Смерть в конце тоннеля

Глава 1

Узкая и разбитая асфальтовая дорога ныряла по холмам. За два часа до катастрофы Дэвлин Джемисон одолел вершину последнего холма. Далеко внизу протянулись полосы федерального шоссе, предупредительно желтел восьмиугольный дорожный знак на перекрестке. Мягко покачиваясь, его голубой открытый «кадиллак» медленно съехал вниз и остановился перед знаком.

Когда магистраль опустела, он повернул направо и начал плавно набирать скорость, двигаясь в западном направлении. Вдруг под бампером что-то глухо застучало. Джемисон поморщился. Перед поездкой его машину отрегулировал надежный механик. Неужели из-за тряски на проселочной дороге произошла поломка? Стук возник на скорости в сорок миль. На пятидесяти появилась вибрация в руле. При скорости шестьдесят стук начал стихать, на шестидесяти пяти исчез совсем. Он проверил тормоза, слегка покрутил руль — все, казалось, в порядке.

Джемисон был аккуратный, опытный водитель. Его машина шла ровно, как по стрелке, на скорости шестьдесят пять миль.

Десять минут спустя впереди показался светофор. Стоило ему сбавить скорость, как снова раздался стук. За светофором выстроились сразу несколько заправочных станций — белые постройки, серо-голубой гравий, шланги, победно салютующие на своих цементных платформах. Весеннее солнце припекало, и все выглядело неестественно ярким, блестящим.

Джемисон перестроился в крайний ряд. Потом, увидев, что его нагоняет грузовик желтого цвета, поторопился свернуть к одной из заправок. Из гаража вышел служащий, вытирая ветошью грязные руки.

Джемисон вылез из машины, размял затекшие колени.

— Вы можете проверить регулировку?

— Нет, сэр. Мы этим не занимаемся.

— Что-то стучит. Наверное, подвеска.

— Здесь нигде вам не помогут. Но милях в двенадцати к западу автосервис Барни. У них есть все нужное оборудование. Поезжайте туда.

Джемисон поблагодарил, сел в машину и поехал дальше. На скорости стука не было слышно. Может, это действительно от тряски, а может, Джина врезалась в бордюр, как обычно…

Он крепко стиснул руками руль, борясь с новым приступом горя. Его отчаяние будто играло с ним в кошки-мышки. Сколько раз ему казалось, что оно отступило, но это лишь казалось, и оно ждало, притаившись поблизости и подрагивая от нетерпения кончиком хвоста. Стоило ему забыться и вновь начать думать о Джине — как он всегда о ней думал раньше — умиляясь ее странной манере водить машину, — и отчаяние было тут как тут. Наваливалось и шептало в ухо: «Джины больше нет. Она умерла».

Она умерла, и эта поездка бессмысленна, пустая затея. Джемисон с самого начала не хотел ехать. Теперь чувствовал себя человеком, которому навязали чужую роль. Но поехал, потому что так хотели друзья. Убедили, сказав, что путешествие ему необходимо, и он покорился.

Он представил себе залитый солнцем в это весеннее утро офис их компании «Сток, Джемисон и Валлент». Наверное, Джо Валлент зашел в кабинет к Стэнли Стоку и говорит сейчас: «Ну вот, Дэв уже в пути». И Стэнли в ответ назидательно замечает: «Это пойдет ему на пользу, Джозеф». И оба они с удовлетворением кивают — разумные деловые люди в своей солидной конторе, где всегда чистота и порядок и за окном светит солнце. Джемисон и не пытался спорить. Он привык, что они принимают решения, не спрашивая его совета. Они считали, что если он уедет — будет лучше для всех.

Они не скрывали этого. За неделю до отъезда у них был разговор со Стэнли Стоком. Стэнли сказал:

— Дэв, нас трое, и мы отлично сработались. Я руковожу фирмой, потому что у меня есть для этого мозги, предприимчивость, связи. Джо, с его энергией, пробивает наши проекты. А ты — ты наш творец. Ты наш Микеланджело. Мы бы справились и без тебя, но это было бы не то. Благодаря тебе мы получаем интересные заказы.

Дэвлин виновато улыбнулся и сказал:

— Я больше не могу, Стэнли. Я пас.

