Снег

Глава 21. Похороны

После выздоровления Андрей усиленно тренировался. Вместе с должностью получил право посещать спортзал в любое время. Часами не вылезал из «тренажки», даже обедал на матах. Оказалось не зря. Он уверенно выиграл три боя, причем два нокаутом, что позволило перейти в дивизион середнячков.

По вечерам Андрей ходил в «Аэродэнс», заводил знакомства и при каждом удобном случае осторожно заговаривал о Буре и его наследнике. Он ближе познакомился с Ирэн — подругой покойной Пуси, угощал виски, но ничего нового о Максе не узнал. Складывалось впечатление, что его усиленно прячут не только от посторонних, но и от ближнего круга. Андрей чувствовал себя в тупике, не знал, с какого края взяться за дело, как неожиданно все разрешилось само собой.

Пятничным утром информационные стенды и доски были обклеены траурными листовками с фотографией Максима. Из ретрансляторов лилась мрачная музыка.

Перед черно-белым ксерокопированным портретом сына с черной полосой по углу Андрей простоял с полчаса, после чего сорвал листок, сунул в карман и на деревянных ногах, словно в тумане, дошел до «Аэродэнса». Заказал дорогущую бутылку «Chivas Regal» два «дэнса», после чего отправился к дальнему столику.

«Макс мертв», Андрей обвалился на стул. Он пил, курил, дурел, но ничто не помогало. Ему словно засадили в грудь острогу и медленно проворачивали, наматывая душу.

— Сука! — Андрей ударил кулаком по столу, стакан с бутылкой подпрыгнули, — чтоб ты сдох, тварь!

На него начали оборачиваться.

— Убью!

— Тихо, тихо, — подошел Сузик, положил руку на плечо, склонился, — ты чего дебоширишь? — проговорил на ухо, — не хоро…

— Отвали! — отмахнулся Андрей и локтем угодил товарищу в грудь. Сузик неготовый к удару, упал.

— Ты чего, Летеха? Припух! — лицо «утюга» багровело и зверело одновременно, он быстро поднялся.

— Пошел в жопу! Что-то непонятно?! — опрокидывая стул, Андрей резко встал. Его качало, глаза налились, губы сжались в бледную полоску. В следующую секунду они бросились друг на друга. Сузик тоже был поддатым, но не в такой степени, как Андрей. Они били друг друга, колошматили с отчаянностью мартовских котов. В пылу борьбы Андрей откусил Сузику пол-уха, придушил, а потом бесчувственного избивал, пока их не растащили. С окровавленным ртом, кулаками Андрей зыркал бешеными глазами, скалился, словно дикий зверь, и пытался вырваться.

Сам тоже получил не слабо: гематомы под обеими глазами, распухший нос, ссадины на скулах и лбу, разбитые кулаки. Боль и «дэнс» принесли облегчение, только не тощий косячок, а полновесная сигарелла. Эти два ухаря работали над его сознанием, умело накидывая пыль на блеклый портрет с черной полосой.

Три дня Андрей не выбирался из своей берлоги, превратил ее в помойку. Поскальзывался на блевотине, укрывался окровавленным одеялом, грязный, не умытый, лохматый мочился в бутылки из-под воды, ел лишь грибы и те не первой свежести.

Торс открыл дверь и едва удержался, чтобы не стошнить. Кривясь, затыкая нос, прогнусавил: «Собирайся. Босс хочет тебя видеть». Раш был на «ферме», но скоро обещал вернуться, полчаса привести себя в порядок у Андрея имелось.

Как Торсу не было противно, он отволок Андрея в прачечную и несколько минут держал под ледяным душем, затем заставил помыться, причесаться. Милку — прачку попросил подретушировать избитую физиономию.

Через полчаса припудренный, затонированный, в черных очках, в растянутой толстовке Торса, в его же мешковатых штанах, отекший Андрей стоял перед вождем.

С минуту Раш рассматривал его, затем спросил:

— Что за херня?

— Так, — Андрей дернул плечами, — подрался.

— Сними очки.

Неохотно Андрей убрал стекла. Сантиметр за сантиметром Раш изучал рихтованный фасад. То ли он привык к бойцовским, коцанным рожам, то ли Милка не пожалела макияжа, босс как будто не сильно расстроился, казалось, ожидал худшего.

