахасси нам сообщили, что в лепешку. Мы сняли номера двигателя и шасси на «олдсе», и, сдается мне, он краденый. Парень, который остался в живых, не захотел, чтобы ваш Прейс осматривал его, и ушел.

— И что мы имеем?

— Две пушки в краденой машине. Возможно, тоже краденые. Девчонку они подцепили где-то по дороге. Они ехали на восток.

— Труп в машине поддается идентификации?

— Только если по зубам. — Фей поднялся. — Я хотел вас предупредить, чтобы вы были настороже, если появится этот парень. А ему может потребоваться помощь. Постарайтесь задержать его и позвоните мне. И не общайтесь с репортерами. Они побывали у меня в конторе, пронюхали про оружие и вцепились в эту историю, как пираньи.

Было уже почти пять часов, когда раздавленное тело Черрика извлекли из перевернутой кабины и доставили через черный ход в похоронное бюро «Риди и Куэлл». Его положили на оцинкованный стол посередине маленькой комнаты с голыми бетонными стенами.

Лафлер, устало прислонившись к стене, курил сигарету, пока Смит снимал с тела одежду.

— Ты мне не поможешь? — спросил Смит.

— Ты и без меня отлично справляешься, малыш. Давай обдери его, а потом вместе посмотрим, на что он годится.

Когда Смит закончил, Лафлер подошел к столу.

— Смотри-ка, у бедняги не осталось ни глотка крови. Но с ним не будет столько возни, как с той толстухой. К тому же его забирают. Успеем мы, интересно, закончить сегодня?

Смит посмотрел на часы:

— Может, и успеем.

— Этот будет красавчик, — толкнул его в бок Лафлер, — не то что те трое. Как ты думаешь?

— Заткнись, — глухо откликнулся Смит.

— Да ты не привык еще, малыш.

— Я сказал — заткнись!

— Взять хотя бы ту сгоревшую девчонку. Хоть она и почернела вся, но еще заметно, что фигура у нее была классная.

— Заткнись!

— Ты много потерял, сынок. Представь, ты мог бы пригласить се на свидание.

Смит метнул в него взгляд, полный презрения и ненависти, и выбежал из комнаты. Добродушно усмехнувшись, Лафлер раздавил окурок и принялся за работу.

На месте аварии рабочие разгружали упавший трейлер. Все перегружали во второй трейлер, стоявший рядом. Проезжая мимо, машины притормаживали. Помимо перевернутого грузовика, о произошедшей недавно аварии говорили изрытый газон, черные полосы от резиновых шин на бетоне, закопченная, выжженная обочина, осколки стекла. В полицейском участке номер 8 все извлеченные из машин вещи аккуратно перевязали и прикрепили к ним ярлыки.

В городе, за двадцать пять миль к востоку от места аварии, вечерние газеты вышли с крупными заголовками: «КРУШЕНИЕ НА ШОССЕ У БЛАНЧАРДА. ШЕСТЕРО ПОГИБШИХ». И ниже: «Двое не опознаны». Далее шел текст:

Соседи заполнили дом Черриков. Две женщины были в спальне с Рут Черрик. Мужчины в гостиной разговаривали глухим шепотом.

Репортер по имени Стив Лэнни сидел в машине возле больницы Будишона и терпеливо ждал, надеясь поговорить с доктором.