Современная новелла Китая

ВАН ЖУНЬЦЗЫ ХОЗЯЙКА © Перевод Н. Захарова

Со Чэну шестьдесят лет, он — человек самый обыкновенный, ничего великого в жизни не совершил. Даже дом записан на его жену и в бухгалтерской ведомости стоит ее имя. Она же расписывается, когда им выдают деньги и зерно. Обычно, вернувшись домой, Со Чэн ужинает, вытирает губы и забирается на кан[14] послушать радио. Его не интересуют ни музыка, ни радиопостановки — только последние известия и передачи для жителей деревни. Он часто повторяет, что, когда слушаешь радио, на душе светлеет. А в разные житейские мелочи: что поесть, как обогреть дом, чем накормить кур или поросят — он не вникает.

В последние годы в некоторых крестьянских домах появились колодцы, многие поставили насосы. Нажмешь кнопку — и льется вода, прямо около дома мой посуду, стирай, делай, что хочешь.

Когда Со Чэна спросили, не пора ли и ему подумать о колодце, он ответил:

— Подожду, пусть хозяйка первая скажет.

Жена сказала:

— Выроем! Люди смогли, и мы сможем. Чем мы хуже?

Тогда и он стал уверенно говорить:

— Вырою! Раз люди смогли, значит, и я смогу.

Жену Со Чэн хвалит и уважает. Она и в самом деле толковая женщина. Ей нет еще и пятидесяти, а уже начинает седеть — наверное, оттого, что много думает. Быстра и на слова и на дела. В доме, во дворе — всем заправляет. Ни минуты свободной. То надо крышу соломой покрыть, то загнать поросят в хлев, зимой пришить подстежку к одежде, летом отпороть… и обо всем она помнит, все успевает, капли воды, как говорится, зря не прольет. А до чего рачительна! У нее муха рисинки не унесет. Но если надо на что-нибудь раскошелиться, не скупится, как муж. Со Чэн привычно называет ее хозяйкой дома, на самом же деле она и над ним хозяйка.

Наконец начали рыть колодец. После ужина Со Чэн, как всегда, устроился поудобнее на кане, вытянул ноги, закурил трубку и включил радио. Сначала он слушал передачу с большим увлечением, но вскоре потерял к ней интерес и выдернул шнур из розетки. Приемник захрипел и затих.

В это время хозяйка мыла на кухне тарелки. Что это муж не дает ей послушать радио? Она вошла с недовольным видом, нащупала вилку и воткнула в розетку. Раздался треск, и приемник ожил. А хозяйка снова ушла мыть посуду. Старый Чэн приуныл. Он беспрестанно курил, шумно затягивался, и когда на краю кана появилась третья горстка пепла, выбитого из трубки, снова выдернул шнур из розетки.

Хозяйка разозлилась и, вытирая о фартук руки, влетела в комнату.

— Ну что ты за человек, сам не слушаешь и другим не даешь!

— Я… у меня голова раскалывается, — быстро нашелся Со Чэн, — спать хочу.

Жена смягчилась, пощупала его лоб.

— Холодный… Может, сердце болит?

Со Чэн пробормотал:

— Ага…

Хозяйка засуетилась:

— Может, ты не наелся? Давай сварю тебе суп из фасоли. Странный ты человек, ну что волноваться по пустякам?

Вскоре суп, щедро подслащенный, очень вкусный, был на столе. Со Чэн съел две большие миски — даже вспотел. Затем улегся на кан, долго ворочался, смотрел в темноту, курил, усыпал пеплом чуть ли не весь подоконник, но сон не шел. Уже перед рассветом Со Чэн не выдержал и толкнул жену в бок:

— Мать!

Она зашевелилась и, протирая глаза, спросила:

— Как сердце, не отпустило еще?

— Нет. Я хочу с тобой посоветоваться.

— Давай.

Но Со Чэну было почему-то трудно говорить. Он взял кисет и так долго набивал табаком трубку, что казалось, прошла целая вечность.

Хозяйка не выдержала, спустила ноги с постели и стала одеваться.

— Ну, что молчишь, будто рот заклеили?

Со Чэн наконец расхрабрился и выпалил:

— Не нужен нам колодец.

— Как!..

— Ты разве не слышала, что кричат в деревне на каждом углу?

— А что?

— Сама знаешь, чего там!

Жена еще больше заволновалась, отбросила одеяло, вскочила с кана:

— Говори, не тяни!

Со Чэн взял ее за руку.

— Чего всполошилась? Может, это еще не точно!

— Говори же быстрей!

