Солдат

ГЛАВА 23 ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ ВООРУЖЕННЫМИ СТРАН НАТО

Полет из Гонолулу в Вашингтон — один из наиболее длинных на мировых авиалиниях беспосадочных перелетов над водой — мы проделали без приключений. На аэродроме в Вашингтоне меня встречал генерал Брэдли. Отправив Пенни и Мэтти в отель, я поехал прямо в Белый дом на совещание с президентом Трумэном. Президент был крайне озабочен вопросом, который непосредственно относится и ко мне, — восстаниями военнопленных, вспыхнувшими в Корее. Он потребовал доложить об этих восстаниях, и я сообщил ему о всех принятых нами мерах. Я объяснил, что не поддающиеся убеждению коммунисты в лагерях военнопленных держали себя все более и более вызывающе и никому не подчинялись. Это неподчинение дошло до того, что комендант лагерей военнопленных генерал Додд, который пытался вести переговоры с военнопленными в лагере па острове Коч-жедо, был схвачен ими и теперь задерживается там в качестве заложника.

Это произошло как раз за несколько дней до моего отъезда с Дальнего Востока, Генерал Кларк уже прибыл в Корею, чтобы сменить меня, и для меня самым простым было бы передать ему все дела и сказать: «Вот, Кларк, теперь это твоя забота».

Но мне не хотелось передавать такое тяжелое наследство своему старому другу, которого назначили на должность совершенно неожиданно для него. Поэтому, получив известие о захвате генерала Додда, я вылетел с генералом Кларком в Корею, чтобы на месте обсудить этот вопрос с командующим 8-й армией генералом Ван-Флитом.

Как выяснилось на совещании с генералом Ван-Фли-том, он собирался начать переговоры с военнопленными об освобождении генерала Додда. Эта процедура заняла бы около сорока восьми часов, и такой выход меня не устраивал. Но любой наш шаг мог помешать мирным переговорам в Паньмыньчжоие. Нужно было узнать мнение адмирала Тернера Джоя — нашего представителя на переговорах. Вместе с Кларком и Ван-Флитом я полетел в Сеул к адмиралу Джою. Он согласился, что мы должны требовать немедленного освобождения Додда и поддержать это требование силой.

Тогда я письменно приказа;! Ван-Флиту немедленно навести порядок в лагерях военнопленных и поддерживать его, используя для этого необходимые силы. Чтобы Выполнить мой приказ, пришлось с севера перебросить на остров Кочжедо танковый батальон 3-й дивизии. 320 километров ои прошел своим ходом, а затем на танкодесантных транспортах был доставлен к острову, где находились лагери военнопленных. Я решил, что если красные военнопленные попытаются оказать сопротивление или затянуть выполнение наших требований, мы будем стрелять, и хотел, имея наготове смертоносное оружие, с толком использовать его. Но применить силу не пришлось. Когда коммунистам стало ясно, чго мы твердо решилподдержать наши требования силой, генерал Додд был освобожден, и положение нормализовалось.

По-моему, вопрос о военнопленных в Корее вообще неправильно решался ответственными за него офицерами. Наиболее враждебно настроенные красные держали себя в лагерях вызывающе и с самого начала не подчинялись, делая все, чтобы спровоцировать нас: ночи напролет они пели перми, собирались толпой у изгороди и оскорбляли охрану. Нужно было немедленно пресечь это. В Пекине подняли бы звериный вой, но зато мы избавились бы от многих неприятностей и затруднений в будущем.

Трумэн выслушал мой подробный доклад очень внимательно и сказал, что он полностью одобряет принятые мною меры. Когда официальные вопросы были обсуждены, президент предложил генералу Брэдли и мне пройтись по вновь перестроенному Белому дому. С гордостью владельца, показывающего свое новое жилище, он рассказал нам о всех изменениях, которые были сделаны там. В конце моего визита он любезно пригласил меня и миссис Риджуэй поехать с ним в Уэст-Пойнт, где через несколько дней он должен был выступить по случаю 150-летнего юбилея военного училища.

Я с радостью согласился. По своей инициативе Трумэн представил меня к награде второй медалью «За отличную службу». Короткая церемония вручения награды состоялась перед десятью тысячами людей, включая кадетов, собравшихся на юбилейные торжества в Уэст-Пойнте. Благородный жест Трумэна очень тронул меня.

