Спасение Рейн

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

МЕЖДУ КАПЕЛЬКАМИ ДОЖДЯ

Детектив Сэм Льюис позвонил мне на следующее утро после того, как было найдено тело моей матери.

Я был на работе, разгружал продукты, когда раздался звонок, и не стал терять ни секунды, прежде чем ответить.

— Дай мне минутку, — попросил я Говарда. — Это очень важно.

Он отмахнулся от меня сочувственным, понимающим кивком.

— Делай то, что должен.

Как только я пришел на работу, извинился за то, что не пришел вчера. Благодаря Рэй и ее звонку, который она сделала по дороге на работу, Говард знал, что в семье произошло чрезвычайное происшествие, но только после того, как пришел утром, он узнал, что моя мать умерла.

Однако Говард не знал, что она была убита.

Я хотел избежать вопросов. По крайней мере, на данный момент. Последнее, что мне было нужно, — это чтобы все в городе снова смотрели на меня обвиняющими и вопросительными взглядами, задаваясь вопросом, не оказалось ли мое прошлое на пороге дома моей матери. Не понимая, что именно ее жизнь в конечном итоге запятнала мою.

Я поспешил в кладовую, подальше от всех, кто мог бы подслушать, и ответил на звонок, прежде чем детектив Льюис успел повесить трубку.

— Привет, Сэм, — поздоровался я, затаив дыхание. — Как дела?

— Что ж, звоню сказать, что у меня хорошие новости, — сказал он, дав мне ответ, на который я надеялся. — Мы нашли Леви.

Я нахмурился с мгновенным подозрением.

— Ого, как быстро.

— Он знал, что мы приедем. Я имею в виду, хочешь верь, хочешь нет, но тот просто тусовался у твоей мамы. Сказал, что живет там.

Я кивнул в сторону стопки консервированных супов.

— Да, я просто… не знаю. Наверное, я ожидал, что он сбежит или что-то в этом роде.

— Нет. И на самом деле, Леви казался измученным. Знаешь, словно почти почувствовал облегчение. Это было странно. Но главное, что он у нас. Леви признался, что подсыпал ей в наркотики фентанил с намерением убить ее, и согласился назвать имя другого парня, с которым он работал. Кое-кто, по его словам, тоже был в этом замешан.

Мой взгляд на банки с супом стал жестче, и я сильнее нахмурился.

— Сет.

— Ты его знаешь?

— К сожалению.

Сэм задумчиво хмыкнул, и мне стало интересно, о чем он думает, но я знал, что тот вряд ли поделится со мной.

Вместо этого он сказал:

— Леви попросил поговорить с тобой.

Я сжал челюсть, разжимая кулак.

— Зачем?

— Я не знаю. Он только сказал, что хочет поговорить с тобой о некоторых вещах.

— Ну, ты можешь сказать ему, чтобы он засунул свою просьбу себе прямо в задницу, — ответил я без колебаний.

Сэм беззлобно усмехнулся.

— Так и думал, что ты это скажешь. В любом случае, Солджер, я просто хотел сообщить тебе последние новости. Либо я, либо детектив Миллер позвоним тебе при любом другом развитии событий, хорошо?

— Ага, — пробормотал я, кивая. — Спасибо, Сэм.

— Конечно. Созвонимся.

Он завершил разговор, и я засунул телефон обратно в карман. Мне следовало сразу же вернуться к работе, зная, что Говард в данный момент поднимает тяжелые коробки в одиночку, когда ему, вероятно, не следовало этого делать, но не сдвинулся с места. Вместо этого я медленно опустился и сел на то, что стояло позади меня — стопку коробок с майонезом, очевидно, — и уставился вперед на куриную лапшу и томатный базилик.

Леви арестовали, и меня не было рядом, чтобы ухмыляться, как гребаному маньяку, когда копы увозили его.

Хотя я надеялся, что кто-то это сделал. Надеялся, что кто-то был там и благодарил Бога за то, что этот кусок дерьма наконец-то, наконец-то, наконец-то получил по заслугам после стольких лет ускользания от внимания закона.

