Солдат

ГЛАВА 23 «8-Я АРМИЯ — ВАША»

Около полуночи в пятницу 22 декабря 1950 года, за три дня до рождества, в гостиной наших старых друзей Джейнов было шумно от веселого смеха и болтовни расходившихся по домам гостей. Вечер прошел прекрасно. В тот день я проработал не меньше четырнадцати часов и, отдохнув в компании, на время отвлекся от забот. Последнее донесение, полученное, в тот день, принесло добрые вести. Отступление наших войск в Корее проходило организованно. Впервые с тех пор, как было получено сообщение о вступлении в войну китайцев, я почувствовал некоторое облегчение.

Среди гула голосов я едва расслышал, что меня просят к телефону, У аппарата был Джо Коллинз, начальник штаба армии. Он спокойно произнес:.

— Мэт, я должен огорчить тебя: Джогши Уокер погиб при автомобильной катастрофе в Корее. Прошу собрать вещи и выехать туда как можно скорее.

Хотя это сообщение имело прямое отношение к моей дальнейшей судьбе, скорбь, которую вызвало у меня сообщение о смерти генерала Уокера, затмила все. Я много лет знал командующего 8-й армией, сурового непреклонного солдата, и восхищался его боевыми качествами.

Мы еще немного поговорили, и я снова присоединился к компании. В другом углу комнаты я увидел Пенни и прочитал в ее глазах номой вопрос. Я улыбнулся, пожал плечами и отрицательно покачал головой, решив не портить ей сон в эту ночь — последнюю ночь, которую нам предстояло провести вместе. Утро наступит слишком быстро, и я еще успею сообщить ей эту неприятную новость.

Если бы те легкомысленные критики, которые приписывают профессиональным военным любовь к войне, хоть раз испытали бы что-нибудь подобное, они бы не стали больше повторять своих обвинений. Приближалось рождество. В субботу я собирался украсить елку для нашего маленького сына, которому уже минуло двадцать месяцев, и поднести подарки; в горячке последних нескольких недель я еще не успел купить их. Но теперь придется уехать, не дождавшись рождества.

Пентагон был почти пуст, когда я задолго до восьми часов прибыл туда, но мой верный секретарь Мак-Клири уже пришел, так же как и полковники Бейшлайн и Мурман, и в мирное, и в военное время всегда готовые к любым неожиданностям.

С их помощью дела пошли быстро. Я проверил свое завещание, дал полномочия адвокату, оформил аттестат для семьи, посовещался с генералом Коллинзом, заме-стителем начальника штаба генералом Хейслипом и начальником штаба военно-морских сил адмиралом Шерманом.

Поздно вечером мой самолет поднялся над аэропортом и взял курс на запад. Внизу сиял огнями купол Капитолия.

Вскоре огни исчезли, и теперь мы летели в полной темноте. Окна самолета побелели от мороза, но в сердце моем было тепло и радостно. Многие старые товарищи, прервав свой рождественский праздник, приехали проводить меня, а мои уважаемые бывшие начальники генералы Фрэнк Маккой и Маршалл прислали мне напутственные телеграммы.

В обычной предотъездной суете мне некогда было и подумать о своих новых обязанностях. Но теперь, в полной темноте, под равномерный гул моторов воспоминания о прошлом, мысли о семье, доме, о штабной службе уступили место размышлениям о предстоящем ходе боевых действий и той огромной ответственности, которая ляжет на мои плечи, как только я ступлю на корейскую землю.

Затем я снопа мысленно вернулся к своей службе. И мне показалось, что моя новая задача, за исключением отдельных частностей, мало отличается от тех задач, с которыми мне приходилось сталкиваться за годы службы сначала в пехотной школе, потом в штабном колледже и позднее в бою. Все обучение офицера направлено на достижение одной цели — воспитания в нем способности в критический момент принять на себя руководство боем. В пехотной школе передо мной много раз ставили такую задачу. Мне показывали карту и говорили: «Вы находитесь здесь, а противник там. Тактическая обстановка такая-то (она всегда была неблагоприятной). Ваш командир батальона убит. Вы приняли командование. Ваше решение?». И я старался как можно скорее обдумать положение, методично разрабатывая в уме каждый конкретный шаг и основывая свои решения на известных мне сведениях о расположении противника, его силе и возможностях, а также о силе и возможностях моего подразделения.