Усталым движением Раш накрыл глаза руками и так сидел несколько минут. Затем резко убрал, произнес:

— У тебя харя такая, словно ею по асфальту возили.

Андрей тупился и молчал. Раш гвоздил его взглядом и катал желваками.

— Как ухо? — спросил, наконец, он.

— Ухо? — Андрей инстинктивно дернул рукой к отбитому левому уху.

— Не твое, Сузика.

— А-а-а, — начал припоминать Андрей. Он забыл и теперь не мог вспомнить, выплюнул или проглотил скользкий кусочек. Перед внутренним взором возникла окровавленная физиономия товарища: «А ведь Сузик записался в «утюги» на год раньше меня, и недавно перешел в дивизион «отбойников»».

— Ты чего, как с хрена сорвался? — Раш повысил голос. — Что устраиваешь мне тут? Нам через час надо быть у Буры на похоронах, а ты, как отмудоханный алкаш. Сможешь четко отработать?

— Чего не смочь-то? — буркнул Андрей.

— Короче, идешь, ищешь Макивару и с ним в оружейку, Гильза вас прибарохлит. Все, шагай, ганибалище, блин.

При упоминании о похоронах Андрея снова накрыло. Он вышел сконцентрированный на страшной мысли. Впервые подумал, что вселенная от него отвернулась, и перестал в нее верить. Он ходил по коридорам, закоулкам потерянный и раздавленный. В конце концов, его нашел сам Макивара:

— Вот ты где? — сунул в руки пакет, — иди переодевайся.

Андрей посмотрел на него непонимающим взглядом:

— Это что?

— Тебе одежду надо поменять.

Только сейчас Андрей обратил внимание, что на Макиваре новенькие черные слаксы, черная водолазка, стеганый черный пиджак-куртка. Заглянул в пакет — аккуратно сложенная одежда, сверху кожаная нагрудная кобура с пистолетом. Судя по рукоятке ПМ.

Он поставил пакет к стене, принялся стягивать балахонистую толстовку Торса.

— Прямо здесь?

— Да.

Мимо проходили люди, косились на них, но никто не задерживался и тем более не задавал вопросов. Макивара присвистнул, увидев синяки на спине и боках Андрея:

— Где это тебя так угораздило?

— Забей, — отмахнулся Андрей, пропихивая голову в узкую горловину.

Скоро телохранители прибыли в резиденцию. Раш сидел в глубоком кожаном кресле, склонялся над столиком, и через стеклянную трубку вдыхал «дорожку». Прошелся до конца, закрыл глаза, откинулся на спинку. В неловком молчании телохранители прибывали несколько долгих минут, затем Раш выдохнул, открыл налитые глаза, резко встал. На нем было длинное до пола пальто из тонкой черной кожи, приталенное, с пушистым, из черно-бурой лисы воротником. Из-под очков — ободка струились огненно-рыжие волосы.

— Так, мои верные бодигарды, — заговорил он бодро, — будьте всегда рядом, как блохи на пёселе и готовые меня защищать. Времени на слаживание у нас не было, да и по херу. Главное думайте бо́шками и секите по сторонам. Потопали.

Раш уверенным шагом двинулся к двери.

Передвигались по снежным тоннелям на довольно-таки юрком, электрическом, оттого бесшумном гусеничном вездеходе с тонированными стеклами. Из-за ограниченности пространства шофера заменил Макивара. Причем, как управлять транспортом водитель объяснял на месте — тыкал пальцем то на педали, то на рычаги, то на переключатели. Макивара схватывал на лету, да и сложного ничего не было. Андрей слушал объяснения штатного водилы и поражался безалаберности Раша в вопросах безопасности. «Как такие важные вещи можно решать на ходу, с кондачка? Неужели на него никогда не покушались?», — удивлялся он, временами взглядывая на беспечного босса, который развалился на заднем сиденье, раскинул руки на спинки, как большая птица крылья. Черный пушистый воротник придавал ему схожести с грифом.

