Спасение Рейн

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

НЕПРОШЕНЫЙ СЮРПРИЗ

Исправительное учреждение «Уэйуорд» находилось в двух часах езды от места, где я вырос, на южном побережье Коннектикута, и всю дорогу я проверял свой новый телефон, пока таксист вел назойливую светскую беседу.

— Ты был заключенным, да? — спросил он.

— Да, — ответил я, включив телефон и удивляясь гладкому и яркому экрану.

— И как долго ты сидел в тюрьме?

— Э-э… девять лет и несколько месяцев.

— Ничего себе. Что ты натворил? — Его глаза метнулись к зеркалу заднего вида и встретились с моими.

— Убил своего лучшего друга, — пробормотал я, нажимая указательным пальцем на иконку, похожую на телефон. На экране появился список избранного, и единственным именем в нем было Гарри.

Таксист пробормотал потрясенное: «Черт», — пока я с трудом отправлял сообщение своему единственному живому другу.

«Я только что избавил себя от двух неловких часов светской беседы», — напечатал я с торжествующей ухмылкой, когда водитель включил радио погромче. — «Кстати, спасибо за телефон. Знаю, ты не хочешь, чтобы я говорил, что тебе не следовало этого делать, но, блин, не следовало».

«А я тебе сказал, чтобы ты не волновался», — почти сразу же ответил Гарри. — «Надеюсь, ты не слишком напугал водителя. Сообщи мне, когда доберешься до дома».

Я улыбнулся его сообщению, впервые с детства почувствовав, каково это — отчитываться перед кем-то.

Приятное ощущение.

Такси подъехало к тротуару возле жилого дома, который я когда-то знал. Но теперь все выглядело по-другому.

Вот что было забавно в течении времени. Вокруг нас все постоянно менялось, но когда мы активно наблюдали за этими изменениями, они были незаметны. Мы не замечали этого, пока спустя годы не сидели и не думали: «Что, черт возьми, произошло с этим местом?» Но если вы уезжали на какое-то время, ваш разум обманывался, заставляя поверить, что перемены произошли сразу, по щелчку пальцев, в одночасье, потому что для вас так оно и было. И такое потрясение… оно действительно выбивало тебя из колеи.

— Ни хрена себе, — пробормотал я себе под нос при виде мусора, зарослей травы и граффити, размалёванных по фасаду здания.

— Тебе еще что-нибудь нужно, приятель? — спросил водитель, не удосужившись взглянуть на здание.

— Нет, — ответил я, медленно открывая дверь, не в силах оторвать взгляд от места, которое раньше называл домом. — Спасибо.

Холодный декабрьский воздух окутал меня тяжелым предчувствием, когда я ступил на раскрошившийся тротуар. Порыв ветра поднял волосы на моей шее, как будто Вселенная посылала послание — предупреждение, и я на мгновение задумался: не стоит ли мне прислушаться к нему?

Но я никогда не обращал внимания на предостережения и тревожные звонки и подошел к двери, словно собираясь шагнуть в пропасть безумия.

И вскоре я убедился, что это именно так.

Крик раздался сразу же, как только я открыл дверь квартиры. И уже почти подумал о том, чтобы убежать, решив, что у меня провал в памяти и что нечаянно вломился не туда. Пока я не заглянул внутрь, мимо кухни и гостиной, и не увидел маму, обнаженную по пояс и спешащую прикрыться.

И тут я вспомнил, что она как-то говорила мне, что у нее есть парень. Глупо с моей стороны было полагать, что это не продлилось бы так долго — если, конечно, это не был другой парень.

Я прикрыл глаза рукой, давая ей возможность скрыть то, что мне не хотелось видеть.

— Привет, извини. Я должен был постучать, но…

— Какого хрена ты здесь делаешь?! — закричала она.

Я бросил сумку на пол в кухне.

— Мне больше негде…

— Привет, Солджер.

После почти десятилетнего отсутствия в моей жизни были голоса, которые был уверен, что не узнаю, если услышу их снова. Я ожидал, что не смогу узнать своего бывшего начальника в продуктовом магазине из очереди, и если бы вы попросили меня узнать мою учительницу в первом классе только по голосу, я бы не смог.

