Глава 18

В четверг, 28 мая, Джемисон вывел Кэтрин Аллер на прогулку вокруг больницы. Они гуляли на улице уже десятый день. Хотя лицо ее еще хранило зеленовато-желтые следы былого отека, повязка на голове была уже значительно тоньше, а русые волосы тщательно причесаны. На ней был серый английский костюм с белой блузкой и мокасины на резиновой подошве.

— Еще кружок? — спросил он голосом доктора Дилби.

Она не ответила.

Ему нравилось, как она ходит. Кэтрин была высокой, стройной, элегантной. И держала осанку, несмотря на то что не отдавала себе в том отчета. Могла исполнять простые команды, но, сделав что-то одно, снова останавливалась и цепенела. Если ей давали вилку, простую еду и велели есть — она ела. Однако, получив кусок мяса, вилку и нож, была беспомощна. Во время прогулок обходила явные препятствия.

Нежно взяв ее за руку, Дэв повел ее к скамье.

— Давайте присядем и поговорим, ладно?

У скамьи он взял ее за плечи, развернул и сказал:

— Садитесь, Кэтрин.

Она села, он опустился рядом с ней.

Доктор Дилби объяснял, что такая картина болезни может возникнуть, когда физическая травма накладывается на эмоциональную. Он предполагал, что второе тоже имело место. Советовал больше разговаривать с ней, понуждать ее отвечать.

— Вы можете сказать «привет», Кэтрин? Попробуйте. Ну, говорите: «Привет!»

Она облизнула губы и сглотнула слюну.

— Привет.

Хотя у нее был низкий голос приятного тембра, ее интонация была совершенно бесцветная, безжизненная, как у куклы, пищащей «мама».

— Взгляните на меня, Кэтрин. Вот так. — Джемисон осторожно повернул ее лицо за подбородок. Она смотрела сквозь него. — Назовите, пожалуйста, меня по имени. Скажите: «Дэв». Ну? Дэв.

— Дэв.

— Правильно, Кэтрин. Ну, о чем бы нам поговорить? Хотите, я прочитаю вам письмо, которое получил сегодня? Это пишет девочка, которая тоже пострадала в этой аварии. Оно у меня с собой. Слушайте.

«Дорогой мистер Джемисон!

Мне здесь хорошо, все ко мне добры. Мне сказали, что ногу бинтовать больше не нужно. Теперь я могу почти все делать сама. Я уже привыкла делать все одной рукой. Бумаги из лагеря пришли сегодня. Там есть фотографии. Еще мне прислали список вещей, которые необходимо взять с собой. У меня почти все есть, кроме амазонки.

Я буду рада поехать в лагерь, потому что здесь все люди старые. Один мой друг приезжал меня навестить за пять тысяч миль. Он принес мне конфеты, но я их выбросила, потому что теперь я не ем сладкого. Он просидел у меня два часа и страшно мне надоел. Он маленький и глупый. Раньше мы с ним очень дружили. Я сказала ему, что вы приедете сюда в июле, перед тем как мне ехать в лагерь. Вы приедете, правда?

Вы сказали, что, если мне что-то понадобится, я могу у вас попросить. Мне нужны брюки для верховой езды. Ростом я пять футов пять дюймов, талия у меня двадцать три дюйма, бедра — тридцать два. Но к тому времени, когда я сяду на лошадь, останется, наверное, только тридцать. Мне делали рентген руки и предплечья. Сказали, что скоро все срастется. Если вы пришлете мне свою фотографию, я буду очень счастлива.

Искренне ваша,

Сьюзен».

— Славное письмо, правда? После больницы она поедет в летний лагерь, а с осени будет учиться в частной школе для девочек в Балтиморе. Там училась моя жена.

Кэтрин молча смотрела куда-то вдаль. Иногда он чувствовал себя полным идиотом, который разговаривает сам с собой. Случалось, Дэв спрашивал себя, что будет, если поцеловать ее немые губы. Возможно ли, чтобы поцелуй пробудил ее ото сна? Он стыдился таких мыслей, но продолжал мечтать и верить в сказку.

— Кэтрин, вы очень красивая.

Она молчала. Он вздохнул, взял ее за руки и поднялся.

— Ну, идемте. Идемте обратно. Вставайте, Кэтрин.

Она не пошевелилась.