Позже Макивара рассказал в доверительной беседе, что на Раша нападали и не раз. Последний около месяца назад. Его охраняли здоровенные бичиганы — Шилда и Кач. Шустрая гопота облепила их, как муравьи жуков. Неповоротливые «мышицы» толком и попасть-то по ним не могли. Все, на что годились — закрывать собой босса. Скоро мелюзга их повалила и отметелила знатно. Раш стоял в сторонке, некоторое время наблюдал за всей этой позорной катавасией, после чего достал пекаль и распугал шпану. За отхераченными бодигардами прислал докторов с носилками.

До Холидэя — дома правительства КЧР — резиденция Буры доехали быстро и без происшествий. Вездеход с включенными фарами распугивал людей не хуже погремушки очень ядовитой змеи.

Мак остановил транспорт на просторной расчищенной площадке возле центрального входа в административное здание с коричневой отделкой снизу, с голубыми арками сверху. На парковке стояло с десяток квадроциклов как на колесном, так и на гусеничном ходу. Примерно столько же снегоходов. Один выделялся прицепом в виде палантина. Четыре тентовых вездехода стояли возле самого входа. Макивара припарковался рядом с ними.

Внутри здания было не многолюдно. Вооруженные охранники встречали гостей, провожали на мероприятие.

Просторный зал, большой стол, кругом люди в черном. Траур об руку с мрачным гулом витал под высоким сводом. Чиновничьи, чванливые, с подбородками, дерзкие, злые бандитские лица — все мешались за одним длинным столом. Рашу нашлось место справа от Буры.

Андрея и Макивару усадили за стол с прочими телохранителями. Было далеко до главной персоны, к тому же слабый свет, не позволил Андрею толком разглядеть лица градоначальника — вроде бы правильный овал, с немного выдающимся подбородком, густая шевелюра, зачесанная набок длинная челка, большие глаза. Не зная его репутацию, можно было бы подумать — добропорядочный гражданин.

Андрей остановил взгляд на бронзовой вазе. Ее почетное положение рядом со скорбящим «отцом» на тумбе, укрытой черным атласом, наталкивало на очевидную мысль — урна с прахом. На глазах Андрея навернулись слезы. Он трудно сглотнул: «Неужели в ней все, что осталось от моего Масяна?».

Вбок локтем толкнул Макивара:

— Ты чего залип? Неприлично так пялиться.

Андрей сморгнул, отвернулся, выпил стакан холодного морса.

Зазвучала печальная мелодия, через минуту стихла, поминки начались. Произносились соболезнования, хвалебные речи в адрес умершего, скребли по фарфору приборы, вздыхали и мрачно гудели. По нынешним меркам угощали богато. Одна жареная баранина чего стоила.

Андрей отстранился от происходящего, поглощал калории и старался не думать о сыне. Пик своего горя он уже пережил, и больше не заглядывал в черную дыру, из которой тянуло могильным холодом. Все кругом казалось цирком, шепитохой. Он здесь единственный родной человек покойнику, единственный адресат для соболезнований. Порой, мерещилось, бронзовая урна смотрит на него глазами Максима. Жутко хотелось водки, которая на столах лилась рекой, но положение обязывало. Происходящее давило на Андрея, он мечтал скорее уйти.

Народ хмелел, голоса крепли, соболезнования частили, порой сбивались на посторонние темы. Андрей стал замечать, что кое-кто даже начал чокаться с соседом. «Народ теплеет», — подумал он с нехорошим предчувствием. Тем не менее элита соблюдала рамки. Мрачный Бура выслушивал соболезнования молча, поднимал рюмку в знак благодарности и пригублял.

— Ты чего такой хмурый? — услышал Андрей шепот справа.

Повернул голову, посмотрел на Макивару. С полминуты таращился, не зная, что ответить, и поджимал губы:

— Похороны же, — наконец вымолвил.

— Да это не его сын, — зашептал Макивара, — Асланчик с мамкой укатили к родокам, а это какой-то левый пацанчик, похожий на его сына.

Андрей едва сдержался, чтобы не залепить коллеге за «левого пацанчика», проскрежетал:

— И что? Не человек значит?

— Почему, человек, — почувствовав злость, Макивара отодвинулся, — так для информации сказал.