И теперь, спустя много лет, я снова был в такой же обстановке, но на этот раз — вполне реальной. Командующий армией в самом деле погиб. Тактическая обстановка действительно была тяжелой. Я вступил в командование и от моего ответа на вопрос «Ваше решение?» зависело нечто гораздо более важное, чем отметка в журнале преподавателя. Это был вопрос победы или поражения.

Я быстро повторил про себя все, что мне было известно об обстановке. Поскольку я был заместителем начальника штаба армии по оперативным вопросам, я знал карту Кореи как свои пять пальцев. Я знал, в чем паша сила и слабость, был лично знаком со всеми старшими командирами 8-й армии, кроме генерала Оливера Смита — командира 1-й дивизии морской пехоты, но потому, что мне было о нем известно, на него вполне можно было положиться.

Вооруженный этими общими знаниями, я должен был решать, что делать. В моей голове быстро сложился примерный план действий. Прежде всего я представлюсь генералу Макартуру, ознакомлюсь с его оценкой обстановки и получу общие указания. Затем я приму командование, и это, как я понимал, должно быть сделано в форме простого, краткого и искреннего заявления, которое должно донести до 8-й армии мою твердую уверенность в ее способности преодолеть кризис, смело встретить и разбить китайские войска, внезапно нагрянувшие из-за р. Ялуцзяи. После этого я встречусь с офицерами штаба 8-й армии и заслушаю их оценку обстановки. Затем побываю у каждого командира на его боевом участке, всмотрюсь в лица солдат и офицеров и создам свое мнение о том, обладают ли они достаточной твердостью и решительностью или же им не хватает этих качеств. Когда все это будет сделано, я смогу приступить к планированию и принять принципиальное решение: удерживать занимаемые рубежи или перейти в наступление.

Из Вашингтона мы вылетели ночью, ночью же если в Та коме, и было все еще совсем темно/ когда мы пролетали над заливом Пьюджет-Саунд.

На следующую стоянку — на острове Адах — мы прибывали в воскресенье.

За час до прибытия на Адах сквозь тучи пробилось солнце, облака рассеялись, и я увидел внизу остроконечные черные скалы Алеутских островов, покрытые снеговыми шапками, а со стороны Берингова моря опоясанные белой пеной прибоя. Мы приземлились при ослепительном солнечном свете. Дул сильный соленый ветер, термометр показывал немного ниже пуля.

Отдохнув в уютном, красивом доме начальника американской базы морской авиации капитана Гамильтона, я слова вылетел в путь во всем великолепии этого на редкость солнечного дня. Чс-рез двенадцать часов, почти в полночь, мы опустились в аэропорту Ханеда недалеко от Токио.

Старые друзья провожали меня в Вашингтоне, и старые друзья приветствовали здесь — Д. Хики, Р. Аллен, О. Уэйленд и другие. С аэродрома я поехал вместе с Хики и получил от него первые достоверные сведения о том, что происходит в Корее. Я работал до часу ночи, а затем ушел в спальню, где на туалетном столике меня ждали кофе и бутерброды.

Вета-в в семь часов утра, я в одиночестве позавтракал у горящего камина. В девять утра я встретился с генералом Макартуром. Кратко и точно он осветил все вопросы, которые я собирался ему задать. Вставая перед уходом, я задал ему один вопрос.

— Генерал, — спросил я, — если я, прибыв на место, найду, что обстановка требует перехода в наступление, должен ли я получить на это вашу санкцию?

На лице старика появилась широкая улыбка.

— Поступайте так, как сочтете нужным, — сказал он, — 8-я армия — ваша.

Такие приказы поднимают дух солдата. Теперь я был не просто уполномоченным высшего командования, по нес безраздельную ответственность за командование армией до тех пор, пока богу и моим начальникам будет угодно держать меня на этой должности.