Со Чэн тоже поднялся с кана и зашептал ей на ухо:

— С помещиков колпаки, говорят, снимут, и с Чжао Миллионщика тоже. Даром что восемь лет в тюрьме просидел.

Хозяйка понимающе кивнула головой:

— Это я знаю.

— Сейчас их уже за людей стали считать, наравне с нами, бедняками.

— Гм… — поджала губы жена.

Со Чэн зажег трубку, смачно затянулся.

— В общем, не нужен нам этот колодец. Нечего на него, черт бы его побрал, силы тратить.

Хозяйка опешила.

— Ничего ты не видишь, ничего не понимаешь! — начал горячиться Со Чэн. — Если разобраться, то еще не известно, наш ли это дом. Ходят слухи, будто его хозяин Лю Цзиньгуй жив и сейчас в Японии. Он открыл большой магазин и гребет деньги лопатой. У него и машина, и телевизор. А когда умрет, останутся дети и внуки. Так что с домом дело ненадежное.

— Меньше об этом думай!

— Меньше думай? Да где уж тебе до большой политики! Голова на старости лет совсем не варит.

Хозяйка молча опустила голову. Со Чэн все больше распалялся:

— В доме ты всему голова, я тебя слушаюсь. Но на этот раз послушайся меня, даст бог, не пропадем!

Неожиданно для него женщина стала смеяться.

— Чего смеешься?

Но смех буквально уже душил ее, на глазах выступили слезы. Со Чэн подскочил, зажал жене рот.

— Ты чего? С ума спятила? Сейчас и у стен есть уши, а тебе смешно!

Хозяйка вытерла слезы и зло посмотрела на мужа.

— Это у тебя не все дома. Видно, суп не впрок пошел. Где это видано, чтобы солнце вставало на западе, а в коммунистическом Китае обижали честных людей. Дожил до седин, а все трясешься за свою шкуру!

За окном рассвело. Хозяйка открыла дверь в соседнюю комнату, громко крикнула:

— Сынок, вставай, уже солнце в спину светит!

Из комнаты, одеваясь на ходу, вышел парень.

— Мама, ты зачем меня разбудила?

Хозяйка достала деньги, протянула сыну.

— Иди купи хлопушки.

— Зачем нам хлопушки? — вмешался в разговор Со Чэн. — Разве мы строим дом?

— Помолчи лучше, — с раздражением в голосе ответила жена.

В деревне закладка дома была большим событием, и всегда в этот день запускали хлопушки. Но праздновать строительство колодца — такого еще не было. «Раньше не было — теперь будет», — решила хозяйка. Она велела сыну привязать хлопушки к длинному бамбуковому шесту и поднять вверх. Поджечь хлопушки должен был хозяин дома, однако руки не слушались Со Чэна, и при каждой попытке он ломал спичку. Женщина рассердилась, забрала у мужа коробок, и с первой же спички хлопушки загорелись. Шум привлек внимание жителей всей деревни, и к дому Со Чэна уже мчались любопытные мальчишки, на бегу хватая бумажные цветы, которые вылетали из хлопушек. Цветы кружились в воздухе, насыщенном едким запахом пороха.

— Сынок, попробуй поднять еще выше, — крикнула мать, — пусть все видят.

Стоял такой шум, что соседи затыкали уши. Они удивлялись, почему жена Со Чэна, слывшая прижимистой, не пожалела денег на такую затею.

Хлопушки догорели. Хозяйка вынесла из дому лопату и протянула мужу.

— Ну, отец, начинай, — с чувством сказала она.

Непонятное волнение охватило Со Чэна. Он легко, словно молодой, вонзил лопату в землю…

Глубина колодца достигла двух чжанов[15] — уже пошли твердые породы, а воды все не было. В полном унынии Со Чэн уже заговорил о том, что надо засыпать колодец, но жена лишь прикрикнула на него. У соседей ведь есть вода, значит, она где-то рядом — рассуждала женщина. С какой стати ее не будет? Наверное, камни прижали Царя драконов, повелителя вод, дождя и колодцев, вот он и не пускает к воде! А не позвать ли нам землекопа, чтобы взорвал грунт?

Пробили шурф, заложили взрывчатку. Когда хозяйка уже заклеивала бумагой оконные стекла, чтобы они не вылетели от взрыва, по деревенской трансляции передали, что Ли Цюлань срочно вызывают в правление производственной бригады. Женщина не хотела отрываться от работы и попросила мужа:

— Сходи узнай, в чем там дело. Может, из-за какой-нибудь ерунды вызывают.

Со Чэна затрясло от злости.

— Тебя вызывают, а мне идти?

— Что ты за человек! Вечно отговариваешься. Неужели так трудно сходить!

