Соло

ГЛАВА 60

Тесса была рада свежему соленому бризу, который дул с моря, и подвязала волосы так, чтобы они не мешали. Рядом с ней, лежа на ярко-красном коврике, Оливия сосала пальцы и счастливо сучила ножками. Глядя на нее, посетители приморского ресторана Эдама автоматически приходили к заключению, что это дочка Жульетты, черноволосой и черноглазой официантки. Золотистый равномерный загар делал Оливию похожей на португалку, и она явно превосходно чувствовала себя в этом великолепном умеренном климате Альгарве.

«По крайней мере, хоть кто-то счастлив», — подумала Тесса и вытащила блокнот для рисования, коробку с карандашами, надеясь возбудить в себе энтузиазм. Последние пять недель энтузиазма ей явно не хватало. Примириться с собственным несчастьем и так трудно, но делать счастливую мину при плохой игре — истинное мучение.

Но она просто обязана была выглядеть беззаботной и радостной. Эдам и Холли так трогательно заботились о ее благополучии и были так добры, что она чувствовала глубокий стыд перед ними. Отплатить за доброту она могла, только скрывая свои истинные чувства. Тесса приучила себя не плакать, по крайней мере, тогда, когда кто-нибудь это мог увидеть или услышать, и улыбаться — искренне, — когда требовалась улыбка.

Но те чувства, которые она никому не показывала и о существовании которых никто не подозревал, беспрерывно клокотали в ней, сворачивались в клубки словно змеи в гнезде. Она постоянно их ощущала, помнила о них: они всегда были с ней, от того момента, как она просыпалась утром, и до того момента, как она наконец поддавалась еще одному неспокойному сну. Чудесная португальская пища ее не привлекала, и она начала терять в весе. Холли откровенно завидовала ей, в то время как Тесса, глядя на свой впавший живот, могла лишь порицать себя за недостаток самообладания. Не привыкшая себя жалеть, она как раз этим сейчас все время и занималась.

И это ужасное ощущение явно не собиралось ослабевать или исчезать. Каждый день та же депрессия, та же непрерывная сердечная мука, что и накануне, время явно ничуть не лечило раны.

Тесса грызла кончик карандаша и глядела на рыболовные лодки, вытащенные на берег, и на сети, растянутые, словно паутина, над белым песком. Такая умиротворяющая картина. Тесса не понимала, почему она не может впитать в себя это безыскусное спокойствие, проникнуться им, почему не может просто пересчитать все, что у нее есть хорошего, и безмятежно жить дальше.

Но мысли о Россе продолжали ее преследовать. Каждый раз, когда она напоминала себе, что на него нельзя полагаться, ее же собственные мысли предавали ее, вытаскивая из памяти воспоминания, воскрешая то, как они вместе смеялись, были близки и как сильно любили друг друга. Каждый раз, когда Тесса говорила себе, что ведь Росс предал ее, она тут же вспоминала его смелость, терпимость, его экстравагантные, щедрые жесты.

Эта ситуация, в которой нет победителей, а есть только проигравшие, была крайне удручающей. А грустнее всего то, что ей приходится притворяться и делать вид, что все хорошо, что она, как и всегда, владеет своими чувствами.

…………………………………………..

Эдам хотел, чтобы Тесса была счастлива, почти так же сильно, как хотел, чтобы Холли его полюбила. Грустно, но он совсем не был убежден, что эти его мечты исполнятся. Холли произвела огромный фурор: посетители ресторана были от нее без ума, и работала она с трогательным усердием, чтобы расширить свой запас португальской лексики. Но то необходимое волшебство — та неопределенная химия — так и не материализовалась. Она даже словом не обмолвилась о Максе, но Эдам тем не менее чувствовал, что Макс постоянно присутствовал в ее мыслях. «Одна лишь хорошая новость, — думал Эдам грустно, — я не единственный мужчина в Веламуре, кто не обладает этой неуловимой химией». И местные жители, и приезжие, очарованные этим удивительным пышным телом и рыжими кудрями, делали все, что было в их власти, чтобы очаровать Холли, но каждый раз вместе с улыбкой получали отказ. Она была непроницаема для их дерзкой лести. Эти красивые смуглые черноглазые мужчины совершенно ее не интересовали, что, с одной стороны, было облегчением, считал Эдам. Но только он был бы гораздо больше счастлив, если бы смог избавиться от постоянно преследовавшего его подозрения, что этот жизнерадостный, трудолюбивый и морально безупречный сотрудник был просто манекеном, похожим на Холли Кинг.

