Соло

ГЛАВА 4

Изысканный отель «Гросвенор-хаус» превосходно справлялся с наплывом знаменитостей, приехавших сюда по случаю торжественного мероприятия.

Чего нельзя было сказать о Максе, являвшемся соавтором сценария фильма, который сегодня номинировали на несколько премий.

Глядя на то, как знаменитости кичатся роскошью и расточают друг другу похвалы, Макс думал, почему он не уперся рогом и не сказал «нет». Ему не хотелось сюда ехать. Он и так занят по горло. Да и кому вообще есть дело до того, здесь он или нет? Какая разница, если в зале, где собрались шестьсот гостей, будет одним человеком больше или одним меньше?

Позже Макс пришел к заключению, что разница есть.

Франсин Лалонд, актриса с пышными формами, сыгравшая десятки главных ролей в английских и французских фильмах, как всегда верно выбрала момент для своего традиционно позднего появления. На сцене какой-то седовласый молодой человек получал свою награду за лучший дизайн костюмов, которую ему вручал человек постарше и с более редкой растительностью на голове, но никто не обращал на них никакого внимания.

— Черт, — протянула Франсин Лалонд своим низким грудным голосом, который тоже послужил ее известности. — Они тут без меня начали.

Макс, много раз писавший о любви с первого взгляда, сам такое сомнительное явление никогда всерьез не воспринимал. Это просто нереально. Он не понимал, как вообще можно полюбить того, кого не знаешь?

Но вот теперь его вдруг словно озарило, и он понял. Макс просто знал: что бы другой человек ни говорил, ни думал, ни чувствовал или ни делал впоследствии, все будет именно так, как надо.

А когда Франсин Лалонд, поймав на себе его взгляд, вначале подмигнула, а затем подошла к его столику, он тоже понял: все, что она ни сделает, будет так, как надо.

— Боюсь, не помешаю ли я вам, — прошептала она, опускаясь на свободное место слева от Макса и снова ему подмигивая. — Я посижу молча, пока меня не прогонят.

Макс, который обычно никогда за словом в карман не лез, сейчас только кивнул. Это все, что он сумел сделать. Он видел несколько фильмов, в которых Франсин снималась, и восхищался ее красотой, но только абстрактно, так что он совершенно не был готов встретиться с ней лицом к лицу. Она походила на только-только созревший фрукт и пахла медом. Ее блестящие каштановые волосы, удлиненные карие глаза и пухлые коралловые губы служили тонкой насмешкой над красотой сухих как вешалки блондинок, безуспешно стремившихся приобрести сексуальную привлекательность, которая дается только с рождением. Франсин Лалонд не нужны были те искусственные ухищрения, к которым прибегают столь многие женщины, пытаясь обрести очарование: ее волосы, не знавшие лака, спадали до плеч, она не носила броских украшений, и ее однотонное шелковое платье абрикосового цвета облегало изгибы ее женственного тела, а не заковывало их в свою форму. Франсин была настоящей женщиной. Ей не надо было притворяться.

Макс чувствовал себя так, словно ему снова пятнадцать лет.

Однако Максу не долго довелось блаженствовать, сидя с отнявшимся языком. Франсин Лалонд на этой церемонии была одним из почетных гостей, и для нее было зарезервировано место за одним из престижных столиков перед сценой. Но когда распорядитель праздника подошел, чтобы увести ее, актриса положила свою ладонь сверху на руку Макса.

— Как жаль, что меня уводят, — проговорила она тихо. — А вы такой умный, такой интересный. Мне нравятся умные мужчины. Bonne chance, m’sieur…[5]

Дальше церемония шла как в тумане, проясняясь лишь на мгновения. Со своего места в дальнем конце зала Макс не видел Франсин, но когда она под гром аплодисментов вышла на сцену, вначале вручить награду самому перспективному молодому актеру, а затем получить собственную за лучшую женскую роль, он затаил дыхание, ловя каждое ее слово, каждую ее улыбку и желая, чтобы эти моменты длились вечно. Макс судорожно придумывал, как ему увидеться с ней снова. Он просто должен с ней увидеться. К тому же нужно сделать так, чтобы вторая встреча пленила Франсин настолько, чтобы за этой встречей автоматически последовали третья… и четвертая…

— Куда ты пошел? — зашипел на Макса его сосед справа, режиссер, для фильма которого Макс писал сценарий. — Вот-вот объявят фильм-победитель. Сейчас нельзя уходить!