Пришлось идти. Меньше чем через полчаса он пулей влетел во двор. Заикаясь, дрожа от волнения, крикнул:

— Мать, вернулся бывший помещик Лю Цзиньгуй!

Жена вздрогнула и в изнеможении прислонилась к окну.

— Он остановился в городской гостинице, завтра приедет в деревню. Хочет посмотреть свой дом. Ну, дела…

Хозяйка опять поджала губы.

— Из города приехал какой-то Сунь, чиновник, — продолжал Со Чэн, — видно, большой начальник. Сейчас он с нашим секретарем в правлении. Скоро пожалуют к нам… Тебе, мать, придется посуетиться!

— Что им надо от нас?

— Хотят посмотреть дом. Решили у нас устроить прием Ли Цзиньгую. Да, чуть не забыл, из города приехали две машины, привезли ковры, кресла и деревянные кровати… Это чтобы дом выглядел лучше, чем при старом хозяине.

Жена задумалась и вдруг спросила:

— А ты не боишься?

— Кого? Помещика? — Со Чэн презрительно сплюнул. — Если я и боялся, так это при старой власти. А теперь чего мне бояться? Плохо только, что защитники у нас ненадежные. Ты бы послушала этого, городского: «Лю Цзиньгуй богач, у него власть…» Прямо молиться на него готов. А мы что? Голодранцы, мужичье…

— Не размазывай сопли, — прикрикнула на него жена. — Иди лучше скажи землекопу, чтобы готовился взрывать. А это пусть тебя не волнует.

Со Чэн вопросительно посмотрел на жену.

— А как же…

— Что «как же»? Ничего не бойся. Дом наш, как решим, так и будет.

Кто-то вошел во двор. Со Чэн глянул в окно и схватил жену за руку.

— Пришли, — зашептал он. — Вон тот, впереди, и есть чиновник Сунь.

Ли Цюлань решительно отбросила со лба волосы, с легкостью пересекла комнату и прислонилась к дверному косяку. Сощурившись, она пристально смотрела на пришедших.

У заведующего канцелярией уездного комитета Суня был озабоченный вид. Не замечая хозяев, он стал осматривать двор:

— Какая же здесь грязь! Нашли время рыть колодец. — Он осторожно поднялся на кучу земли и заглянул в вырытую яму. Затем обернулся и спросил у сопровождающих:

— Когда они закончат с колодцем?

— В лучшем случае дня через три-четыре, — ответил секретарь партбюро.

Сунь подумал и решительно заявил:

— Колодец надо засыпать! Это же черт знает что! Осрамимся на весь мир! Ни в одной стране не копают колодцы таким допотопным способом. Узнают об этом за границей — позора не оберемся!

— В деревне не хватает техники, — пробовал защитить хозяев дома секретарь.

Сунь покачал головой:

— Нет, надо немедленно засыпать! Общественные интересы выше личных. Теперь посмотрим, что там, — и он направился к дому.

В дверях стояла разгневанная Ли Цюлань и с презрительной улыбкой разглядывала заведующего. Сунь с изумлением посмотрел на нее. Чтобы загладить неловкость, секретарь, уже пожилой человек, стал торопливо представлять их друг другу.

Заведующий сразу заулыбался:

— Так это вы — товарищ Ли Цюлань. Верно говорят: лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. — Он уже готов был горячо пожать женщине руку. Но ни один мускул не дрогнул на лице хозяйки. Словно не замечая протянутой руки, она холодно спросила:

— Кого ищете? Если хозяина, то его дома нет. — Заведя руки за спину, женщина в упор посмотрела на Суня: — Сначала надо познакомиться с хозяевами, — продолжала она. — И вообще, по какому праву ты решаешь за нас, что делать с домом?

Не ожидая такого поворота событий, заведующий даже в лице изменился, и казалось, потерял дар речи. Мыслимое ли дело, чтобы с ним, кадровым работником государственного масштаба, так вызывающе вела себя простая деревенская баба?

На помощь пришел деревенский секретарь:

— Слушай, Цюлань, товарищ Сунь пришел по делу, а ты так его встречаешь! Давай поговорим по-хорошему!

