Спасение Рейн

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

ТАКОЙ ЖЕ, КАК ОН

Лора сказала, что не имеет значения, был ли Дэвид моим отцом или нет, и я сказал ей, что она права. Но в тот вечер, после того как съел мясной рулет, который Рэй припасла для меня, а потом пошел домой кормить Элевен, все не мог выбросить из головы мысли о нем.

Дэвид Стрэттон, ростом почти два метра, такой же, как у меня. Умер в двадцать четыре года — ненамного старше, чем мне было, когда умер Билли.

Лежа в постели и прижимая к себе Элевен, я поднял старую статью, посвященную аварии, унесшей жизнь Дэвида. Смотрел на его черно-белое лицо. Изучал зернистую структуру его носа, его скулы. Его брови и изгиб улыбки. Я просто пытался понять, сколько у нас общих черт, если они вообще есть, но, черт возьми, фотография была такой маленькой и нечеткой, что трудно было что-то разобрать.

«Скорее всего, он не был твоим отцом».

«Черт… а что, если это он?»

Я выбрался из постели, с бешено колотящимся сердцем, и опустился на пол, чтобы отжаться, пытаясь прочистить мозги. Элевен с любопытством наблюдал за тем, как я считал вслух, как считали овец.

— Раз… два… три…

«Он знал обо мне?»

— Четыре… пять… шесть…

«Бабушка и дедушка знали о нем?»

— Семь… восемь… девять…

«Может быть, он когда-нибудь встречался со мной, а я этого просто не помню?»

— Десять… одиннадцать…

«Ему было не все равно?»

— Блядь.

Оттолкнулся от пола и встал на колени, запустив руки в пряди волос, еще влажные после душа. Мой разум не собирался останавливаться на вопросах, и я знал это, но что, черт возьми, мне нужно было с этим делать? Парень был мертв. Он был мертв уже двадцать пять лет.

«Но его девушка все еще жива».

«Нет», — яростно замотал головой я. — «Даже не думай об этом».

«Но у нее будут ответы».

— Блядство, — простонал я, растягивая это слово до тех пор, пока у меня не перехватило дыхание, проводя руками по лицу и бороде.

Последнее, чего мне хотелось, — это связываться со своей матерью. Она ясно дала понять, что не хочет иметь со мной ничего общего, а я также ясно дал понять, что раз и навсегда порвал с ее токсичностью, — и я это сделал. Моя жизнь была хороша. Моя жизнь была именно такой, о какой я всегда мечтал, и меньше всего мне хотелось подвергать ее опасности, встречаясь с Дианой Мэйсон.

Но я не планировал этого, не так ли?

На следующий день на работе, после еще меньшего количества сна, чем накануне, с неохотой принял решение увидеться с матерью в последний раз — и на этот раз я говорил серьезно: это будет последний раз. Но при этом прекрасно понимал, что не успокоюсь, не задав ей хотя бы тех вопросов, которые бесконечно крутились у меня в голове.

Но я также знал, что не могу попросить Рэй сопровождать меня.

Леви мог быть там, и даже если бы его там не было, Диана могла бы рассказать ему.

Я не мог допустить, чтобы он узнал, что мы с Рэй связаны, потому что он побежал бы к Сету. Не мог рисковать возвращением Сета, хотя, скорее всего, он все равно, в конце концов, вернется. Но я должен был допустить, чтобы это произошло по его собственной воле, а не из мести мне.

Поэтому в свой обеденный перерыв я позвонил следующему человеку — единственному, о ком я мог думать.

— Солджер! — Гарри ответил на первом же гудке. — Как дела, сынок? Сколько времени прошло? Два дня?

Я усмехнулся. Мы с Гарри много разговаривали.

— Я в порядке. Как дела у тебя?

— Не могу пожаловаться. Отпуск проходит хорошо. Расслабляюще.

— Рад за тебя, парень. Чем занимался?

— Да так, кое-что по дому. Красил террасу, чинил ступеньки… ну, ты знаешь.

