Снег

Глава 16. Раш

Гоша провожатым не пошел. С утра, не завтракая, сунул в зубы сигарету, отправился на работу. На какую не сказал, но очень боялся опоздать. Андрей увязался за ним. Гоша не возражал, но когда, вышли по снежному тоннелю на Доватора, махнул рукой влево, сказал:

— Тебе туда, — сам зашагал в противоположную сторону.

Не привыкший к подснежной жизни, Андрей стоял у стены, неизвестно, какой этажности дома и таращился по сторонам.

Каркасная металлоконструкция в основном из труб и листов, держала снежные своды просторного тоннеля и казалась хлипкой. Люминесцентные лампы горели холодным светом. Несмотря на ранний час, складывалось впечатление, что вечер. Рыхлый сумрак расселился по углам и впадинам. Темные окна, редкие огоньки от керосинок и свечей в них добавляли впечатление исхода дня.

Кроме светильников и технических магистралей к каркасу крепились таблички. Изготовленные из дорожных знаков, фанерок, мебельных щитов, столешниц, по большей части закрашенные белой краской, несли на себе черные надписи с разной степенью неаккуратности и размерности: «Пятерка», «Медпункт», «Морг», «Ночлежка», «Фрунзе 153/2, 152 жилые», «Витя, мы переехали на Макаренко 45», «Администрация», «Штаб», «Магнит», «Рюмочная», «Гуманитарка», «Урупский пер. 4 жил», «Советская 23 занят», «Полиглот закрыт», «Коммуналка», «Мехцех». И такие самодельные указатели повсюду. «Мир перекраивается», — думал Андрей, вчитываясь в рукописные информатории и удивляясь, как их не заметил раньше.

Людей на улице было мало. Одетые в пальто, куртки, в вязаные шапки, бейсболки, ушанки они спешили по своим делам. Под снегом было теплее, чем на поверхности градуса на два-три.

«С виду обычные люди, — думал Андрей, — только лица угрюмыми, безрадостные. В глазах безнадега, как у тяжелобольных. И мужики все бородатые».

Нашел указатель «Штаб», двинулся по стрелке влево. Шел под снежным куполом, под хлипкой составной конструкцией, заглядывал в широкие и не очень темные тоннели на прилегающие улицы и никак не мог свыкнуться с мыслью, что теперь так будет. Своды давили на него, вызывали беспокойство: "Что если обвалится?". Хотелось выбраться на поверхность.

Когда повстречал первого бурильщика, ошибиться было трудно — автомат, тактическая форма, как у охранников на блокпосте, невольно втянул голову в плечи. Страж мазнул Андрея взглядом, заскользил дальше. Пока добрался до «Штаба», встретил еще двоих.

Шел по многолюдному коридору первого этажа гостиницы «Черкесск», читал бумажные таблички, пришпиленные кнопками к дверям: «комендатура», «дежурная», «канцелярия», «комната отдыха»… и чувствовал себя вполне уверенно, пока не услышал громкий окрик:

— Эй! Эй ты!

Он почему-то сразу понял, что обращаются к нему. Сердце взбрыкнуло, пропустило удар, а затем поскакало. Андрей обернулся на голос, как и многие из присутствующих. Маневрируя между посетителями, задевая широкими плечищами нерасторопных, к нему, словно линкор сквозь льдины, шел незнакомый мужик.

Андрей побежал не сразу. Сначала двигался обычным шагом, всем видом показывая, что никакого отношения к горлопану не имеет, но когда голос стал громче и требовательнее: «Стоять! Я кому сказал! Ты, в черной шапке и серой куртке, стоять!», ускорился. Кругом завертелись головы. Подходящих под описание оказалось несколько. Андрей в том числе. Он мысленно перекрестился: «Никогда бы не подумал, что буду благодарен чертова Пидролу, что вырядил в «чушпана»». Свернул за угол к лестничному маршу и побежал по ступеням вверх со всех ног. Снизу громыхало и гудело:

— Сука! Стой! Держите его!

Андрей выбежал в коридор — слева, справа номера, в конце тупик. Толкнул первую попавшуюся дверь — туалет. Здесь было тихо, пахло, как и положено. Заперся в кабинке, замер. Сердце рвалось наружу, задыхался, как астматик.

