Спасение Рейн

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

ОДИН — ЭТО СМЕРТЬ

Давным-давно, еще в 1600–х годах, некоторые люди верили, что количество воронов в стае может определить их судьбу.

Один означал смерть или катастрофу — что-то в этом роде; два — радость, хорошие события; три или четыре определяли, будет ли у кого-то девочка или мальчик… и так далее.

Об этом я прочитал в одной из книг в библиотеке «Уэйуорда» и, помнится, тогда подумал, что это безумие. Что люди когда-то так мало знали о жизни, науке и просто о том, как все устроено в целом, что они чувствовали, что им нужно посмотреть на птиц на долбанном дереве, чтобы понять, что, черт возьми, происходит, когда Джейкоб или еще какой-нибудь хрен сваливался с летальным случаем чахотки.

Но сейчас, когда мы с Ноем шли к берегу с ящиком для снастей и удочками наперевес, я смотрел на одинокого ворона, который, казалось, следовал за нами, и мне стало интересно…

«Что, если они что-то задумали?»

— Эта птица меня пугает, — признался Ной, не понимая, что творится у меня в голове.

— И меня тоже.

— Ты должен дать ему немного еды. Может, он улетит.

Я покачал головой, глядя на мрачную черную птицу.

— Кормление только заставит его хотеть большего.

— Ну, я имею в виду, что он явно чего-то хочет, — сказал Ной, закатив на меня глаза.

«Ага. Мою душу».

Я внутренне съежился от этой мысли и отогнал ее прочь. Вел себя иррационально и нелепо и знал это. Но я проснулся с жутким ощущением, что что-то должно пойти не так. И что бы ни делал, не мог от него избавиться. Это было то же самое предчувствие, которое мучило меня месяцами, подкрадывающееся, когда я меньше всего этого ожидал. Но это было по-другому. Оно было сильным и всепоглощающим, проникало в мой мозг, и этот ворон не помогал.

Однако, когда свернули с Мейн-стрит на Оук, направляясь к пляжу, мы избавились от этой проклятой птицы. И я попытался воспринять это как хороший знак.

— Хорошо, дружок. Итак, что ты должен сделать, так это намотать леску, пока она не останется конец примерно на тридцать сантиметров или около того, — продемонстрировал я, а затем жестом попросил его сделать то же самое.

Ной медленно крутил катушку, пока не сделал так, как я велел.

— Вот так?

— Ага. Идеально. А теперь отведи руку вот так, назад, а затем быстро выбрось удилище вперед.

Я сделал так, как сказал, в то время как Ной пристально наблюдал, широко раскрыв глаза, как леска проплыла по воздуху и упала в воду в пяти метрах от меня.

— И не забудь также отпустить кнопку катушки, иначе леска никуда не денется.

Ной кивнул, а затем, с решимостью в глазах, подражая моим движениям, забросил свою приманку на полметра ближе, чем мою.

— Ну как? — спросил он с торжествующей ухмылкой.

Я крепко держал удилище, хлопая его по спине.

— Я бы сказал, чертовски хорошо. В смысле, для твоей первой попытки.

— В следующий раз у меня будет дальше, чем у тебя.

— Да, я бы хотел посмотреть, как ты попробуешь, — пожурил я, ударившись локтем о его руку.

Это был великолепный июльский день на воде. Солнце было достаточно спрятано в облаках, чтобы не ослеплять нас своими лучами, но день оставался теплым. На берегу было очень мало народу, потому что это был полдень вторника, и большинство людей находилось на работе.

Я снял рубашку, как только мы приехали, и Ной сделал то же самое. Было слишком жарко, чтобы этого не сделать. Но теперь я пожалел об этом, когда пара домохозяек, возящихся со своими маленькими детьми, уставилась в мою сторону. Их губы шевелились, они что-то шептали друг другу и смотрели поверх оправ солнцезащитных очков. Я сделал вид, что ничего не заметил, но Ной был менее искусен в искусстве игнорирования, и он не скрывал своих раздраженных взглядов в их сторону.

— Они знают, что мама — твоя девушка, — проворчал Ной.

— Им на это наплевать. Для них это не имеет значения, пока они просто смотрят.