Когда я был в Вашингтоне, министр обороны Роберт Лопетт дал в мою честь завтрак в столовой министерства обороны в Пентагоне, на котором присутствовали все высшие чипы министерства и представители госдепартамента, в том числе Ачесон. Беседа носила общий характер и затрагивала мировые проблемы. Обсуждались вопросы, стоящие как перед военными, так и перед дипломатами. Меня очень тронуло, что Ловетт в краткой речи с одобрением отозвался о моей деятельности в Корее и на Дальнем Востоке и выразил уверенность в моей способности успешно справиться с новыми обязанностями в Европе.

Я глубоко уважал Ловетта, считая его идеалом государственного деятеля. Я знал его, когда он был заместителем министра обороны, и еще ближе познакомился с ним после его назначения заместителем государственного секретаря генерала Маршалла. Чем ближе я узнавал Ловетта, тем больше восхищался его способностью к анализу. Он умел быстро вскрыть сущность любого сложного вопроса.

Впоследствии, когда я, будучи начальником штаба армии США, сталкивался с неприятностями, трудностями и даже срывами (на пих я еще остановлюсь), мне много раз приходило в голову, что мне было бы намного легче, да и сам ход истории был бы несколько иным, если бы министром обороны был Ловетт, а ас Вильсон. Боба Ловетта, как генерала Маршалла и Генри Стимсона, я считал образцом государственною деятеля. — Этот человек умеет преодолевать личные симпатии и антипатии и быть абсолютно объективным. Я не Repio, чтобы кто-нибудь мог повлиять на Боба Ловетта, заставив его по политическим мотивам принять решение, от которого пострадала бы безопасность его страны. Я не могу представить себе, чтобы и Ловетт когда-нибудь попытался повлиять на офицера или генерала и заставить его изменить свое решение в угоду какой-либо «политической линии». История не всегда оценивает людей по их заслугам, но Ловетт, несомненно, займет почетное место в летописи истории.

Незадолго до моего отъезда в Париж для выполнения новых обязанностей верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО в Европе госдепартамент сообщил мне, что французские коммунисты готовят демонстрацию протеста против моего приезда.

Мне намекали, что следует, пожалуй, на несколько дней отложить отъезд, сорвать таким образом их планы и избежать неприятного инцидента. Я ответил, что ответственность за это целиком лежит на французском правительстве, которое, как я глубоко убежден, в состоянии предотвратить любой инцидент. Словом, я не намерен был пи на минуту менять время своего отъезда. Если американское правительство желает изменить его, оно должно само распорядиться об этом.

Итак, мы вылетели в Париж строго но расписанию и прибыли туда прекрасным, солнечным утром, часов около 11. На аэродроме нас встречали генерал Эйзенхауэр, его заместитель фельдмаршал Монтгомери и многие другие известные лица. Был выстроен почетный караул. Когда Пенни и я, а за нами Мэтти вышли из самолета, к нам направился генерал Эйзенхауэр со своей обычной приветливой улыбкой. Можно было предполагать, что, несмотря на свой возраст, Мэтти узнает американскую форму па самом знаменитом солдате Америки, но он протопал мимо генерала Эйзенхауэра и протянул ручонку Монтгомери. Это очень понравилось фельдмаршалу и вызвало у присутствовавших веселый смех.

Даже если у коммунистов и были планы устроить мне шумный прием, они вынуждены были отказаться от них. Впереди нас ехал внушительный эскорт мотоциклистов столичной полиции, и по дороге в Париж произошел только один неприятный инцидент. Какой-то человек прорвался через кордон полиции и направился к моей машине, крича что-то невразумительное, но его быстро схватили за шиворот. В последующие недели мы часто видели на стенах надписи; «Риджуэй, убирайся домой!»

Один человек с ведерком краски может привлечь много внимания, но я предпочитаю помнить гостеприимство, которое миссис Риджуэй и я встречали, путешествуя по Франции без эскорта.