Снизу взвился бас:

— Попался, сучара! На, получай! Получай! Будешь знать…

Выстрел.

Тот же басище, но уже с иными интонациями:

— Отпусти! Отпусти, сказал! Он меня вчера на консервы кинул! Вместо тушенки капусту впиндюрил! Этикетки, гандон, переклеивает!

Ему отвечали громко, зычно и не менее властно. Голос призывал к порядку и обещал во всем разобраться.

Беспокойство внизу постепенно улеглось. В воцарившейся тишине дверь в туалет скрипнула неимоверно громко. Андрей затаил дыхание. Кто-то прошел, лязгая подкованными каблуками по кафелю, зашуршал одеждой, затем послышалось журчание у стены с писсуарами, «вжик» молнии, шаги удалились, вновь скрипнула дверь. Еще с полчаса Андрей грел унитаз, терзаемый скверными мыслями. После чего, тихо покинул убежище, затем и штаб. Мир стал настолько тесным, что встреча с Грачом — дело времени. Андрей отказался от мысли записаться в бурильщики.

Он вернулся в подвал к тощему матрасу и принялся ждать Гошу, чтобы выслушать очередное дельное предложение.

Как бы сильно ни хотелось есть, он не стал шариться по хозяйским кладовым, а прошелся по подъезду, выискивая пустые квартиры. В одной кухне за тумбой нашелся сухарь черного хлеба. Съел с превеликим удовольствием. На этом везение закончилось. Вернулся в подвал и до прихода хозяина чинил замок. В отличие от еды отвертка, плоскогубцы, стамеска, саморезы нашлись быстро.

Гоша появился в восемь, сказался уставшим и завалился спать, натянув армейское одеяло на голову. Вид у него и, правда, был изможденный. Андрей усмирил любопытство, от нечего делать решил выйти в город, так сказать, пообтесаться.

Андрей неторопливо шел по улице, осматривая новый мир. Предполагал, нечто подобное прямо сейчас происходит и в других городах. Жизнь наверху стала невозможной, кроме постоянно снегопада, там расселились хищные твари. Вероятно, люди придумают или даже есть противоядие от них, но он его пока не увидел в действие.

Также его беспокоило отсутствие связи. «Не могла же вся коммуникация обрушиться и оборваться вместе с обледенелыми проводами, — размышлял Андрей. — А спутники, а подземные кабеля, подводные? Радиопередатчики, наконец? Та на метеостанции не в счет, это я рукожоп».

Наблюдая город изнутри, он старался запомнить тоннели, улицы, проулки, в которые сворачивал и которые почти сразу превращались в темные норы.

Андрей понял, почему сравнение с муравейником не точное. Все ходы вырыты в одной плоскости, как у полевок. Понимал, почему тоннели такие узкие и низкие — снег надо вывозить, а это трудозатратно. Несколько раз натыкался на такие разработки. Кто на коляске, кто на тачке, а в одном месте площадку возле магазина расчищал мини-погрузчик. Город постоянно раскапывался, что обусловлено не только расширением пространства, а в первую очередь добычей жизненно необходимых ресурсов.

Ближе к центру людей становилось все больше, в снежных коридорах образовывались заторы. Все куда-то спешили, чем-то были заняты. Среди напряженных, озабоченных лиц он выделялся любопытным, беспечным взглядом. Андрею все было интересно, ощущал себя деревенщиной в мегаполисе. На вопрос: «Извиняюсь, не подскажете, где можно найти мэрию?», бородатый прохожий послал его лесом. Многочисленные указатели тоже не внесли ясности. Этот вопрос он припас для Гоши, но так и не задал. Удар сзади по голове чем-то тяжелым выключил свет и прекратил экскурсию.

Сквозь головную боль, табачный дым и удаленную долбежку «техно», Андрей приходил в чувства. Шум голосов, гогот хрипатых глоток натолкнули на мысль о баре или клубе. Стоило повернуть голову, как киянка изнутри саданула по затылку. Он зажмурился и только сейчас ощутил на шее жесткий обруч, а металлическое звяканье ковырнуло скверным предчувствием. Еще до того, как открыть глаза, понял, что несвободен.