Но были голоса, которые я запомнил навсегда, и когда опустил руку, уже не заботясь о маминой наготе, передо мной возникла злая ухмылка, которую время не давало мне забыть.

— Леви.

Леви Страттон стоял в гостиной моей матери, застегивая брюки. На нем не было ни рубашки, ни ботинок, и, судя по тому, как непринужденно он передвигался, не нужно было быть гением, чтобы понять, что ему здесь комфортно.

Мне захотелось блевануть.

Он подошел ко мне, выставив напоказ все свои татуировки, и оглядел меня.

— Боже, как давно это было? О, — он постучал себя по виску, — точно. Не прошло и десяти лет, не так ли?

Мама повернулась ко мне спиной и поспешила натянуть рубашку, когда я сумел спросить, не поморщившись:

— Ты трахаешь мою маму?

Леви ухмыльнулся и небрежно пожал плечами, в то время как мама поспешила, босиком, прижать руки к моей неподатливой груди.

— Я же сказала тебе не возвращаться! — кричала она в бешенстве.

— И куда же ты хочешь, чтобы я пошел, Диана? — спросил я, переводя прищуренный взгляд с Леви на нее. Женщину, которая не изменила своего мнения, как говорил Гарри. — Мне больше некуда идти.

— Ты думаешь, мне не все равно, куда ты пойдешь? Мне, блядь, все равно, лишь бы тебя здесь не было, — ударила меня в грудь Диана. — А теперь вали нахуй. Проваливай!

— Лучше слушайся свою мать, Солджер, — лениво заметил Леви, проходя мимо нас к холодильнику.

Я проигнорировал его и оттолкнул ее руки, не желая показывать ту боль и мучение, которые испытывал. Я не знал, куда мне идти. Не знал, что буду делать. Но где бы это ни было, она бы не узнала и никогда бы не осознала, что разбивает мне сердце каждым ненавистным словом.

— Мне нужно забрать свои вещи, — сказал я таким же холодным тоном, как и окружающий мир.

Диана скрестила руки на груди.

— Только побыстрее.

Меня уже давно не было в квартире, и большинство людей на моем месте предположили бы, что их вещи уже перевезены, убраны или даже выброшены. Но я знал, что мама и пальцем не пошевелит, чтобы сделать что-то полезное, несмотря на то, сколько времени прошло. И когда протиснулся мимо нее и Леви, направился в свою старую комнату, я понял, что был прав.

Моя комната словно застыла во времени. Все было так же аккуратно убрано, как и всегда, за исключением пустого конверта, в котором когда-то лежали мои сбережения, так и оставшиеся лежать рядом с кроватью, где я их оставил почти десять лет назад. Больше, похоже, ничего не трогали, и я, захлопнул за собой дверь, быстро собрал все, что стоило взять.

Пара ботинок в лучшем состоянии, чем те, что были на мне. Кое-какую одежду, которая, как мне показалось, еще могла подойти. Небольшой тайник с деньгами, который я приклеил под комодом — может быть, с парой сотен баксов — и удивился, что воры в соседней комнате не нашли их первыми. Фотография моих бабушки и дедушки, еще одна фотография Билли и меня, когда мы были еще молодыми и не тронутыми смертью и потерей невинности.

Затем открыл шкаф и достал с верхней полки дедушкину коробку со снастями. Я не открывал ее с того дня, как он умер, и даже не интересовался этим. Но я ни за что на свете не позволил бы Диане оставить ее у себя. Кто знает? Может быть, я даже снова займусь рыбалкой, где бы ни оказался.

Я оставил все остальное и не потрудился выключить свет или закрыть за собой дверь, когда вернулся в гостиную. Проигнорировал Леви и уставился на мать, которая теперь снова сидела на диване.

Это было единственное, что изменилось в этом месте. Этот гребаный диван.

Я догадался, что ей было не наплевать только на то, что ей больше всего нужно — наркотики и место, где можно отлежаться после кайфа.

— Ты больше никогда меня не увидишь, — предупредил я ее, стараясь, чтобы мой голос звучал ровно. Невозмутимый, в то время как мое сердце невероятно болело. — Как только я выйду в эту дверь, я уйду, и ты больше никогда не увидишь меня до конца своей жалкой гребаной жизни. Ты это понимаешь?