Поминки закончились через три часа. Хорошо поддатый Раш пожелал продолжения банкета:

— Бе-е-е, — выдавил он, едва опустился на заднее сиденье вездехода, — блевать хочется. Что за рожи? Что за народ? Сплошная рвань, на одном поле не сел бы… Словно помоями облили. Давай, Мак, гони в «Сливки», отмоемся у местных сволочей. Твоего кисляка мне еще не хватало, — обратился он к Андрею. — Все Летеха, отыграли, можно расслабиться. Гони, Мак.

Андрей отвернулся к окну. На душе скребли кошки. Он рассчитывал увидеть сына… в гробу, попрощаться, увидеть улыбающимся на цветном портрете в хорошем качестве, но ничего этого не было.

Шепотки и разговоры за столом секьюрити долетали до него всякие, что, дескать, сынка Буры отравили, что в покои прокрался скальп и прежде чем убить, сильно покалечил мальчишку, поэтому скоропалительные похороны и кремация. Официальная версия такая — умер, не справившись с болезнью. И Андрей в нее верил, может, не прямо от пневмонии, но по состоянию здоровья очень вероятно. Выжить под лавиной крайне сложно. Даже если спасли, каким привезли Макса в город? Возможно, он пережил клиническую смерть, а длительная гипоксия повредила мозг.

Вездеход остановился возле здания с яркими мигающими гирляндами над входной аркой, с ионовой вывеской «Сливки». «Надо же, — подумал Андрей, рассматривая фасад заведения, — в мэрии меньше света». Из-за стен доносилась долбежная музыка. У входа толпилась по большей части молодежь. Курили, громко разговаривали, гоготали, алчно зыркали по сторонам. Охрана беспрепятственно пропустила Раша и его телохранителей. Клуб находился на этом месте еще до конца света. Все здесь было в масть и по фэншуйю. Глядя на веселящуюся, пьяненькую публику, не верилось, что это все происходит под снегом в окружении хищных монстров. Андрей думал: «Пир во время чумы. Где с голоду пухнут, грибы хавают, а здесь веселуха, праздник жизни».

Скоро они оказались в просторном зале с высоким потолком, со стенами из старого обожженного кирпича, с металлическими колоннами, с литыми ограждениями, со столиками и стульями из чугуна. Трубы, воткнутые в стены, вентили, манометры, медные рычаги и шкворни создавали антураж цеха какого-то дореволюционного завода.

Сотни две человек дергались и изгибались в едином ритме, колыхались людским морем. Громкий электрохаос забивал уши, колотил в грудь басами. Странным образом траурный наряд Раша превратился в гламурный прикид с фешен принтами. Двигая головой в такт музыки с очками на темечке, он сразу и органично влился в тусовку. Андрей и Макивара в черных одинаковых одеждах выгодно подчеркивали его образ брутальной дивы и торили дорогу к лестнице на второй этаж.

Справившись с течением из людских тел, наконец, опустились все трое на мягкий кожаный диван, подогретый чреслами недавних правообладателей, которые ретировались, поняв, кто на них положил розовый с красными прожилками глаз.

Раш не танцевал, ему нравилась атмосфера всеобщего веселья, рев музыки, толчея, красивые девушки, которых он заприметил и послал Макивару пригласить к столику.

— Если, мать твою, ты не сотрешь с рожи мрачное говно, отправишься в бусик жопу морозить, — проговорил Раш, вперив в Андрея свои пучиглазки.

Андрей натянуто усмехнулся:

— Хорошо.

Он сидел на стреме шухера, подыгрывая боссу, двигал головой в музыку и хищно озирался. Столики на первом этаже расположились вдоль боковых стен кантом по танцполу. Сцена с диджеем и аппаратурой утопала в огнях. Андрей поймал взглядом брутального парня в белой майке, в черных очках, который вел на поводке девушку в костюме кошки. До этого видел владельца с цепочкой в руке, на другом конце которой сверкала шипастым ошейником сексапильная девица с кислотно-зеленым хаером. «Мода какая-то дебильная пошла с этими ошейниками, — подумал Андрей. — Может, потому, что появились «хозяева» и «питомцы», а человек человеку уже не брат? Настали времена, когда можно брать другого на поводок?». Он вспомнил свой ошейник и цепь. «Куда мир катится?».