После полудня в спокойный промежуток времени между обедом и ужином ресторан был почти пуст. Холли сидела за стойкой, склонив голову над книгой. Когда Эдам подошел, она вскочила, и книга проскользнула у нее между коленей и громко шлепнулась на пол.

— А я думая, ты ее уже прочитала, — сказал Эдам, прекрасно зная, что Холли действительно прочитала эту книгу. Динамичные, с закрученным сюжетом триллеры Макса Монагана занимали целую полку в ее шкафу, и она честно призналась несколько месяцев назад, что каждый из них прочитала не один раз.

— Нет еще, — солгала Холли, смутившись. Эти драгоценные книги и были для нее Максом, они давали возможность почувствовать, что он рядом. Она вскочила на ноги и поспешно засунула книгу в мягкой обложке под прилавок, потом взяла белое полотенце и начала полировать бокалы с таким рвением, словно от этого зависела ее жизнь. Покраснев под загаром, она спросила: — А где Тесса?

— На пляже. — Эдам пододвинул табурет, налил себе «Сан-Мигель» и сел. — Послушай, я все еще о ней беспокоюсь. Ты правда думаешь, что она тут счастлива?

Этот вопрос они уже обсуждали неоднократно, неудовлетворенные заверениями Тессы в том, что она счастлива. Холли, занятая тем, чтобы сохранить собственную маску довольной жизнью девушки, признала, что ей тяжело измерить глубину чувств Тессы. Временами ей казалось, словно два персонажа бьются здесь как в какой-нибудь мрачной пьесе, стараются доставить удовольствие много работающему режиссеру — Эдаму, естественно, — потому что это все-таки не его вина, что они работают с отвратительным сценарием.

— Ну, кажется, она в порядке. — Холли пожала плечами. — Мы всегда друг другу все рассказываем. Если бы она была действительно несчастна, я бы об этом знала. — Затем Холли помолчала, не совсем уверенная в своих словах. — По крайней мере, я убеждена, что она здесь счастлива в той же мере, как была бы счастлива и дома. И она явно не хочет возвращаться…

— А ты?

Эдам видел книгу, поймал ее, словно отец, заставший своего сына за чтением журнала «Плейбой». По-прежнему вытирая бокалы и ловко расставляя их, Холли посмотрела ему в глаза.

— Хочу. Но только потому, что я жалкая и слабая.

— И ты уедешь?

Холли пожала плечами и отвернулась.

— Нет, потому что ничего хорошего из этого не выйдет. Ни тут, ни там нет счастливого конца, но здесь, по крайней мере, у меня есть дело.

«Мог бы быть счастливый конец», — грустно подумал Эдам, допивая свое пиво. Он мог бы сделать так, чтобы конец был счастливым. Если бы только Холли выбросила Макса из головы и поняла, как он, Эдам, сильно ее любит.

…………………………………………..

К тому времени, как Макс остановился, чтобы передохнуть, за окном уже стемнело, и комнату освещал лишь зеленоватый свет от монитора его компьютера.

Он откинулся на спинку стула, выудил из набитой битком пепельницы недокуренную сигарету и с огромным удовольствием посмотрел на слова, написанные на экране. И пусть все остальное сейчас не ладится, но по крайней мере его работа идет хорошо, его последний роман выходит из-под пера с неимоверной легкостью, словно сам собой. Первоначальный тщательно составленный план по ходу дела был отброшен в сторону, и сейчас Макс учился доверять своим инстинктам: он понятия не имел, что случится дальше, он только знал: что бы ни случилось, все будет хорошо.