Она ничего не ответила.

— Ты не будешь знать, куда я ухожу. У тебя не будет никакой возможности связаться со мной. Вот и все. Скажи мне, что ты это понимаешь, скажи, что тебя это устраивает, и я уйду навсегда.

Тогда Диана посмотрела прямо в мой ожесточенный взгляд, ее зрачки были так расширены, что не видно было радужки, и она сказала:

— Я должна была сделать аборт.

Леви рассмеялся, ухмыляясь так, словно она только что рассказала самую смешную шутку, которую он когда-либо слышал.

— Блин, наша жизнь была бы проще. Подумай, кто бы остался жив. Представь себе.

Я мог бы убить его. И хотел, но знаете что? Может быть, мне следовало. Меня могли бы вернуть в «Уэйуорд». И мне было бы где жить, есть, спать…

Но это было то, чего он хотел.

Ему нужна была реакция, и я не собирался ее ему давать. Потому что, может, Леви и выбрал для себя эту дерьмовую жизнь, но я буду лучше. Я был лучше.

Поэтому, не говоря больше ни слова, не оглядываясь, я вышел в дверь и захлопнул ее за собой.

— Гарри?

Мой голос надломился на его имени, но я не думал, что Гарри заметил это, потому что он сказал:

— Эй! Я не ожидал, что ты позвонишь мне так скоро. Как дела?

Я вытер сопли, собравшиеся под носом, тыльной стороной замерзшей руки и сказал:

— Она не изменила своего настроя.

— Что? Солджер…

— О-она не хотела, чтобы я там был, и я ушел.

— Ах, парень… — вздохнул Гарри, его голос звучал так далеко. Так далеко, как мне и не хотелось. — Мне жаль, сынок.

Я сидел на обочине дороги, уставившись в грязь. Моя задница замерзла, я не чувствовал пальцев, а зубы стучали от холода. Но не мог перестать пялиться. Я не переставал смотреть с тех пор, как вышел из маминой квартиры больше часа назад.

— Где ты? — спросил Гарри.

— Я позволил ему умереть ради нее, — сказал я, когда очередная порция слез потекла по моему обветренному лицу. — Он был бы жив, если бы я не был так чертовски занят спасением ее проклятой жизни.

— Солджер, скажи мне, где ты. Я приеду, хорошо? Просто скажи мне, куда прийти, и я буду там.

Я сказал, и он пришел. Прошел час, пока Гарри ехал до меня, но он доехал. Это было больше, чем я ожидал, когда звонил. Хотя мог бы дойти до мотеля за городом и снять комнату с небольшим количеством денег в кармане. Но я позвонил Гарри, чтобы было с кем поговорить, а вместо этого он одарил меня теплом.

Но прежде чем сделать что-либо еще, Гарри сел рядом со мной на обочине дороги и уставился на последнее место, где я прожил в этом дерьмовом городке, прежде чем провести треть своей жизни за решеткой.

— Он умер вон там, — сказал я, указывая на участок грязи, который выглядел почти также. Не такой, как все остальное здесь.

Черт возьми, даже лес был вырублен. «Ямы», слава Богу, больше не было.

«Где дети в наши дни принимают свои таблетки?»

«Как Леви ведет бизнес?»

Я содрогнулся от этой мысли, а потом съежился от мысли, что он, парень всего на несколько лет старше меня, трахал мою маму.

«И почему?»

Гарри торжественно кивнул.

— К сожалению, это случилось, — сказал он, его дыхание создавало клубы серебристых облаков на фоне черного неба.

— Это были ее таблетки.

Это была правда, которую я не говорил ни единой живой душе, кроме своих писем девушке по имени Рейн. И теперь Гарри тоже знал.

— Я крал их у нее годами, чтобы заработать денег на оплату счетов, и чтобы у нее было меньше таблеток.

Теперь я смеялся над этим, качая головой и закатывая глаза.

— Я был таким гребаным идиотом, что не понимал, что она просто купит еще. Я просто… я думал, что делаю доброе дело, понимаешь? Типа, меньшее из двух зол или еще какая-нибудь дурацкая хрень.

