Солдат

ГЛАВА 14 ОЧИСТКА РУРСКОГО КОТЛА

Бой корпуса в районе Безеля был недолгим, но напряженным. К вечеру первого дня наступления мы взяли в плен четыре тысячи человек и захватили позиции немецкой артиллерии. Части наземных войск, быстро продвигаясь от реки, вошли в соприкосновение с парашютистами, сброшенными в глубине расположения противника. Мы находились в боях в течение шести дней, и все это время обе воздушно-десантные дивизии сражались плечом к плечу. На третий день наступления корпусу была придана 6-я английская гвардейская бронетанковая бригада. Солдаты 513-го парашютно-пехотного полка взобрались на английские танки, и наступление продолжалось б-я английская и 17-я американская воздушно-десантные дивизии, наступавшие слева в пешем строю, не отставали от них. Через пять дней после выброски десанта мы захватили два дефиле — у Хальтерна и Дюльмена. Через них в северо-восточном направлении проследовала 2-я бронетанковая дивизия, которая должка была окружить Рур. Одновременно 3-я бронетанковая дивизия совершила обходное движение на юг и восток — на соединение со 2-й бронетанковой дивизией, чтобы завершить окружение противника в знаменитом Рурском котле.

На шестой день операции штаб корпуса был переброшен в тыл, а обе воздушно десантные дивизии продолжали выполнять свои задачи. Это была операция небольшого масштаба, но она дала возможность 2-й английской армии переправиться через Рейн, не останавливаясь, выйти к Балтийскому морю и соединиться с русскими. Таким образом, эта операция способствовала окончанию войны в Западной Европе.

По прибытии в свой прежний тыловой район во Франции, вблизи Эперне, корпус получил новую задачу — очистить Рурский котел от немецких войск. Две мощные бронетанковые дивизии железными тисками уже охватили этот огромный промышленный район. Эту задачу предполагалось осуществить, наступая тремя клиньями: 18-й корпус с юга, 3-й корпус Ваи-Флита с востока и 9-я армия с севера.

Мой корпус состоял тогда из четырех дивизий: 86-й, 8-й, 78-й и 97-й. Это была операция-мясорубка. Загнанные в ловушку, немцы были обречены на гибель, но продолжали драться с большим мастерством и упорством.

Как всегда перед началом операции, я предварительно ознакомился С местностью. Пробыв у себя в штабе в Эперне всего несколько часов, я получил приказ немедленно явиться к командующему 1-й армией генералу Ходжесу, находившемуся далеко за Рейном. Я вылетел сначала на его тыловой командный пункт, но оказалось, что штаб уже переместился вперед. Вдвоем со своим адъютантом я пересел на чей-то виллис и отправился на поиски штаба. Девять часов колесили мы по долине Рейна, разыскивая Ходжеса. Наступила ночь, опустился густой туман, и шофер, пробираясь по лесу, то и дело чуть не задевал за наваленные на дороге деревья, пока, наконец, я не пересадил его назад я сам не взялся за руль. Кое-где на перекрестке вырисовывалась в тумане фигура военного полицейского, и тогда мы спрашивали дорогу. Полицейские извинялись: они даже отдаленно не представляли, где можно найти генерала Ходжеса.

Наконец, около часу ночи с божьей помощью и благодаря нескольким счастливым случайностям я нашел командный пункт генерала Ходжеса, и он поставил передо мной задачу, о которой я уже говорил.

В первые же дни стало совершенно ясно, что немцы уже не могут оказать сколько-нибудь значительного сопротивления. Менее чем в трех километрах впереди нас находился штаб фельдмаршала Модели — командующего немецкой группой армии «Б». Положение его было безнадежно, и я уверен, что такой опытный солдат, как Модель, отдавал себе отчет, что у него нет никаких шансов на благоприятный исход. Пожалуй, представилась возможность сласти тысячи драгоценных человеческих жизней. Я вызвал одного из своих личных адъютантов — капитана Брандштеттера, свободою говорившего по-немецки». дал ему указания и с белым флагом направил его к Моделю. Вторoe послание было очень несложным. Я предупреждал Модели, что он в безвыходном положении и что дальнейшее сопротивление вызовет совершенно бесполезное кровопролитие.