«Ну и ладно, — подумал он с грустью. — Книга — единственное порядочное событие за последние несколько недель». И хотя было только начало декабря, рождественские празднества уже начались, и в «Мызе» одну ночь за другой различные фирмы проводили свои вечеринки. Росс, который был не в самом радужном настроении, заперся у себя в кабинете с кучей бумаг, к огромному разочарованию снимавших номера в отеле женщин и к облегчению многострадального рабочего коллектива. Если бы Росс мог отменить Рождество, он бы так и сделал. Но поскольку это было невозможно, он просто отказывался принимать в нем участие. «Тессе, — подумал Макс со смесью сочувствия и раздражения, — придется за многое ответить, где бы она и эта стерва Холли сейчас ни находились».

Кроме того, Макса сильно раздражали Франсин и Грейс. Франсин бесила его тем, что он не мог никак связаться с ней последние два месяца. Грейс же, наоборот, всегда торчала рядом. И в то время как Росс явно свыкся с мыслью, что она его дочь, — их дружба, хотя еще и непрочная, постоянно укреплялась, — Макс совершенно был не в состоянии смириться с тем, что этот тихий, внимательный, сдержанный подросток — его племянница.

Слава богу, хоть Кэролайн Мортимер, подумал он, щелкнув мышью и глядя, как принтер начал выдавать свежие распечатанные листы рукописи, его литагент, приезжает завтра из Лондона, и он будет рад больше, чем обычно, видеть ее. Максу не терпелось показать то, что он написал, и так как ни Франсин, ни Холли сейчас рядом нет, ему так же не терпелось затащить Кэролайн в постель.

…………………………………………..

Когда на следующее утро в половине восьмого зазвонил телефон и наполовину его разбудил, Макс раздраженно заворчал. Но когда он услышал голос Франсин, то тут же полностью проснулся.

— Макс, у тебя голос, как у полудохлого. Ты в порядке?

Он привстал на локте, и тут же мир сделался прекрасным. И пусть Франсин выбрала совершенно неподходящее время, важно было только то, что она ему позвонила.

— Я прекрасно себя чувствую. А где ты? — Макс подумал, может быть, она снова в Англии, но потом решил, что если даже она и не здесь, то он все равно должен с ней встретиться. И теперь, когда книга так хорошо шла, он вполне может позволить себе отвлечься на несколько недель.

— Я на Барбадосе, милый. Такой чудесный остров и так жарко… мне кажется, что я в раю! Ты должен обязательно посмотреть, какой прекрасный вид открывается из этого окна…

Барбадос. Очень заманчиво, даже если не думать о пышном теле Франсин. Боже, у него от одной мысли уже возникла эрекция.

Макс посмотрел в окно на определенно не заманчивое серое небо и окутанные туманом холмы, улыбнулся и сказал:

— Я могу придумать и более приятное занятие, чем просто сидеть и любоваться видом. Если бы я оказался там, у тебя не осталось бы времени, чтобы…

— Ой, Макс, — произнесла Франсин со своим знаменитым чувственным вздохом. — Ты такой коварный! И ты прав, как было бы хорошо, если бы ты приехал…

— Так я приеду, — перебил он ее радостно. — Франсин, назови адрес. Я сяду в первый же самолет.

— Милый Макс! — На этот раз ее вздох был грустным. — Ты не понимаешь, тебе просто нельзя приезжать.

Эрекция опала, словно в молчаливом согласии с ее словами. Некоторое время Макс не мог ничего сказать.

— Понимаешь, мне надо было поговорить с тобой, объяснить, что я не могу сниматься в твоем фильме, — продолжила Франсин. Ее низкий голос стал еще глубже, а акцент усилился, как всегда происходило, когда она собиралась сказать Максу то, что явно ему не понравится.

Макс плотно сжал трубку, так что пальцы его побелели.

— Почему?

