Снег

Глава 11. Взаперти

Андрей очнулся в темноте. Его нос уловил запах вокзального туалета — смесь табачного дыма и дерьма. Вспомнил лавину, вскрикнул: «Макс!», — поднялся с чего-то твердого, бросился вперед. Под ногами определенно был не снег, а на нем не его синтепоновая аляска. С хода врезался в стену, отскочил, повалился на пол. По телу прогуливались дрожь и слабость. Он тяжело дышал и отчетливо ощущал пульсирующую боль над правой бровью. «Где я? Где Макс?», — важные вопросы заставили встать. Андрей знал, что уже не под снегом. «Тогда где? Умер?». Мысли испуганно заметались под черепной коробкой. Поднял руку, медленно провел по лицу. Ладонь ощутила брови, нос, губы, бороду. Лицом почувствовал грубую мозолистую кожу, сухие подрагивающие пальцы. «Все мое. Но как так вышло? Где Макс?».

На ощупь по стене Андрей двинулся вправо. Поверхность была шершавой и холодной. Ощущались швы от опалубки, из чего сделал вывод: монолитная бетонная стена.

Вдруг рука провалилась и почти сразу уперлась в металл. О да, в темноте ощущения говорят куда больше, чем глаза. И еще слух, он обостряется до крайности. Дверь. Железная. «Да куда, черт подери, я попал? Макс тоже здесь? Его откопали, как и меня? Кто откопал?». Вопросы роились в голове, мрачно гудели, как очередь в чистилище.

Никакой ручки. Андрей ударил кулаком по полотну. Гул и лязг ригеля в запорной планке разнеслись по помещениям.

— Эй! — Крикнул он и снова ударил, — кто-нибудь, откройте!! — прислушался. Тишина.

— Откройте!!! — заорал Андрей вовсе горло и принялся колотить по железу.

Спустя минуту, под дверью возникла полоска света. Пленник перестал лупить, прислушался. Разобрал шаги по бетонному полу и как будто голоса. Двое мужчин переговаривались. Один голос мрачный, недовольный, время от времени спрашивал, вертлявый, заискивающий многословно отвечал.

Голоса приблизились, под потолком вспыхнул зарешеченный светильник. Андрей сощурился и осмотрелся — карцер чистой воды: стены, пол — серые, бетонные, дверь — зеленая, железная. Сдвинулась задвижка, в маленьком окошке возникла широкая узкоглазая физиономия, рыкнула:

— Отошел к стене.

Андрей подчинился. В скважине забренчал, заерзал ключ. Дверь со скрипом растворилась. Оказалось, их было трое. Щуплый "Добби" выглядывал из-за косяка. Здоровый скуластый монголоид, склонил голову и скептически кривил рот.

— Где я? Где мой сын?! — простонал Андрей.

Никто ему не ответил. Из-за широкой спины амбала выступил третий — бритый шнырь. Он быстро направился к пленнику, в руке держал дубинку. Немногим позже Андрей понял, что ошибся дважды. Дубинка была не деревянной, как показалась в начале, а кожаной, набитой чем-то мелким и твердым, вероятно, дробью.

Андрей выставил вперед руки, закрывая голову от удара. Но шнырь с бесстрастным лицом, словно выбивал ковер, стукнул по ребрам справа. Андрей застонал, тяжело выдохнул, согнулся, прижал локоть к ушибленному месту. Следующим пострадало левое бедро. Ногу будто отключили, она подломилась, и Андрей упал. Сверху его обсыпал град ударов. Пленник корчился и закрывал руками голову. По ней не били. Зато спина, ребра, плечи впитали боли на многие годы вперед.

— Харэ, — послышался грубый голос. Избиение прекратилось в ту же секунду. Шнырь таким же быстрым шагом и с беспристрастным лицом, что вошел, покинул карцер. Андрей лежал на полу, стонал и ворочался, словно подмороженный червяк.

