Солдат

ГЛАВА 33 ДЕНЬ В ПЕНТАГОНЕ

Мой рабочий день в Пентагоне начинался в восемь тридцать утра. Утром у себя па столе я обычно находил кипу радиограмм, уже просмотренных и рассортированных работниками штаба. Радиограммы поступали в течение ночи. В них содержалась самая свежая информация о насущных проблемах, стоящих перед частями и соединениями американской армии, разбросанной по всему миру. Кроме того, здесь же находились резюме основных радиограмм, полученных государственным департаментом в течение последних двенадцати часов и переданных для ознакомления начальникам штабов всех видов вооруженных сил.

Во многих радиограммах ставились вопросы, требовавшие моего решения. Вопросы, затрагиваемые в неко торых из них, могли быть разрешены замечательными работниками моего штаба, а я давал им только основные наметки. Радиограммы, имевшие отношение к оперативным вопросам, направлялись моему заместителю генерал-лейтенанту Мак-Олиффу, а позднее, когда Мак-Олифф был направлен в Европу на должность командующего 7-й армией, с таким же доверием я отнесся к новому заместителю — моему старому преданному другу генерал-лейтенанту Уолтеру Уайблу. Вопросы, связанные с планированием и исследованиями, составляли поле деятельности генерал-лейтенанта Лемпитцера. Финансовые проблемы, имевшие отношение к армии, лежали на ответственности блестящего финансового эксперта генерал-лейтенанта Джорджа Деккера. В разрешении всех вопросов заместитель начальника штаба генерал Джои Хэлл, а позднее генерал Чарльз Болтэ выступали в качестве моего второго «я» и имели право действовать от моего имени. Власть в любой военной инстанции может и должна быть децентрализована, а ответственность — никогда. Поэтому в мои обязанности входило не только принятие моих личных решений, но и ответственность за все действия моих заместителей.

Ознакомившись с утренними радиограммами, я начинал проводить совещания и выслушивать доклады, на основе которых следовало принимать решения. После обсуждения докладов, делавшихся в устной форме с максимальным использованием схем и диаграмм, уже не оставалось никаких неясных вопросов. Доклады составляли способные молодые офицеры из секретариата, отлично разбиравшиеся во всех деталях самых сложных вопросов. «Сэр! — обычно начинали они, переступая порог кабинета. — Разрешите обратиться с вопросом, требующим немедленных мер. После обсуждения вопроса необходимо ваше решение!» Или: «Сэр! Разрешите ознакомить вас с информацией? Вашего решения не требуется». Хотя эти доклады проводились в краткой форме, по окончании их обычно не оставалось никаких неясностей. Если мнение офицеров о наиболее приемлемом варианте было единодушным, вопрос решался на месте, если же, например, начальник инженерных войск имел какие-то возражения, то он обосновывал свое мнение, которое я учитывал.

Основываясь на таких докладах и учитывая свои знания и ттыт 38-летней службы в армии, я принимал решения. Конечно, решения по принципиальным вопросам принимались мной только после совещания с моим непосредственным начальником министром армии Стивенсом. Его кабинет находился рядом с моим. Он часто заходил ко мне, чтобы присутствовать при докладах. Нередко и я приходил в кабинет министра проинформировать его об уже принятых или подготавливаемых к решению вопросах. По крайней мере один раз в день либо он заходил ко мне, либо я к нему, У нас не было секретов друг от друга, и мы работали в духе полного взаимопонимания. Находясь на должности начальника штаба, я чувствовал, что пользуюсь полной поддержкой министра. И я отвечал ему взаимностью.

В таких повседневных заботах и проходила деятельность канцелярии начальника штаба армии. Независимо от того, насколько тщательно распределял я свое рабочее время или насколько хорошо организовывал работу, каждый день, неизбежно приносил свои трудности (работники в Пентагоне называли их «заторами»), которые подчас целиком нарушали весь наш распорядок. Армейские гарнизоны разбросаны по всему земному шару, а наши национальные интересы охватывают весь мир. Полтора миллиона наших военнослужащих и полмиллиона гражданских лиц находятся в разных уголках земли, иявтой или иной степени отвечал за их деятельность и благополучие. Поэтому естественно, что по крайней мере один раз в течение двадцати четырех часов обычно что-нибудь да случалось, следовал срочный запрос из конгресса, от работников прессы или радио или от министра обороны Вильсона, кабинет которого находился этажом выше.

На большую часть этих запросов очень быстро давались ответы. Собрав факты, я немедленно передавал их заинтересованным лицам, поскольку я взял себе за правило — и пользовался в этом полной поддержкой Стивенса, — непрерывно информировать джентльменов из Кэпитол Хилла[42] о всех вопросах, оказывающих влияние на армию. Придерживался я и правила незамедлительно давать для прессы и радио полную информацию по всем вопросам, если она нс подрывает национальную безопасность.

