Глава семьдесят первая: Венера
Я возвращаюсь домой только через две недели.
Гастроли давно закончились, труппа уехала, но моя медицинская страховка и виза покрыли еще одну неделю пребывания в итальянской клинике. Большую часть времени я просто валялась в кровати, потому что ходить было больно даже на смешных ходунках, похожих на те, с помощью которых учатся ходить годовалые малыши.
До аэропорта меня привозит медицинский персонал. Хорошо, что я не знаю итальянского, а то бы пришлось «выслушивать», как эмоционально итальянки не понимают, почему меня, балерину, умницу и красавицу, не приехал забирать мой собственный муж - далеко не бедный человек. И, что куда приятнее, мое незнание языка разрешает мне не давать никаких объяснений на этот счет. Наверное, страстным итальянкам было бы тяжело понять, почему отсутствие мужа рядом меня безмерно радует, а никак не наоборот.
В аэропорту дома меня ждут мама с Алёнкой.
Мама очень пытается сделать вид, что не проплакала все эти несколько недель, как до этого старалась не шмыгать носом в трубку каждый раз, когда мы созванивались. Я нарочно говорила, что у меня много процедур и не очень удобно выходить на видеосвязь, чтобы не видеть, как она убивается. Потому что в прошлый раз, когда я встала на ноги вопреки всем прогнозам, она со слезами на глазах умоляла не возвращаться в балет.
Мне кажется, это лишь вопрос времени, когда она вернется к тому разговору.
— Ты чудесно выглядишь, - говорит Алёна, протягивая мне маленький детский термос с горячим малиновым чаем. В Италии в это время было совсем тепло, а здесь дневная температура уже неделю держится в районе десяти градусов. - И не скажешь, что заболела.
«Заболела».
Мы все, не сговариваясь, используем это слово. Как будто «заболела» нивелирует мой настоящий неутешительный диагноз. Но всем нам сейчас необходима капля самообмана.
— Я тебе бульон сварила на домашней курочке, - хлопочет мама и забирает у Алёны ручки моего инвалидного кресла. - И яблочную шарлотку испекла, как ты любишь, без корицы.
— Спасибо, мам.
— Мариша освободила твою кровать и тумбу, - продолжает она.
— Мам, Вера у нас с Сергеем поживет, - перебивает сестра. - Мы ведь все решили. У вас и так развернуться негде, а у нас - целая комната.
Мама вздыхает, но не спорит - мы все и так прекрасно понимаем, что Алёна права. А мне бы совесть не позволила обременять их своей «болезнью».
Но, как оказывается, разговор о том, кому из них я камнем повисну на шее, был преждевременным. Потому что ровно за дверью аэропорта я замечаю знакомую фигуру водителя и автомобиль. И, пожалуй, это единственное, что способно ухудшить мое и без того плохое настроение последних нескольких недель.
— Что-то не так? - переспрашивает Алёна, когда я делаю жест рукой, призывая их остановиться. Отслеживает мой взгляд и недовольно сводит брови. - Он-то что здесь делает?
Разговор об Олеге мы подняли только раз и только с сестрой. Для матери я смастерила отговорку про его командировку и проблемы в финансовых делах, из-за которых он не смог все бросить и примчаться ко мне. Алёна пару раз пыталась узнать, почему Олег до сих пор не прилетел, на что я почти дословно пересказала содержание нашего с ним последнего (и единственного) разговора. Больше сестра ни о чем не спрашивала.
Водитель делает только пару шагов нам навстречу, но на этом - все. Выглядит так, будто этого жеста ленивого приглашения должно хватить, чтобы я, как Лазарь, «встала и пошла». Машина за его спиной - не та, которую Олег обычно за мной присылает. Это - его любимый белоснежный «люкс-внедорожник». Я уверена, что муж сидит в салоне и из-за тонированных окон наблюдает за нами, как невидимый кукловод, чтобы вовремя потянуть за нужные ниточки. Он всегда очень расстраивается, если что-то идет не по его сценарию.
— Олег все-таки вырвался? - На лице матери счастливая улыбка облегчения.
Алёна в отместку смотрит на меня с подчеркнутым неодобрением. И эту тему мы тоже подняли лишь раз, потому что у родителей сейчас и так слишком много проблем, чтобы будоражить их еще и моими «натянутыми семейными отношениями».
— А почему он… - не понимает мама, но я киваю Алёне - и та отнимает у нее ручки кресла-каталки.
— Мам, я позвоню, обязательно. - Даю себя обнять, прижимаюсь губами к ее влажной от слез щеке. - Все хорошо, не переживай.