Гарри повернулся, чтобы посмотреть на меня, его рот застыл с приоткрытыми губами.

— Нам нужны были деньги на аренду и электричество, и я собирался взять их из своих сбережений, чтобы расплатиться. Но она все украла. Девять тысяч долларов исчезли, — я щелкнул замёрзшими пальцами, — вот так просто. Боже, я даже не подозревал, что она знает об этих чертовых деньгах, а Диана забрала все до последнего пенни. Я собирался использовать их, чтобы уехать, чтобы вытащить нас отсюда, а она забрала их.

Гарри выпустил еще один серебристый вздох, закрыл глаза и опустил голову, покачивая ей.

— Она купила четыре долбанных флакона, полных таблеток, и я забрал их у нее. Но собирался продать только столько, чтобы заплатить за квартиру — и все. Я мог бы жить без света — я делал это раньше, — но нам нужна была крыша над головой. Это все, что я собирался сделать, но этот г-гребаный Билли…

Я подавил всхлип, который, как мне казалось, сдерживал почти десять лет, когда мой желудок сжался и запульсировал.

— Гребаный Билли должен был пойти дальше и взять одну. Потому что у гребаного Билли была проблема. Он принимал таблетки с самого детства, но я никому не говорил. Я ничего не делал, потому что думал, что это нормально. Думал, что пока я контролирую ситуацию, все в порядке. Но все было не в порядке, и я не контролировал ситуацию. Я не мог его спасти. Хотя пытался, и пытался, и, блядь, пытался, но я не смог спасти его дурацкую жизнь.

Я крепче обхватил себя руками и, стиснув зубы от зимнего холода, уставился на участок грязи на другой стороне дороги. Потом представил себе, что призрак Билли был там, навсегда привязанный к последнему месту, где он был жив. Я представил, что он мог видеть меня злым, полным ненависти и таким чертовски взбешенным. Подумал, что бы тот сказал мне сейчас, зная, что при жизни он так и не произнес ничего стоящего, и покачал головой.

— Билли Портер был таким долбанным мудаком, — пробормотал я, опуская подбородок на грудь. — Он был идиотом и неудачником, и если говорить начистоту, то он, наверное, уже был бы мертв. Мне просто хотелось бы, чтобы это не я его убил. Вот и все. Хотелось бы, чтобы это не было частью моей дерьмовой истории.

Вздохнув еще раз, Гарри обхватил меня за плечи и притянул к себе. Потом он сказал:

— Солджер, ты знаешь, сколько бы еще людей умерло, если бы Билли не принял ту таблетку?

Я сглотнул и смахнул слезы.

— Я никогда не думал об этом.

— У тебя такое доброе сердце, и твои намерения были хорошими, какими бы извращенными они ни были. Но если бы ты взял эти бутылочки и продал хотя бы десять таблеток десяти детям, на твоих руках была бы кровь десяти человек. И хотя в этом не было бы твоей вины, ты все равно оказался бы в тюрьме, возможно, даже на всю оставшуюся жизнь. А в твоей истории есть нечто большее, Солджер. Уверяю тебя. Есть причина, по которой Билли принял ту таблетку до того, как у тебя появился шанс ее продать — он спас тебя.

Срань господня.

Я никогда не думал об этом раньше. Никогда не смотрел на случившееся со стороны и не представлял, что могло бы произойти, если бы все пошло немного по-другому.

Это не отменяло всего того, что я сделал для спасения матери, а она продолжала быть неблагодарной сукой. Это не отменяло того факта, что я все еще здесь, а моего лучшего друга нет. Но, возможно, невольно пожертвовав своей жизнью, Билли действительно спас мою. Из-за его неосторожности мне был дан второй шанс. Я почувствовал, что значит выбраться из этого ада. И за это я мог быть благодарен.

— Пойдем, — сказал Гарри, крепко сжимая мою руку, прежде чем отпустить ее. — Давай-ка согреемся.

Итак, я встал, собрал свои немногочисленные вещи и направился к «Мазде» Гарри.

Но прежде чем сесть в машину, я оглянулся на участок грязи, слегка приподнял руку, незаметно помахал ей, и пробормотал:

— До встречи, Билли.