Через большие окна потоки дневного света с трудом пробивали дымовую завесу. В серых клубах Андрей различил темные силуэты, которые бродили по комнате, как зомби в тумане. Они дергались и изгибались в одном ритме — тыц — тыц — тыц. Даже ходили, приседая в такт непрекращающейся долбежки. Казалось, каждого с динамиком соединял воспаленный нерв. Вибрирующий диффузор дергает, заставляет вздрагивать и подгибать ноги — тыц — тыц — тыц — тыц. То там, то тут в дымной взвеси вспыхивали красные угольки.

Голоса стремительно приблизились, Андрей понял, что совсем рядом справа и сверху кто-то разговаривает, повернул голову. Он лежал на полу возле большого кожаного кресла. Из-за подлокотника виднелось мускулистое татуированное предплечье, шарообразное плечо, дальше объемный меховой воротник из бурой лисы, верх уха, дужка очков, выбритый висок и венчали образ огненно-рыжие, зачесанные назад волосы, словно гнущееся под порывом ветра пламя.

— …хрен им, а не «дэнса». Чи́кера ломай, а Мима́ю пропиши на лбешнике: «пять «шапок» за «кроху» и ни штукой меньше.

Андрей слушал и не понимал смысла. Зато по властным интонациям догадался, что на привязи никак ни меньше, у «комсорга». Где-то загоготали.

— Я понял, — отвечал, судя по голосу, кто-то угрюмый и здоровенный, — прописать Чикеру для Мимая.

— А что? Можешь сразу Мимаю? — голос «комсорга» сделался опасно острым, как скальпель, а ироничная нотка — отблеск на холодной стали.

— Нет, Раш.

— Хаса́гу с собой возьми и скажи, еще раз лажанет, на кукан насажу.

— Понял, — ответила замогильная мрачность.

— Вот и ладненько, — настроение Раша моментально сделалось игривым. Резкая перемена напугала Андрея куда больше, чем сталь в голосе: «Чокнутый наркоман». Он с особой болезненностью ощутил ошейник и поморщился. Снова загоготали.

Андрей опустил голову, чтобы сглотнуть. Звякнула цепь, а в следующее мгновение в волосы вцепилась лапа. Пальцы сжались в кулак, сминая в тугой пучок отросшие вихра, резко дернули вверх. У Андрея хрустнуло в шее. Он скосился в вытаращенные глаза. Тонкие натянутые в улыбке губы кривились вокруг большого рта, словно жирный татуаж. Отточенные, как у зверя зубы, поблескивали влагой. Глаза навыкате. Белки розовые в красных прожилках. Большие зрачки и… кто-то в них бесновался, корчился. Над узкими бровями черные очки — навороченные, со сплошным стеклом, с металлизированным геометрическим рисунком.

— Очнулся «пырик», — хищная улыбка растянулась шире. Андрею показалось, чуть ли не до ушей, как у Хагги Вагги. И вовсе это была не улыбка, а что-то другое, Андрей не знал, как она называется у сумасшедших — мясная жажда, живоглотина.

Раш походил на пиранью в человеческой импропритации. Голова выглядывала из-за пушистого воротника и, казалось, плавает независимой от руки, сжимающей волосы Андрея. Раш жадно рассматривал пленника, словно собирался сожрать живьем:

— Ты Дичу с Маликом ухойдакал? Ну, ну, — Раш дернул рукой, встряхивая Андрея к диалогу, — а так сразу и не скажешь. Дича!! — гаркнул Раш, — камонай сюда!

— Да, босс, — послышалось из глубины комнаты сквозь неутихающий тыц — тыц. Скоро из дыма вынырнул пошатывающийся, развальной здоровяк. На глаза, уши спадали грязные, скомканные волосы. В руках у него дымился «бульбулятор».

— Это правда, он? Посмотри в его харю.

— Он, он. Сзади тварина, — Дича со смаком затянулся, — треснул. Подкрался в темноте и шарахнул, — выпустил облако дыма. Он в упор таращился на Андрея, поэтому не заметил, как на скулах Раша вздулись желваки, а глаза едва не вываливались из черепа.

— Я его морду, — амбал снова прервался, чтобы пыхнуть. Раш отпустил волосы Андрея, и этой же рукой влепил по чмокающим губам. Звук крепкой пощечины прозвучал, как выстрел пистона. Голова Дичи мотнулась, бульбулятор выскочил из рук и улетел куда-то в туман.