Но Сет…

Я пытался представить себе мотив Леви. И хотя только догадывался, подозревал, что это, скорее всего, как-то связано со смертью его брата. Возможно, месть. Однако знание того, что Сет был как-то замешан — по словам Леви, — задавало другой тон. Это все меняло, и вдруг эта месть стала очень похожа на послание.

Направленное мне.

— Что ты задумал? — пробормотал я, глядя на суп, потирая рукой рот и подбородок.

Но суп не мог ответить за Сета. Ни один из супов не мог, и я тоже. Но надеялся только на то, что копы доберутся до него раньше, чем Сет доберется до кого-нибудь еще.

Мне не хотелось готовить, да и Рэй тоже. Поэтому мы спросили Ноя, что бы он хотел съесть, и, поразмыслив несколько минут, тот сказал нам, что очень хочет чизбургер из закусочной «У Дика». И хотя мы нечасто брали за привычку ужинать вне дома, сегодня подумали, что вечер вне дома поможет скрасить наше общее настроение, такое же мрачное и серое, как небо над головой.

— Надвигается гроза, — прокомментировал я, когда мы шли в закусочную.

К счастью, наш район был недалеко от Мейн-стрит. Так что если бы небеса решили разверзнуться на обратном пути, то нам не пришлось бы далеко идти.

— Хелен сказала, что в эти выходные у нас будет отвратительная погода, — ответила Рэй, с опаской поглядывая на черное небо.

— Похоже, тогда мы не сможем поехать на рыбалку, — проворчал Ной, топая ногами по тротуару.

— Ну, посмотрим, насколько все будет плохо. — Я обнял его за плечи и притянул к себе. — В противном случае ты можешь помочь мне покрасить твою комнату.

— У тебя дома?

— Да, — сказал я, приподнимая уголок рта в полуулыбке. — Может, мы сходим в магазин, и ты сам выберешь цвет.

— Думаю, это хорошая идея, — кивнул Ной. — В смысле, раз уж мы все равно не можем жить в нашем доме и все такое.

По другую сторону от меня Рэй обхватила мою руку, прижав ее к своей груди и прижавшись щекой к моему бицепсу.

— Вообще-то, я подумала… может, нам стоит просто отремонтировать дом и попросить Конни помочь нам его продать.

Я с любопытством приподнял бровь.

— Да ну?

Ной выглянул передо мной и посмотрел на свою маму.

— Почему? Где мы тогда будем жить?

— Думаю, нам и так неплохо там, где мы находимся, тебе не кажется? — спросила Рэй его, посмотрев мне в глаза.

Хотя они с Ноем жили у меня уже несколько недель, мы никогда не обсуждали, будет ли это постоянная перемена или мы будем жить так, пока не почувствуем, что им безопасно вернуться домой. А учитывая недавнее развитие ситуации с Леви и Сетом, я решил, что сделал верное предположение, решив, что, как только они оба окажутся за решеткой, все вернется на круги своя. И был бы разочарован — мне нравилось делить с ними пространство, как и Элевен. Но, конечно, я бы уважал решение Рэй поступить так, как она считает нужным для себя и своего сына.

Но, услышав это сейчас, что она хотела остаться со мной, у меня на сердце стало легче, чем за последние дни — может быть, недели.

— Ты имеешь в виду, остаться с Солджером? — спросил Ной.

Рэй кивнула и ответила:

— Да. Если ты не против… и Солджер тоже не против, конечно.

Ной медленно кивнул, и его улыбка стала медленно расти. И когда это произошло, он выглядел как ребенок на Рождество, сияя так ярко, что осветил почерневшее небо.

— Да, — сказал он, обнимая меня за талию, — думаю, это хорошая идея.

Я крепче притянул Ноя к себе и улыбнулся ему.

— Я тоже.

