Смерть в конце тоннеля

Глава 14

После обеда Дэвлин Джемисон поехал с Сивером выбирать гостиницу. Таксист посоветовал остановиться в мотеле, но, так как у Джемисона не было машины, он предпочел отель. Отель «Бланчард» был зданием старой кирпичной постройки с большими окнами. Он находился в центре старого города, далеко от шоссе, и существовал главным образом за счет арендной платы от обществ и клубов, снимавших в нем помещения. Фойе было выложено изразцами, главная лестница была мраморная.

В номере Джемисона были высокие потолки, две позолоченные литографии фламандских мастеров, массивный комод и гектар кровати. Свои клюшки для гольфа, чтобы не нарушали общего стиля, он поскорее запрятал в дальнем углу чулана, размером с гараж.

— Дэв, прошу тебя, не принимай это близко к сердцу, — начал Сивер, прислоняясь к комоду.

— Я хочу сделать для этих людей все, что в моих силах.

— Хорошо. Но не торопись. Надо все хорошенько обдумать. Черт подери, ты ведь лакомый кусочек для любителей поживиться за чужой счет. Я защищаю твои интересы. Сделай это для меня, ладно? Если ты решишь помочь, дай мне об этом знать. Я подготовлю специальные бланки расписок, в дополнение к тем, которые получит с них Андре, если, конечно, договорится.

— Какие специальные бланки?

— Ну, вроде я, имярек, уведомлен о том, что бабки, которые я получу от Джемисона после этой даты, он дарит мне по доброте душевной, и только один раз. Ну и прочее и прочее. Да, и еще что они не имеют отношения к инциденту, не являются компенсацией ущерба и Джемисон ничего мне не должен.

— Ну а если я хочу исполнить свой долг перед ними?

— Хотеть не вредно.

Джемисон надолго замолчал.

— Мне сказали, что сегодня я смогу увидеть их — мисс Аллер и девочку Шолл, так что я поеду в больницу.

— Мне нужно возвращаться на работу, Дэв. Обещай, что ты не станешь ничего делать тайком.

Джемисон тяжело вздохнул:

— Ты упрямый как осел. Ладно, обещаю.

Они простились перед отелем. Джемисон сел в такси. Оглянувшись, он увидел, что Сивер смотрит ему вслед, взявшись за бока и досадливо сморщив лицо.

Когда Джемисон подходил к больнице, он заметил Андре, который сидел на скамейке во дворике и разговаривал с джентльменом в черной траурной шляпе.

Невропатолог по фамилии Дилби, высокий, седой, но моложавый, проводил Джемисона в палату Кэтрин Аллер. Доктор Дилби говорил громким, оживленным голосом. В его очках сверкало весеннее солнце. Неподвижное тело Кэтрин Аллер, несомненно, было предметом его интереса и гордости.

Взглянув ей в лицо, Джемисон испугался. Багровая опухоль вместо глаза, изжелта-серый на фоне белой повязки цвет кожи показались ему нечеловеческими. Клочки русых волос торчали на макушке из-под бинтов. Она лежала на спине, вытянув руки по швам, с плотно сомкнутыми ногами. Если бы не хриплое дыхание, вырывавшееся изо рта, можно было бы подумать, что под простыней скрыта мраморная статуя.

— Я полагаю, что вскоре ее состояние изменится, мистер Джемисон. Посмотрите.

Он помял пальцем закрытое веко. Веко вздрогнуло и сжалось. Рефлекс исчез, когда он убрал палец.

— Видите? — гордо спросил Дилби и, наклонившись, закричал ей в ухо: — Кэтрин! Кэтрин!

Она прерывисто вздохнула.

— Кэтрин! Откройте рот! Кэтрин!

Приоткрытые губы раздвинулись шире. Когда Дилби выпрямился, вялый рот вернулся в прежнее положение, дыхание возобновилось.

— Сознание постепенно восстанавливается. Ей уже лучше. Видели, как она реагирует на раздражители? Это хороший признак.

— Она придет в себя?

— Думаю, да. У некоторых это быстро, другим требуется время. Возможно, она пройдет через стадию, когда будет выполнять команды, но не будет понимать, что делает. Также вероятна частичная потеря памяти.

— Когда она окончательно выздоровеет?

— Точно сказать нельзя. Я лично лечил пациента, который страдал потерей памяти в течение семи лет. Впрочем, тот случай был скорее исключение, чем правило. Здесь, на мой взгляд, прогноз благоприятный. Возможно, недели через три она снова станет прежней.