Брандштеттер вернулся с одним из офицеров штаба Модели, передавшим нам ответ своего командующего. В ответе говорилось, что генерал не может принять предложение о сдаче, Он связан личной присягой Гитлеру сражаться до конца и считает оскорбительным мое предложение о сдаче.

Я решил сделать еще одну попытку и написал личное письмо фельдмаршалу Моделю. Полагаю, что отрывок из этого письма было бы интересно привести здесь. Оно датировано 15 апреля 1945 года.

Брандштеттер доставил это письмо и вернулся вместе с начальником штаба Модели. Модель снова решительно отказался рассматривать какие-либо предложения. Больше я уже ничего нс мог предпринять. С этого момента ответственность за кровопролитие падала на Модели. Начальник его штаба оказался умнее. Я сказал ему, что он может вернуться к себе и пережить вместе с другими катастрофу, которая неизбежно совершится, или же остаться под нашей охраной как военнопленный. Он недолго раздумывал над моим предложением и остался у нас. Модель выбрал исход, соответствовавший его упрямому, ограниченному понятию о чести, — покончил жизнь самоубийством.

Нам сообщили, что в Рурском котле примерно 150 тысяч немцев. Но союзные войска захватили в плен более 300 тысяч. Из этого числа 18-й корпус взял 160 тысяч пленных, в том числе 25 генералов. Мы захватили около 13 тысяч квадратных километро-в территории Германии, освободили из немецкого рабства свыше 200 тысяч «перемещенных» лиц, 5639 военнопленных союзных войск. Наше наступление началось 10 апреля. Впереди пехоты шла недавно приданная мне 13-я бронетанковая дивизия. Закончилось сражение днем 18 апреля, когда последнее сопротивление немцев в Рурском котле было подавлено.

Я надеялся, что после этого мы получим короткую передышку. В течение трех месяцев корпус почти не выходил из боев — шестьдесят дней в Арденнах, неделя при форсировании 2-й армией Рейна, десять дней в Рурском котле. Корпусной командный пункт — это высокий штаб, и обычно он работает в достаточно удобных условиях. Но все это время мы передвигались так быстро и так часто перебрасывались с участка на участок, что моим кровом почти всегда оказывались неудобные, грязные помещения, Я спал в сараях, в заброшенных домах, а несколько ночей провел, завернувшись в свой спальный мешок. Теперь я мечтал хоть немного пожить в сухом, чистом, приличном помещении, чтобы отдохнуть перед новой большой дракой.

Поэтому я послал Фейса на легком самолете найти нам дом где-нибудь в живописной Вестфалии, расположенной в южной части промышленного Рура. Он облетел всю эту красивую холмистую местность, покрытую лесами и пересеченную речушками, пока, наконец, не нашел идеальное местечко. Это был прекрасный дом относительно современной архитектуры, построенный около тридцати лет назад и меблированный вполне комфортабельно. Я въехал в него со своим штабом, и целых два дня мы блаженствовали в уютном, чистом помещении, среди живописных гор. Изящно отделанная столовая пропорциональных размеров была одной из самых красивых комнат, какие я когда-либо видел. Восхитительна была и библиотека, В первую же ночь я заметил там над диваном великолепный темно-красный бухарский ковер, подобного которому я никогда не видел. Помню, я тогда подумал, что этот ковер наверняка кого-нибудь совратит с пути истинного.

Через сорок восемь часов после того как я въехал в этот чудесный дом, я получил приказ явиться к фельдмаршалу Монтгомери, находившемуся в 400 километрах от меня по направлению к Ютландскому полуострову. Это было самое утомительное путешествие из всех, какие я когда-либо совершал. Я пробыл в пути только 26 часов, но за это время проделал на виллисе 800 километров. Когда я вернулся, ковер уже исчез.