Тем не менее, любой запрос, исходивший от Вильсона, приводил обычно к тому, что вся основная работа канцелярии начальника штаба останавливалась на два, а то и на четыре часа. Как раз во время утренних докладов, когда десятки вопросов требовали срочного решения, Вильсон обычно вызывал меня к себе. Нередко он требовал, чтобы меня сопровождали руководящие работники моего штаба. Зачастую нас даже не ставили в известность о том, по какому вопросу вызывает министр обороны.

Мы поспешно отправлялись наверх, где обычно встречались с нашими коллегами из других видов вооруженных сил, поскольку мистер Вильсон был любителем больших аудиторий и бессвязных обсуждений тем, ничего обшего не имевших с вопросами, ради обсуждения которых нас собирали.

И, наоборот, величайшее наслаждение доставляла работа с его способным заместителем Робертом Андерсоном. Очень умный и выдержанный, он обычно выслушивал, быстро вникал в существо дела и немедленно принимал решение. При этом Андерсон неизменно относился к своему посетителю дружески, с сочувствием и всегда был вежлив.

Продолжительные, но часто бесплодные заседания у Вильсона обычно отнимали половину рабочего дня. Когда я возвращался в свой кабинет, мой стол был завален делами. Все это заставляло меня почти каждый день уезжать домой с портфелем, набитым бумагами. И тем не менее я всегда считал, что человек, работающий ночью после долгого и утомительного дня, не достигает цели. Когда наступает время сна, он не может освободиться от тревожащих его мыслей, ворочается и беспокойно мечется половину ночи, а на следующее утро усталым и разбитым сталкивается с заботами нового дня. Именно по этой причине, за исключением особых случаев, я не разрешал себе работать по ночам. Я предпочитал вставать на рассвете и браться за дела свежим и отдохнувшим.

Мой день начинался обычно в шесть часов утра. Пенни и Мэтти еще спали, а я поднимался наверх в свой небольшой кабинет в Форт-Майере и, все еще в пижаме и халате, принимался за работу. За чашкой черного кофе, который приносил сержант Хэмптон, я спокойно обдумывал наиболее срочные дела, решить которые в служебном кабинете было невозможно из-за многочисленных перерывов. Так я работал до восьми часов. Ровно в восемь часов сержант Хэмптон приносил завтрак, который я съедал по утрам: два яйца всмятку и кусочек поджаренного хлеба с черным кофе. Пять минут на завтрак, еще десять минут на то, чтобы принять душ, побриться и одеться, пять минут на дорогу в Пентагон, и в восемь тридцать я уже сидел в служебном кабинете. Вскоре после полудня я уезжал домой на обед и в ясные дни для освежения мозгов совершал небольшую прогулку по саду. К часу дня я возвращался в Пентагон, чтобы пробыть там до шести тридцати. Разумеется, очень часто я не мог позволить себе этого перерыва в середине дня и, сидя за столом, ограничивался сандвичем. Только в редких случаях я ходил обедать в министерскую столовую в Пентагоне — там всегда продолжались деловые разговоры, не дававшие отвлечься от работы.

Одной из тяжелых обязанностей, ложившихся на плечи высших офицеров Вашингтона, являлась деятельность, которую можно назвать «праздным времяпрепровождением в обществе», В-Вашингтоне находится около шестидесяти дипломатических миссий, и в каждой из них начальник штаба числится в списках регулярно приглашаемых гостей. В добавление к этому у миссис Риджуэй и у меня было много близких друзей, приобретенных во время пребывания в Латинской Америке, на Дальнем Востоке и в Европе. — Они тоже постоянно приглашали нас на коктейли и обеды. Со многими из этих друзей мы искренне хотели повидаться, поскольку они были обаятельными людьми и у них кое-чему можно было научиться. Вскоре, одна ко, мне стало ясно, что я не в состоянии днем выполнять своп официальные обязанности, а каждый вечер ходить на приемы. Разумеется, от многих светских обязанностей по разным причинам просто нельзя отказываться, В конце концов мы были вынуждены уклоняться ст приглашений. Были случаи, когда на один вечер мы получали по два-три приглашения. Если бы нам это нравилось, мы могли бы проводить в гостях все вечера в течение всего года. И вот пришлось установить для себя правило — выезжать в свет не больше двух раз в неделю, но и это было несколько утомительно. Самыми счастливыми вечерами я считал те, когда оставался дома. Только в этом случае я вставал рано уфом свежим, готовым к работе, а затем мог уверенно взяться за решение сложных вопросов и выполнять свои обязанности так, как мне подсказывала совесть.