— Сожалею, — сказал Макс, однако по его тону это было незаметно. — Срочное дело. Должен идти. Желаю удачи…

…………………………………………..

Церемония, как и все мероприятия подобного рода, тянулись дольше запланированного времени и закончилась почти в половине шестого. Франсин обменялась приветствиями и воздушными поцелуями с сотней коллег и знакомых и была готова просто упасть в поджидавший ее лимузин, чтобы уже там с удовольствием помечтать о спокойном вечере, который она собиралась провести в своем номере в отеле. Горячая ванна, расслабляющий напиток, хороший массаж или…

— Меня просили передать вам это, мадам, — сказал Томкисс, напыщенного вида шофер, и Франсин, слегка удивленная, посмотрела на большой сверток в подарочной бумаге. Мысль о горячей ванне, однако, привлекала сильнее.

— Как мило. А вдруг это бомба, Томкисс?

— Он не тикает, мадам, — с серьезным видом заявил шофер, по-прежнему протягивая ей сверток.

Франсин сдержала улыбку. У Томкисса совершенно не было чувства юмора.

— Ну, это хороший знак. Брось сверток в машину, я потом посмотрю.

— Джентльмен просил меня проследить, чтобы вы развернули его сразу, мадам.

Эта ситуация уже начала открыто удивлять и забавлять Франсин, и она сказала:

— Ты хочешь сказать, что он заплатил тебе за содействие? Интересно сколько. Двадцать фунтов?

— Э… пятьдесят, мадам.

— Томкисс, тебе надо быть осторожным! Ты же знаешь, как легко я влюбляюсь в богатых мужчин. Послушай, может, я сяду в машину и уже там раскрою пакет? Так, надеюсь, можно сделать? Или тот, кто мне это подарил, выдвинул условие, по которому я еще и должна ежиться от холода, стоя на тротуаре?

— Думаю, можно и в машине, мадам, — сказал Томкисс, который начал подозревать, что она над ним издевается.

— Очень любезно с твоей стороны, — сурово ответила Франсин. — Как ты добр.

Почти все поклонники дарили ей цветы, украшения или духи. Развязав алую шелковую ленточку и развернув нарядную оберточную бумагу, актриса улыбнулась. Одни дарили ей конфеты, другие — картины. Один поклонник даже преподнес ей дорогой автомобиль. Но еще никто не дарил ей плетеную корзинку с превосходными артишоками, свежей спаржей и омарами.

Распечатав конверт, который лежал между омарами, Франсин извлекла из него сложенную газетную вырезку — кроссворд из «Таймс», полностью решенный. Внизу на полях было написано только три слова: «Я достаточно умный?»

Дверца автомобиля открылась.

— Ну? — произнес Макс, глаза которого блестели и который теперь прекрасно владел собой. — Как по-вашему?

— Вы определенно умны, — проворковала Франсин и, отодвинувшись, похлопала по сиденью рядом с собой. — Вы произвели на меня впечатление.

Поехали ко мне в отель, умный вы мой. У меня люкс в «Ритце». Может быть, когда мы туда приедем, вы сможете потрясти меня чем-нибудь еще.

…………………………………………..

Максу казалось, что он в раю. Вечер шел своим чередом, а чары Франсин Лалонд действовали на него все сильнее. В ней было все, о чем он мечтал и что, по его представлению, должно быть в женщине. Даже когда Франсин делала то, что в других женщинах ему не нравилось, — например, курила сигарету за сигаретой, — это его не смущало. Это было такой же ее частью, как и выразительные руки, милый простой юмор и легкий акцент. Макс просто даже не мог представить себе, чтобы она не курила. Все в ней было прекрасно…

Макс был просто восхищен ее здоровым аппетитом, тем, как Франсин откусывала кусочки нежной зеленой спаржи, закатывая от удовольствия глаза, тем, как смеялась, когда растопленное масло текло по пальцам. То она по-детски радовалась, когда доставала кусочки сочного мяса из расколотых клешней омаров, то вдруг ее розовый язычок сладострастно облизывал полуоткрытые губы, и это сразу напоминало Максу о том, что Франсин — сорокалетний секс-символ, что ее желают многие мужчины во всем мире и что она прекрасно знает о своей сексуальной привлекательности.