— Ползи, — протрубил монгол.

Пленник не понял, что от него хотят. Поднял голову и посмотрел на здоровяка. Тот стоял в дверях, широко расставив ноги, скрестив на груди руки:

— Ползи.

— Можно, им займусь я-я-я? — из-за его спины послышалось протяжное, жалобное подвывание.

— Закройся, Пидрола, еще не время. Ну, — злые глаза уставились на Андрея.

— Под аркой ползи, — послышался громкий шепот "Добби" из окошка, — под "Триумфальной аркой".

Глухой удар, за ним сдавленный стон, задвижка над оконцем с лязгом стукнулась в ограничитель.

Через боль, унижение и страх Андрей извивался на грязном бетонном полу. Он прополз под расставленными ногами монгола, который, судя по звуку, харкнул ему на спину.

— Где мой сын? — просипел он, оказавшись в узком коридоре.

Вместо ответа получил два увесистых, злых удара кожаной дубинкой, после чего его запинали обратно в камеру и захлопнули дверь.

Избитый, униженный Андрей лежал в темноте на холодном бетоне, вспоминал лавину, которая сшибла его с ног, ударила по голове и спрессовала. Он почти не верил, что Максим, оказавшись в центре снежной вакханалии, выжил. Только неведение давало ему хилую надежду и не позволяло захлебнуться в горе. Он не хотел хоронить сына, не удостоверившись в его смерти. Лешик оставался единственным свидетелем, который наверняка мог бы рассказать, что случилось. «Вселенная меня все еще любит? Это такая ее любовь? — Андрей печально скривил губы в усмешке, затем зажмурился, из уголков глаз потекли слезы. — Господи, за что ты так со мной?». Андрей ощутил, словно у него из груди вырвали огромный кусок, и на его месте образовалась больная мрачная пустошь. Он не знал, зачем жить. Луч света, который в заснеженной ночи указывал ему путь, погас. Андрей стоял в кромешной темноте, и в голове гулял ветер. Только надежда, ее проблески (как можно выжить под громадами, тоннами снега?) не давала ему опустить руки, лечь и умереть.

— Послушай, дружище, — зашептал Андрей, когда на следующий день открылась железная дверь, и в проеме показался маленький человек с испуганными потупленными глазами за толстыми линзами очков, в грязном поварском колпаке, в заляпанном фартуке поверх телогрейки. Не обращая внимания на шепот, тот зачерпнул половником из алюминиевого бака баланду, налил в миску и двинул по полу в камеру.

— Со мной был…

Из-за двери возник бритый шнырь и с размаху ударил дубинкой. Он словно специально затаился и ждал повода. Андрей в испуге отпрянул, орудие просвистело в сантиметрах от лица.

— Сучара, — проскрежетал Пидрола и ринулся вперед. Он снес раздатчика, наступил в железную миску, расплескал баланду. Поскальзываясь и спотыкаясь, нагнал остановленного стеной Андрея. С остервенением сыпал удары на выставленную руку, по бокам, бедрам и приговаривал:

— Не разговаривать. Не разговаривать. Никаких переговоров. Рот на замке. Не разговаривать.

Кроме того, что Андрей получил крепких тумаков, так еще остался без еды.

Двумя днями позже, когда ушибы более мене зажили, и смог разогнуться, Пидрола отвел его в общую камеру, показал на верхнюю койку:

— Твое место, — после чего сопроводил Андрея в овощехранилище. Две женщины, одна молодая, с разбитыми опухшими губами, с растрепанными неаккуратно связанными на затылке в пучок волосами, в рваной куртке с вылезшими лохмотьями синтепона, вторая — старуха со скрюченными артритом пальцами, в платке, в длинном драповом пальто сидели возле большого деревянного ящика, доставали из него картошку, обрывали отростки, затем кидали в железную тачку.