— Вставайте, Кэтрин, — повторил он.

Она смотрела куда-то поверх деревьев, сощурив глаза и шевеля губами. Дэв наклонился и заглянул ей в лицо. Казалось, в ее взгляде впервые промелькнул смысл. Она что-то увидела. Он сел рядом.

— Кэтрин! Вы просыпаетесь? Вы слышите меня?

Она посмотрела на его руки, на обои руки и потом внезапно уставилась прямо ему в лицо. У нее был новый, живой, испуганный и тревожный взгляд. Она вырвалась, отпрянула и встала на ноги.

— Вы кто? — спросила она звенящим от испуга голосом.

Когда Дэв встал, она попятилась. Он прыжком подскочил к ней и крепко схватил ее запястья. Она вырывалась.

— Отпустите меня! Где я? Что происходит?

— Кэтрин, пожалуйста, послушайте.

— Отпустите меня! Уберите руки!

— Я не могу. Послушайте, Кэтрин, послушайте, сегодня двадцать восьмое мая.

Она перестала вырываться и смотрела на него с недоверием.

— Семнадцатое!

— Нет, вы не знаете. Вы были больны. Вы были ранены. Вы попали в аварию.

Кэтрин нахмурилась:

— Уолтер… — Она встряхнула головой. — Нет, это я… я сама… машина завертелась…

Она уронила голову на грудь и расплакалась. От растерянности он выпустил ее руки. Она зашаталась, сделала два шага вперед и упала к нему в объятия. Ее тело вздрагивало в его руках, слезы текли и мочили ему рубашку. Он дал ей свой носовой платок и усадил на скамью. Она сидела опустив плечи, понурив голову.

— Здесь больница. Я провожу вас в вашу палату.

— Да, пожалуйста… Что со мной было? Я бесновалась?

— Нет, у вас была частичная потеря сознания.

— А вы мой врач?

— Нет… я… тоже пострадавший.

— Мистер Уолтер Худ приезжал?

— Нет. Никого не было.

— Я так устала.

— Идемте. Идемте обратно.

Кэтрин тяжело оперлась на его руку. Дэв привел ее в палату. Она стала расстегивать пуговицы своего костюма. Он закрыл дверь. Ему хотелось петь от счастья. Она плакала у него на груди. Она нуждалась в нем. Ее потребность в нем заполнит пустоту в его душе. Он увидел ее сегодня в первый раз, и ему понравилось то, что он увидел. Дэв налетел на доктора Дилби. Дилби, с резиновым молоточком в руке, бивший по коленке какую-то толстуху, посмотрел на него с укоризной.


В тот же день, 28 мая, Роджер Сивер отправил письмо, адресованное миссис Стэнли Чсррик. Это письмо, составленное с особой тщательностью, он отправлял неохотно. Вся эта затея больно дорого обходилась Джемисону. Но идиот твердо стоял на своем. Да и деньги были его собственные.

Начало письма Сивер знал наизусть:

«Моя дорогая миссис Черрик!

Я пишу вам по поручению человека, который предпочел не называть своего имени. Будучи свидетелем катастрофы, в которой погиб ваш муж, он был поражен его беспримерной самоотверженностью и героизмом. Он попросил меня выступить посредником в осуществлении плана, который, надеется, вы одобрите. Мой клиент желает перечислить на ваш счет…»

И в тот же день, 28 мая, в три часа пятьдесят одну минуту пополудни, в одиннадцати милях к востоку от Бланчарда девушка, которая ехала с превышением скорости на автомобиле «бьюик», принадлежащем ее отцу, нарушила правила обгона, неверно оценив расстояние между легковой машиной с левой стороны и грузовиком справа. Моросил дождь. «Бьюик» занесло на мокрой дороге. Поняв свою ошибку, она дала по тормозам.

И взрывы, и грохот крушения были похожи на глубокий кашель, бьющийся в металлической груди. Фонтаны стекла брызнули на мокрый бетон. Бензин щедро поливал горячие обломки покореженного металла. Тормоза визжали. И вскоре тяжелые, мокрые небеса огласились ревом сирен. Прибыли тягачи. Мелькали белые халаты, заливались свистки.

Поезжайте дальше. Освободите дорогу. Не задерживайте движение.

Не на что здесь смотреть.

Загрузка...