Но хозяйка продолжала в том же духе:

— А я, товарищ секретарь, кажется, никому не нагрубила. Если он явился по делу, ничего не имею против. После земельной реформы мы относимся к начальству с большим почтением. А что касается дома, то вспомните, сколько горя мы натерпелись, прежде чем его получили. Ну ладно, допустим, помещику захотелось посмотреть свой бывший дом — пожалуйста, никто ему не мешает. Пусть приходит! Я на гостей собак не спускаю! Не такие уж мы бессовестные, как вы думаете, не такие плохие! Мне что бывший помещик, что первый секретарь укома — всех одинаково встречаю! Дело в другом. Чем говорить о чистоте, лучше взять веник и подмести. Вот вы, товарищ Сунь, стыдите меня, что двор грязный. А как же ему быть чистым? Здесь у нас и куры, и утки, и битый кирпич. Мы же копаем колодец! И потом, почему мы должны его засыпать? Неужели ради того, чтобы навести чистоту к приезду Ли Цзиньгуя? Что же, нам теперь без воды оставаться? Если боитесь срамиться, везите помещика в город, в ваши городские квартиры. Там и принимайте! Какое мне до этого дело! А у меня как я решу, так и будет. В чужой монастырь со своим уставом не ходят!

У секретаря от волнения перехватило дыхание, тем временем Со Чэн незаметно прошмыгнул в дом. Заведующий Сунь был возмущен. Но изо всех сил старался не подать виду, даже улыбнулся.

— Хорошо, товарищ Ли Цюлань, что у вас есть классовое чутье. Но почему вы до сих пор ненавидите помещиков? Лю Цзиньгуй уже не тот, что был раньше. Он хоть и эмигрант, а истинный патриот. Поддерживая четыре модернизации, он…

— Хватит, — оборвала его женщина, — в политике ты, я вижу, собаку съел. Скажи лучше, что тебе от меня нужно?

В это время к дому подъехала машина. Рабочие стали сгружать и заносить во двор мебель.

— Послушайте, — сказал Сунь, — мы хотим обновить обстановку в доме. Пусть господин Лю увидит, как живут люди в социалистической деревне.

Хозяйка подошла к машине и, прищурившись, стала осматривать мебель. Пожалуй, очень дорогая. Такой она в жизни не видела.

— Ну как, нравится? — спросил заведующий.

На губах хозяйки заиграла лукавая улыбка.

— А что, вся эта красота потом нам останется? Очень кстати, когда сын женится, подарю невестке.

— Нет, нет, — испугался Сунь.

— Ха-ха-ха! — громко рассмеялась женщина и спросила: — Тогда зачем вы это привезли? Чтобы пустить пыль в глаза? Не думайте, ничего мне от вас не надо! Принимайте, пожалуйста, гостя где-нибудь еще, только не в моем доме. Все уносите! — Она махнула рукой в сторону ворот. — Ничего не надо! Двор у меня грязный и нечего здесь устраивать выставку!

— Цюлань! — резко одернул ее секретарь.

Тут уж заведующий Сунь не выдержал и, топнув ногой, заорал:

— Мебель оставить! Колодец засыпать! Сию же минуту!

— Вот как! В моем доме, да еще скандалишь?! — Одним прыжком Ли Цюлань оказалась возле вырытой ямы и обратилась к землекопу:

— Начинайте взрывать!

Из глубины колодца послышалось:

— Хорошо-о-о!

Все с недоумением переглянулись. Из дому выбежал перепуганный Со Чэн и, схватив жену за рукав, стал умолять:

— Мать, перестань шуметь!

— Опоздал! Ну-ка, проваливай отсюда! — Она забралась на стену хлева, сложила рупором руки и закричала:

— Эй! Сейчас будем взрывать! Закрывайте окна, а то стекла повылетают!

По всей деревне пронеслось как эхо:

«Будем взрывать… ать!»

У заведующего канцелярией лицо стало пепельно-серым.

— Уносите, немедленно уносите! — закричал он срывающимся от волнения голосом. Рабочие, кто как мог, принялись вытаскивать мебель со двора.

Деревенский секретарь улыбнулся и незаметно ушел.

Землекоп уже заложил взрывчатку и вылез из ямы.

Раздался грохот, задрожала под ногами земля. Деревенские волной хлынули во двор поглазеть, что стало после взрыва.

Ли Цюлань стояла под деревом и плакала… Сверкающие слезинки медленно катились по морщинистому лицу…

Это случилось много лет тому назад.

С утра валил густой снег. День клонился к вечеру, когда крытая повозка, запряженная лошадьми, позвякивая колокольчиком, свернула с дороги в сторону деревни. На козлах с кнутом в руках дрожал от холода бедно одетый парень.

Вдруг повозка остановилась. Парень спрыгнул с козел, прошел немного вперед и стал кнутом счищать с чего-то снег, непонятно с чего. Затем быстро присел и поднял это что-то на вытянутых руках. Это оказалась маленькая худенькая девочка с корзинкой в посиневших от холода руках.

Из повозки закричали:

— Иди быстрей! Куда ты пропал?