За работниками следили Пидрола и еще один молодой парень с кавказским лицом, жидкой бородкой, в черном бомбере, в армейских штанах и в берцах. Кавказец время от времени посматривал на молодую женщину сальным взглядом. В какой-то момент позвал ее:

— Светик, выйдем на пару двигов.

Безропотно узница положила клубень обратно в ящик, поднялась с табурета и, не поднимая головы, подошла к нему. Они скрылись за дверью. Снова появились спустя пять минут. С опущенной головой женщина села на свое место и продолжила сортировать картофель. Она шмыгала носом, украдкой вытирала рукавом слезы. «Как же быстро оскотиниваются люди. Животные инстинкты берут верх: жрать, бить, убивать и совокупляться», — думал Андрей, украдкой взглядывая на несчастную. Светик сидела рядом, он видел дрожащую слезу на кончике ее носа. Когда брал очередной клубень, сдвинулся ближе, зашептал:

— Что это за ме… — не успел договорить, как к нему подлетел Пидрола и с размаха огрел дубинкой:

— Было сказано, никаких переговорчиков. Ведь было? — он низко склонился над Андреем, который согнулся и руками закрывал голову. Пидрола выкатывал глаза, косил на спину и был готов бить.

— Да, было, — просипел Андрей и тут же получил новый удар.

— Никаких разговорчиков! — взвизгнул Пидрола. — Ты понял?

Андрей кивнул.

— Вот и ладненько, — надсмотрщик повернулся к лыбящемуся кавказцу, подмигнул ему, продолжил говорить пленнику, — Хочешь, я тебе ранку смажу.

— Нет, — просипел Андрей и получил то, чего ожидал. От удара ногой в плечо он упал с табурета.

В снежном тоннеле, когда их вели в столовую, Андрей спросил украдкой у девушки, что это за место. Она обернулась и шикнула:

— Замолти. Ти раб, — снова отвернулась. Андрей успел заметить выбитые передние зубы. «Черт подери, — думал он, сидя в тесной комнате за длинным столом рядом с еще шестью невольниками, — прямо концлагерь какой-то». Ели молча, уставившись в свои тарелки. В камерной зловещей тишине слышался лишь стук ложек о миски да хлюпанье ртов.

После обеда его и женщин снова увели на сортировку в овощехранилище. Остальные также разошлись по рабочим местам.

Вечером, когда в камеру привели последних двух невольников (женщины содержались в другом помещение), заперли дверь и выключили свет? Андрей, наконец, смог получить ответы.

По коробку чиркнула спичка, дрожащее пламя осветило камеру. Секунду спустя зажегся огарок свечи. Пожилой мужчина лет шестидесяти, похожий на узбека с морщинистым лицом, с бородавкой на скуле, с кустистыми седыми бровями, в грязной телогрейке прошел к столу. Поставил свечу на сделанное из фольги блюдце, повернулся к Андрею:

— Спускайся и садись, — рукой указал на скамью у стола, — ты расскажешь нам, а мы тебе.

Все так и случилось, только в обратном порядке. Андрей не мог ждать своей очереди. Познания присутствующих по его трагедии оказались крайне скудны. Хусан — старик поведал, что в тот день, когда привезли двух новых рабов, пропал Ёрик — уборщик. Его якобы убили. И если это сделал не Андрей, то очень вероятно, его друг. Отсутствие последнего среди рабов объясняется тем, что виновного либо казнили, либо ему удалось сбежать.

Крупный парень Влад лет тридцати супруг Светика, рассказал, что в тот день на этаже чинил розетку и слышал, как в кабинете орет Заза, проклиная какого-то инструктора. Также Андрей узнал, что это отель «Лампа Аладдина». Не современный, застрявший где-то в восьмидесятых, на удаление от городов и дорог. Несмотря на низкие цены, особым спросом не пользовался. На сезон из восемнадцати номеров было занято всего пять. Грузин Заза, который сейчас заправляет отелем, не хозяин. Бывший владелец Камиль сопел, отвернувшись к стене на койке в углу. Он не смог пережить утрату и унижение, зол на весь мир, неразговорчив и нелюдим.