Раш взметнулся с кресла, словно подброшенный пружиной. Подскочил к обескураженному здоровяку. Перекошенный ударом Дича, несмел выпрямляться и снизу косил на босса. Раш нависал, источал гнев и ярость. Его рыжие волосы, казалось, вспыхнули ярким пламенем. Он скалился, таращил на Дичу глазищи и сжимал кулаки. Мышцы на руках под татуированной кожей перекатывались жгутами:

— Тебе, тупая грязь, надо было просто сказать «да» или «нет».

Только сейчас, когда отчетливо услышал шипение главаря, Андрей понял, что в комнате все голоса смолкли, а с ними и музыка. Дым в воцарившейся тишине плавно тек и клубился.

— Так «да», или «нет»? — шипел Раш.

— Да, — промямлил Дича.

— Хм, — усмехнулся главарь, — вот и разобрались. Чего скрывал-то? — ласково пропел он, по-отцовски потрепал амбала за вихор.

Постепенно комнату наполнили голоса, снова кто-то заржал, тихо заиграло «техно».

— Я больше не нужен? — пробурчал здоровяк.

— Свободен.

Дича отошел, встал на колени и принялся ползать по полу в поисках своего «бульбулятора».

— Значит, исподтишка любишь? — из-за рыжего воротника Раш скосил на Андрея рыбий глаз. В его руке откуда-то взялся длинный как спица мундштук, на конце которого дымилась самокрутка.

— Они стариков обворовывали. Я просто вернул им лампы.

— Не просто. Ламп было больше, чем взяли. Там была моя добыча. Ты, парниша, меня грабанул. Куда, кстати, сдриснули деда́ны? — Раш говорил так, словно вел светскую беседу, изящно попыхивая мундштуком.

— Не знаю. Они быстро собрались и ушли.

— Ушлыми, значит, оказались, — Раш засмеялся, своей шутке. — Дам тебе два дня, чтобы нашел…, хотя нет, — он встал и пошел через комнату. Цепь оказалась короткой, и прежде чем Андрей сообразил, та натянулась и резко дернула его за шею. От рывка он с полметра проскользил по полу. Ошейник врезался в кожу, а голову тряхнуло так, что вся задремавшая боль вернулась. Он вскочил на ноги и поспешил за вождем. Андрея глодало нехорошее предчувствие, интонации в голосе Раша наводили на скверные мысли. Тот передал цепь низкорослому жирному борову в проклепанной кожаной жилетке:

— Подготовь его. Выйдет с Дичей.

— Сальц с Рыком тогда на завтра?

— Да. Бубуинище попутал, пусть подтвердит квалификацию. Вот еще…, - Раш скосился на Андрея, — дай этому «перчик», немного подровняем.

— Да, босс, — пузан взял цепь, буркнул пленнику, — шагай за мной.

По разговору Андрей догадался, чего ждать в скором времени, но что за «перчик» понятия не имел. Вся подготовка заключалась в обнажение торса и белой таблетке, которую Андрей не захотел глотать добровольно, и пузану с помощником пришлось ее заталкивать силой. Зря боялся, она взбодрила, добавила энергии. Ожидая схватки, взволнованный, он ходил по раздевалке и разминался. Обратил внимание, что пара изо рта не идет и люди одеты легче, чем в городе.

Небольшая арена, огороженная сеткой, напоминала октагон. Кругом толпились шумные люди, многие курили. В этом кумаре Андрей почти не различал лиц. Но хорошо видел поднятые руки с купюрами и длинноногого верзилу под два с половиной метра ростом, с козырьком на резинке, с налокотниками как у биржевого маклера, с блокнотом в руках, с борсеткой через плечо, подобно патронташу. Он собирал купюры, как хлопок с кустов, прятал в объемный кошелек и делал пометки на бумаге.