— Давай говорить начистоту, Дэвлин. Я понимаю, как тебе сейчас тяжело. Это не идет у тебя из головы, вредит и тебе и фирме. Мы с Джо посоветовались и решили, что тебе необходимо на время сменить обстановку. Поезжай куда-нибудь. Захвати клюшки для гольфа, ведь сейчас весна, май. А осенью возвращайся. У нас полно работы, но мы справимся. О нас не беспокойся, не звони. Все, что тебе нужно, — это уехать. Уехать из дома, где ты жил с Джиной. Когда вернешься, тебе будет уже не так тяжело.

— Конечно, время лечит, — угрюмо пробормотал Джемисон и отвернулся к окну, чтобы Стэнли не видел его слез.

Потом Стэнли спросил:

— Так ты поедешь?

— Что ж, поеду, — вздохнул он, — все равно здесь от меня мало толку.

Неделю спустя он уехал. Перед тем он уволил миссис Хартунг, экономку, сказав, что позвонит ей осенью, и нанял человека, чтобы тот присматривал за садом. Утром он в последний раз прошелся по дому, глядя на вещи, купленные Джиной и любимые ею. Ее личных вещей уже не было. На второй день после ее смерти пришла Нэнси Валлент и забрала ее одежду, косметику, украшения — без его ведома. Потом он заметил, что их нет, но промолчал. Нэнси была очень добра. Жалея его, она хотела убрать с его глаз все, напоминавшее ему о Джине. Но разве можно сделать это в доме, где жили двое любящих друг друга людей?

Кое-что Нэнси проглядела. На кухне, на доске для записок, остался листок — список покупок, написанный круглым почерком Джины, который она не успела закончить. Зеленая лента, которой она повязывала волосы, почему-то очутилась у него в ящике для носков. Но гораздо хуже был подарок — подарок ему на день рождения. Она не дожила неделю. Он нашел это в тайнике, куда она всегда прятала подарки. Сверху лежала открытка. Ему исполнялось тридцать четыре года, и Джина сочинила смешное поздравление в честь столь солидной даты. У него не хватило духу развернуть подарок. Он отнес его за гаражи, сунул вместе с газетами в железную бочку, поджег и отвернулся. Запахло паленой кожей. Наверняка это была хорошая кожа, потому что Джина любила хорошие вещи. И дорогая. Когда все было кончено, он пожалел о том, что сделал. Ведь это был ее последний подарок.

После смерти Джины Дэвлин стал сентиментальным и бесчувственным одновременно. Он совершал поступки, в которых затем раскаивался. Как будто утратил способность действовать разумно. Однажды целый вечер вспоминал их размолвки. Вспоминал, когда, где и почему им случалось повздорить. Корил себя за каждое обидное слово, сказанное им Джине во время ссор. Но тех слов было не вернуть.

Если представить, что их брак был несчастливым, то сейчас он, наверное, лицемерно разыгрывал бы безутешного вдовца, втайне торжествуя. Но они были счастливы вместе. Говоря о них, друзья произносили их имена в одно слово — Дэв-и-Джина, потому что они и были одно неделимое целое. В той радости и в том счастье, которые она давала ему, он черпал вдохновение.

Дэвлин больше не мог стать прежним, и его не отпускало тяжелое чувство вины. Он знал, что упрекать себя теперь поздно и бесполезно, но ничего не мог поделать. Только какая-нибудь изнурительная работа, подвиг могли бы помочь ему загладить осознание этой вины.

В то апрельское утро шел дождь, и у Джины на лице была кислая гримаса. Она ненавидела дождь — он вгонял ее в тоску. Следуя своей особенной логике, Джина отказывалась приобрести зонт или плащ.

— Если я куплю эту ерунду, то мне придется выходить на улицу в дождь, так?

— Но ты все равно выходишь, киса.

— Ну, не слишком часто.

Вечером они собирались в гости. За завтраком Джина предупредила, чтобы он не опаздывал. Сказала, что его новый выходной серый костюм все еще в химчистке и она его заберет, так как доставка в тот день не работала. Дэв предложил съездить в химчистку сам. Она предположила, что он опять забудет. Дэв заметил, что в таком случае он обойдется и наденет старый серый костюм, который висит в шкафу.

— Но в новом ты чертовски хорош.

— Ты хочешь сказать — я просто красавец?

Она задумчиво склонила голову:

— Не преувеличивай.