Зазу и Ширу снегопад застиг в дороге. Машина застряла, в отель их привез местный житель на ЛУАЗе. Камиль сдал гостям номер. А когда снег засыпал все дороги, пропала связь и стал вопрос выживания, Заза перетянул на свою сторону охранника Свиста. Они подмяли отель. Восьмерых туристов — пять мужчин и трех женщин, а также четырех вольнонаемных: повара, уборщицу, разнорабочего, дворника определил в рабы. Одна молодая пара успела уйти на лыжах за день до трагических событий. Кто остался — поплатился. Позже ряды невольников пополнялись дважды. Хусана и его жену Алиму вез сын Акрам в санаторий Кисловодска. Они, как и многие в первые дни снегопадов, застряли на дороге. Их подобрали парень с девушкой на снегоходах, назвались Игорем и Надей. Привезли сюда. Спустя неделю Ивана застрявшего и умирающего от голода доставил по описаниям тот же парень, но уже назвался Перчем. Скорее всего, Андрей и Лешик его рук дело.

На койке заворочался Камиль, зло пробурчал:

— Хватит трепаться, завтра рано вставать.

Хусан с ним согласился, когда все разошлись по койкам, потушил свечу.

Наутро охранник с веснушчатым лицом забрал Андрея из "хавальни" и со сцепленными за спиной руками сопроводил в просторный кабинет с двухтумбовым столом, с рядом стульев вдоль стены, со шкафами и пальмой в кадушке. В помещение было тепло и накурено, пахло застоялым потом. Вкупе с тусклой люстрой, с занавешенными окнами складывалось впечатление позднего вечера.

Никто Андрея не ждал, охранник вывел его обратно в коридор. В стылой тишине здания разносился тихий гул генератора. Через минуту в кабинете послышалось журчание воды, хлопнула дверь. «Там еще и сортир имеется», — догадался Андрей.

— Пошли, — охранник взял его под руку, снова завел в кабинет.

— Доставил, голубчика, — сказал он, останавливаясь с пленником у порога.

Тучный мужчина с пухлыми губами, с поплывшими, как у бассета глазами, в растянутом свитере, в сползших под брюхо широченных штанах безынтересно взглянул на пленника. Разгоняя тишину прокуренного кабинета тяжкой отдышкой, по-утиному прошел к столу, грузно опустился в кресло. «И этот жиробас всех подмял? — мысленно удивился Андрей, — хотя, — продолжил он внутренний диалог, пока Заза устраивался в кресле и раскуривал сигарету, — все решают кадры. Если учесть, что он приехал с бичеганом Широй, ему собственно только и оставалось, как напра…». Андрей недодумал.

— Что ты за хер такой? — говорил Заза с сильным акцентом, вдавливая челюсть в тройной подбородок.

— Не понял вопроса, можно пояснить?

Андрей с охранником продолжали стоять у двери. Заза наклонился, сбил с кончика сигареты пепел. При сипло дышал, рот постоянно оставался приоткрытым, а нижняя губа — брыля некрасиво отвисала. Главарь поднял собачьи глаза на пленника:

— Сейчас, твой нюх, поясню. Чмырь Сайгач находит вас и притаскивает ко мне, — голос Зазы постепенно поднимал тональность, он не сводил печальных глаз с пленника, — получает башлы, сваливает, а спустя два часа возвращается, — кувалдоподобный кулак упал на столешницу. Как по команде разом подпрыгнули пепельница, чашка с блюдцем, карандашница, пачка сигарет и заодно сердце Андрея. — За каким-то шайтаном, — продолжал Заза задыхаясь, — и хочет кончить тебя, а кончает бедного Ёрика, который, мать его, решил поспать, на твоей кровати. Долбуин должен был убрать за твоей жопой комнату и идти работать дальше, а сам дрых, тварина. Конченый Сайгач к тому же увел второго ишака.

