Снег

Глава 14. Будем знакомы

Как бы ни хотелось сильно есть, Андрей решил в город пока не соваться. Объехал его западную часть большим кругом. Затрофеенной лопатой в лесу под деревом вырыл яму, загнал в нее «ямаху», накрыл лапником и закидал снегом. Из ветвей с помощью запасного провода и шнуров связал снегоступы, как показывал Максим. Всю оставшуюся ночь брел к опушке. Позволил себе немного поспать перед рассветом. К слову сказать, снег не переставал идти, и утро началось тоже с него. «Это хорошо, — думал Андрей, выбираясь из сугроба, — следы скроет».

Лежа на животе, сквозь ветви пихты смотрел на засыпанный Черкесск. Снег постепенно птопил его. Белые парящие мухи успокаивали, навевала лень и умиротворение. Сказочную, рождественскую картинку портили трубы. Всякие: прямые, с коленами, толстые, тонкие, длинные, короткие, на растяжках, на жестких креплениях, с зонтиками, с дефляторами, с искрогасителями торчали из крыш, окон, стен, из-под снега и дымились. То тут, то там открывались люки. Жители, подобно муравьям, выбирались на поверхность. На крыше ближайшей высотки заметил смотровую вышку со стрелком, и на других крышах они тоже были. На одной даже заметил зенитную установку ЗУ-32.

Из широкого тоннеля потянулся людской ручей, кто с лыжами, кто со снегоступами, кто просто в обуви. Их обгоняли снегоходы, какие-то миниатюрные машинки, похожие на кроссовики с лыжами вместо колес. Треск от них стоял громкий.

Со временем поток увеличивался. Большая его часть направлялась к лесу. Многие тянули за собой сани. Из-за многоквартирного дома появилось четыре снегохода. Один за другим с длинными прицепами они направлялись к опушке. Остановились, примерно в километре левее от Андрея. Скоро шум бензопил огласил округу.

Андрей высмотрел поблизости одного мужичка с алюминиевыми детскими санками. Тот остановился возле ольхи, достал из-за пояса топор и начал обрубать ветви. Пожилой, лет шестидесяти, в ушанке, в кургузом пуховике, в валенках работал тяжело. Спину не распрямлял, замах короткий, удар слабый. С кряхтением наклонялся, поднимал срубленные ветви, откидывал к саням.

— Помочь, отец? — Андрей вышел из-за дерева. Шашка осталась за стволом, воткнутая по рукоятку в снег.

С болью на лице мужичок выпрямился, посмотрел на помощника:

— Помоги, коль не шутишь, — проговорил он старческим задыхающимся голосом.

Андрей взял протянутый топор, принялся обрубать ветки.

— Все, хватит. Больше я не дотащу, — спустя некоторое время проговорил незнакомец.

— Так я помогу, вы же в город идете?

— Туда.

Пожилой мужчина, помолчал, затем спросил:

— Ты ведь нездешний?

— Из Кисловодска.

— Далековато будет.

— Да, не близко.

— А чего сразу не пошел в город?

— Хотел сначала узнать, что здесь за порядки, — Андрей вытер рукавом со лба пот.

— Порядки? А чего порядки, как в лесу. Что нашел, то твое. Архаровцы, более-менее, дисциплину в центре поддерживают да на въездах бдят, на окраинах сплошная колобродь, — махнул рукой. Взглянул на Андрея, — смотрю, ты без рюкзачка, припрятал где?

— Нет, отец, я налегке. В лавину попал, еле выбрался, все добро под снегом осталось.

— Голодный, небось?

— Есть такое дело.

— Вот перекуси, — мужчина расстегнул пуховик, из-за пазухи достал сверток. Аккуратно развернул полиэтиленовый пакет, вынул и протянул Андрею бутерброд с заветренным черствым сыром, взял себе второй.

После перекуса погрузили хворост на сани, стянули веревкой. Андрей впрягся, побрели к городу. По дороге Валерий Степанович отвечал на бесконечные вопросы.