— Но ведь это имеет значение, верно?

Я пожал плечами, потом кивнул.

— Ну, я так думаю. Но у некоторых людей разные представления о том, что нормально, а что нет.

— Ну, я не думаю, что это нормально.

— И именно поэтому однажды ты заполучишь всех дам. Им нравятся хорошие парни.

Мы стояли в почти комфортной тишине, наблюдая, как наши приманки покачиваются вдалеке. Но я слышал, как в голове Ноя крутятся колесики. Видел, как он нахмурил брови в раздумьях. И после минуты наблюдения за тем, как тот жует нижнюю губу, я наконец спросил, что у него на уме.

Ной колебался, кривя губы и склонив голову набок. Потом, наконец, спросил:

— Ты действительно хороший парень?

С моих губ сорвался смешок.

— Чувак, если ты спрашиваешь, значит, я что-то делаю не так.

Он покачал головой и застонал.

— Нет, ты знаешь, о чем я. Я всегда думал, что ты такой, но…

Я повернул голову и посмотрел на него, ошеломленный этим внезапным признанием.

— Но что?

— Но… — вздохнул Ной, его дыхание вырвалось с дрожью. — Мой отец… о-он знал тебя.

Прошло несколько недель с тех пор, как Сет ворвался в дом Рэй. Ной был более сдержанным, чем обычно, более тихим и жестким. Но я полагал, что это из-за того, что он видел. И ни разу не задавался вопросом, как тот мог воспринять то, что услышал из уст отца.

«Как я мог быть таким тупым?»

— Откуда он тебя знает?

Я всегда предполагал, что, если наши отношения с Рэй продолжатся, мне рано или поздно придется отвечать на вопросы Ноя. Но никогда не предполагал, когда и как он спросит, и поэтому не готовился к ответам.

Часть меня хотела сказать ему, чтобы он поговорил с мамой. Получил от нее те ответы, которые ей будет удобно дать ему. Но другая часть — более громкая и не замолкающая — говорила мне, что нужно быть честным с ним. Что услышать это от меня будет лучше и для него, и для меня. Поэтому я сделал глубокий вдох и согласился.

— Я вырос в том же городе, что и твои родители, — сказал я. — То есть, думаю, ты уже знаешь это о своей маме, но твой отец тоже оттуда.

Ной тихо кивнул, сосредоточившись на своей приманке, покачивающейся в воде. В ожидании, когда рыба клюнет.

— Вы были друзьями?

— Нет, — покачал головой я, не в силах побороть горькую усмешку. — Определенно не друзья.

— Я так и понял.

— Да, мы, э-э… мы не очень хорошо ладили.

— Вы поссорились?

Я кивнул и захихикал.

— Вообще-то да.

Затем я повернулся к нему лицом, указывая на шрам на щеке.

— Твой отец подарил мне его несколько лет назад.

Губы Ноя дрогнули в полуулыбке.

— Так вот откуда у тебя этот шрам.

Я с любопытством наклонил голову, и улыбка Ноя стала еще шире.

— Это была одна из первых вещей, о которых я тебя спросил, помнишь? Я спросил, получил ли ты свой шрам в тюрьме.

Я рассмеялся, потянулся, чтобы взять его за плечо и игриво встряхнуть.

— Точно. Я и забыл об этом.

Его ухмылка померкла, когда он опустил взгляд на мою руку. Затем Ной произнес тихим голосом:

— Мой папа сказал, что ты убийца.

Вот оно. Вопрос, которого я боялся больше всего. Тот, которого избегал.

— Сказал, — согласился я, не отрываясь от удочки и сохраняя самообладание.

— Почему он так сказал?

— Потому что, — я втянул запах пляжа и выдохнул, — я убил кое-кого, Ной.

— Что? — Ной воскликнул пронзительно, шокировано и — черт меня побери! — напугано, и я задался вопросом, как ему удавалось жить в этом городе все эти месяцы и не слышать, чтобы кто-нибудь говорил что-нибудь о моем прошлом.

— Послушай меня, — начал я, встречаясь с ним взглядом. — Я не убийца. Это не было преднамеренным. Но кто-то умер из-за того, что я сделал давным-давно, и именно поэтому оказался в тюрьме.