Вождь вконец задохнулся, засипел, закрыл глаза, откинулся на спинку кресла. Минуту пребывал в неподвижности, грудная клетка подобно кузнечным мехам ходила вверх, вниз.

— Бичо, — пухлые губы вновь зашевелились, голос теперь звучал глухо, словно Заза был при смерти, — я твой рот порву, если будешь мне тут вешать.

Вождь затянулся сигаретой, устремил взгляд из-под полуприкрытых век на невольника. Андрей моргал, смотрел на него и ждал вопроса. Секунда текла за секундой, а в кабинете ничего не происходило.

— Свистдупли, — проговорил Заза невнятно.

Андрей ничего не понял из сказанного и пришел в замешательство, когда охранник с разворота ударил ему кулаком в живот. Андрею показалось, что внутри что-то лопнуло. Резкая боль взорвалась под ложечкой, молниями разошлась в грудину, в низ живота и проткнула до позвоночника. Он упал на четвереньки. Перед глазами поплыли черные пятна. Пытался, но никак не мог вдохнуть.

— Бичо, поверь, — говорил Заза между затяжками, — это куда мягче, чем я твой рот порву, — сбил пепел себе на брюки, — чё ты за хер такой, говори.

— Не знаю… о чем вы, — Андрей маленькими порциями втягивал воздух, — мы попали под лавину… Меня засыпало, оглушило… потом я очнулся в карцере.

— Кто мы?

— Я, Лешик — это парень, он с нами… шел и мой сын Максим.

— Сколько сыну лет?

— Двенадцать.

— Двенадцать?

— Да, двенадцать.

— Двенадцать, — задумчиво повторил главарь, — фотка есть?

— Нет, — Андрей печально покачал головой, затем вскинулся и с жаром заговорил, — скажите, прошу вас, мой сын жив?

Заза с минуту смотрел на него грустными глазами, затем переместился на охранника:

— Как второго звали?

— Лешик.

— Понятно. Уводи, он мне больше не нужен, — просипел Заза, поднес руку с сигаретой к пухлым губам.

— Так он жив или нет?! — Андрей шагнул к главарю и тут же получил чем-то твердым и увесистым по затылку, возможно, пистолетной рукояткой. Прежде чем отключиться, успел подумать, вернее, прочувствовать разницу, между этим ударом и ударом дубинки с дробью.

Очнулся в коридоре, лежа на спине. Рядом на корточках сидел Свист и хлопал его по щекам:

— Эй, чучело-емучало, харэ дрыхнуть. Поднимайся, твою мать. Вставай.

Весь оставшийся день Андрей копал тоннель, вместе с Владом и Иваном и думал о разговоре с бандюгой. Задать вопросы вышло лишь после отбоя. Хусан берег огарок для крайнего случая поэтому разговаривали в потемках.

Андрей спросил у старика, почему Заза так отреагировал на его слова о сыне.

Хусан ответил не сразу. Темень, разбавляемая людским дыханием, с каждой секундой становилась Андрею все невыносимее.

— Скорее всего, твой сын жив, — этими словами старик заставил Андрея встрепенуться.

Хусан продолжал:

— Где-то месяц назад, Бура — начальник Черкесского УВД, а теперь хан, потерял жену и сына. Они ехали из Джегуты от родственников жены…

