Остальное время патрулирования закончилось для них без происшествий. После доставки преступников по месту назначения несколько часов монотонной ходьбы вперемежку с постоянным ожиданием либо орков, либо хулиганов и бандитов до того утомили Володю, что у него не осталось сил пойти поужинать. Если бы не настояние не менее усталого Миши, сохранившего свой аппетит, он остался бы голодным.
Верный друг не подвел, потащив с собой. Столовая уже закрылась, но для таких, как они, в общежитии работал буфет. Они пожевали нечто мясное, похожее на гуляш и отправились на свой этаж в предвкушении заслуженного отдыха. Правда, дружинные ребята с их курса попытались узнать, что же необычного произошло у них за день, и рассказать о своих похождениях, но Володя оставил около них Мишу, а сам отправился перетаскивать имущество в отведенную ему накануне комнату. Его поселили в мужском же отсеке в крайней комнате, в которой он мог «фонить» менее вредно для остальных. Переезд занял не так много времени. Он закрылся и повалился в чем был на кровать.
Утро его встретило барабанным стуком в дверь.
— На лекцию опаздываем? — Привычно мелькнула мысль. Он собирался призвать к порядку приятелей, привольно дрыхнувших на соседних койках, и пришел в себя. Лекции могли подождать, а друзья проснутся сами, без его помощи.
В дверь вновь забарабанили.
— Кто там? — Опять же по привычке заорал Володя, и не думая вставать с постели.
— Вставайте, поручик Ржевский, вас заждалась дама, — послышался знакомый голос. Опять Димка спать не дает. Начальничек, голубая кровь! Кругом сплошная голубизна!
Игра слов развеселила его, да и отвязаться от Димки невозможно. Кроме того, судя по высоко поднявшемуся солнцу, спать дальше верх неприличия.
Он нехотя встал и открыл дверь. Его высокоблагородие Дмитрий Васильевич Соловьев стояли перед дверью, опираясь на родимую железяку, то бишь секиру.
— Шумишь, начальничек, — без всякого энтузиазма, положенного при встрече младшего по званию со старшим, сказал Володя.
Дима охотно включился в игру.
— Рядовой Кудрявцев, на помывку бегом марш, а то мы на завтрак не успеем.
Серьезный аргумент. Володя поспешил в туалет. Война — войной, а обед — обедом.
Они пошли в столовую небольшой группой, набрав таких же, как и они, припоздавших. До лекции оставалось всего ничего, но никто не торопился. Студенты народ ушлый — некто в глубине группы уже успел высказать мысль о том, что война все спишет. С ним молча согласились. Если есть возможность посачковать, то почему бы и нет? Вчерашняя радость по поводу занятий сменилась скептическим отношением к проблемам развития Англии во второй половине 17 века. У них в городе все закручивается куда веселее, чем в далекой стране трехвековой дальности.
— Сегодня телик почти не работал, — сообщил мрачный Колька. Для жуткого киномана сломанный телевизор был концом света.
— Да ты что, — хмыкнул Лешка Губанов, — и ты не повесился?
— Подожди, — напрягся Дима, которому сильно не понравился сбой в работе телевизионщиков, — вообще не показывал или?
— Я, конечно, не телемастер, — вздохнул Колька, — но, похоже, до нас не доходит сигнал Останкино. Областное телевидение трудится в поте лица, а от остальных только шумы и какие-то тени.
Дима помрачнел следом за телелюбителем.
— Как бы нас не взялись глушить.
— Не к добру это, — поддержал сумрачное настроение Кольки и Димы Серега Савельев. — Опять орки буянят.
— Может орки, а может, нет, — внес свою лепту в разговор Володя, вспомнив их вчерашнее патрулирование.
В столовую они заходили с некоторой осторожностью. Совсем недавно ректор, дабы улучшить посещаемость занятий, повелел деканам факультета организовать прочесывание столовых на предмет выявления в них студентов, набивающих желудки во время занятий. Кое-кто из историков уже влип. Они, конечно, герои, победители орков и мародеров, и приказ дан в далекие доорские времена, вот только согласен ли с этим декан? У преподавателей иной раз бывают такие глюки, в сумасшедшем доме не увидишь.
Их опасения оказались напрасными. Никого из преподавателей в столовой не оказалось. Женщины — оставшиеся в городе поварихи и раздатчицы, не пожелавшие или не сумевшие уйти, — с восхищением глядели на секиры и приняли их как великих друзей народа. Володе стало смешно. С каждым визитом в столовую студентов принимали все лучше. Если так пойдет дальше, через несколько дней их будут приветствовать на коленях.
Пока парни ждали свои тарелки, раздатчица объяснила им причину такого отношения и Володя сразу забыл о насмешках над кухонным персоналом. В то время как студенты спокойно спали, в округе, наоборот, было крайне неспокойно. Милиция не справлялась с наведением порядка. Ограбления и убийства захлестнули город. Конечно, никаких официальных сообщений не существовало — мэрии не до того, а область и Москва предпочитали молчать для сохранения покоя в стране. Поэтому появилась масса слухов. Раздатчица, опираясь на подсказки кассира, наговорила за несколько минут таких страстей об ограбленных, убитых, изнасилованных, что у Володи отвисла челюсть.