Страх, казалось, исчез из его глаз, напряжение покинуло его плечи, и я почувствовал облегчение. Но ему все еще было явно не по себе от того, что я ему рассказал, и кто мог его в этом винить? Смерть нелегко понять или принять, особенно ребенку, которому еще не приходилось переживать потерю такого масштаба. Стоять рядом с кем-то, кого ты знаешь — с кем-то близким, — кто оборвал чью-то жизнь, было еще сложнее, и я не мог ожидать, что Ной воспримет это спокойно.

— Мы не должны больше говорить об этом, — сказал я ему, наполняя воздух чем-то иным, кроме криков чаек и приглушенного шепота тех дам. — Но если ты хочешь, если у тебя есть вопросы или что-то еще, я хочу, чтобы ты знал, что можешь спросить меня.

Ной кивнул, не отрывая взгляда от удочки в своих руках.

— Ну… кто умер?

— Мой лучший друг, Билли, — ответил я ему. — Помнишь того друга, о котором я тебе иногда рассказываю? О том, который умер?

Он кивнул.

— Так вот, это тот самый друг. Мы знали друг друга очень долго.

— Ох… ты грустил, когда он умер?

Я не хотел насмехаться, но вопрос показался мне таким же абсурдным, как и дерзость этих женщин. Открыто пялиться на парня, который явно пытался насладиться приятным днем с ребенком, который мог бы быть его сыном.

— Конечно, мне было грустно, — уверенно произнес я. — Он был моим лучшим другом, Ной. Я не хотел, чтобы он умер. Это была ужасная случайность — вот и все.

— Но почему тогда ты попал в тюрьму?

— Потому что его смерть произошла в результате одной глупости, которую я совершил, — попытался объяснить я, не желая разглашать, что подрабатывал наркодилером. — И поскольку я совершил эту глупую ошибку, мне пришлось за нее расплачиваться, что я и сделал.

— Ох, — повторил Ной, кивнув с чуть большим одобрением, чем раньше. — Значит… ты действительно неплохой парень.

— Нет. Определенно неплохой парень.

Затем я поджал губы и поднял глаза к небу, покрытому пушистыми облаками.

— Ну, по крайней мере, я так не думаю. Но, думаю, если поспрашивать, можно найти кого-то, кто считает меня таковым. Я имею в виду, что в отношении меня у миссис Монтгомери присяжные еще не определились…

— Да прям, — рассмеялся Ной, закатив глаза в мою сторону. — Миссис Монтгомери тебя обожает. Она заходила в библиотеку на днях и сказала маме, что если бы она была моложе, то не смогла бы оторваться от тебя.

Я расхохотался, глядя на Ноя.

— Она этого не говорила.

— О, да, определенно говорила. А еще она сказала, что у тебя классная задница.

— Вот старая извращенка. — Я от души рассмеялся, все еще не зная, что делать с этой пожилой женщиной.

Мой смех утих, и мы уставились вдаль, наблюдая за блеснами в воде, подпрыгивающими на поверхности, но на которые ни черта не клюнуло. Это был тот самый риск, на который идут, отправляясь на рыбалку, — урок, который я усвоил много лет назад. Иногда в результате ты получал лишь приятный день на природе. В других случаях день был просто отвратительным, но ты приносил домой достаточно рыбы, чтобы прокормить семью в течение нескольких недель.

В последний раз, когда я был на рыбалке, мы наловили целый кулер окуней. Но все они были позорно забыты, пока мы планировали похороны и привыкали к тому, что дедушки нет рядом. В конце концов, бабушка велела мне выбросить старый кулер в мусорный контейнер возле школы. Просто чтобы избавить меня от дополнительной травмы, связанной с извлечением дохлой рыбы двухнедельной давности.

Поверьте, я это оценил.

— Чувак, я думаю, это будет провал, — пробормотал я, разочарованно качая головой. — Еще рано, но…

— Ты любишь мою маму?

Я закашлялся от неожиданного вопроса.

— Эм… ну…

— Потому что она говорит, что любит тебя, но я не слышу, чтобы ты говорил ей это в ответ.