На диван уселись раскрашенные, одетые для «съема» девицы. Вульгарные, легкодоступные сразу отворотили Андрея. Раш угощал их, гоготал с ними, разговаривал, напускал тумана, был крут и великодушен. Телохранители водили «жалами» и высматривали потенциальные угрозы.

Андрей заметил еще одного фауниста. Коренастый, весь в коже, на голове полубокс ежиком, с подведенными глазами вел на коротком намотанным на кулак поводке молодого парня с обнаженным торсом, в кожаной сбруе, с татуированными руками и шеей, обритого на лысо, с сережками в ухе. Понурившись, тот обреченно волок по полу длинношерстную белую тужурку. Андрей с трудом узнал в этом «питомце» Лешика. Глазам не поверил, с открытым ртом таращился на блогера.

Парочка протиснулась сквозь толпу к «заказному» столику. «Хозяин» опустился на стул, петлю поводка небрежно нацепил на спинку. Лешик, подобно служебному псу, сел на корточки рядом. Хозяин вдавил встроенную в столешницу кнопку. Скоро из-за двери с круглым окном показался «чертик» в обтягивающем комбинезоне с маленькими рожками. В услужливой позе записал в планшете заказ, после чего выскользнул в буквальном смысле, сдавленный беснующимися телами обратно за дверь.

Андрей не сводил с Лешика взгляда и выискивал ошибку, не мог поверить, что катомит на ошейнике его бывший попутчик. «Да, нет, — уверял он себя, — у Лешика не было сережек, хотя это самое легкое. Наколки. Откуда столько? И это при желании за пару недель можно набить. Одежда так и вовсе… Подстричься наголо тоже не проблема. А так похож, рост, рожа вроде бы та, жалко, что размалевана, надо посмотреть поближе».

Андрей перегнулся через столик, громко спросил у Раша:

— Я отойду?

Тот махнул рукой. В его зубах вместо мундштука дымилась самокрутка, и он был во вкусе. Андрей тронул коллегу за локоть, сказал на ухо:

— Я в сортир.

Макивара кивнул.

Протискиваясь сквозь людей, Андрей спустился на первый этаж. Подобрался к интересующему столику, спрятался за колонну.

Хозяин сидел развалившись, нехотя поглаживал лысую голову. Лешик у ноги, с благодарностью принимал ласку — жмурился и по-идиотски лыбился.

Вспыхивающие разноцветные огни, мелькающие люди не позволяли рассмотреть лица. Помог случай. Чертик вновь возник у столика, склонился к хозяину, что-то прокричал на ухо. Тот поднялся, дал команду четвероногому другу «ждать», направился за официантом.

Воспользовавшись моментом, Андрей протолкался к столику, уселся еще на теплый стул. Лешик секунду другую таращился на него, затем трудно сглотнул, поднялся с пола, сел на соседний стул, едва слышно произнес:

— Ты?

— Я, — Андрей не сдержал улыбки, — как ты… что с тобой сделали?! — руками потряс перед лицом, — что это за крендель тебя выгуливает?

— Это…, - Лешик испуганно посмотрел за спину Андрею, — Шапалах, он…

— Да пофиг, кто он, пошли со мной.

— Он идет, уходи, — зашипел Лешик, глаза наполнились мольбой. — Потом. Потом поговорим. Уходи, — опустился на четвереньки.

Сбитый с толку, растерянный Андрей поднялся, толпа подхватила его и оттеснила к стене. Он видел, как Лешик лизнул хозяину руку, затем вложил в нее поводок.

Андрей вернулся за свой столик и время от времени кидал взгляды на лысую голову. Скоро Раш с девицами и Макиварой удалились, оставив его сторожить места.

К Шапалаху подходили манерные патсанчики, перекидывались парой фраз, с некоторыми он обменивался короткими поцелуями, некоторые гладили Лешика и тот, высунув язык, вертел задом. Однажды подсел откровенный гомосексуалист с крашеными волосами, положил хозяину на шею руку, притянул к себе. Шапалах отстранился, мягко убрал «веточку», что-то сказал. «Глиномес» фыркнул, сделал глоток из его бокала и обиженный отчалил.