Я прибыл в Париж 26 мая и на следующий день поехал па виллу Сен-Пьер, в резиденцию генерала Эйзенхауэра, чтобы обсудить с ним основные вопросы, стоявшие тогда перед НАТО. После отъезда Эйзенхауэра и его жены в Штаты мы с миссис Риджуэй переехали в этот дом. Для солдата это было, пожалуй, слишком роскошное жилище. Французское правительство украсило его произведениями искусства, взятыми из музеев. Помню, как я боялся, что четырехлетний Мэтти, который проявлял большую склонность к исследованию всего окружающего, может разбить какую-нибудь ценную безделушку и этим вызвать международный конфликт.

У генерала Эйзенхауэра сильно болели глаза, и свет раздражал его, поэтому он принял меня в затемненной спальне. В темных очках он лежал в постели, опершись на подушку, но в движениях его ничто не выдавало болезни. Он был предупредителен, дружелюбен и готов оказать мне всяческую помощь.

Разговор касался, конечно, основных вопросов, которые теперь предстояло разрешать мне. Они относились главным образом к организации верховного командования НАТО, а также к проблеме территориального включения в НАТО Греции и Турции и о взаимоотношении адмирала Кэрни, командовавшего с 6-м флотом США, с главнокомандующим вооруженными силами южной зоны лордом Маунтбэттеиом, которому предстояло принять командование вооруженными силами Средиземноморского театра военных действий.

Я должен бил принять окончательное решение о командовании вооруженными силами центральной зоны Европы, структура которого в тех условиях казалась мне ненадежной. В то время главнокомандующие вооруженными силами назначались отдельно в северную и в южную зоны Европы. Кроме того, в районе обороны Франции (а Франция — это ключ ко всей нашей позиции в Европе) было три отдельных командующих: генерал /Кюэн, француз, командовал сухопутными войсками, генерал Норстэд, американец, командовал ВВС и адмирал.

Жужар, француз, отвечал за оборону по Рейну — водной артерии, очень важной для пашей безопасности.

Я сразу же поднял вопрос о нецелесообразности такой организации, ибо она казалась мне громоздкой и неуклюжей. Зачем нужен был этот триумвират, когда все командование вооруженными силами в центральной зоне Европы можно было возложить на одного человека?

Генерал Эйзенхауэр, конечно, видел этот недостаток в организации командования НАТО. Она была создана в первые дни существования НАТО, и в ней нашли отражение как политические соображения, так и национальное недоверие и национальная гордость. Эйзенхауэр сказал мне, что руководство вооруженными силами НАТО требует не только знания военного дела, но и большого дипломатического искусства и такта при решении щекотливых вопросов, корни которых уходят далеко в глубь истории Европы и вызваны вековой враждой между ее народами.

Поэтому мы обсудили деловые качества военных и государственных деятелей, с которыми мне придется иметь дело. Мастерскими штрихами Эйзенхауэр коротко описал характер¹ и взгляды каждого из них и назвал мне тех, кому я мог и кому не должен был доверять. Эта беседа в последующие месяцы оказалась для меня весьма полезной. И только относительно одного человека Эйзенхауэр ошибся. Одного французского государственного деятеля он считал не заслуживающим доверия, во всех случаях, когда мне приходилось иметь с ним дело, он проявлял себя как человек прямой, честный и преданный.

Во время этой длинной неофициальной беседы я познакомился со взглядами генерала Эйзенхауэра и сообщил ему свои. На мои плечи ложится бремя тяжелых забот, но зато теперь я знал, что меня ждет.

Эйзенхауэр передал мне командование через десять дней; Эта церемонии произвела па меня приятное впечатление, хотя она выглядела очень просто. Был прекрасный солнечный день. У штаба НАТО развевались на ветру расположенные большим полукругом флаги всех Л1 стран — членов НАТО, а солдаты, матросы и летчики стран-союзниц выстроились в почетном карауле. Я принял командование союзными войсками в Европе со смешанным чувством гордости и смирения, Я знал что трудности, связанные с должностью верховного главнокомандующего, неизмеримо больше всех тех, с которыми я когда-либо сталкивался. Да это и немудрено, ибо моей задачей было преодолеть или по крайней мере как-то сгладить вековое недоверие и ненависть, существовавшие в Европе много тысяч лет, и слить воедино армии 13 стран (Исландия не имела армии) в одну великую организацию для защиты свободы.

Прежде всего мне нужно было решить вопрос о структуре союзного командования, а также о Том, должен ли верховный главнокомандующий союзными войсками, который был американцем, одновременно быть главнокомандующим американскими вооруженными силами в Европе или на эти два поста следует назначать разных лиц.