В его голосе слышались покровительственные нотки. Так отец мог бы усомниться в намерениях мужчины по отношению к своей дочери. И это было именно то, что делал Ной — выяснял, какого черта мне нужно от его мамы. И кто мог его в этом винить? У его мамы был не самый лучший опыт общения с мужчинами. И Ной лишь хотел убедиться, что я не собираюсь быть просто очередным мудаком, использующим ее и уходящим, как только наиграюсь с ней, что было далеко от истины.

Я взглянул на него с извиняющимся и смущенным выражением лица.

— Могу я быть с тобой откровенным?

— Конечно.

— Я не сказал этого в ответ, потому что не уверен, что знаю, каково это — любить кого-то вообще, — признался я, чувствуя себя идиотом, даже когда бросал эти слова во вселенную. — Мне хочется быть уверенным, прежде чем делать подобные заявления, понимаешь, о чем я?

Ной задумчиво хмыкнул и кивнул головой, словно понял. И, насколько я знал, возможно, так оно и было.

— Я думаю, любовь — это когда кто-то занимает более важное место в твоем сердце, чем ты сам, — заметил Ной, говоря как парень, который на самом деле знает больше меня по этой теме.

— Ха, — согласился я, кивнув. — В этом есть смысл. Знаешь, ты довольно умный.

Ной бесстрастно пожал плечами, а затем спросил:

— Итак, как ты думаешь, ты любишь ее?

— Ну, я имею в виду, что готов на все ради нее… и тебя. Так что, думаю, это делает ее довольно важной.

— И ты все время думаешь о ней? Потому что, например, эта девчонка из моего класса — Бет… Я знаю, что люблю ее, потому что думаю о ней почти каждую минуту каждого чертова дня.

Я повернулся, прищурив глаза.

— Подожди. У тебя есть девушка?

Ной вздохнул, немного разочарованно, и покачал головой.

— Она не моя девушка.

— Но ты хочешь, чтобы она была?

— Может быть. Я не знаю, — устало застонал Ной. — Хватит менять тему. Ты все время думаешь о маме?

Я сглотнул.

— Каждую минуту каждого чертова дня.

— Ну, вот видишь.

Я выпятил челюсть, глядя на горизонт, когда меня охватило непреодолимое желание пойти в библиотеку и ворваться в двери, заявив, что я, похоже, впервые в жизни влюбился. И мне нужен был тринадцатилетний подросток, чтобы заставить меня это понять.

— Вау, — произнес я, полный ясности и благоговения.

— Ты должен ей сказать.

— Да… — кивнул я, мой взгляд был пустым, а сердце бешено колотилось. — Думаю, ты прав.

— Тогда ты должен жениться, чтобы стать моим отцом.

И вот оно.

Вот ради чего все это было на самом деле.

Ной чувствовал себя преданным, узнав о моих преступлениях, и не мог смириться с мыслью, что ему нужен хладнокровный убийца в качестве отца. Ему нужно было подтверждение того, что я на самом деле не психопат-убийца. Ему нужно было знать, что я хороший парень — для него и его мамы. Ему нужно было знать, что я люблю ее, что поступаю с ней правильно и что буду поступать правильно и с ним. Чтобы заполнить пустоту, которая была у него с самого рождения.

Черт, полагаю, в каком-то смысле мне знакомо это чувство.

И именно поэтому я знал, что сделаю все возможное, чтобы стать парнем, которым никогда не будет его биологический отец. Таким парнем, которого Ной — и его мать — заслуживали.

— Дружок, мне не нужно жениться, чтобы стать твоим отцом. Если ты хочешь меня, я у тебя есть. Больше ничего не нужно.

Это был момент. Ной взглянул на меня, а я на него. И я мог сказать, что он хотел обнять меня так же сильно, как мне хотелось обнять его. Но именно в эту секунду его леска натянулась, и Ной быстро отвернулся, задыхаясь.

— Кажется, я поймал одну! — крикнул Ной, и его лицо засветилось ярче, чем солнце, пробивающееся сквозь облака.

Моя гордость соответствовала его гордости, когда я вонзил удочку в песок, прежде чем полностью сосредоточиться на нем. Я помог ему вытащить морского окуня — первую из трех рыбин, которых мы поймали в тот день, — и знал, что он запомнит этот момент на всю жизнь, как и я запомнил все моменты, проведенные на воде с моим дедом. И был рад, что именно мне удалось стать частью этого.