Через час хозяин засобирался. Раш с Макиварой все еще отрывались в номерах, а Андрей не хотел терять Лешика, не переговорив с ним. Подозревал, что парень в «сексуальном рабстве». Андрей встал и, распихивая праздную публику, устремился вниз по чугунной лестнице. Нагнал парочку возле здания библиотеки. На углу тускло горел фонарь. На Лешике была короткая — до пупа мохнатая тужурка, на ногах лакированные белые туфли-чулки на высокой платформе. Ошейника и поводка уже не наблюдалось.

Андрей быстро сократил дистанцию и напал. Хотел без лишнего шума оглушить, к слову сказать, крепенького «хозяина», ударом за ухо и умыкнуть зверушку. Но видимо, Шапалах услышал скрип снега под ботинком и в последний момент обернулся. Кулак угодил ему в лоб, пусть не оглушил, но сотряс картину мира основательно. Шапалах отшатнулся, поднял руки к лицу. Андрей подумал, что он ими закрывается и попер «месить». Шапалах резко выбросил правую руку, сжимая растопыренную кисть в кулак. Лишь отменная реакция спасла Андрею, от увесистого джеба. Завязалась драка. Лешик с выпрыгивающими от ужаса глазами, зажав рот руками, медленно пятился в темноту, пока не шлепнулся задом в сугроб.

Андрей сломал Шапалаху шею. Пришлось. Больно тот драчливым оказался. Андрей даже начал подозревать, что он из «гладиаторов». Шмыгая окровавленным носом, с разбитыми кулаками подобрал фонарь, подбежал к Лешику, вытащил его из сугроба:

— Пошли со мной. У меня есть где укрыться.

Лешик таращился на Шапалаха, словно пораженный громом, и не двигался.

— Ты его убил, — наконец, прошептал он, медленно перевел дикий взгляд на Андрея.

— Да черт с ним, надо уходить. Нас могут увидеть, — Андрей заозирался.

— Что ты наделал? Что ты наделал? — стон сдавил тощую грудь, лицо Лешика потекло слезами.

— Он тебя больше не обидит. Он все. Никто тебя не найдет. Пошли со мной, — Андрей предпринял попытку увести парня. Тот резко дернулся, высвобождая руку, зло зашипел:

— Иди ты к черту! Кто тебя просил? Тварина!

— Что ты такое несешь? — изумился Андрей.

— Он мой покровитель. Он спас меня. Кормил и берег.

— Так, ты ж… пидором при нем стал, — Андрей не мог взять ситуацию в толк. — Он же тебя на поводке водил, как собаку.

— Сам ты собака! — брызнул Лешик, — это такой сценический образ! Блин, что я теперь буду делать? — он застонал, нелепо семеня на высокой платформе, подбежал к Шапалаху, упал на колени и зарыдал, сотрясаясь всем тщедушным телом.

«Да уж, — печально думал Андрей, обтирая кулаки и торопливо удаляясь за здание, — чего-то я в Лешике не разглядел».

Он вернулся в «Сливки». Ничего за то короткое время, что отсутствовал, не поменялось — публика бесновалась, Раш с телохранителем все еще развлекались с девицами. В одиночестве задумчивый Андрей просидел два часа, пока утомленный Раш не распорядился «вертаться взад». После чего забрались в вездеход и укатили в «Ладогу».

Без четверти три Андрей вернулся в свою… помойку. Отвратительный перекисший запах рвоты сдавил желудок. Он не решался переступать порог и прикидывал, где бы переночевать. Взгляд остановился на измятом листке среди объедков и грязной посуды. Андрей подошел к столу. На него смотрела черно — белая ксерокопия Максима. На глаза навернулись слезы, в груди защемило.

Горе, глубокое чувство утраты накатили с новой силой. Он ушел. Разбудил «толкача», купил десять «дэнсов», спросил что-нибудь поубойнее. Тот предложил «фентанил» и шприц. Андрей сказал, что раньше не пользовался, попросил ширнуть. Начал закатывать рукав, но «толкач» сказал, что ему под дверью «халелик» на хрен не упал и ввел наркотик внутримышечно. Сказал, «туркнет» дома. «Туркать» начало раньше и Андрей ввалился в номер уже под кайфом. «Зачем мне жизнь? Все ровно все подохнем».