Соло

ГЛАВА 62

Сэйди Лабелл, пребывавшая в несвойственном ей отпускном настроении, откинулась на спинку стула и улыбнулась официанту.

— Прекрасная еда. Мы будем пить кофе и бренди на улице. Я хочу захватить последние лучи солнца.

— Конечно, мадам, — ответил Жозе, одновременно думая про себя, что эта женщина, судя по виду, может захватить что угодно и кого угодно. Еда и вино подействовали на нее умиротворяюще, но она, несомненно, привыкла добиваться своего, а так как у Жозе не было намерения лишать себя возможности получить щедрые чаевые, то он не сказал, что просторная веранда сейчас занята полуголой художницей и ребенком, у которого режутся зубы. Если она хочет там сидеть, то он останавливать ее не будет.

Но когда Сэйди прошла в дальний конец ресторана и вышла на прогретую солнцем веранду, где витал аромат всевозможных цветущих растений и стояли элегантные белые стулья, она обнаружила там одинокого ребенка, который полусидел, полулежал и серьезными глазами смотрел на нее через край своей переносной люльки.

— Привет! — воскликнула Сэйди, бросила сумочку на первый попавшийся столик и плюхнулась на колени. — Посмотрите, какой миленький! Посмотрите только на эти глазки?..

— Если бы тебя только видели сейчас твои знакомые, — сухо заметила ее спутница, устраиваясь на стуле и закуривая.

— Ну, они меня не видят, — задиристо возразила Сэйди. — Кроме того, я в отпуске и могу делать, что хочу. Разве нет? — продолжила она, обращаясь к младенцу и снова начав сюсюкать. — Я могу делять, сто захоцю, потому что, если бы ты даже был постарше и мог говорить, ты бы говорил не по-английски, так что я в полной безопасности. У-тю-тю…

Когда маленький ротик скривился в бульдожью гримасу и появились все признаки надвигающегося вопля, Сэйди рассмеялась и взяла ребенка в охапку.

— Не надо, — начала она ворковать и целовать темную шелковую головку. — Нет, тебе нельзя плакать, ну, давай, вот хороший мальчик, ты не должен…

— Вообще-то, это девочка. — Тесса, которая вернулась с бутылочкой для Оливии, стояла в дверях уже почти минуту и пыталась убедить себя, что это самое невероятное зрелище двадцатого века все-таки не мираж.

И сейчас ее губы дрогнули, так как все это время она размышляла над тем, узнала ли ее Сэйди Лабелл или нет, но выражение лица Сэйди не оставляло никакого сомнения, и было ясно, что она Тессу узнала.

— Вот она — твоя репутация в модных тусовках, — заметила ее спутница, выпустив в воздух серию очень ровных колечек дыма.

— А, ну да, — сказала Сэйди. — Малышка собиралась заплакать.

Подойдя ближе и наслаждаясь неловкостью этой женщины, Тесса дала ей бутылочку со смесью.

— Возьмите, дайте девочке, она хочет есть.

— Ну так, значит, — сказала Сэйди, когда они наконец-то уселись за столик в странно дружеской манере. — Значит, здесь ты прячешься.

— Я не прячусь. — Голос Тессы был спокоен, но в глазах застыла боль. — Мне просто нужно было уехать.

— Полагаю, вы знакомы, — вставила спутница Сэйди. — Извини, но я не могу тебя узнать. Ты знаменитость?

Тесса улыбнулась и помотала головой.

— Я вас тоже не знаю. Меня зовут Тесса Дювалль, а это моя дочь Оливия.

Протянутую руку Тессы пожали очень крепко.

— Очень приятно, моя дорогая. Я Барбара Лабелл, а это невоспитанное существо — моя дочь Сэйди.

Тесса почему-то не могла себе раньше представить, что у Сэйди Лабелл есть мать.

— А как вы познакомились? — не унималась Барбара, с удовольствием допив свой бренди и сдвинув набок широкополую соломенную шляпу так, чтобы открылось лицо.

— Я брала у нее интервью, — сказала просто, без всякого выражения Сэйди, и мать ее рассмеялась.

— Ха! В таком случае можешь не продолжать. — Она повернулась, внимательно посмотрела на Тессу и без обиняков спросила: — И ты потом рыдала?