— Привет! — поздоровалась Рэй, входя в дверь после долгого дня, проведенного в библиотеке. — Здесь пахнет рыбой!

Ной вскочил с дивана рядом со мной, забыв о нашей игре в «Марио Карт», и побежал к маме.

— Мы поймали три рыбки, — поспешно сообщил он. — А потом мы пошли домой, и Солджер научил меня чистить и потрошить рыбу, потом разделали ее и приготовили ужин.

Рейн посмотрела поверх головы сына и встретилась со мной взглядом с улыбкой и всей любовью, которую она испытывала ко мне.

«Как, черт возьми, я не понял, что чувствую то же самое, глядя на нее?»

— Похоже, у вас был хороший день.

Ной кивнул, явно гордясь собой.

— Это было чертовски здорово.

Рэй бросила сумочку рядом с дверью и обняла Ноя за плечи, чтобы поцеловать его в щеку, пока не наклонилась ближе и с отвращением не сморщила нос.

— О боже, малыш, от тебя воняет!

Он задрал рубашку и понюхал ее.

— Да, от меня пахнет рыбьими потрохами.

— Прекрасно, — проворчала Рэй, игриво толкнув его. — Тебе лучше принять душ, прежде чем мы начнем есть.

Ной закатил глаза, но согласился, пробормотав:

— Хорошо.

Затем он поплелся по коридору в ванную, оставив нас наедине.

Рэй медленно приближалась в своей рабочей одежде. Обтягивающая юбка длиной до колена. Облегающая рубашка без рукавов. Скромные черные туфли на каблуках достаточной высоты, чтобы возбудить меня. Я любил ее в шортах и футболках, и когда Рэй была в моих рубашках было в ней что-то такое привлекательное. Но эта ее версия… библиотекарша…

Это была Сексуальная Рэй. Рэй, которая кричала, чтобы ее называли Рейн, стоя передо мной на коленях.

— А что насчет тебя? — спросила она, покачивая бедрами. — Ты уже принял душ?

Я прикрыл глаза, когда встретился с ее взглядом.

— Да, мэм, — ответил я и застонал от тепла ее тела, прижатого к моему.

Одну руку я положил на ее бедро, а другой скользнул вверх по боку и обхватил ее стройную шею. Ее губы изогнулись в расслабленной улыбке, а я пальцами задумчиво перебирал завитые кончики ее волос, собранных в хвост.

— Хорошо, — оценила Рэй, сложив руки на моей груди, а затем подняла голову, предлагая свой рот.

Я нежно поцеловал ее, не намереваясь углублять момент, пока она не приоткрыла губы в безмолвной мольбе о моем языке. Это было неожиданно, поскольку после нападения Сета, случившегося несколько недель назад, ее желание близости было в лучшем случае нерешительным. Я не настаивал на большем, чем Рэй была готова предложить, даже не намекал на то, что хочу большего, но не мог отрицать, что сейчас благодарен ей за это. Особенно когда та руками медленно теребила край моей рубашки, чтобы пропустить пальцы через петли ремня, притягивая мои бедра ближе к ее животу.

— Я скучала по тебе, — прошептала она мне в губы, и я не был уверен, имела ли Рэй в виду именно сегодняшний день или недели, прошедшие с тех пор, как наш мир пошатнулся.

Я скользнул рукой по ее шее и провел большим пальцем по ее скуле. Ее улыбка стала шире, когда она посмотрела мне в глаза, и слова повисли на кончике моего языка. Эти три слова я не произносил с тех пор, как мои бабушка и дедушка умерли много лет назад. Три маленьких слова, которые я никогда не думал, что произнесу снова. Но хотел, чтобы Рэй знала. Хотел, чтобы больше не проходило времени между настоящим моментом и тем, как она узнает правду о моих чувствах к ней.

— Давай, — сказал я, кивнув головой в сторону дивана. — Иди сюда ко мне.