— Эвакуацию объявили, — в конец добила она студентов и горестно махнула поварешкой, — а куда уйдешь? К поездам не прорвешься, автобусы не ходят, пешком отправишься — убьют.
— Ничего хорошего, — подтвердил Дима, севший рядом с Володей.
— Женщинам свойственно привирать, — отметил оказавшийся с ними за одним столом Савельев.
— Да, — тоном познавшего жизнь человека поддержал его Миша. — Женщины излишне предаются чувствам.
Володя посмотрел на него с сочувствием. Накануне его благоверная Елена устроила небольшой скандал, воспылав ревностью. Сам Володя спал и ничего не видел, но пока утром умывался, его вкратце просветили. Общага есть общага. Скандалили они, вопреки обычаю, вдвоем, без свидетелей, а все всё знали. Ленка спешила убраться из города. Миша не хотел. Будущая ячейка общества, в повседневности именуемая семьей, дала трещину. Жаль друга.
— На лекцию идем? — Деловито спросил Володя.
— На лекцию? — Задумался Дима. Наглеть чрезмерно не стоило. Некоторым преподам орки не указ. Они могли такой праздник жизни устроить на экзамене, пришельцу обрадуешься как другу.
Его размышления прервал Костя Черепанов, ставший при Диме как бы заместителем. Как бы — потому что заместители Диме не нужны. При нужде за такового вполне сходил Володя. Но в подбор кадров вмешалась большая политика. Их куратор Калинин, зажав Диму в одной из пустынных аудиторий, объяснил, что слишком большой перевес историков в начальствующем составе дружины приведет к недовольству. Диме подробно разъяснять такую проблему не стоило, он сразу же согласился на Черепанова, благо Костик был славным парнем, не склочником и болтуном. Рыжие тоже люди.
— Где ты пропадаешь, — набросился Костя на своего шефа. — Тебя чуть ли не с собаками ищут. Сам ректор звонил в общагу, чтобы тебя вызвали.
— И чего оне хочут? — Нарочито глуповато спросил Дима, не впечатленный вниманием свыше.
Костик на провокацию не поддался.
— А я знаю? — Так же озабоченно сказал он. — Пошевелись, ректоры студентов запросто так не разыскивают.
В чем-то Костик прав. Одно слово — представитель точных наук. Надо идти, овес-то нынче вельми дорог.
— А куда идти? — Вспомнил Дима напоследок.
— Как куда? — Удивился Костя. — В ректорат, разумеется.
С собой Дима взял Костика (как зама) и Володю (для поддержания духа).
Ректор был откровенно не в настроении.
— Долго же вас искать приходится, — сварливо сказал он. — Днем с огнем не найдешь.
Дима предпочел промолчать, понимая, что человек просто срывает свой гнев.
Ректор быстро остыл. Ругаться с людьми, в которых он нуждался, совсем не с руки.
— Хорошо, — немного помолчав, сказал он. — Покончим с этим. Я позвал вас для того… Где же Леонид Владимирович?
Словно повинуясь призыву, дверь приоткрылась, и в кабинет зашел Калинин.
— Теперь все на месте. — Удовлетворенно сказал ректор. — Можно начинать. Так, пока не забыл. Соловьев, вас вызывает к себе Владимир Кириллович Безматерных, пойдете к нему сразу же после совещания. А теперь к делу. Я позвал вас, собственно, вот с какой целью: мне хочется знать, на что я могу располагать в институте в случае опасности.
Хотя вопрос был общий, для всех, но смотрел Максим Николаевич на Калинина. Студенты народ молодой, довольно еще бестолковый и безответственный. Многие из них со временем превращались в политиков, бизнесменов, чиновников, просто учителей. Со временем… лет через десять-пятнадцать после окончания вуза. Пока же с ними приходилось вести себя поосторожнее.
Калинин его понял.
— Вчера мы поработали со студентами, — сказал он, — всего набрано в дружину около пятидесяти человек. Так, Дмитрий?
— Пятьдесят два, — уточнил Дима.
— Можно, конечно, больше, — продолжил Калинин, — я предполагаю, если мы поставим цель, дружина достигнет ста двадцати — ста тридцати человек. В нее просятся некоторые окрестные жители. Я думаю, некоторых следует взять. Да и отряд преподавателей понемногу расширяется, хотя здесь есть проблемы. Но чрезмерно увеличивать дружину не стоит — она станет менее управляемой, да и случайные люди, которым опасно довериться, появятся.
— Что за случайные люди?
— Трусоватые, физически слабые, излишне честолюбивые и способные привести к расколу дружины, — перечислил Калинин. — К сожалению, к нам плохо идут преподаватели, из них можно бы создать костяк, который позволит сделать управление дружиной более гибким и устойчивым.
Относительно прослойки преподов в дружине у студентов существовало свое мнение, но ни один из них не позволил прокомментировать слова куратора. Пусть взрослые дядечки радуются всевластью. Дружина все равно будет самоуправляемой. Или ее не будет. Историки никогда не позволят помыкать собой.