Из разговора Андрей узнал, что в Черкесске по-прежнему заправляет известный по рассказам Хусана Бура. В его подчинение вооруженные молодчики, сколько именно пенсионер не знает, но предупредил, что на расправу скоры. Бура здесь закон, порядок и наказание. Его, так называемая «полиция», сплошная банда. Взяли под контроль торговые центры, магазины, склады, хранилища, до которых докопались.

Местные аграрии пытаются выращивать овощи, зеленушку всякую, но выходит, не очень. Роют землю в парке, на газонах и на подоконниках в ящиках устраивают грядки, впрочем, как и он с женой. Без тепла растения гибнут, вынужден постоянно ходить в лес. А тот все отдаляется. Кроме тепла, нужен свет. «Я с Лидией время от времени крутим педали, такой агрегат — велотренажер переделанный в динамо-машину. Лишний хворост меняем на еду. В зале выращиваем вешенки в целлофановых пакетах, там же печка. Жена только тем и занимается, что дровишки подкидывает. Хорошо еще, к нашему дому подвели дымоотвод, у некоторых и того нет. Скотину почти никто не держит — трудно прокормить. Слышал, что начинают переходить на выращивание кузнечиков, сверчков и всяких там червячков. Генераторы все конфисковали, теперь освещаемся керосинками да лучинами. «Мутяры» стали наведываться чаще. Сначала только «многоножки», потом прилетел «кальмар» (о ком речь Андрей догадался сразу). Долбит сволочуга ультразвуком. Некоторые люди даже сознание теряли, были случаи, когда останавливалось сердце. Эту нежить крупноколиберами отогнали, что на крышах. А совсем недавно из РПГ убили «плавуна» — огромный жук, тот же плавунец, только раз в триста больше. Он не раскапывает себе проходы в снегу, хотя и имеет широкие лапы спереди, а каким-то образом проплавляет. За ним остается ледяной тоннель. Может человека за раз перекусить».

Беспрепятственно миновали блокпост, вошли в город. По пологому, трехметровой ширины металлическому пандусу спустились на сумрачную улицу. Широченный тоннель во всю проезжую часть, с фасадами домов вместо боковых стен, примерно шестиметровой высоты сводом, укрепленным металлоконструкциями, освещался редкими люминесцентными лампами.

Из тусклого левого прохода доносился рокот моторов, стук по металлу, визг болгарки. Как пояснил Валерий Степанович, там расположились мастерские и гаражи для снегоходов. Сейчас они идут по улице Доватора — второй по значимости артерии города. По ней выйдут на «центряк» — проспект Ленина. Остальная большая часть Черкесска погребена под снегом.

Мимо катили тележки с трубами, с металлическими листами, со швеллерами… Видимо, строительство тоннелей здесь было приоритетной задачей. В воздухе чувствовался удушливый машинный смрад, солярный запах, гарь керосинок.

По улице сновали угрюмые люди, серые, неразговорчивые. Выныривали из темных боковых проходов кто с фонариком, кто с керосинкой и вливались в потоки.

Пройдя метров триста по дороге, Андрей оглянулся. Дневной свет у входа казался далеким и чистым. Духота, полумрак, стесненность пространства давили, он даже как будто начал задыхаться. «Муравейник. Точно, муравейник. Они здесь, как насекомые», — думал с горечью. Под потолком заметил вентиляционные короба, зарешеченные отводы.

За Валерием Степановичем свернул в правое ответвление. Пенсионер достал из кармана фонарь, включил. Тусклое желтое пятно поползло впереди, едва освещая снежный тоннель. По тесному проходу, в котором двое встречных с трудом разойдутся, проследовали в темный подъезд. Поднялись в квартиру. Хотя Валерий Степанович и упоминал о вытяжке, в помещениях было задымлено. Хозяин провел Андрея в большую комнату, где познакомил со своей супругой. Лидия Никифоровна, сразу было видно, интеллигентная женщина, с умным пытливым взглядом поверх очков напомнила Андрею библиотекаршу в военном училище. С убранными под мохеровый шарф волосами, в керосиновом свете она некоторое время рассматривала гостя, затем улыбнулась:

— Милости просим, сударь.

«Ну конечно, — утвердился Андрей в догадке, — библиотекарша, кто еще так скажет».