— Возможно…

— Через три недели или через три месяца, но она вспомнит все — сразу или постепенно. Это зависит от тяжести травмы. Вот вам пример того, как выглядит картина самой легкой травмы. Футболисту во время игры мяч попадает в голову, и после игры он вдруг начинает спрашивать, с каким счетом закончился матч. От удара он отключился и играл автоматически. В худшем случае наступает кома, которая прогрессирует и приводит к смерти. Вскрытие показывает обширное кровоизлияние в мозг. У нее в мозгу, несомненно, присутствуют мелкие точечные участки кровоизлияния, но, судя по рефлексам, они рассасываются. Простите, сэр, но я должен идти.

— Можно мне побыть здесь еще немного?

— Но… что ж, если вы хотите…

— Она понимает, что происходит вокруг?

— Нет, пока нет. Ну, разве что вот настолько. — Доктор сблизил большой и указательный пальцы на расстояние в миллиметр.

Перед тем как уйти, он с сомнением посмотрел на Джемисона. В дверях еще раз обернулся, но потом кивнул и вышел.

Дэв взял стул и сел у кровати. Он сидел, смотрел на ее неподвижное лицо и слушал ее дыхание.

Через некоторое время он привык и перестал обращать внимание на кровоподтек на лице и повязку и, к своему удивлению, заметил, что у нее правильные, классические черты. Это лицо всколыхнуло в его памяти что-то давно забытое, и он не сразу вспомнил что. Она была похожа на актрису по имени Энн Хардинг.

Кэтрин дышала ртом, ее губы высохли и растрескались. Дыхание было несвежим. Глядя на нее, Дэв вспоминал, какое лицо было у Джины, когда она спала. Во сне знакомые черты изменяются. Губ спящего не узнать. В мозгу его бродят диковинные, нездешние образы и мысли. И все же, даже во сне, лицо Джины было родное, близкое, его лицо. Он вспоминал, как часто будил ее поцелуем и ее мягкие, расслабленные губы вздрагивали, перед тем как слиться с его губами. Но сон Джины не был болезнью, она засыпала по своей воле и радовалась пробуждению.

Эту женщину силой принудили ко сну. И он повинен в ее тяжелом безмолвии, в том, что губы ее запеклись, кожа пожелтела, а глаз заплыл кровью. Это было чужое лицо. Этот рот целовали другие. Под серыми веками скрывались глаза, которых он никогда не видел и которые никогда не видели его.

И все же, сидя подле нее в тишине больничной палаты, Дэв чувствовал, что они странно близки. Эта женщина пострадала из-за него. Он испытывал стыд, жалость и какое-то благоговение перед той огромной, животной волей к жизни, которая была в ее теле. Оно будет дышать, пока ее мозг не восстанет из забытья, пока ее глаза не распахнутся и не посмотрят изумленно вокруг, а память не потребует ответа на вопросы, что с ней и где она.

Модуляции ее дыхания действовали на него как гипноз. Понимая, что воображение его уж слишком воспалилось и толкает на ложный путь нездоровых фантазий, он пытался противиться этому, но под конец сдался. Дэв думал о том, что Джина, получив тяжелую травму, умерла, а эта женщина выжила. Смерть забрала одну, но уступила другую. В своей беспомощности она так напоминала ему Джину — тот же мягкий, вялый рот, та же боль, та же страдающая женственность. Могло ли случиться так, что судьба подарила ему ее, чтобы в заботе о ней он нашел утешение?

Впрочем, при мысли о том, что он посмел изменить Джине, Дэв тут же ужаснулся и раскаялся. Нелепым было бы думать, что в этой незнакомке заключена какая-то часть Джины. Он не верил в переселение душ. И чересчур размечтался, видя только одно ее неподвижное лицо. Хотя, пока она без сознания, может быть кем угодно. Но на самом деле эта женщина может оказаться самой обыкновенной пресной банальностью с тусклым голосом, какими часто бывают приятные барышни при ближайшем знакомстве и каких он не терпит. Их тело может поражать и притягивать, но мозги, застопорившиеся по достижении ими семнадцати лет, портят всю картину.

Мысленно убеждая себя в этом, он сам себе не верил. Дэв наклонился к ее уху, как это делал Дилби, и позвал:

— Кэтрин! Кэтрин!

Ровный ритм ее дыхания сбился — она услышала его.