Без разведки боем, без подготовки Дича и Андрей с яростью злобных псов бросились друг на друга. Публика взвыла. Амбал так долго замахивался и разгонял кувалдометр-кулачище, что Андрею не составило труда пригнуться и сунуть ему вбок пяти сантиметровый «тычок», тот самый, который ему передал пузан перед выходом на ринг со словами: «Держи перчик». Не замечая раны, Дича взвыл с досады, выкатил глазищи и тут же исправился. Следующим ударом под дых отбросил Андрея на два метра. Ножик выскочил из руки. Казалось, амбал что-то смял у него внутри и потому воздух никак не набирается. Андрей елозил по полу, сучил ногами, хлопал ртом и не мог вдохнуть.

Дича не колотил себя в грудь, не рвал рубаху в предвкушение победы, не ревел, а наклонил голову, и, мрачно взирая из-под бровей, быстрым шагом направился добивать.

Воздух потихоньку засочился, поток стремительно расширялся. Андрей был готов снова драться, но этого не делал. Он продолжал корчиться, выкатывать глаза и поджидал. Как и предполагал, Дича решил добивать самым простым и верным способом — ногами в тяжелых ботинках. Последний шаг сделал шире, поднял руки, начал доворачивать таз. В этот момент Андрей подсек его опорную ногу. Здоровяк рухнул всем профилем. На канвасе масса работала против него. За то время, что переворачивался, вставал на четвереньки, Андрей успел подняться и прыгнуть ему на спину. Обвил ногами талию, руками сдавил шею. Дича катался, пытался разорвать захват, хрипел. Высвободиться не получалось, он слабел. Андрей это чувствовал и сильнее сжимал гильотину. Раскачиваясь, как пьяный, Дича начал подниматься на ноги вместе с Андреем на спине. Он выпрямился во весь рост, секунду-другую колебался, затем вяло подпрыгнул, на большее уже не хватило сил, и всей массой припечатал нахребетника к полу.

Словно плитой придавил. В позвоночнике хрустнуло, ребра под весом согнулись, и, казалось, вот-вот треснут. Перед глазами поплыли черные круги. Руки расцепились. Задыхающийся Дича перекатился на четвереньки, затем забрался на Андрея, встал на колени и принялся лупить его по физиономии. Андрей пытался уворачиваться, выставлял перед собой руки. Два кувалдометра сминали их как ветки и попеременно мотали окровавленную голову слева направо, справа налево.

Из-за образовавшихся гематом под глазами Андрей почти ничего не видел. В голове помутилось. Страшная мысль забирала последние силы: «Он забьет меня насмерть». Но другая, вдруг возникшая, затмила ее: «А как тогда Макс? — слабой струйкой она пробивала, торила русло, натыкалась на препятствия, изгибалась, находила лазейку, — его никто не спасет кроме меня. Без меня он погибнет». Андрей заскрежетал зубами, выгнулся, опрокинул Дичу вперед. Вместо очередного удара тот был вынужден упереться руками в пол. Давление ослабло, Андрей выскользнул из-под него. На ощупь, как слепой запрыгнул здоровяку на спину. Сразу просунуть руку под подбородок не получилось. Кровавой пятерней хлестнул Дичу по лицу, оставляя красный мазок. Здоровяк зарычал, ухватил противника за предплечье. Но тот уже сцепил руки в замок. Дича тоже не стал выдумывать ничего нового. Начал подниматься, но не смог. Обессиленный, он повалился на пол. В исступлении Андрей продолжал сдавливать его горло и кусать за шею. Не понимал, что происходит, когда вокруг послышались голоса, а чьи-то руки принялись расцеплять тела. Вертел головой и ничего не видел, гигантские синяки лишили его зрения. В конце концов, их растащили. Обессиленного, в полуобморочном состоянии Андрея отнесли и бросили на кровать.

Узнал о смерти Дичи на следующий день. Он много думал о схватке, склонялся к мысли, что на его стороне, кроме таблетки и ножика, сыграла дурь, которая сделала амбала пластилиновым. Бульбулятор лишил его той малости, которой не хватило, чтобы подняться во второй раз.

Раш наказал Дичу за неуважение. На такой результат он рассчитывал или все же хотел, чтобы тот получил урок и выжил? Андрей мог лишь догадываться. В итоге выжил он и был этому рад: «Вселенная меня любит».

Дальнейший свой путь представлялся сумрачным и зыбким. В конце умозрительной перспективы сквозь темные, бурые пятна видел сына. Видел его четко и ясно, как в иных фильмах показывают героев в божественном свете.