Это был совсем не чай, хотя Валерий Степанович так называл мутную бодягу с запахом и вкусом отварных грибов. Надо отдать должное — бодрила. К чаю выставили черствый хлеб с сыром и какое-то варево все из тех же грибов с гречкой. «Да, уж, — думал Андрей, пропихивая в себя склизкое варево, — в моем рюкзачке…, да и в «Лампе Аладдина» кормили получше». Как бы ему ни было душно, неуютно и невкусно, он не спешил покидать гостеприимных хозяев. Спрашивал и терпеливо выслушивал ответы. На какие-то вопросы супруги ничего поведать не могли, на какие-то пересказывали слухи. Определенно излагали так это о своей жизни в анклаве и о нехитрых правилах выживания в нем.

Лидия Никифоровна время от времени отлучалась в «огород», подбрасывала в печь дровишки. С ее уходом в кухне становилось темно.

— В общем, так и живем, — печально говорил Валерий Степанович. Его голос в темноте слышался намного старше, чем ему было. Он скрипел, пропитанный страданиями и тяготами человека, прожившего трудную жизнь. — В этих грядках не только земля с газона, но и Сима. Наша кошка, девять лет бок о бок. Она так и не научилась есть грибы. Эко человек скотинка универсальная. Кошка не смогла, а мы да. Заметил, в городе не одной животины, кроме людей?

— Да, — Андрей припомнил свой недолгий путь по анклаву.

— Всех поели. Боюсь, как бы друг дружку есть не начали. Бура нервничает, суетится, наращивает производство овощей. Думаю, со сверчками не брехня. Народ волнуется. Поговаривает, людоеды появились. Недавно голодный бунт случился. Бурильщики самых дерзких заперли, недовольных разогнали, а на следующий день раздачу устроили благотворительную — рты заткнуть. До сих пор дармовой сыр доедаем. Сам Бура впёрся на проспект. Речь задвинул, призвал держаться, потерпеть немного, мол, скоро жизнь наладится, сейчас переходный период, а вот потом, эге-ге…, - пенсионер поднял руку и махнул, как бы указывая путь в светлое будущее. — Фермы строят на самых верхних этажах — там дневной свет, и если засыплет, то в последнюю очередь. — Валерий Степанович рукавом вытер заслезившийся глаз, — бензин везде ищут, отряды летучие по дорогам разослали. Солнечные батареи, ветряки в нынешних условиях бесполезны. На генераторы вся надежда. В общем, развел наш мэр активную деятельность. Даже обещал на Кубани, которая тоже под снегом, соорудить что-то наподобие гидроэлектростанции. Тоннель туда для водозабора и слива канализации прорыли, теперь второй широченный копают. Говорят, трактора с самосвалами работают. Так вот, — хозяин отхлебнул из дымящейся кружки, затем продолжил, — с отходами и водой вроде бы решили проблему, а вот со светом туговато, всего на два часа включают. Лампы — они наше все. Двух часов зеленушке хватает, чтобы не завять и немного подрасти. Обещают скоро на три часа включать. Центряк и административные здания шесть часов подсвечивают. На ночь оставляют дежурные фонари и то не везде. Поздно ходить не рекомендую, всякая шваль из подвалов вылезает. Раньше в морду дадут и отнимут, что имеется, а сейчас ради забавы пырнуть могут. Сдается, таков тайный план мэра — сократить население, поубавить голодные рты. Договорился с Рашем и отслюнявливает за шкурку.

— И какое население, сколько человек в городе? — спросил Андрей, ощущая, как от горячей бодяги в голове и по телу разливается приятная нега.

— А бес его знает, пока отрыли только два центряка, примерно по километру, полтора каждый, вертикалки к ним прокопали, снег по ним наружу вывозят. Быстро рыть нельзя, надо своды укреплять, а то рухнут. Пару раз было такое. А для конструкций материал нужен. Пока все найдут, привезут…, - Валерий Степанович махнул рукой. — Несколько раз натыкались на отдельные общины, которые откапывались самостоятельно, как правило, вблизи от торговых центров. Бура, конечно, за всем этим следит, вновь обнаруженных, сразу подминает, где уговорами, где силой. Не церемонится. Его буравчики шныряют повсюду, вынюхивают, выслушивают и доклада`ют куда надо.