Мы снова двинулись вперед, на этот раз к северу, чтобы прикрыть правый фланг 2-й английской армии, которая, продвигаясь к побережью Балтийского моря, должна была отрезать Ютландский полуостров. Теперь в моем подчинении находились: моя прежняя 8£-я и 6-я английская воздушно-десантные дивизии, которые в составе моего корпуса были сброшены при переправе через Рейн; 7-я бронетанковая дивизия генерала Хасбрука, сражавшаяся под моим командованием в Арденнах, и, наконец, 8-я американская пехотная дивизия генерала Мура, действовавшая со мною ранее, ко-гда мы занимались очисткой Рурского котла.

Мне очень нс хотелось покидать свой комфортабельный приют в Вестфалии, но нужно было смотреть вперед и готовиться к новым операциям. Монтгомери я нашел в гуще леса. Обычно он оставлял свой главный командный пункт в распоряжении начальника штаба, а сам с небольшим числом офицеров устраивался на вынесенном вперед командном пункте, где без всякой помехи мог обдумывать свои планы. Я уже встречался с ним раньше: перед вторжением в Нормандию, а затем в Арденнах, когда мой корпус некоторое время был у него в подчинении. Поэтому Монтгомери знал меня достаточно хорошо.

Очевидно, фельдмаршал вполне доверял мне, так как он дал мне такие указания, о каких мог только мечтать боевой командир. В общих чертах рассказав мне о моей задаче, Монтгомери затем сказал:

— Немного дальше по дороге находится Демпси. Вы оба когда-то работали вместе. Отправляйтесь к нему и согласуйте все между собой. Потом возвращайтесь сюда, я устрою вас на ночевку.

Встретившись со своим старым другом генералом Демпси, 2-ю армию которого я поддерживал при форсировании Рейна, я согласовал с ним штаны предстоящей операции. Мой корпус должен был прикрывать фланг армии Демпси, когда она будет наступать к Ютландскому полуострову.

Я расстался с Демпси не без сожаления, так как полагал, что за сервированным им столом можно будет согреться после моего путешествия под дождем и снегом. Насколько мне было известно, Монтгомери — любитель чая и избегает алкоголя во всех его видах.

К моему великому удивлению, когда я сел за стол у фельдмаршала Монтгомери в его небольшой полевой палатке, он спросил меня, не хочу ли я вина. Разумеется, я не отказался. Его предложение не означало, однако, что сам он нарушил зарок воздержания — от спиртных напитков — фельдмаршал не прикоснулся к вину. А вино было превосходное.

Не мешкая, мы готовились к наступлению на север. Все чувствовали, что конец войны близок и паше наступление может оказаться последней боевой операцией в этой войне. Рано утром я сел на самолет с небольшой группой офицеров. Затем я пересел на виллис, чтобы изучить местность, по которой должен был наступать мой корпус. Мы были на южном берегу Эльбы. За рекой находились немцы, разбитые в тяжелых сражениях, но еще не оставившие мысль о сопротивлении.

Во второй половине дня я спустился на берег реки осмотреть местность. Маскировался я не слишком тщательно, но огня на себя не привлек. По ту сторону широкой реки было все спокойно.

В пустой ферме на берегу мы нашли громадную корзину со свежими яйцами. Я с опаской взял несколько яиц — с опаской потому, что недавно добродушные, но бережливые голландцы подняли скандал, обвиняя парашютистов 82-й дивизии в грабеже и насилии. Я расследовал этот случай и установил, что голландцы кипятились из-за сущей ерунды: голодные парашютисты забрали из небольшого курятника, принадлежавшего голландцам, цыплят и яйца. Парашютисты сообразили также, что бегущих немцев быстрее и легче преследовать на велосипедах, и поэтому реквизировали несколько велосипедов. Это послужило причиной громкого скандала, й я отнюдь не хотел раздувать нового пожара из-за каких-то яиц. Но я не пробовал свежих яиц с тех пор, как уехал из Англии, и считал их вполне законным трофеем войны. К тому же, если яйца хранить слишком долго, они портятся, и тогда ими можно разве что бросаться. И мы съели эти яйца с большим удовольствием. После разведки, во время которой мы «старались не привлекать внимания противника, я начал серьезно обдумывать положение Мне казалось, что здесь мы сможем сделать стремительный бросок и захватить за рекой плацдарм шириной около 400 метров до того, как немцы организуют сопротивление. В это время с нами еще не было боевых частей, но я знал, что один батальон 82-й дивизии генерала Гейвина должен подойти сюда с наступлением темноты. Мы дали бы ему отдохнуть до рассвета, а затем перебросили через реку на штурмовых десантных средствах. Так мы и сделали. Батальон беспрепятственно переправился через реку и тут же стал наводить понтонный мост, по которому должны были перейти остальные части.