Он снова позвал ее, на этот раз громче, и вдруг с ее раскрытых губ сорвался тихий звук, похожий на шипение:

— Эх-х-х…

Это был слабый, отчаянный стон, похожий на сдерживаемый крик, который тронул его сердце. Он хотел, чтобы Кэтрин знала, что она не одна. Хотел, чтобы она почувствовала его прикосновение. Дэв думал, что она сможет его почувствовать. Воровато оглянувшись на дверь, он откинул край простыни и нежно взял ее за руку. Ее ладонь была горячая и сухая. Пальцы тонкие, сходящие к кончикам на нет, с мозолями на подушечках. Он нащупал ниточку пульса. Ее сердце билось медленно и настойчиво.

Держа руку Кэтрин, Дэв снова произнес ее имя и ощутил, как во второй раз ее пальцы шевельнулись у него в ладони. Он просидел так довольно долго. Она опять застонала, потом закрыла рот, сглотнула и некоторое время дышала носом. Затем ее губы снова повело, рот открылся и стал как прежде.

В комнату вошла медсестра с капельницей. Джемисон торопливо опустил руку Кэтрин и встал. Взглянув на Джемисона, медсестра поставила капельницу у изголовья кровати и убрала руку раненой под простыню.

Джемисон вышел.

Андре и Криссел сидели на солнцепеке. Криссел сложил бумаги и сунул их обратно в портфель.

— Как видите, мистер Андре, здесь все по закону. Я опекун и душеприказчик, согласно воле покойных.

— Нужно еще дождаться решения суда по делам наследства.

— Это моя забота. Но я уже сейчас законный представитель моей племянницы, а вы? Может быть, вам нужно еще получить разрешение?

— Нет, не нужно. Моя компания ведет дела по всей стране.

— Тогда давайте поговорим о судьбе несчастной девочки.

— Да, о бедной страдалице.

— Мне не нравятся такие выражения, мистер Андре.

— Но именно в таких выражениях вы говорите последние двадцать минут. Я хочу поговорить о ней и понимаю, что это прискорбное событие, которое огорчило вас до глубины души. Давайте примем это за отправную точку нашей беседы.

— Мистер Андре, раз уж речь зашла об отправных точках, то позвольте начать со следующего: я намерен возбудить иск о материальной компенсации ущерба и потребовать двадцать пять тысяч за каждого из погибших плюс семьдесят пять тысяч на воспитание и образование, которое Сьюзен получила бы от своей семьи, плюс, конечно, компенсацию расходов на лечение и потерю собственности.

— Да, нехилое начало.

— Это не слишком большая сумма, если учесть, что она потеряла.

— А еще услуги адвокатов.

Криссел пожал плечами:

— Суд иногда постановляет выплатить больше, чем требует истец.

— Чрезвычайно редко.

— Но такое случается.

— Ха, но вы не знаете мистера Джемисона. Он очень аккуратный водитель. Не пьяница. Ни разу не попадал в аварии. У него лопнула шина. И вот он приходит в суд. Он солидно выглядит и производит хорошее впечатление. Джемисон известный архитектор, прекрасный человек. Мы представим суду полицейский отчет, где собраны показания свидетелей, которые утверждают, что Шолл ехал со скоростью семьдесят-восемьдесят миль в час, при разрешенных шестидесяти.

— Мы с вами не адвокаты, мистер Андре. Я знаю только, что одна счастливая семья ехала на каникулы и погибла. Отец, рабочий, управлял своей машиной, за которую он ежемесячно вносил взносы. Они давно собирались поехать и откладывали деньги на эту поездку. И кто же погубил их? Богач в дорогом автомобиле с откидным верхом, чтобы загорать, и с клюшками для гольфа. Он ехал на курорт. Очень важный человек, сделавший успешную карьеру. Что стало с ним? Он отделался легким испугом. А жизнь ребенка разбита. У него есть страховка, он купит себе новую машину. У страховой компании достаточно денег, чтобы дать ребенку то, что у него отняли, хотя всего, конечно, не возместишь.

— Вот именно. Давайте посмотрим, что она потеряла. Ей семнадцать лет. Вряд ли она будет поступать в университет. Ну, допустим, закончит бизнес-школу — это три года. Потом выйдет замуж. Значит, еще три года она находилась бы на иждивении семьи. Я считаю, их расходы не превышали бы пяти тысяч в год. Ну, еще пять тысяч на всякий случай. Итого двадцать тысяч долларов. Суд не присудил бы двадцати тысяч, даже если бы Джемисон был в стельку пьян и мчался со скоростью сто миль в час, а Шолл стоял бы у светофора. А у нас другая ситуация.