Пока Володя предавался столь тешащим душу размышлениям, ректор думал о другом.
— На эти пятьдесят два человека можно положиться? — Спросил он. Вопрос был несколько двусмысленным и Максим Николаевич поторопился уточнить: — Вы, скорее всего, еще ничего не знаете. Я буквально несколько минут назад разговаривал с заместителем мэра. Ничего хорошего нас не ожидает. — Он побарабанил пальцами правой руки по столу. — А, все равно узнаете. Сегодня ночью произошло нападение на мэрию. Кому она помешала, не понятно, но, тем не менее, некие злоумышленники ворвались внутрь, вынесли часть имущества и подожгли здание. К счастью, пламя вскоре угасло. Кроме этого, за последние сутки грабежи и убийства достигли таких размеров, что ГОВД не справляется. На помощь вызваны внутренние войска. — Ректор скептически скривился, — толку от них. И, наконец, сегодня утром сразу семь пришельцев вышли на охоту. Число погибших перевалило за сто.
— Вот это да! — Ошарашено сказал Костик. Остальные были удивлены не меньше его. Пока они спокойно спали, в городе началась война. Не так уж и не правы оказались кухонные работники.
— А мы ничего не заметили, — растеряно проговорил Дима.
Максим Николаевич посмотрел на него с чувством превосходства. Дима сразу ощутил, какая разница между ним — молодым неискушенным студентом, пытающимся грозно выглядеть с самодельной секирой, и повидавшим жизнь опытным пятидесятисемилетним руководителем, хорошо знающим подводные течения жизни института и города.
— Мне сказали сейчас, — ректор кивнул на телефон, — из города, несмотря на резкое ограничение междугороднего передвижения, уже сбежало тысяч десять. Точных цифр нет. Судя по тому, что творится, следует ожидать массового бегства. Власти утратили контроль над ситуацией, объявив об эвакуации. Одними из первых ринутся бежать иногородние студенты. Здесь их ничего особенно не держит. Может начаться паника. Собственно, она уже началась. Вот я и спрашиваю вас: я могу положиться на дружину в случае крайней опасности?
Дима поежился от навалившейся ответственности. Ректор требовательно смотрел на него, ожидая ответа. А его у старшего дружины не было. За себя он готов сказать. За Володьку поручится. А за остальных, особенно с других факультетов… Не он же подбирал людей
— Каждому в душу не залезешь, — неожиданно даже для себя заговорил Володя, повторяя мысль Димы, — но в целом команда получилась нормальная. Не все храбрецы. Есть сомневающиеся, колеблющиеся, но трусливые уже ушли. Будем надеяться на лучшее. С оружием и подготовкой только плохо.
Максим Николаевич посмотрел на него с неудовольствием. Спрашивали вообще-то не его. Но поскольку Володя стал уже личностью легендарной не только в городе, но, пожалуй, и в мире — двух орков смогли убить только три человека, включая и его самого, он промолчал. Раз главный оркобойца дает гарантию, значит, студенты собрались не только на дармовые завтраки, обеды и ужины. Хотя толку от большинства будет…
— С оружием поможем, — после некоторого раздумья сказал он. Переделать пару десятков топоров, приварив к обуху стальную трубу, не трудно. Волновало другое. В душе ректора не укладывалось — как можно давать в руки студентам такое опасное оружие. А если набедокурят? Преодолевая свои сомнения, он повторил: — поможем. Но и от вас требуется максимальная отдача. Здания института, в первую очередь все общежития, следует взять под защиту. Круглосуточную. Нам бы людей эвакуировать, а там разберемся. Понятно?
— Конечно, — согласно кивнул Дима. Ничего нового ректор не сказал. Они с Калининым и ребятами рассуждали примерно так же. Ну и ладно. Зато теперь они как бы прикрыты начальством.
Начальство же до сих пор пребывало в состоянии некоторой растерянности. Добровольно вооружать студентов холодным оружием. Пусть и самодельным, пусть они не умеют с ним обращаться. Хотя чего там не уметь — замахнулся и руби. Ректор не выдержал и попросил:
— Только вы, пожалуйста, поосторожнее. Не рубите направо и налево. Топоры пускайте в ход только против пришельцев. Как вы их там называете — орков. Против людей постарайтесь обходиться без крови. Хоть бандюги, а все же степень вины будет определять суд.
Максим Николаевич понял, что сказал не то. Нет, ребята не обиделись на такое внушение. Наоборот, их лица разгладились, словно они попытались скрыть улыбки. Даже Калинин не выдержал, хмыкнул и пояснил:
— А мы думали, заговорите об этом или нет.
Ректор тоже улыбнулся.
— Идите. Насчет топоров я сейчас дам распоряжение. Сегодня же сделают. Я думаю к обеду… — Он взглянул на остановившиеся настенные часы и снова улыбнулся, посмотрев на Володю: — террорист. Телефон тоже не будет работать?
— Ничего не будет работать из механизмов, — пояснил Дима.
— Ужас какой! — Едва не перекрестился неверующий Максим Николаевич. — Жизнь пошла, — вздохнул он.