Я фыркнул.

— Честно говоря, Гарри… это похоже на очень дерьмовый отпуск.

Он рассмеялся вместе со мной.

— Эй, по крайней мере, я избавлюсь от причитаний Сары по поводу всего этого. Счастливая жена — счастливая жизнь. Помни об этом.

Я не мог не улыбнуться, услышав намек на то, что однажды у меня действительно может появиться жена.

«Черт… Разве Рэй согласилась бы сейчас, если бы я попросил ее выйти за меня замуж?»

Мы еще даже не обменялись «Я люблю тебя», но… что-то в моей интуиции подсказывало мне, что Рэй действительно может принять мое предложение… если попрошу, я имею в виду. А мне не хотелось. Пока нет. Но…

«Черт».

Мне пришлось слегка потрясти головой, чтобы напомнить себе, что я звоню не по этому поводу. Затем сказал:

— Эй, Гарри, я… я хотел спросить, не мог бы ты меня кое-куда отвезти.

— Да, конечно. А куда ты хотел?

Он согласился еще до того, как узнал место назначения.

Гарри был, как я уже говорил, хорошим другом.

— К моей маме.

И тут он заколебался, прежде чем сказать:

— Солджер… сынок… мне напомнить тебе, как все было в прошлый раз? Я понимаю, что она твоя мать, и понимаю, что это трудно, отпустить ее, но…

— Нет, дело не в этом. Я не хочу пытаться наладить с ней отношения.

— Тогда в чем же дело?

Я намеренно держал частное расследование при себе, чтобы избежать его внимания. Гарри ничего не знал, и для того, чтобы он согласился, ему нужна была правда. Поэтому, как можно короче, я рассказал ему о том, что недавно узнал о своей матери — об автокатастрофе и погибшем парне. Упомянул, что встречался с мамой Билли, чтобы поговорить об этом, и что она предположила, что этот человек мог быть моим отцом, и что я не уверен, что смогу успокоиться, пока не узнаю мамину версию событий.

— Я не знаю, Солджер… — голос Гарри звучал неловко и неуверенно. — Ты ведь понимаешь, что сам не уверен в том, что она действительно даст тебе ответы, которые ты ищешь?

— Я знаю. Но если хотя бы не попытаюсь, то сойду с ума. И я не смогу перестать думать об этом дерьме.

Гарри, к моему облегчению, все понял, и на следующий день он отпросился с работы, — то есть с отпуска, — чтобы забрать меня из дома, пока Рэй была на работе, а Ной — в школе.

Мне не нравилось скрывать от них поездку. Но я знал, что Рэй было бы что сказать по этому поводу. Знал, что она попыталась бы остановить меня или, что еще хуже, настояла бы на поездке со мной. Лучше сказать ей об этом постфактум, и то же самое сказал Гарри именно это, когда он спросил, почему я не попросил свою девушку подвезти меня.

Он посмотрел на меня с настороженным скептицизмом, сидя в машине.

— Так… ты пытаешься вывести ее из себя, храня секреты, или…

— Я пытаюсь защитить ее, — возразил я. — Рэй не нужно ввязываться в это дерьмо еще больше, чем она уже ввязалась.

Это была половина правды.

Другая половина имела отношение к Сету и моему настоянию на том, чтобы он никогда не видел нас с Рэй вместе. Но даже мать Рэй не знала о текущей ситуации с Сетом, и я не считал себя вправе рассказывать об этом Гарри.

— Ты не можешь защитить всех, знаешь ли, — ответил Гарри, глядя на меня так, словно у него было что-то еще на уме, но он не хотел этого говорить.

— Нет, — согласился я. — Но я могу защитить ее… и Ноя.

— Должно быть, она тебе очень нравится, да?

Гарри говорил со мной так, как, по моим представлениям, говорил бы дедушка, если бы мы дошли до подружек и отношений. И я не мог не задаться вопросом, стал бы Дэвид Стрэттон разговаривать со мной также, если бы ему дали шанс стать моим отцом. Если бы ему позволили жить.