Подхватив девочку на руки, парень поспешил к повозке и, наклонившись к окошку, почтительно произнес:

— Хозяин…

Занавеска на окне шевельнулась, отодвинулась. На мгновение блеснули чьи-то глаза и тут же исчезли.

— Брось ее! Живо!

— Хозяин, — в голосе парня слышалась мольба, — может, она еще жива… Спасите ее!

— Мертвая она! Ты что, хочешь ей гроб покупать?

— Хозяин… — чуть не плакал парень.

Из повозки раздалась ругань:

— Черт бы тебя побрал, не порти мне настроение перед праздником! Кому сказано, брось!

Стиснув зубы, парень опустил девочку в сугроб около дороги и накрыл своей ватной курткой…

Повозка двинулась дальше. Возница изо всех сил стегал лошадей. Колеса громыхали от быстрой езды.

В деревню въехали уже затемно. Привязав лошадей, парень помчался туда, где оставил девочку, и принялся шарить в снегу. Нашел! Прижимая девочку к груди, он побрел в деревню. Хотел хоть немного отогреть ее в своей каморке, но у него не оказалось ни спичек, ни дров. Тогда парень еще крепче прижал ребенка к себе. Только к утру девочка немного согрелась и открыла глаза.

Сияя от счастья, парень побежал к хозяину:

— Жива, жива! — кричал он, плача от радости.

Он умолял хозяина не прогонять сироту, обещал сам ее кормить и уговорил наконец хозяина. В знак благодарности парень согласился получать целый год меньше денег за работу.

Так девочка и осталась в помещичьем доме. Ей было лет десять. Маленькая и хрупкая, она выполняла любую тяжелую работу, вертела жернова, давила масло, стирала, мыла… Одним словом, трудилась не покладая рук, но дел не убавлялось. Помещик вечно ее бранил, сторожевые собаки рвались с цепи и свирепо лаяли, когда она проходила мимо. Всякий раз ее сердце сжималось, как у трусливого зайчишки. Только вечером, возвращаясь в каморку, она чувствовала настоящее человеческое тепло.

Девочка называла своего спасителя братом, а он, в свою очередь, звал ее сестренкой Лань. Они делили и голод и холод, совсем как родные. Судьба соединила их страждущие сердца.

Прошло семь лет. Девочка выросла, расцвела.

Однажды Цюлань сказала:

— Брат, тебе скоро тридцать, а ты не женат!

— Кто пойдет за меня, бедняка! — с горечью произнес Со Чэн.

— А меня взял бы в жены?

Со Чэн растерялся.

— Если я тебе не противна — женись на мне.

— Нет, нет… — покачал головой Со Чэн.

Цюлань вся засветилась радостью.

— Прошу тебя, возьми меня в жены. Уедем отсюда. У нас будет своя семья. Я всю жизнь буду тебя любить…

У Со Чэна забилось сердце.

— Тише, хозяин услышит…

— Пусть слышит! Не хочу больше здесь оставаться, в другом месте найдем пропитание!

— Эй!

Парень со всех ног бросился на зов.

— Со Чэн, ты что, хочешь жениться на Цюлань? — спросил помещик.

— Что вы, нет…

Хозяин ухмыльнулся.

Как-то к вечеру вернувшись домой, Со Чэн услышал плач. Он вбежал в свою каморку и увидел, что какой-то плешивый старик тащит на улицу Цюлань. Хозяин в одной руке держит кальян, а другой подталкивает девушку. Цюлань изо всех сил сопротивлялась, ухватилась за дверной косяк. Увидев Со Чэна, бросилась к нему:

— Брат, спаси…

Со Чэн обнял ее и в недоумении уставился на помещика.

— Ты вовремя вернулся, — пробормотал тот, посасывая кальян. — Попрощайся с сестрой. Она уходит и будет счастлива. Ее новый хозяин, господин Ли Чжангуй, очень хороший человек.

— Он продал меня, — заплакала Цюлань.

Со Чэна будто огрели палкой по голове. Он едва не потерял сознания.

— Хозяин, вы… вы…

Помещик молча посасывал кальян.

Плешивый старик подозрительно посмотрел на Со Чэна. Затем повернулся к девушке и злобно спросил:

— Что у тебя с ним?

— Он ее брат, у них ничего не было, — поспешил объяснить помещик.

Цюлань поджала губы.

Старик схватил ее за подбородок.

— Спала с ним? Признавайся!

Девушка оттолкнула его руку и вызывающе крикнула:

— Семь лет сплю! Он мой муж!

Помещик ушам своим не верил.

— Цюлань, ты что… — смутился Со Чэн.

Девушка подбежала к нему, обняла, разрыдалась.