В начале июня я заявил объединенному комитету начальников штабов, что эти два ответственных поста следует занимать одному лицу. Назначение на эти два поста одного человека устранило бы необходимость «координации действий», которая часто порождает бюрократизм и волокиту. Верховный главнокомандующий союзными войсками, будучи одновременно главнокомандующим войсками США в Европе, мог бы непосредственно отдавать боевые приказы всем командирам сухопутных войск, ВМФ и ВВС, находящихся на европейском континенте.

Мое предложение было одобрено. Подобная организация существует и по сей день, хотя выдвигались и выдвигаются основательные аргументы в пользу разделения этих двух обязанностей.

Мне пришлось решить вопрос и о географическом размещении органов командования. Как я уже сказал, у пас было три главнокомандующих вооруженными силами — в северной, южной и центральной зонах Европы. Главнокомандующий вооруженными силами центральной зоны Европы был также верховным главнокомандующим вооруженными силами НАТО. С принятием в НАТО Греции и Турции наш фронт растянулся на 6 500 километров от мыса Нордкап в Норвегии до Кавказа, где проходит граница между Турцией и Советским Союзом. Эта территория была слишком огромна, чтобы ее могло охватить одно командование, Я порекомендовал освободить командующего вооруженными силами южной зоны, штаб которого находился в Италии, от ответственности за Грецию и Турцию. Зги две страны следовало передать в ведение главнокомандующего в чипе генерал-лейтенанта и в одной из них разместить его штаб. Тогда возникла новая проблема. Турки и греки — гордые нации, и ни одна из них не питала особой любви к другой. Никто из них не хотел, — чтобы штаб главнокомандующего размещался в другой стране. Тщательно обдумав положение, я выбрал Измир, находящийся в юго-западной части Турции на берегу Адриатического моря. В качестве главнокомандующего вооруженными силами юго-восточной зоны в Измир был направлен генерал-лейтенант Вайман, Для успокоения греков было решето, что в случае войны в Салониках будет создан передовой командный пункт.

Гораздо сложнее обстояло дело со щекотливой проблемой командования в центральной зоне Европы. Поскольку верховным главнокомандующим был американец, этот пост должен был занимать француз или англичанин. Но французы не одобрили бы назначения главнокомандующим англичанина, а англичанам совсем не улыбалось видеть на этом посту француза. Я потратил больше года, чтобы разрешить этот вопрос, и в конце концов добился согласия англичан на назначение французского маршала Жюэна на пост главнокомандующего вооруженными силами в центральной зоне.

Нелегко было решить и проблему единого командования Военно-воздушными силами НАТО. Много доводов было в пользу одного командующего всеми ВВС в Европе. Указывалось, в частности, что ценность авиации в ее мобильности, а дробление ВВС по отдельным зонам снизило бы эту мобильность. Однако этот довод не убедил меня. Я знал, что пресловутая мобильность существует только в теории, а на практике использовать все ее преимущества или трудно, или совсем невозможно. Попробуйте, например, перебросить турецкую эскадрилью в Норвегию или норвежскую в Турцию, если в Европе начнется война. Кроме того, я не мог себе представить современную полевую армию, которая не имела бы тактической авиации, готовой в любую минуту оказать ей непосредственную поддержку с воздуха.

Я решил, что у каждого главнокомандующего — в северной, южной и центральной зонах Европы — должны быть в подчинении авиационные части, которые он мог бы немедленно использовать в случае необходимости.

На себя я принял обязанности главнокомандующего всеми ВВС НАТО. При мне находился небольшой штат исключительно способных авиационных советников.

К тому времени, когда я вступил и командование вооруженными силами НАТО, характер проблем, стоящих перед верховным главнокомандующим, коренным образом изменился. Перед генералом Эйзенхауэром стояли главным образом политические задачи, а передо мной — военные. Он должен был все свое обаяние и силу убеждения использовать для того, чтобы объединить страны свободной Европы в коалицию для совместной обороны и заставить их согласиться на единый план действий. Моей же задачей было заставить их выполнить то, что они обещали. Уместно сравнить Эйзенхауэра с красноречивым торговцем, убеждающим хозяйку подписаться на дешевые иллюстрированные журналы, а меня — с личностью в котелке и с сигарой, которая в первых числах каждого месяца является за долгами.