Алёна нарочно медленно катит кресло перед собой, и я точно знаю, что как только отойдем на приличное расстояние - она выскажет все, что думает. Так и случается ровно через двенадцать шагов.
— Ты не должна к нему возвращаться. Никто тебя за это не осудить и камнями не побьет.
— Знаю, - коротко отвечаю я. - Думаешь, надо было бросить мужа по телефону? Накатать СМСку с «прости» и тремя ревущими смайликами?
— Прекрати ёрничать. - Алёна осаждает мою внезапную даже для меня злую иронию. - Просто поехали ко мне, а твой благоверный, если созрел для разговора, пусть приходит и разговаривает на нейтральной территории.
— Боюсь, твоя квартира - это точно не нейтральные воды.
— Мне не нравится, что ты будешь рядом с ним такая…
Сестра мнется, чтобы подобрать корректное слово, но мне, второй раз проживающей все это дерьмо, уже точно не хочется деликатничать.
— Беспомощная? - подсказываю я.
— Уязвимая, - шипит Алёна.
— Я перестала быть уязвимой в полтора года, - пытаюсь улыбаться как можно оптимистичнее, - с тех пор, как встала на ноги. Не переживай - Олег считает меня слишком костлявой, чтобы проглатывать. А жевать побрезгует.
До водителя остается каких-нибудь пара метров, и сестра нарочно повышает голос. Теперь он наверняка услышит каждое слово. Как, наверняка, услышит и сидящий в салоне Олег.
— Я хочу, чтобы ты знала - ты всегда можешь переехать ко мне с мужем. В любое время. Комната будет ждать тебя и три полки в шкафу тоже.
Водитель безапелляционно отнимает у Алёны «управление» креслом и быстро подкатывает меня к дверце внедорожника. Распахивает ее, предлагает руку, чтобы помочь мне встать, но внезапно взбрыкнувшая во мне ядовитая злость не дает воспользоваться его помощью. Упираюсь в подлокотники каталки, буквально выталкиваю себя из кресла и даже почти успешно становлюсь на обе свои ноги. Но в последний момент резкая боль, почти такая же сильная, как и тогда на сцене, снова простреливает колено - и я беспомощно заваливаюсь обратно. На этот раз водитель уже не церемонится - хватает меня под подмышки и буквально выдергивает наружу, словно какое-то упрямый, крепко укоренившийся сорняк. И точно так же кулем впихивает в салон.
Захлопывает дверцу, так что я едва успеваю подтянуть стопу, чтобы избежать удара.
Внутри авто порядочно места, но Олег, как огромная черная дыра поглощает любое свободное пространство вокруг себя.
Он сидит на приличном расстоянии - в темно-сером костюме, белоснежной рубашке, как всегда со стильным галстуком, завязанным в геометрически правильную петлю и с ювелирными запонками. Между нам не меньше метра свободного пространства, но мне все равно нестерпимо хочется отодвинуться еще хотя бы на сантиметр. И это определенно было бы проявлением слабости, так что даже к лучшему, что приступ боли до сих пор не прошел - и я практически лишена возможности двигаться.
Муж смотрит в окно.
В мою сторону не счел нужным даже голову повернуть.
Водитель заводит мотор, выезжает с парковки, подстраивается в длинный ряд машин.
Всю дорогу мы с Олегом не обмениваемся ни словом, ни взглядом.
Если спросить меня, что я собираюсь делать во всей этой ситуации, самым честным ответом будет: «Не знаю». Не самым «книжно-киношно красивым», но самым искренним.
Я не из тех людей, которые на досуге строят по десять планов на разные случаи жизни. Всегда восхищалась Алёной, которая в любой непонятной ситуации никогда не терялась, потому что у нее всегда был наготове один из множества возможных вариантов развития событий. Как-то она проболталась, что сценарий, при котором Сергей бросит ее с ребенком на руках ради другой женщины, она продумала еще до того, как случилась беременность.
Мне, наверное, должно быть стыдно за то, что я ни разу всерьёз не думала о разводе с Олегом, хотя было по меньшей мере несколько тревожных звоночков, которые должны были подвести меня к таким мыслям. Но сожалеть об этом сейчас бессмысленно - только травить душу бесполезным самоедством.
Что я буду делать, если Олег попросит развод?
Перед глазами возникает совершенно четкая картина, где я, собрав только самое необходимое, перебираюсь жить к Алёне, ищу квартиру и…
Я спотыкаюсь об ту часть «плана», в которой бегу вверх по лестнице в свою маленькую дешевую съемную квартирку, потому что в ответ на бесплотную фантазию мои колени отзываются реальной болью.
И мне впервые после «болезни» отчаянно сильно хочется плакать.
От бессилия что-либо изменить.