Со Чэн тоже зашмыгал носом…

Старик холодно улыбнулся.

— Вот уж не ожидал, господин Лю Цзиньгуй, что вы подсунете мне испорченный товар. Да еще за такую цену! — Он вырвал у помещика из рук контракт о продаже, разорвал и направился к выходу.

— Ли Чжангуй… — попытался остановить его хозяин.

Но тот даже не обернулся.

Хозяин пришел в бешенство, лицо его покрылось пятнами. Он схватил Цюлань за волосы и ударил кальяном по голове.

…Хозяйка невольно потянулась рукой к седой пряди, нащупала шрам. И словно ощутила старую боль. Может, кое-кто и забыл прошлое, только не она. Ненависть не дает забыть…

Очнувшись от воспоминаний, женщина направилась к дому, подняла голову, посмотрела на строение из темного кирпича, крытое черной черепицей. Здесь прошла почти вся ее жизнь. В этом доме она была служанкой, теперь — хозяйка. Была бедной, да и теперь не очень богата. Но это нельзя равнять, — как, например, тыкву с фруктами! В тот страшный день, зажимая кровоточащую рану на лбу, она убежала от помещика. Односельчане помогли ей построить лачугу, которая и стала для нее и Со Чэна их первым семейным домом. На второй день их совместной жизни Со Чэн нашел временную работу, а она принялась плести корзинки. Ее душа была спокойна: есть семья, есть защита.

В 1947 году после освобождения у помещиков конфисковали землю и все имущество. Председатель деревенского комитета (сейчас он деревенский секретарь) привел их в помещичий дом и сказал:

— Отныне он ваш, вы за него заплатили кровью! Дом крепкий, еще ваши дети и внуки будут в нем жить!

Ли Цюлань провела рукой по дверям, покрытым черным лаком, заплакала. И вот с того дня, что бы ни происходило, она верила, что никто не отнимет у нее дом. В 1948 году одно время в провинции хозяйничали гоминьдановцы. Кое-кто из помещиков стал сводить с крестьянами счеты. Многие испугались и вернули землю, которую дала им народная власть. Но и тогда Ли Цюлань не оставила дом, хотя это могло стоить ей жизни. К счастью, Ли Цзиньгуй почувствовал, что его время прошло, и вел себя осторожно. Вскоре отряды гоминьдана были разбиты и бежали. Помещик, взяв семью, ушел вместе с ними, сначала на Тайвань, а потом за пределы Китая.

Когда в 1962 году с территории Тайваня проникли вооруженные группы и высадили в провинции морской десант, Со Чэн ночи не спал. Жена удивлялась:

— Чего ты боишься? Разве небо может рухнуть? Коммунистическому Китаю никто не страшен.

Да, это была сильная женщина!

«Что же сейчас происходит? — думала она. — С помещиков колпаки словно ветром сдуло. Вообще, давно пора… Сколько лет перевоспитывали! Многие исправились. Но чтобы коммунист говорил так, как заведующий Сунь, — в это трудно поверить».

Хозяйка почувствовала сильную головную боль. Забыв о колодце, она вернулась в дом и легла на кан. Со Чэн заметил, что жене нездоровится, и всполошился. Не знал, то ли бежать за врачом, то ли варить спасительный фасолевый суп.

— Ну что ты суетишься, — прикрикнула на него жена, — не сходи с ума! Лучше потри мне голову, может, пройдет!

Старик залез на кан и стал растирать жене голову.

Вечером пришел деревенский секретарь. Хозяйка вновь вспомнила события дня, разволновалась, заплакала.

— Дядюшка, что ж это такое, опять наступают плохие времена?

Секретарь закурил трубку и, улыбаясь, присел на кан.

— Цюлань, ты ведь сильная, и вдруг скисла.

Со Чэн решил поддержать жену:

— Хозяйка говорит, что в этом году власть приберут к рукам те, у кого есть деньги!

— Эх ты, чертушка! О ком это ты говоришь? Разве власть не у коммунистов?

— Какой же коммунист этот заведующий Сунь? — возразил Со Чэн. — Нет, я таких не признаю.

— Но ведь ты ему не перечил, — сказал секретарь и лукаво улыбнулся.

Ли Цюлань покосилась на мужа.

— Да он всех боится!

Со Чэн густо покраснел, а секретарь рассмеялся.

Ли Цюлань оставалась серьезной.

— Но ведь Сунь просто прикрывается званием коммуниста!

Секретарь шумно попыхивал трубкой.