— Ну да, мы же с тобой красавица и чудовище.

— Ты не чудовище. Ты большой грубиян. И очень важный. Я говорила тебе когда-нибудь, до чего у тебя солидный вид?

— Не-а.

— В ресторанах ты всегда получаешь лучшие места, и официант сразу тут как тут. На тебя все обращают внимание. Это, наверное, из-за твоей сдержанности и важности. К такому, как ты, никто не решится запросто подойти и хлопнуть по спине или двинуть в бок.

— Значит, я похож на пугало.

— Перестань, милый.

— А ты знаешь, что когда ты краснеешь, то кончик носа у тебя белеет?

— Я никогда не краснею. Я древнеримская матрона из мрамора. А тебе пора на работу.

— Не езди в химчистку. Дождь идет.

— Ничего. Зато ты это запомнишь.

И он не возразил, не потребовал, чтобы она осталась дома. Теперь это лежало тяжелым грузом на его совести. Но откуда ему было знать?

Когда Дэв примчался в больницу, ее оперировали. Кто-то из «Скорой» подобрал с мокрого асфальта сверток с костюмом. Широкая автобусная шина прошлась по диагонали, в кашу размазав бумагу и ткань, пока автобус тормозил.

Толстый полицейский сообщил ему:

— Это была случайность. Свидетель говорит, что впереди и сзади стояли машины, ваша жена не заметила автобус и выскочила прямо перед ним. Торопилась, наверное…

— Она не любила дождь, — пробормотал Дэв.

Полицейский странно на него посмотрел:

— Ее быстро доставили, мистер. Надо надеяться на лучшее.

Операция длилась более четырех часов. В восьмом часу, когда уже стемнело, Джину привезли в палату. Вышел хирург с усталым лицом. Маска болталась у него на груди. Увидев Джемисона, он шлепнул себя резиновыми перчатками по ладони и сказал:

— Я не хочу вас обманывать, мистер Джемисон. Я не знаю. Ей перелили восемь пинт крови. Множественные разрывы внутренних органов. Остается только ждать и наблюдать. — Он в упор посмотрел на Дэвлина: — Вы бы лучше приняли лекарство.

— Не надо.

Ему позволили остаться с ней. В палате было темно. На стуле у кровати сидела медсестра, щупая кончиками пальцев слабое, безжизненное запястье. В свете ночника шевелились причудливые тени. Один раз из коридора донесся приглушенный смех, потом кто-то прошуршал мимо двери палаты.

Дэв стоял у окна.

— А-а-а… — застонала Джина.

Он приблизился. Ее голова слабо моталась по подушке из стороны в сторону. Едко пахло анестетиком.

Дэв взял ее руку. Она открыла глаза, узнала его. Уголки рта слегка приподнялись, губы зашевелились. Он наклонился, чтобы расслышать, что она шепчет.

— Я не… умру… милый.

Минуту спустя Джина умерла. Вспыхнул свет, все забегали, засуетились, замелькали шприцы и иглы, раздавались резкие команды, но ее уже не было. Он вышел на улицу. Дождь кончился.

Его «кадиллак» катил на запад. Он думал об их бездетности. Это их сильно беспокоило. Они были женаты семь лет, но детей у них не было. Даже подали заявление в агентство по усыновлению. Теперь их исключат из очереди — выкинут их заявление из архива или просто вычеркнут имена в списке. Раньше ему никогда не приходило в голову, что ребенок мог бы остаться с ним, как часть живой Джины. Теперь, когда Дэв это осознал, ему вдруг стало еще горше, будто он потерял сразу двоих близких.

Он ехал как на автопилоте — ровно, плавно, не меняя скорости. Встречные автомобили мелькали мимо, как блестящие на солнце хромированные снаряды. Дорога была полна людей, которые никогда не знали Джину, не слышали о том, что она умерла, и были равнодушны к его горю.

Джемисон стал вспоминать, как он жил до нее. В прежние времена о таком путешествии он мог бы только мечтать — чтобы ехать вот так в большой открытой машине и загорать в пути. У него была хорошая одежда, шесть месяцев отпуска и пять тысяч долларов в дорожных чеках. Каникулы. Давным-давно это было бы здорово, когда до знакомства с Джиной он был беден. Тогда Дэв работал у Стэнли Стока. После армии закончил архитектурный колледж и устроился к нему.