— Не ела ничего вкуснее, — изрекла наконец Франсин, подняв руки. — Однако, — добавила она, томно улыбнувшись, — я никогда так не обляпывалась. Смотрите, всюду масло. Думаю, сейчас мне надо принять ванну. Макс, не расстегнете молнию?

«Все лучше и лучше», — подумал Макс, вытирая руки о льняную салфетку. Он встал и подошел к Франсин, повернувшейся к нему спиной. Замочек медленно и бесшумно проскользил от шеи до самой талии, и показалась светло-серая шелковая нижняя рубашка. Секунду Макс колебался, когда его пальцы задержались на ее спине. Но большего он так и не успел сделать: Франсин улыбнулась ему через плечо и направилась в ванну.

— Я обычно долго принимаю ванну. Вам здесь не будет скучно?

— Не будет, — с улыбкой заверил ее Макс, восхищаясь тем, как покачиваются при ходьбе ее бедра. — Если у вас здесь есть какая-нибудь газета, я порешаю кроссворд.

— Какой вы умный, — произнесла Франсин, сбрасывая на ходу туфли на высоких каблуках. Проходя в дверь ванной, она мечтательно проговорила:

— И какой у вас замечательный торс…

…………………………………………..

Через час с лишним, когда Франсин появилась из ванной одетая в светло-желтый шелковый халат и с зачесанными назад волосами, она удивилась, увидев, что Макс все еще тут.

— Боже мой, я о вас совсем забыла, — рассеянно проговорила она, смягчая оскорбление улыбкой и протягивая руку к полупустому бокалу с вином. — Вы не видели фен? Я, кажется, положила его где-то здесь.

Актриса не просто изменилась, она просто совсем забыла, кто он такой. Их недавнего взаимопонимания словно и не бывало. Макс чувствовал себя так, будто ему дали под дых. Он молча подал ей фен, который валялся на полу под журнальным столиком.

— Видите ли, — произнесла Франсин, извиняясь. — Все было чудесно. Может быть, как-нибудь в другой раз мы опять встретимся, но сейчас я очень устала. Сейчас мое единственное желание — это лечь в постель.

У Макса было точно такое же желание, но он скорее бы лопнул, чем сказал об этом вслух и дал ей повод и дальше унижать его. Такой мазохизм не в его стиле.

— У вас действительно усталый вид, — ответил он, вторя ей, завуалированным оскорблением, но всей душой желая заключить ее в свои объятия. — К тому же мне пора возвращаться в Бат.

— Конечно, конечно. А мне надо завтра в девять утра быть в Шотландии. Какая тяжелая у нас жизнь, да? — Франсис засмеялась, вынула из кармана гребень и потрясла головой так, что с волос полетели крошечные брызги. Потом она подалась к Максу, обвила его шею рукой и поцеловала в щеку.

— Мне, правда, жаль, Макс. В моем обществе не всегда просто. Мой антрепренер говорит, что я то холодная, то горячая. Иногда даже говорит, что я сумасшедшая.

Макс кивнул, не улыбаясь. Ему было не до улыбок.

— Но не пропадайте, ладно? Мне будет приятно встретиться с вами снова, когда я не буду такой усталой.

— Может быть.

Франсин надула губы и сказала, пародируя его отрывистую интонацию:

— Может быть. Mon Dieu![6] Это «может быть, да» или «может быть, нет»? Да ну же, Макс! Не хмурьтесь. Это так по-британски!

Он взял со спинки дивана свой смокинг и галстук-бабочку и направился к двери. Отрыв дверь, Макс оглянулся и посмотрел на Франсин так, словно это не она, а какое-то странное абстрактное полотно в художественной галерее.

— Просто может быть, — сказал он, стараясь говорить как можно более непринужденно. — И не надувайте так губки, Франсин. Это так по-французски.