— Мой дорогой мистер Андре, у вас потрясающее чувство юмора. Однако, как бы вы ни обставляли дело, мой зять ехал по своей стороне дороги, а Джемисон свалился на него с другой. Пусть он ехал со скоростью восемьдесят или сто, присяжные тоже люди. Они подумают: что будет с нами и с нашими близкими, если такой молодец свалится нам на голову?

— Мой дорогой мистер Криссел, они также не преминут задуматься над тем, можно ли штрафовать человека, у которого случилась механическая неисправность. В любом случае у Джемисона нет такой страховки, чтобы удовлетворить ваши запросы.

— Но у него есть собственность. Он отдаст нам свою страховку, а разницу выплатит.

— Присяжные будут вне себя, мистер Криссел.

— Еще бы! Сьюзи красивая девочка… и умная. Если ей придется выступать свидетелем, она расплачется. Не забывайте про гипс на руке. Она еще долго будет ходить в гипсе.

— Мистер Криссел, мы оба заботимся о благе вашей племянницы. Я восхищен вашей… самоотверженностью в защите ее интересов. Мы оба предпочли бы не доводить дело до суда. Послушайте, что я вам предлагаю. Я предлагаю вам сорок тысяч долларов, то есть удваиваю сумму.

— Нет, мистер Андре, — Криссел печально покачал головой, — ни в коем случае. Я бы стыдился подойти к зеркалу, если бы поддержал такое издевательство над бедным ребенком. Принять ваше предложение — значит пренебречь долгом дяди и опекуна.

— Полагаю, если мы ищем согласия, то я должен поднимать сумму, а вы опускать?

— Мне трудно совершать сделки, которые касаются будущего моей племянницы. Я не хочу торговаться. Мое последнее слово — сто двадцать пять тысяч.

Андре откинулся на спинку скамьи и закурил.

— Тогда подавайте в суд, мистер Криссел.

— Конечно, конечно. Но я потребую компенсацию в первоначальном размере.

— Как вам будет угодно.

— А я надеялся, что мы с вами договоримся, мистер Андре. Судебные расходы потребуют денег, которые могли бы достаться Сьюзи.

— У нас собственные юристы.

— Простите мне этот вопрос, мистер Андре, но вы хорошо понимаете, чем вам грозит суд? Вы ведь знаете, что присяжные часто непредсказуемы.

Андре грустно улыбнулся:

— Что ж, доверимся судьбе, ведь это единственное, что нам остается. Но если судебное решение будет не в нашу пользу, мы попросим суд оформить сумму в виде фонда на имя Сьюзи, откуда до своего совершеннолетия она будет получать деньги только на учебу. Остальное — после двадцати одного года. Обычно суд поддерживает такие просьбы, когда речь идет о несовершеннолетних, — дабы оградить родственников от излишних соблазнов.

После недолгого молчания Криссел сказал, глядя вдаль:

— Но я же ее дядя. Я ее опекун. Я хочу ей добра.

— Разумеется. Ей очень понадобятся ваши советы относительно того, как потратить, скажем, сто долларов в неделю, которые будут ей выделяться до совершеннолетия. Это несомненно.

— Но вы бы все-таки предпочли заключить соглашение?

— Разумное.

— Без фонда?

— Что вы, мистер Криссел! При том доверии, которое я к вам питаю?

— Может быть, мы сойдемся на ста тысячах?

— Нет.

— Нет?

— Нет.

— Сколько же вы предлагаете?

— Пятьдесят тысяч — последнее предложение. Документы вам на подпись будут готовы завтра.

— Семьдесят пять тысяч. Не забывайте, как много она потеряла.

— Нет, мистер Криссел.

— Не разделить ли нам остаток поровну?

— Я и так предложил вам слишком много. — Андре закусил губу.

— Семьдесят.

— Мистер Криссел, я делаю вам уступку, хотя мне и не поздоровится. Я даю вам шестьдесят, и все дополнительные расходы вы берете на себя. Чек получите на этом месте послезавтра.

Помолчав, Криссел сказал:

— Я понимаю, как вам тяжело. Я не могу доверять суду, когда на карте стоит будущее ребенка. Я согласен. — Он протянул руку.

Поколебавшись, Андре пожал руку Криссела и встал.

— Я иду готовить документы.