— Ты правильно ставишь вопрос, Цюлань. Сейчас из-за таких, как он, упал авторитет партии. Простых людей беспокоят и слова, и дела. Этот Сунь ведет себя так, будто университет закончил, а сам, как говорится, ветер называет дождем, а молнию громом, чересчур умный. Такие вот кричат на всех углах о своих способностях, а у самих за душой ничего нет. Они — это еще не партия. Ну как, Со Чэн, согласен со мной?

— Да, такие слова мне по душе, — закивал головой старик.

Хозяйка о чем-то задумалась, как всегда поджав губы.

Секретарь выбил из трубки пепел и улыбнулся:

— А ты, Цюлань, что молчишь?

Женщина тоже улыбнулась:

— Так что же мне делать завтра?

— Ты хозяйка — тебе гостя принимать, как скажешь, так и будет, — ответил секретарь. Он рассказал, что недавно звонил Чжан из уездного комитета и отчитал заведующего Суня. И еще Чжан сказал, что Лю Цзиньгуя пусть встречают односельчане, ведь он приехал в родную деревню. Надо доверять простым людям. Лю Цзиньгуй приедет один, без сопровождающих.

Тут хозяйка облегченно вздохнула.

Перед уходом секретарь сказал:

— Цюлань, хочу поделиться с тобой тем, что у меня наболело. Когда я узнал, что приезжает бывший помещик, мне стало как-то не по себе. Мало радости встречаться с бывшими врагами, да еще оказывать им гостеприимство. Но я много думал и понял, что такой подход устарел. Нельзя теперь жить по старым канонам! Сама посуди: сколько лет прошло после земельной реформы, а мы все считаем помещиков врагами. Прикажут ругать их — ругаем, прикажут драться — и тут подчиняемся. Разве это справедливо? Партия ведет нас к социализму, и эти люди нам теперь не мешают. Они такие же, как и мы: рождаются, воспитывают детей, умирают… Почему надо их унижать? Забудь, что Лю Цзиньгуй причинил тебе зло, ведь он человек!

Со Чэн, затаив дыхание, слушал секретаря.

Хозяйка вдруг подняла голову.

— Дядюшка, позвони секретарю Чжану и скажи: пусть Лю Цзиньгуй приезжает, я не прогоню его.

Секретарь кивнул головой.

— А как же с колодцем? — вдруг вспомнил Со Чэн.

— Копайте!

Со Чэн вместе с сыном вращал ворот, доставая корзиной со дна колодца камни. Хозяйка громко командовала:

— И раз, и два…

Утренний свет заливал двор. Свиньи терлись спинами об угол хлева, петух на заборе возвестил о наступлении нового дня. На круглых, как блюдо, листьях тыквы блестели жемчужинки росы и, сливаясь при легком дуновении ветра, скатывались на землю, напоминая серебряные бобы. Сноп колосьев, подвешенный под карнизом, золотился в лучах восходящего солнца…

Пустая корзина коснулась дна колодца. Хозяйка смахнула пот со лба и, глядя куда-то вдаль, сказала:

— Тридцать с лишним лет прошло, состарился он…

— Он родился в год собаки, значит, сейчас ему семьдесят один, — вспомнил Со Чэн.

— Еще и не узнаем его!

— Мать, а правда, что в Японии он женился?

— Что-то не слыхала такого.

— На чужбине еда сладка, да вода горька. Зачем он приезжает? Хочет рассчитаться за старое? Хотя секретарь Чжан вон как про него говорит… А ты что думаешь, мать?

— Трудно жить вдали от родины, — задумчиво произнесла Ли Цюлань. — Говорят, когда он уезжал, украдкой вытирал слезы. Смотреть было жалко…

— Ты вот его жалеешь, а он тогда тебя не пожалел! — в сердцах произнес Со Чэн.

— Что было, то прошло, а сейчас другое дело. Да что там говорить, он сам по себе, мы сами по себе.

Сын слушал, о чем говорили отец с матерью, и в разговор не вмешивался. Веревка, спустившаяся в колодец, задергалась. Хозяйка велела мужу и сыну поднимать со дна колодца корзину с камнями.

Землекоп нагрузил очередную корзину и крикнул:

— Пошла сырая глина, скоро будет вода!

Уже третий день рыли колодец, а углубились всего на три чжана.

Около девяти часов утра вдалеке засигналил автомобиль. Со Чэн прислушался и глухим голосом произнес:

— Едет!

Хозяйка немного подумала и сказала:

— Отец, иди в дом, возьми в шкафу под постельным бельем рубашку и переоденься.

— Хорошо. — Со Чэн поспешил в дом.

Затем она обратилась к сыну:

— Поезжай в лавку и купи мяса. Я к обеду напеку пирожков, он их любит.

Сын ушел.