Мост нужно было построить как можно скорее, потому что один батальон нс мог бы долго удержаться за рекой, в случае если бы немцы энергично контр атаковали его.

Наводили мост два необстрелянных саперных подразделения. Вероятно, одно из них участвовало с бою в первый раз. Начали саперы хорошо, но когда немцы с того берега открыли — по береговому плацдарму артиллерийский огонь, работа замедлилась. Начавшись с редких, случайных выстрелов, огонь становился все сильнее и сильнее. Тому, кто еще никогда не был под огнем, это нс могло понравиться. Саперы попрятались, и работа приостановилась.

Это меня разочаровало. Я подошел к уже законченной части моста и обнаружил, что снаряды падали в реку и взрывались под водой — даже осколки нс долетали до берега. Грохот стоял страшный, но опасность оказалась ничтожной. Вернувшись назад, я позвал к себе командира саперного батальона и нескольких офицеров и серьезно поговорил с ними.

— Несправедливо, что саперы прячутся от опасности, которой подвергаются пехотинцы, — сказал я им. — Подумайте, сколько пехотинцев будет здесь убито, если мы не закончим мост. Вот что, вы-водите-ка своих ребят из-под деревьев, вытаскивайте их из канав и продолжайте работу. Нужно немедленно навести мост.

И что же? Это оказало действие. Саперные офицеры быстро собрали своих людей, и мост длиной в 360 метров был построен за 15 часов. Такой отличной работы под огнем я еще никогда не видел.

По первоначальному распоряжению, мой корпус должен был переправляться севернее, в полосе наступления английских войск, а после переправы выдвинуться в отведенный ему район и начать наступление оттуда. Теперь, когда у нас был свой мост, я уже не видел в этом смысла и в вежливом письме командиру 8-го корпуса генералу Баркеру сообщил, что мы будем переправляться по своему мосту и не станем беспокоить его.

Здесь у нас произошел один комичный случай. 6-я английская воздушно-десантная дивизия, входившая в состав моего корпуса, все-таки переправилась в английской зоне боевых действий. Командир английского корпуса установил очередность переправы по своему мосту. Сначала он пропускал танки, а так как он недолюбливал воздушно-десантные части, то запретил им приближаться к береговому плацдарму, прежде чем не перейдут танкисты. Это возмутило моих парашютистов, и несколько смышленых солдат пошли на хитрость. Солдаты воздушно-десантных частей носили красные береты с черной полосой, а танкисты — черные береты. Десантники вывернули свои береты наизнанку и, замаскировавшись под танкистов, переправились под носом у постов военной, полиции. Так они перешли на южный берег, где и присоединились к нам. Это было ловко сделано.

Корпус — крупное соединение. Вместе со всеми частями поддержки, приданными пехотным дивизиям, — танковыми, артиллерийскими, саперными и подразделениями связи — общая численность личного состава корпуса может достигать 150 тысяч человек, и передвигать ИХ не так просто, как фигуры на шахматной доске. В этой операции воздушно-десантные части 18-корпуса установили, вероятно, рекорды по быстроте передвижения. Менее чем за неделю мы сделали на грузовых машинах и виллисах около 500 километров из Рурского бассейна к южному берегу Эльбы и переправились через эту широкую, полноводную реку. На протяжении почти 100 километров мы наступали на дезорганизованные немецкие войска, идя на соединение с русскими, и выполнили это ма 48 часов раньше, чем было намечено планом. По-моему, никогда в военных действиях фактор времени нс использовался так эффективно и никогда еще части американской и английской армий не действовали так согласованно.