В своем рассказе старик поведал о том, что охрана на двух внедорожниках, машина с женой и сыном бесследно исчезли. Хусан предположил, что они, как и Андрей, попали под лавину, но, скорее всего, молодая своенравная супружница сговорилась с родней, и те поубивали телохранителей, машины столкнули в пропасть, где их благополучно засыпало снегом, может, даже, да, спустили лавину, чтобы поглубже и правдоподобнее. А мать с сыном сбежали от тирана, куда-нибудь подальше. Начальник Черкесского УВД души не чаял в наследнике. Он и развелся со старой женой, что та рожала лишь девочек, потом и вовсе не могла. Красавица молодка из русских сразу понесла от него ожидаемое потомство. Слухи ходили, что жилось ей под тираном и ревнивцем несладко. Бура держал ее взаперти в особняке на окраине Черкесска. Имя мальчика Хусан вспомнить не мог, зато знал, что бывший "мент", потеряв сына, "малость двинулся". Считает, что таким образом враги сводят с ним счеты, через наследника начнут шантажировать. Сейчас, как раз такая пора дележки. Мэр Невинномысска Почтарь, претендует на все территории от Эркен-Шахар до Эркен-Юрт. Бура с ним не согласен, на этой почве идут терки. "Ментушник" во все стороны разослал гонцов с фотографиями и описанием отпрыска. Приказал искать мальчика и хватать по малейшей схожести. Возможно, враги изменят ему внешность и придумают легенду с родителями. Под гипнозом, препаратами сотрут память, заставят говорить, что им надо. В этом месте Хусан хотел было покрутить пальцем у виска, но вспомнил, что его никто не видит, продолжил: «Психически больной человек, что с него взять». За каждого "подозрительного" мальчика двенадцати лет, с русской внешностью он платил хорошие деньги, но при одном условии, что сопровождающие будет умерщвлены. Он не хотел ни свидетелей, ни мести. Наверное, предполагал, что по ошибке могут пострадать настоящие родители. Что делал с ребятишками, которые оказывались не теми, доподлинно не известно. Одни говорили — расходятся по семьям в Черкесске, другие, что развозят по ближайшим анклавам, а иные, что определяют в специнтернат растить фанатиков. Подводя черту под своим рассказом, Хусан повторил высказанную ранее мысль в развернутом виде:

— Те "охотники за головами", которые тебя и твоего друга привезли в санаторий, скорее всего, откопали Максимку. Он выжил, поэтому один из них вернулся выполнить условие сделки, но по ошибке убил Ёрика, прикорнувшего на твоем месте. Тебя к этому моменту Шира перенес в карцер. Я не думаю, что твой попутчик утаил ваше намерение посетить Черкесск. "Поставщик" не стал рисковать и вернулся за вами. Почему не убили твоего друга? Не знаю. Но он забрал его, может, по дороге допросят с пристрастием и потом кокнут. Это золотое правило — убить взрослого, кто окажется рядом с ребенком, иначе убьют обманщика.

Когда Хусан закончил с умозаключениями, все, кроме Андрея уже спали. Старик тоже скоро захрапел, вот только Андрей никак не мог сомкнуть глаз. Положа руку на сердце, он почти попрощался с Максимом. Как бы ни хотелось верить в чудо, понимал, что под лавиной выжить невозможно. Тем более своими глазами видел, как снежное цунами поглотило сына, лично испытал силу стихии. Постепенно мысли стали работать в другом направлении. Конечно, и ранее подумывал о побеге, но не с такой яростью. Постепенно план складывался, и первым пунктом, как не крутил — сбор информации. Получить ее мог от сокамерников и личных наблюдений.

Сон оказался беспокойным и кратковременным. Всю оставшуюся ночь видел лавину, поглощающую Максима, раз за разом, снова и снова тот утопал под тоннами снега. А под утро явилась Лена. С молодым двадцатипятилетним лицом, с мягкой, спокойной улыбкой, с теплым взглядом. Она подошла к нему и, глядя в глаза, погладила по руке. Андрей ощутил это прикосновение очень реально, словно вовсе не спал…

Громкие удары в дверь разогнали сон, выдернули Андрея в холодную темноту камеры. Под потолком вспыхнула мутная лампа.

— Подъем, черти! — орал Пидрола. — Обвал! Все за лопаты! Шевелитесь, твари!