Мы тихо и уютно, но быстро поужинали, прислушиваясь к низким, рокочущим раскатам грома вдалеке. Зловещие тучи разверзлись, как только мы вышли из закусочной. И смеялись, когда бежали под быстро увеличивающимися каплями дождя, подгоняя друг друга, пока мы с Рэй не запыхались, а Ной не был готов продолжать.

— Боже, какие же вы, ребята, старые, — пожурил он, прежде чем пробежать остаток пути по Даффодил-лейн.

Я взял Рэй за руку, переплетя наши пальцы, и запрокинул голову назад, чтобы почувствовать, как дождь бьет по моему лицу.

— Ты выглядишь счастливым, — тихо прокомментировала Рэй.

Я улыбнулся, пока мы шли.

— Я счастлив.

Рэй улыбнулась, но в ее глазах читалось сомнение. Но это была правда. Даже несмотря на смерть матери и одинокого монстра, все еще таящегося в тени, я был по-настоящему, без сомнения, счастлив.

— Я люблю тебя, — прошептала Рэй, сжимая мою руку.

Мы прошли под фонарным столбом, и свет осветил сотни капель дождя, падавших на мокрую землю у наших ног. Я остановил нас и потянул Рэй за руку, притягивая к себе. Она громко рассмеялась, прижав руки к моей промокшей футболке, ткань прилипла к моей коже.

— Я тоже люблю тебя, Рейн, — сказал я, и у меня сжалось горло от этих слов. — И только благодаря тебе я счастлив. Благодаря тебе люблю свою жизнь. Вещи, о которых я никогда не думал, что они возможны, превратились в реальность, потому что ты есть в моей жизни. И знаю, что ты постоянно благодаришь меня за все. Но сейчас я благодарю тебя. За то, что ты открыла свой разум и дала мне шанс, когда все остальные отказывались, за любовь ко мне и за то, что подарила мне жизнь, о которой никогда не думал, что смогу жить. Я никогда не смогу отблагодарить тебя за это. Потому что я наконец-то победил.

Даже под дождем я видел, как заслезились ее глаза, когда Рэй сглотнула.

— Если ты выиграл, то и я выиграла, Солджер. И я бы сказала, что нам обоим очень, очень повезло, — прошептала она, убирая руки с моей промокшей футболки, чтобы обхватить мое лицо ладонями.

Рэй притянула меня к своим раскрытым, ждущим губам, чтобы поцеловать глубоко и страстно между каплями дождя под фонарным столбом на Даффодил-лейн. Она вцепилась руками в мои волосы, а я запутался в ее, наши рты раскрылись шире и углубили танец наших языков.

«Мне будет так этого не хватать», — подумал я, тут же содрогнувшись от одной только мысли об этом, и эта мысль проделала путь от моего мозга к сердцу, поселившись там, чтобы вызвать боль, которую поцелуй не мог ни затронуть, ни тем более стереть.

Рэй отстранилась, мгновенно оставив меня одиноким и жаждущим большего. Но ее глаза встретились с моими с обещанием.

— Думаю, нам нужно зайти в дом и разобраться с этим, — сказала она, медленно проводя пальцами от моего плеча вниз по груди, мимо пупка и прямо вдоль моей выпирающей эрекции, болезненно натягивающей молнию моих джинсов.

Я застонал, мгновенно отчаянно нуждаясь в ее прикосновении, как только Рэй убрала руку.

— Только если я сначала позабочусь о тебе, — сказал я, схватил ее за руку и повел домой, отчаянно пытаясь найти убежище от предупреждающих звоночков, живущих только в моем сознании.

Мои бедра двигались под ней, пока держал Рэй за талию, глядя в ее глаза, в которых была каждая мелочь, которую я когда-либо считал важной. Она вцепилась пальцами в мою грудь, оставляя следы от ногтей в форме полумесяцев. Ее губы приоткрылись, челюсть задрожала. В ее взгляде читалась мольба об освобождении, и я был бы проклят, если бы отказал ей.