Джина была дочерью их клиента. Так он с ней и познакомился. Они вместе поехали осматривать участок, где планировалось построить дом. Она была богата, и это поначалу его разочаровало. Даже после того, как они поженились, Дэв втайне переживал. Потом он выиграл два конкурса, сложил свои призовые и заем от Джины и на эти деньги выкупил у Стэнли часть акций. Фирма стала называться «Сток и Джемисон». Дела у них шли хорошо. Настолько хорошо, что через некоторое время они смогли взять к себе Джо Валлента. Богатство Джины, даже после смерти ее отца, уже не казалось ему несметным.

В тот день они поехали взглянуть на участок. Мисс Реджина Лоури и мистер Дэвлин Джемисон. Они облазили все холмы, отчаянно споря. В конце концов он сказал:

— Послушайте, мисс Лоури, если вы сами собрались спроектировать дом, то вам нужен подрядчик, а не архитектор. Если я сделаю его проект в соответствии с вашими указаниями, то получится то, к чему вы привыкли. Если же вы не будете мне мешать, то я построю такой дом, который, может, и не сразу вам понравится, но понравится обязательно. И так будет лучше, потому что это расширит ваши представления об искусстве.

— Вы не слишком учтивы.

— Это моя работа, и я делаю ее на свой вкус.

— Либо не делаете вообще?

— Либо не делаю вообще.

Она склонила голову к плечу — позже он узнает, что это у нее такая привычка.

— Вы шутите?

— Нисколько.

— Джемисон, вы большой оригинал. Ладно, уговорили. Стройте ваш дом.

Он выполнил проект и не вылезал с участка, контролируя строительство. Его не покидала мысль, что в этом доме они могли бы поселиться вместе, хоть такое казалось тогда нелепым. Позже этот дом стал их домом, и они жили в нем. Теперь там никто не жил. Дом стоял пустым на холме, где они с Джиной препирались до хрипоты в такой же солнечный день почти восемь лет назад.

За сорок минут до катастрофы Джемисон остановился перекусить. Снизив скорость, опять услышал стук и тут вспомнил, что давно проехал автосервис. Он сидел за стойкой и видел свое отражение в зеркале. Слева от него, куда всегда садилась Джина, было свободное место. Она заказала бы гамбургер с сырым репчатым луком. Джина обожала лук.

«Куда мне ехать, Джина? Что станет со мной?» — думал он. Ответа не было. Были пустота и чувство вины, усиленное праздностью.

Он быстро поел, расплатился и вышел.

Четверть часа спустя Дэв проезжал небольшой городок под названием Бланчард, который делила пополам автомагистраль. Дважды, повинуясь сигналу светофоров, стремительный и нетерпеливый сверкающий поток на время замирал. За городом Дэв поехал быстрее. Машины заполонили все шоссе, насколько хватало глаз. В западном направлении двигались по трем полосам, он ехал посередине. Вскоре движение стало замедляться — впереди на его полосе и на полосе справа образовалась пробка. Сбавив скорость, Дэв посмотрел в зеркало. В центре трассы, между двумя бордюрами, зеленела узкая полоска травы. Слева машины двигались быстро. Наконец там появилось свободное место. Но водитель темно-бурого «плимута», ехавшего сзади, быстро нагонял его, собираясь вклиниться.

Джемисон резко повернул налево, утопив педаль до отказа. «Плимут» не отставал. Стрелка спидометра метнулась к семидесяти. Джемисон решил уступить ему, вернуться на свою полосу, и в этот момент у него лопнула правая передняя шина. Колесо пошло юзом, «кадиллак» занесло вправо. Джемисон едва успел вывернуть руль, чтобы не съехать на среднюю полосу, но перестарался. Левое переднее колесо врезалось в бордюр, бампер вздыбился, и автомобиль тяжело рухнул на бок, готовый перевалиться на полосу встречного движения. Вокруг паническим хором заскрипели тормоза. И вот уже задние колеса, отскочив от бордюра, повисли, и вся задняя часть медленно, лениво, как во сне, стала подниматься. Большой голубой «кадиллак» с откидным верхом совершил полное сальто в воздухе и рухнул в гущу машин, двигающихся на восток.

Это произошло в понедельник, 17 мая, в тринадцать часов восемнадцать минут, в шести милях к западу от Бланчарда.