— Ну, я тут на прошлой неделе влюбилась в одного красивого мужчину! Ты, должно быть, о нем слышал, его зовут Пьетро Джанини. И завтра утром мы собираемся пожениться. Я так счастлива, Макс! Он именно тот, о ком я всегда мечтала… я за него жизнь отдам… Но Пьетро прочитал твой сценарий, и он считает, что такая роль для меня не подойдет. — Франсин помолчала, затем весело продолжила: — Так что, естественно, я должна сделать так, как он велел, раз уж я собираюсь быть порядочной женой, и сказать тебе, что сделка наша отменяется.

Макс просто не верил своим ушам: неужели это действительно происходит? Пьетро Джанини совсем не был красивым: он ужасно богатый, говорят, что он миллиардер, ему целых шестьдесят пять лет. А кроме того, он — что вполне естественно — один из самых влиятельных кинопродюсеров в мире.

— Понимаю, — сказал Макс наконец, сам не зная, почему он до сих пор не повесил трубку. Он ведь уже услышал все, что нужно.

— Я знала, что ты поймешь, — ворковала Франсин. — Мы ведь всегда понимали друг друга, правда, Макс? И я знаю, твой фильм будет удачным, даже если я не буду в нем сниматься. Ты найдешь кого-нибудь другого на мою роль.

— Конечно, найду.

— О, Макс! Я тебе должна сказать такую смешную вещь. — Забыв о недостатке воодушевления с его стороны, она продолжала щебетать. — Мой агент на той неделе прислал мне вырезки из газет, где говорится, что мы с тобой собираемся пожениться! Ведь просто можно обхохотаться, милый! Откуда только эти дураки журналисты берут такие мысли! Можешь представить, что кто-то всерьез поверит в такое?..

…………………………………………..

Сытый по горло работой и звуками пьяного веселья, доносившимися из танцевального зала, где сотрудники местной страховой компании развлекались на рождественской вечеринке, Росс забросил гору папок в ящик стола и взял пиджак.

— Скажи Хью, чтобы проследил за этими, — сказал он Грейс, кивнув в сторону пьянствующей компании. — Я выйду на несколько часов.

— Не забудь, что у тебя назначена встреча на два тридцать с человеком из «Комсэл».

Росс об этом совсем забыл.

— С Джеком Дрейфусом, — напомнила Грейс, — он собирается организовать торговую конференцию и арендовать зал на двести человек в середине января.

— А, правильно. — На лице Росса промелькнула улыбка. Положительной стороной стремительного ухода Холли оказалась Грейс, без которой отель вполне бы мог прекратить свою работу. Она знала все, часто даже предугадывала события, которые только еще назревали, и Росс был очень благодарен ей за тактичные напоминания. — Спасибо.

Когда он шел к дверям, Грейс окликнула его:

— Передашь маме, что я вернусь домой не раньше восьми?

Росс удивленно обернулся.

— Откуда ты знаешь, что я встречусь с твоей мамой?

Грейс покраснела и пожала плечами.

— Извини, я просто догадалась. У тебя такой вид, словно тебе это необходимо.

«Это странно, — подумал Росс, когда через пятнадцать минут остановил машину перед домом Грейс, — странно, что Мэтти оказалась тем человеком, с которым он сейчас чувствовал себя уютнее всего». У него уже вошло в привычку навещать ее раз или два в неделю, просто чтобы проведать и убедиться, что с ней все в порядке. Компания Мэтти постепенно становилась для него все более необходимой: эти дни посещения, казалось, были единственным спасательным тросом, соединявшим его с жизнью.

Только с Мэтти Росс мог по-настоящему расслабиться, только она по-настоящему понимала его, то, как он внутренне переживает. Их беседы, их разговоры: ее — о Ричарде, его — о Тессе — были всегда глубоко личными, и, что странно, они приносили, хотя и временное, но облегчение. Никто не понимал лучше Мэтти, что он чувствовал, потому что она сама чувствовала то же самое. «Это мазохизм, — решил Росс, — но это все-таки успокаивает. Не говоря уж о том, что это просто ирония судьбы…»