— Нет. Вообще-то, ваша дочь очень точно оценивает характеры людей. Но только не мой характер, — добавила Тесса, затем посмотрела на Сэйди, — в этом ты ошиблась. Но, естественно, ты была абсолютно права насчет Росса.

Услышав, что свадьба Монагана и Дювалль была отменена в последний момент, Сэйди ощутила приступ вины, что бывало с ней редко. Она не хотела провоцировать такой драматичный исход. Иногда власть, которую она имела над людскими судьбами, ее саму беспокоила.

Словно читая ее мысли, Тесса просто, безо всякого выражения добавила:

— Это не из-за твоей статьи. Я не настолько наивная и легковерная.

— Ох. Слава богу. — Сэйди явно почувствовала облегчение: к встречам такого рода она не привыкла. И присутствие матери, которой явно доставляли удовольствие ситуации, когда может возникать неловкость, ничуть не помогало.

— А почему? — вклинилась Барбара. Умные серо-голубые глаза внимательно осмотрели стройную, одетую в бикини девушку, которая сидела рядом с ней. — Я полагаю, мы говорим здесь о мужчине?

— Мама… — Сэйди бросила на нее укоризненный взгляд.

Барбара пожала плечами:

— Ну, милая, мне так интересно!

— Все нормально, — сказала Тесса, которую в свою очередь тоже позабавил их обмен репликами, а также то, что эта пресловутая Сэйди Лабелл явно теряла самообладание. То, что у нее есть мать, это уже откровение. А то, что ее мать имеет над ней такую власть, это вообще просто блаженство. — Я была связана с отцом Оливии, — продолжила Тесса, снова обращаясь к этой грозной Барбаре. — И мне удалось чудом спастись. Я вовремя узнала, что он… мне не подходит.

— Я слышала о том, что произошло на выставке, — вставила Сэйди. Обладая профессиональной наблюдательностью, она видела, какие чувства скрываются за спокойной внешностью. Тесса не вводила ее в заблуждение ни на мгновение, и сейчас, когда Сэйди встретилась с ней при иных обстоятельствах, старая враждебность, к которой, возможно, примешивалось еще и чувство вины, исчезала. — Антония Сеймур-Смит приняла большую дозу лекарства, и Россу пришлось отвезти ее в больницу.

— Я знаю, я прочла об этом в газетах, — сказала Тесса, — но на повестке дня остается тот факт, что Росс меня бросил, когда больше всего был мне нужен, и я не понимаю, почему я должна с этим и дальше мириться. Антония всякий раз возникает, просто выползает из-за стен, когда у нас начинают налаживаться отношения, и всегда все портит…

Сэйди посмотрела на Оливию, которую держала на руках. Девочка жадно выпила содержимое бутылочки и теперь лежала в послеобеденной истоме: черные ресницы лениво захлопывались от солнечного света, а розовый бутончик рта вытягивал губки от удовольствия, крошечные ручки, как морские звезды, сворачивались и разворачивались под подбородком.

— Росс наверняка по тебе скучает, — сказала она Тессе, по-прежнему улыбаясь сонному ребенку у себя на коленях.

Тесса, глаза которой тут же наполнились слезами, помотала головой.

— Ну, естественно, скучает, но я не могу вернуться. Я должна наладить свою жизнь сама для себя… для нас обоих… мне нужно время, чтобы забыть его. И здесь мои друзья, они ко мне так добры…

— Ну, дружба — это хорошо, — сказала Барбара Лабелл, у которой было такое прошлое, за которое многие биографы просто бы жизнь отдали. Даже ее проницательная дочь не знала всего. Барбара допила свой черный кофе и затушила вторую сигарету особенно решительным жестом. — Но не это заставляет земной шар крутиться, милая. Поверь мне.

— Я не поеду назад, — повторила Тесса с грустным выражением. — Я любила Росса, но это причиняло очень много боли. Лучше так, как есть, правда, лучше. Я не хочу быть несчастной до конца жизни.

— Ты упрямая, — сказала Барбара Лабелл, хлопая ее по ладони. — Мне нравится это в девушках. И без сомнения, — добавила она сухим тоном, — это одна из черт, которая привлекла в тебе твоего молодого человека.