Я скользнул рукой по ее талии и положил на ее бедро, потом надавил большим пальцем между ее ног. Кружил. Нажимал. Двигался целенаправленно и маняще убедительно.

Глаза Рэй затрепетали, грозя захлопнуться на пороге оргазма, но я остановил ее, крепко сжав ее бедро.

— Не закрывай глаза и не исчезай, — прошептал я низким, хрипловатым голосом. — Останься со мной. Дай мне это. Позволь мне смотреть.

Ее голова дрогнула, и она кивнула.

— Мускулистый, я никуда не уйду.

Заявление было многогранным, и я держался за него изо всех сил, пока работал большим пальцем, а наши бедра сходились и расходились, сходились и расходились. Пока ее тело не напряглось, и она не кончила. Рэй прилагала усилия, чтобы не сводить с меня глаз, не запрокидывать голову и не прикусывать губу, как она всегда делала. На мгновение я подумал, что это жестоко — не позволить ей, не освободить ее от моих объятий. Но мне нужно было видеть, как в момент кульминации ее глаза закатываются и углубляются в эйфорическое вожделение, наблюдать ее страсть ко мне в эту долю времени. Знать без малейших сомнений, что это я создал ее и что ни один другой мужчина никогда не сделает для нее того, что сделал я.

Я нуждался в этом.

Нет, в этом нуждалась моя душа.

И когда она успокоилась, ее конечности расслабились, я притянул ее к себе. Рэй прижалась щекой к моей груди и хватала ртом воздух, поглаживая пальцами мою кожу и слушая биение моего сердца, когда оно ударялось о грудную клетку. Каждый удар — еще одно обещание принадлежать ей до тех пор, пока оно будет гнать кровь по моим венам, и навсегда после этого.

— Знаешь, — я провел пальцами по ее волосам и плечу, — мне кажется, что больше всего меня печалит то, что моя мама никогда не знала, каково это.

Рэй затаила дыхание, спрашивая:

— Каково что?

— Любить кого-то так же полно и глубоко, как я люблю тебя, — ответил я, закрывая глаза и скользя кончиками пальцев по изгибам ее позвоночника. По изгибам ее боков. По изгибу ее груди. Каждый сантиметр, до которого я мог дотянуться.

— Ты не знаешь, что она не любила. Может, она так любила твоего отца?

— Нет, — покачал головой я, уткнувшись в подушку. — Она даже себя не любила, Рэй. Так что никак не могла любить моего отца — и уж точно, черт возьми, не так, как я люблю тебя. Но…

Я глубоко вдохнул, расширяя грудную клетку и полностью выпуская воздух, позволяя губам улыбнуться на выдохе. Даже когда слезы наполнили мои глаза.

— Мне хочется думать, что мама была бы счастлива узнать, что у меня есть это, понимаешь? Она знала, что все, чего мне хотелось, — это выбраться, и я выбрался. И это ее заслуга, потому что если бы мама позволила мне вернуться домой, я бы остался. Остался бы, и кто, черт возьми, знает, что бы случилось дальше? Черт, да я бы уже, наверное, снова сидел в тюрьме, насколько я думаю. Но мама… это она сказала мне уехать, и я уехал. И насколько это безумно? Меня бы здесь не было… не было бы с тобой, если бы она просто позволила мне остаться.

Слезы катились из моих глаз на подушку под головой, но я все равно улыбался. Потому что после всего, после всего, что я сделал для этой женщины, чтобы защитить ее, думая, что все это было напрасно, мне понадобилась ее смерть, чтобы понять, что она сделала то же самое для меня.

Она спасла меня.

— Потому что она любила тебя, Солджер, — ответила Рэй, и я понял, что она тоже плакала. — Может, она не знала, как это показать, а может, просто не могла, но… любила. Мне не нужно было встречать ее, чтобы понять это. Ты был ее солнечным светом.

Я кивнул, боль в груди слилась со всей любовью, которую я испытывал к женщине в моих объятиях и к женщине, которой больше нет.

— Да, — я поцеловал ее в макушку, — и теперь ты мой.