Генерал Эйзенхауэр приехал в Париж в то время, когда во многих странах и особенно в США нс без оснований беспокоились, что Корейская война может оказаться прелюдией к третьей мировой войне. Все страны Запада ясно увидели, как плохо нам придется, если корейский конфликт перерастет в мировую войну. Поэтому генерал Эйзенхауэр решил созвать совещание глав правительств стран — участниц НАТО — и убедить их в необходимости заполнения громадного военного вакуума, который возник в результате опрометчивой демобилизации и поспешного ухода наших войск из Европы после скончания второй мировой войны.

Эйзенхауэр великолепно выполнил эту задачу. Он зажег воображение участников совещания, заставил их осознать опасность, стоящую перед ними, а также трагические последствия, которые явились бы результатом военного вторжения русских. На совещании было выработано соглашение по ряду до сих пор не решенных вопросов. Эйзенхауэр сумел добиться от представителей стран — участниц НАТО — обещания действовать.

Мне теперь нужно было напомнить им об их обещаниях, так сказать, долговых расписках, по которым они обязались представить для создания европейских вооруженных сил людей, оружие, самолеты, танки и деньги. Когда генерал Эйзенхауэр прибыл в Европу, он фактически один представлял все НАТО, так как верховного политического органа, которому он подчинялся бы или от которого бы получал руководящие директивы, не существовало. Но в феврале 1952 года, то есть за три месяца до моего приезда, страны-участницы создали Совет НАТО — его верховный политический орган. Итак, когда я вступил па пост верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО, обстановка в корне изменилась. Теперь имелся политический орган, и командующие войсками занимались своим прямым делом — военными вопросами.

К моему приезду энтузиазм, вызванный деятельностью Эйзенхауэра, несколько остыл. Время шло. Появилась надежда на заключение перемирия в Корее. Угроза мировой войны теперь не казалась такой реальной. Страны НАТО стали осознавать всю ответственность взятых па себя обязательств, и у них зародилось сомнение, не слишком ли опрометчиво они поступили, купив облигации на столь крупную сумму. Может быть, им и не стоило покупать облигации, на которые они подписались с такой охотой, а можег быть, этот долг был им не по средствам?

С самого начала службы в НАТО моей основной обязанностью было убеждать страны-участницы, что они поступили отнюдь нс опрометчиво, что до сих пор жизненно необходимо заполнить военный вакуум в наиболее важной зоне, центральной Европы, где Франция по своему географическому положению являлась краеугольным камнем обороны.

Мы добились больших успехов, всего за несколько лет создав огромные коллективные силы в Европе. Когда генерал Эйзенхауэр приехал в штаб НАТО в I960 году, фактически не было сил, которые могли бы противостоять продвижению Советов к Ла-Маншу. В 1952 году, когда я прибыл в Европу, наша армия существовала лишь в зародыше. На европейском континенте находились три механизированные разведывательные части, которые, даже вместе взятые, нс могли составить бронетанковой дивизии, а также 1-я дивизия. Эти силы поддерживались небольшими контингентами английских и французских войск и совершенно недостаточным количеством авиации и флота. А через три года, к моему отъезду, у пас уже было под ружьем 15 действующих дивизий, укомплектованных солдатами, только что призванными на военную службу, и, кроме того, значительные резервы с разной степенью боевой готовности. Когда к своим обязанностям в НАТО приступил генерал Грюнтер, Североатлантический союз имел уже около 17 дивизий, в том числе. 6 американских, 5 французских, 4 английских и 2 бельгийских. Все они, кроме английских и канадских частей, имели первоклассное американские оружие, в том числе и атомное. Теперь в 7-и американской армии, входящей в состав вооруженных сил НАТО, имеется несколько батарей 280-мм атомных пушок (всего около 30 пушек), а также дивизионы реактивных неуправляемых снарядов «Оност Джон» и управляемых реактивных снарядов «Капрал». Все эти части готовы к применению атомного оружия.

Такие силы и с качественной, и с количественной точек зрения гораздо меньше тех, которые нам необходимы, и все-таки это значительная потенциальная сила, способная сорвать агрессивные замыслы Советов. Сухопутные силы могут оказать противнику упорное сопротивление, а флот и авиация — нанести ему серьезный урон. Недавно французы сочли необходимым перебросить несколько дивизий в Северную Африку, чем, конечно, значительно ослабили нашу боевую мощь в центральной зоне Европы.