Мы сели вместе. Рэй настояла на том, чтобы сесть ко мне на колени, пальцами поглаживая мои волосы. Это было похоже на то, что ей нужно прикоснуться ко мне, что ей необходим контакт, и я нашел это приятным. Расслабляющим. Каждое прикосновение подтверждало истинность того, что между нами было.

— Что случилось? — спросила она, ее брови с тревогой сошлись на переносице.

— Сегодня кое-что произошло, — начал я, обнимая ее одной рукой за талию, а другую кладя ей на бедро.

Морщинки беспокойства на ее лбу углубились.

— Хорошо…

— Я рассказал Ною, почему я был в «Уэйуорде».

Это было прямое заявление, и, судя по выражению лица Рэй, это было не то, чего она ожидала. На самом деле та вовсе не выглядела счастливой, когда опустила взгляд на колени и дернула челюстью с явным раздражением.

— Солджер… ты не имел права…

— Я знаю, что должен был сначала обсудить это с тобой, и мне жаль, что этого не сделал, — быстро вставил я, уже переходя в режим «бей или беги», чтобы не дать ей разозлиться. Чтобы она не ушла. — Но Ной спросил, и я подумал, что будет лучше просто… выложить все начистоту, а не заставлять его еще больше подозревать.

— Но почему он вообще что-то заподозрил? — Ее глаза встретились с моими, в их взгляде читалось обвинение.

— Потому что он хотел знать, почему Сет назвал меня убийцей.

Ее глаза смягчились, а плечи опустились.

— Ох… — Рэй убрала с лица прядь волос. — О Боже, этот бедный ребенок…

— Да, я думаю, он просто пытался разобраться с этим в своей голове в течение последних нескольких недель, и сегодня он, наконец, решился спросить меня.

Она неохотно кивнула.

— Что Ной сказал, когда ты ему рассказал?

— Ну, сначала он был немного шокирован, но после того как я немного объяснил ему, конечно, опустив все грязные подробности, Ной успокоился.

— Значит, он не против? — Рейн скептически посмотрела на меня, и я рассмеялся в ответ.

— Ну, не знаю, можно ли сказать, что он не против, но… Ной все понимает. И ему хорошо со мной, и, честно говоря, я не могу просить большего. Но, — я заставил себя легкомысленно усмехнуться, — думаю, его психотерапевт теперь получит за это по ушам.

Это должно было быть шуткой, но, черт возьми, я сегодня был просто в ударе, потому что Рэй не засмеялась. Вместо этого она отвернулась, ее глаза наполнились слезами, а нижняя губа яростно поджалась.

Я быстро прижал ладони к ее щекам, обхватив ее лицо руками и вернув ее взгляд к себе.

— Эй, что случилось?

Она прикусила губу в слабой попытке сдержать слезы, прежде чем просто отказалась от борьбы вообще.

— Наверное, он так плохо обо мне думает.

Я покачал головой и нахмурил брови.

— Что? Нет, детка. Конечно, он так не думает. Почему ты так решила?

— Потому что я действительно знаю, как их выбирать, — сказала Рэй, пытаясь улыбнуться своей неудачной шутке. — Мы все знаем, что его отец — кусок гребаного мусора. Но, чтобы добавить оскорбление к травме, первый и единственный мужчина, в которого я позволила себе влюбиться, — бывший заключенный, осужденный за, — она указала жестом на потолок и проследила глазами за этим, — чертово непредумышленное убийство.

— И хранение запрещенных веществ. — Уголок моего рта приподнялся в извиняющейся улыбке, в то время как мое сердце умоляло признать, что она была первой и единственной женщиной, в которую я тоже влюбился.

Слабый смешок сорвался с ее губ.

— О, конечно, я глупышка. Как я могла забыть?

— Детка, Ной не думает о тебе ничего плохого, — заверил я ее, проводя кончиками пальцев по изгибам ее лица. — Все, что его волнует, — это то, что ты в безопасности и счастлива. Вот и все. И Ной верит, что пока ты со мной, так и будет.

Рэй посмотрела мне в глаза, слезы высыхали на ее щеках, и она кивнула.

— Я знаю, что это так, — прошептала она, обхватив мои запястья руками.

— И он тоже, — заверил я ее, чувствуя себя заезженной пластинкой и зная, что никогда не смогу сказать ей достаточно.