Примером этого тесного взаимодействия может служить следующий факт. В самом начале операции меня посетил генерал Демпси, который, как и я, отлично понимал, что наш удар должен сокрушить немцев, находящихся между нашими армиями и войсками русских. Для престижа Британской империи очень важно, сказал он мне, чтобы по моему плану наступления 6-я английская воздушно-десантная дивизия, входившая в мой корпус, первой встретилась с русскими войсками.

Я всегда испытывал глубокое уважение к Демпси — великолепному солдату, под руководством которого я когда-то служил. Но это требование сорвало бы мои планы наступления. Я уже наметил выбросить вперед 7-ю бронетанковую дивизию генерала Хасбрука. На юге с такой же быстротой должна была двигаться 82-я дизнзия, которая уже привыкла к стремительным переброскам. Позволить 6-й воздушно-десантной дивизии первой установить контакт с русскими означало бы, что ей придется перерезать по диагонали полосу наступления 7-й бронетанковой дивизии, а это могло бы вызвать невероятную путаницу на дорогах. Все это я объяснил Демпси, и он согласился со мной.

Но возвратившись к себе в корпус, я снова начал продумывать этот вопрос. Я вспомнил, в каких тяжелых боях участвовали англичане, вспомнил катастрофу в Дюнкерке, спокойное мужество английского народа во время бомбардировок немецкой авиации. И я пересмотрел свой план наступления, разрешив командиру 6-й английской воздушно десантной дивизии генералу Болсу действовать более свободно. С изумительной быстротой англичане продвинулись вперед и соединились с русскими всего через час после того, как 82-я дивизия встретила передовые подразделения красных. Вероятно, Демпси высоко оценил наш поступок. Вскоре я получил от него любезное письмо, в котором он горячо благодарил меня.

Я хорошо помню одну очень тонко составленную директиву англичан, которая устанавливала правила отношения английских солдат к русским. С нашими русскими союзниками следует обращаться учтиво, гласила эта директива, но не допускать чрезмерных излияний дружбы. Такое отношение англичан, указывалось далее, русские восприняли бы, как свидетельство военного превосходства советских солдат над англичанами, но это не оскорбляло бы достоинства англичан, так как в то время пи американские, ни английские солдаты не имели основания считать себя хуже каких-либо солдат в мире.

Достижениями корпуса на этом пути к победе гордится каждый из нас, участвовавший в наступлении. Мы прошли почти 100 километров в глубь Германии, захватив свыше 3000 квадратных километров ее территории. Мы взяли 359 790 пленных, в том числе 50 германских генералов, уничтожили и захватили громадное количество танков, орудий и самого различного военного имущества. Мы прошли на 50 километров восточнее той линии, которая была предварительно намечена для встречи союзных войск с русскими. Затем по приказу Монтгомери я крепко зацепился за эту «Висмарскую подушку», так как она могла быть использована для переговоров. Мы взяли ее силой оружия, но уступили позднее русским. Дипломаты и политики решили отнять ее у солдат. Вероятно, для это-го были веские основания, но я очень сожалел, что нам пришлось расстаться с живописным Мекленбургом. Солдату всегда обидно отдавать землю, которую он завоевал, хотя бы даже союзникам.

Мы встретились с русскими на берегу Балтийского моря 2 мая. Днем позже я впервые у-видел русского генерала. Интересно отметить, что, нанося официальный визит своему союзнику, он прибыл в сопровождении взвода личной охраны, вооруженной автоматами. Штаб генерала Гейвина, где состоялась эта встреча, находился в громадном дворце, совершенно нетронутом войной. Странно было видеть, как вооруженные русские, подозрительно оглядываясь, ходят по огромным залам, где герцоги Мекленбург-Шверинские когда-то устраивали грандиозные балы и празднества.

Пять дней спустя война в Европе закончилась, кровопролитие прекратилось. Зверь, который заставил пролить столько крови и слез и восстановил против себя весь мир, лежал, наконец, поверженный в прах.