Слабость потенциально мощной союзной армии заключается главным образом в большой протяженности обороняемого фронта, а также в том, что солдат у нас гораздо меньше, чем в русской армии. Но простое увеличение численности армии и количества вооружения не являлось моей главной задачей, когда я принял командование войсками НАТО. Первое, что нам: надо было сделать — я говорю «нам», так как требовалось общее и совместное напряжение сил всех стран НАТО, — это создать широкую и сложную систему снабжения и подвоза, необходимую для наших армий в случае войны. Прежде всего нужны были аэродромы, склады боеприпасов и военного имущества, бензопроводы для снабжения горючим и сеть линий связи, то есть все то, что связывает в один эффективный боевой организм разнообразные элементы, составляющие войска.

И в этой области мы неуклонно добивались успехов. На мой взгляд, значительно выросло и взаимопонимание между военными штабами правительств стран НАТО. Для нас стали яснее наши общие проблемы, общие цели, общие трудности. Мы стали отчетливее понимать, в чем наша слабость и в чем наша сила. Так, мы заметили, что у некоторых политических лидеров уже с самого начала стало появляться определенное стремление ослабить усилия и снизить темп подготовки, на котором настаивали военные ведомства.

Несмотря на эту тенденцию к снижению темпов, я был удовлетворен положением дел к концу своей службы в НАТО. Мы положили начало единой сложной военной организации в рамках политической коалиции — величайшей коалиции стран Запада, которая когда-либо объединяла усилия для создания военной организации, способной перенести вес тяготы войны.

В заключительном докладе Совету НАТО я постарался проанализировать возможности этой военной организации и дать ей объективную оценку.

Я указал в докладе, что задачей вооруженных сил НАТО является оборона всей Западной Европы и стран — участниц НАТО от нападения Востока, откуда бы и когда бы оно ни началось. Мы не знали, когда оно начнется, и нельзя было рассчитывать, что у нас останется время для подготовки. Армии, находившиеся в нашем распоряжении, в любой момент должны быть боеспособными вооруженными, обученными и оснащенными для немедленных действий.

Здесь же мне хотелось бы упомянуть, что все наши дивизии были и остаются сейчас первоклассными боевыми соединениями. Чтобы разбить их, русским, если бы они наступали только в одном районе, пришлось бы сосредоточивать значительные силы, тем самым ставя себя под удар атомного оружия, к которому мы, несомненно, прибегли бы. Но если бы красные начали наступление по всему фронту от Норвегии до Кавказа, мы оказались бы в тяжелом положении. Мы смогли бы нанести им большие потери обычными, не атомными средствами борьбы, но если учесть громадные резервы русских, им, несомненно, удалось бы в нескольких местах прорвать нашу оборону. А позади частей первой линии у нас очень мало резервов.

Я прекрасно понимаю, говорил я в своем докладе, что расходы на военные нужды НАТО вызывают политические, экономические, финансовые и социальные трудности у стран-участниц, но им на эти трудности придется пойти, если они хотят достичь главной цели НАТО — держать готовой к бою армию, достаточно сильную для того, чтобы её боялся агрессор.

Я сказал и о нашем военном активе, то есть о значительном улучшении структуры командовании, планирования операций и в боевой подготовки войск. Налажена также доставка горючего для реактивных самолетов и высокооктанового бензина для поршневой авиации, бензина и другого топлива дли танков, бронетранспортеров и самоходных установок. Мы можем ожидать дальнейшего улучшения в этих областях. Весьма отрадным явлением был также некоторый, хотя и недостаточный рост численности сухопутных войск. Правительства стран НАТО сознают необходимость единой обороны, против общей опасности и в своей официальной политике исходят именно из этого.

Теперь о неблагоприятных для нас обстоятельствах. К ним прежде всего относится качественный, хотя и не количественный рост мощи Советов. Вооружение их наземных войск модернизировано, аэродромы удлинены и улучшены, а многие авиационные части оснащены реактивными самолетами. Военно-воздушные силы НАТО были самым слабым звеном в нашей обороне. Несмотря па некоторый прогресс, паша авиация пока не может должным образом выполнять свои задачи. Поэтому странам НАТО следует уделять больше внимания усилению авиации. В системе наших резервов тоже большие недостатки. Оперативные резервы сухопутных войск нс были достаточно подготовлены главным образом из-за короткого срока службы в армии, существующего в некоторых странах НАТО. Необходимо пересмотреть нашу систему подготовки резервов и обеспечить себя частями, достаточно подготовленными для успешной борьбы против профессиональных солдат противника.