Женщина взяла с подоконника пачку сигарет, подошла к колодцу и крикнула:

— Мастер, я жду гостей, пойду в дом. Когда появится вода, крикните, а сейчас можете покурить. — Она бросила в колодец пачку сигарет. Ну вот, кажется, все в порядке. Она отряхнула с одежды землю и направилась к дому.

Приехал! Нетвердой походкой в окружении детворы к дому приближался сгорбленный тощий старик небольшого роста. Неужели это хозяин, когда-то такой строгий, солидный? Он почти облысел, брови вылезли. Рот провалился, как у древней старухи, лицо в пятнах. Он опирался на палку, еле переставляя дрожащие ноги. В руке у старика был кальян, наверно, он только что курил: из маленькой чашечки еще струился дымок. Да, кальян и тогда был его слабостью…

У женщины забилось сердце. Она не могла оторвать взгляд от кальяна.

Лю Цзиньгуй подошел к дому, остановился, поднял голову, веки его задрожали. Он долго вглядывался в женщину. Потом натянуто улыбнулся, затряс головой, видно было, что не узнал ее. Но вдруг его мутные зрачки расширились, в глазах мелькнул ужас, руки затряслись, и кальян с легким звоном упал на землю. Старик увидел на лбу женщины шрам. Мучаясь раскаянием, закрыл глаза…

Губы у женщины задрожали, пальцы судорожно впились в дверной косяк, за который она держалась.

Наступила гробовая тишина.

Вдруг кто-то из мальчишек крикнул:

— Гляди, да этот заморский старик даже кальян в руках удержать не может!

Дети загалдели, раздался громкий смех.

В душе хозяйка торжествовала, но подавила в себе это чувство и махнула рукой:

— Ну-ка, мотайте отсюда!

Дети кинулись врассыпную, однако остановились поодаль и теперь с интересом наблюдали за происходящим. Во дворе опять воцарилась гнетущая тишина.

Женщина шагнула вперед и подняла с земли кальян. Да, все тот же, только на нем появились новые вмятины. Выходит, и на металле остаются шрамы. А на сердце?

Лю Цзиньгуй протянул к женщине дрожащую руку:

— Цюлань? Это ты? Неужели я дожил, вижу тебя, родную деревню… Какое счастье…

В глазах у хозяйки заблестели слезы. Она вытерла кальян, отдала старику и звонким как хрусталь голосом сказала:

— Дядюшка, проходите в дом, у мужа есть хороший табак.

Лю Цзиньгуй обеими руками принял кальян.

— А, Со Чэн… Как дела у него?

— Все нормально, партия о нем заботится. Отец, — крикнула она, — иди встречай гостя!

Застегивая на ходу рубашку, из дому выбежал Со Чэн. Увидев старого хозяина, он замер на месте и не мог ни слова вымолвить.

Лю Цзиньгуй горестно покачал головой:

— Тоже постарел!

Со Чэн хотел было возразить, но сказал лишь:

— Я родился в год курицы, мне сейчас шестьдесят!

Хозяйка усмехнулась.

Обстановка разрядилась. Они прошли в дом. Женщина стала рассказывать про колодец, гость одобрительно кивал головой:

— Вода здесь хорошая. Я тоже думал о колодце, когда строил дом. Но боялся потревожить духа земли… — он рассмеялся, — был суеверным.

— Вода! Вода! — донеслось со двора.

Хозяйка всплеснула руками и по разбросанным во дворе камням побежала к колодцу.

— Чистая? — крикнула она, заглядывая вниз.

— Уже можно зачерпнуть.

— Отец, неси кувшин, — велела Ли Цюлань.

Со Чэн поставил кувшин в корзину, опустил в яму. А когда вытащил, увидел в кувшине воду.

— Ну, мать, пробуй, как на вкус!

Ли Цюлань протянула кувшин гостю:

— Это вода вашей родины, вы первый пробуйте!

Старик даже испугался такого почтения к нему и наотрез отказался брать кувшин.

Хозяйка очень тепло повторила:

— Пейте, мы еще успеем.

Муж поддержал ее:

— Пейте, вы — гость!

Лю Цзиньгуй дрожащими руками взял кувшин и, не дожидаясь, пока осядет муть, залпом выпил почти половину. Потом закрыл глаза и причмокнул беззубым ртом, наслаждаясь вкусом воды.

— Сладкая? — спросил Со Чэн.

Лю Цзиньгуй вновь поднес кувшин ко рту и стал с жадностью пить. Глаза его наполнились слезами. Они текли по лицу и капали в кувшин, смешиваясь с колодезной водой.

Хозяйка почувствовала, как к горлу подступил комок, и поспешно отвернулась…