Коридор осветился желтым дрожащим светом. Все креп и скоро на пороге возникла, как призрак, Лидия Никифоровна с керосинкой. Тени от пламени залегли под скулами, в глазницах, под носом, делали лицо женщины мистически страшным.

— Вы то, как в наши края, Андрюшенька? — заговорила хозяйка, — а то мы, да мы, рта вам не даем открыть. Поведайте, голубчик, просим, просим, — ее улыбка вышла зловещей.

— А что я, — Андрей криво усмехнулся. — Отдыхал с семьей в Кисловодске, пошел снег, подождали немного, потом поняли — будет только хуже, поехали на вокзал…

Андрей вкратце пересказал свой скорбный путь до Черкесска, след Максима оборвал под лавиной. Весь рассказ уложил в пятнадцать минут.

— Намерен несколько дней проторчать в Черкесске, отдохнуть, подзаработать на снаряжение, продуктов подкопить и двину дальше. Может, получится с кем-нибудь договориться, на снежике подвезет. У вас здесь пропуска нужны, регистрацию надо проходить? — задал он очень важный для себя вопрос.

— Нет, — пенсионер пожал плечами, — буравчики только спрашивают; "что несешь?" и "где живешь?". Говори Доватора 75, квартира 26.

Андрей вспомнил, что номер на двери пенсионеров 12, но уточнять не стал, вместо этого спросил:

— А чего выше не подниметесь? Там светлее, воздуха больше, выходить можно прямо на снег.

— Каков, молодец, — хихикнула Лидия Никифоровна, — все занято, знаете ли. Все хотят к свету.

— Да, уж, — усмехнулся Валерий Степанович, — а верхних этажей становится все меньше. Сдается, весь город, скоро окажется под снегом. Наша пятиэтажка точно. Еще не так долго живем в кризисе, кое-какие запасы имеются. Завтра с голоду не помрем, а вот если эпидемия какая случится, то, может статься, коммунальный вопрос отпадет сам собой.

— Типун тебе на язык, — женщина нахмурилась, поставила чашку на стол, — чтобы, Валерий, я от тебя больше таких слов не слышала, — брови сдвинулись к переносице, морщины расчертили бледный, почти парафиновый лоб, — расстраиваешь ты меня. Мы с тобой не молодые в первую очередь сгинем.

— Прости, прости, — заулыбался пенсионер, заглядывая ласково и просительно в глаза супруге, наклонился, погладил ее руку, — заговорился, позволил лишнего.

Лидия Никифоровна улыбнулась в ответ. И вышла эта улыбка даже в пляшущем пламени коптящей керосинки с тенями и ямами нежной. На нее хотелось смотреть и любоваться. Как такое, казалось бы, простое сокращение мимических мышц меняет лицо, словно душа сквозь кожу просвечивается. Сразу Андрею про них стало ясно: «Умерли они в один день и в один час, взявшись за руки, сидя на лавочке под кленом, который рос и старился вместе с ними», — промелькнула в голове фраза, услышанная в каком-то то ли фильме, то ли мультике. Тронули его слова, жесты, улыбки, взгляды этих немолодых людей. «Сколько лет вместе, а все друг друга обидеть боятся. Даже в такую суровую годину. Вот что значит оставаться людьми, — подумал и перевел кальку на себя, — а я? — Покатал эту мысль, словно конфету на языке пробуя, выплюнул, — поэтому они умрут первыми, а я буду жить, спасать сына и искать семью».

Андрей поинтересовался: есть ли свободная квартира в подъезде, пригодная для проживания. Семейная пара сразу предложила варианты, и была рада его соседству. Валерий Степанович вызвался немедленно показать "пустышки". Андрей особенно не ковырялся. Остановился на первой же, этажом ниже прямо под квартирой пожилого семейства. Его не смутил снег, проломивший щит и засыпавший кухню. А вот широкий диван с подушками очень даже поманили.

Валерий Степанович без лишних слов понял желание Андрея поспать. На пороге предупредил, чтобы не забыл закрыть дверь и как проснется, они его милости просят на чай.