Таковы были в то время мои соображения, и они в значительной степени относятся к сегодняшнему дню. Как военный руководитель я имел цель: во-первых, сделать армию достаточно сильной, чтобы устрашить потенциальных агрессоров, и, во-вторых, успешно защитить страны НАТО, в случае если мир будет нарушен. Армии НАТО до сих пор удавалось предотвратить агрессию, и это способствовало уменьшению страха и тревоги у многих стран. Ряд стран начал менять военные программы: вместо быстрого перевооружения они переходили к планированию па длительный срок, причем на это толкали, к несчастью, действия нашего собственного правительства.

Это очень опасно, говорил я в докладе. Уже само ослабление наших совместных усилий могло открыть путь агрессору. Строительство вооруженных сил НАТО за два прошлых года привело лишь к относительному улучшению военного потенциала НАТО по сравнению с военным потенциалом Советов. И этот все еще существующий разрыв в уровнях военных потенциалов свидетельствовал о слабости объединенных войск союзников в Европе. Они нс смогли бы выполнить свою задачу в случае нападения всей армии Советов. В пашей обороне все еще было много брешей, которые нужно было ликвидировать как можно скорее. Пока существуют эти бреши, странам НАТО всегда будет угрожать опасность полного военного разгрома со всеми его катастрофическими последствиями.

В своих выводах я указал, что нам следует усилить паши сухопутные войска, уделить больше внимания военно-воздушным силам, улучшить снабжение вооруженным сил всеми видами военного довольствия. Нужно улучшить и боевую подготовку. Это очень существенно, ибо самые храбрые в мире солдаты, с самым лучшим вооружением и оснащением ничего не стоят, если они плохо обучены. И, наконец, нам необходимо квалифицированное, верящее в свое дело руководство, так как оно является краеугольным камнем всего военного здания.

Если бы мне как американскому гражданину пришлось критически оценивать военный потенциал НАТО сегодня, через два года после того, как мною были сделаны приведенные выше выводы, я бы добавил следующее.

В Западной Европе — районе, жизненно важном для Соединенных Штатов, —нашей опорой должна оставаться коллективная оборона, осуществляемая всеми вооруженными силами НАТО. Если на каком-либо участке этого района вспыхнет война, сражаться, и сражаться единым фронтом, должны армии всех стран — участниц НATO.

Этот «единый фронт» чрезвычайно раздроблен, и для отражения советского наступления армиям НАТО придется сражаться на различных его участках: в северной Норвегии, в Дании, на просторах Северо-Германской низменности, в северной Италии, в греческой Македонии и Фракии, в турецкой Фракии и в самом сердце Турции — на Анатолийском плато.

Все эти районы грядущих боев необходимо оборонять, ибо с ними связаны надежды стран НАТО. Оборона каждого из них важна для выполнения общей задачи — обороны территории стран НАТО в Европе не только с чисто тактической точки зрения, но и в равной степени по серьезным политическим, психологическим и экономическим соображениям. Крупные успехи противника в любом из фланговых районов, то есть в Скандинавии или в греко-турецком районе, соответственно затруднили бы оборону жизненно важных районов в центре — на территории, включающей Францию и Нидерланды.

Это самая длинная линия фронта в мире, и каждая нация в отдельности не сможет защитить ее своими силами. Одна авиация тоже — не в состоянии защитить ее. С помощью одного атомного оружия или только живой силой организовать оборону этого радона невозможно. Чтобы отразить угрозу, следует соединить все эти средства, причем в достаточном количестве. Если бы при теперешнем состоянии международных отношений мы забыли об этом и ослабили нашу боеготовность, железный занавес опустился бы над всей Европой, и этот великий оплот свободного мира был бы потерян. Примером ослабления нашей боеготовности являлся, по моему мнению, отвод наших войск из Австрии. Этот шаг нисколько не затронул русских, но чрезвычайно ослабил нас.