Я буду говорить ей столько и так часто, как ей будет нужно.

Таймер пронзительно запищал, давая нам обоим понять, что ужин готов, и Рэй неохотно поднялась с моих колен, слегка коснувшись губами моей щеки. Пока вынимал из духовки запеченного морского окуня, Рэй, к моему огорчению, пошла переодеться во что-нибудь более удобное. Когда через несколько минут она вернулась, я уже накрывал на стол, мгновенно улыбнувшись при виде ее в моей футболке и с собранными на голове волосами.

Библиотекарша Рэй, возможно, самая сексуальная из ее личностей, но эта Рэй… комфортная, настоящая и расслабленная…

Она превосходила все фантазии.

Эта больше всего походила на мою. Та, которая больше всего мне подходила.

— Ты снова смотришь на меня так, — сказала Рейн, вставая рядом со мной, чтобы помочь накрыть на стол.

— Как? — Я приподнял уголок рта в дразнящей улыбке.

— Взгляд, которым ты смотришь на меня, когда я думаю, что ты собираешься, наконец, рассказать мне о своих чувствах, но потом ты находишь что-то еще, чтобы отвлечься. И это прекрасно. Я понимаю, и это ничего не меняет между нами. Но… это тот самый взгляд. И я знаю это, потому что знаю, что смотрю на тебя точно также.

Я не смог сдержать смешок, который мягко зарокотал в моей груди. Как она так точно меня раскусила, просто уму непостижимо.

Мое сердце бешено колотилось о ребра, охваченное неопределенной паникой, которая, как я знал, была абсурдной.

— Рэй, — сказал я, наблюдая, как она занята тем, что расставляет три тарелки.

— Я не пытаюсь тебя обвинить, Солджер. У нас не такие отношения. Мы делаем все в своем собственном темпе; мне нравится, что мы можем это делать. Ты скажешь то, что тебе нужно, в свое время. Я просто…

— Я люблю тебя.

Последняя тарелка выскользнула из ее рук и упала на место Ноя за столом, когда она повернулась ко мне лицом, ее губы приоткрылись, а глаза уже наполнились новыми слезами

— Что?

Теперь, когда эти слова прозвучали во вселенной, моя грудь наполнилась новой уверенностью, чувством свободы, когда я сжал ее плечи в своих руках и повторил:

— Я люблю тебя, — четко выговаривая каждое слово и наслаждаясь ощущением каждого из них на моем языке.

Рэй зажала рот рукой, смеясь сквозь слезы.

— Не знаю, почему я так удивлена. Я уже знала… То есть думала, что знала, и…

— Что вы, ребята, делаете? — Ной вошел в комнату, оглядывая нас с нахальством угрюмого подростка.

— Я люблю твою маму, — гордо заявил я, и он встретился со мной взглядом, понимающе скривив губы.

— Давно пора, — пробормотал он, опускаясь в кресло.

— И тебя я тоже люблю, Ной.

Его взгляд быстро метнулся ко мне, отвлекаясь от блюда с запеченной рыбой и овощами. Мне было больно видеть его замешательство, как будто он все еще не мог понять, что моя преданность его матери распространяется и на него. Ной сглотнул, облизнул губы в нерешительности, а затем кивнул, не сказав ни слова.

Рэй прижала ладони к моим щекам, и я запечатлел поцелуй на ее губах.

— Спасибо, — прошептала она на выдохе.

— Не благодари меня за то, что я все равно бы сделал, — ответил я, прежде чем поцеловать ее еще раз.

Мы сели вместе, готовые насладиться едой, которую Ной поймал днем ранее. И пока они угощались и улыбались друг другу, вступая в эту новую главу наших отношений, я улучил момент, чтобы спокойно посмотреть на них. Позволить осознать, что в каком-то смысле мы стали семьей. Я любил этих людей. И выбрал их, как когда-то выбрал маму Билли, но на этот раз они выбрали меня.

«Это мой любимый день», — поймал себя на мысли я. — «Это лучший день в моей долбанной жизни».

И тогда я еще не знал, что это будет последний хороший день, который мы проведем вместе в этой главе моей жизни.

Но это действительно был… очень, очень хороший день.