— Что-то вроде этого, — пробормотал я, глядя в окно и размышляя, может быть, Рэй чувствовала то же самое по отношению ко мне — что-то вроде этого, но… больше.

— Хочешь, чтобы я поднялся с тобой?

Гарри заехал на парковку, примыкающую к зданию. Прошло всего несколько месяцев с тех пор, как я был там в последний раз, но, блин… трава была длиннее, сорняки клонились к тротуару, а краска на оконных стеклах и входной двери облезла еще больше.

Где, черт возьми, был домовладелец? В какой момент он перестал заботиться о поддержании дома в порядке? И почему? Я знал, что он был старым, когда был ребенком, и теперь тот стал еще старше — если вообще еще жив. Вполне возможно, что домовладелец просто не мог больше справляться с ответственностью. Но почему никто в этом месте не взял на себя ответственность? Почему никто не испытывает чувства гордости за место, в котором живет, даже если это была дрянная дыра?

Гнев и разочарование приподняли уголки моего рта, когда я перевел взгляд на грязное, заляпанное окно маминого дома.

— Не, — пробормотал я, отвечая на вопрос Гарри. — Я справлюсь.

— Ты уверен? Потому что, Солджер, если я тебе понадоблюсь…

— Гарри, — перебил я, поворачиваясь к нему лицом, — достаточно того, что ты здесь. Просто подожди меня, хорошо? Это все, о чем я прошу.

Он ответил легким кивком.

— Понял, дружок. И, послушай, если я тебе понадоблюсь…

— Я знаю. Ты рядом.

Я похлопал его по плечу, преисполненный огромной благодарности за этого необычного друга. И был так благодарен за то, что Гарри был в моей жизни, помогал мне и был рядом, когда никто другой не был.

— Спасибо.

Гарри заставил себя улыбнуться, отчего морщины на его лице стали глубже. Напомнив мне, что сейчас он намного старше, чем был, когда я впервые встретил его много лет назад.

Глубоко вздохнув, я вышел из машины и направился к главному входу в жилой комплекс. Здесь всегда не хватало хоть какого-то подобия безопасности. С тех пор как мы переехали, главная дверь никогда не запиралась, а на территории комплекса не было ни одной работающей камеры наблюдения. Поэтому не удивился, обнаружив ее незапертой, но то, что ручка больше не поворачивалась и не защелкивалась, меня огорчило.

— Что за хрень? — пробормотал я, входя в холл и осматриваясь по сторонам.

Лампа, висевшая прямо над дверным проемом, мерцала в ответ, пока я шел к лестнице, перешагивая через обрывки мусора, пустые сигаретные пачки и случайные пластиковые пакеты. Лестница скрипела под ногами, а перила раскачивались под моей хваткой. У застройщика в этом месте был бы настоящий праздник. Все здание, скорее всего, было бы разрушено, и всем этим людям — тем, кто остался — пришлось бы искать другое место, чтобы прятать свои наркотики и все остальное, чем они занимались.

Ничем хорошим — это уж точно. Никто в этом здании никогда не занимался ничем хорошим.

Поднявшись на три этажа, оказался у двери своей матери. Я уставился на стальную плиту и облупившуюся краску фасада, за миллисекунду осознав, что боюсь стучать.

Ответит ли она? Или ответит Леви? И что, черт возьми, я вообще скажу? Ведь, черт побери! Мне так важно было оказаться здесь, увидеть ее, рассказать ей о прошлом, и я тысячу раз прокручивал в голове эти слова во время двухчасовой поездки, пока Гарри напевал классический рок и рассказывал мне о своей новой стиральной машине. Но сейчас, стоя перед изношенной и потрепанной дверью, через которую когда-то проходил сотни раз, мой разум был чистым, незаполненным листом.

«Возвращайся вниз, садись в машину Гарри и убирайся отсюда к чертовой матери».

«Но как же получить ответы? Гарри спросит, говорил ли я с ней. И что, черт возьми, я бы ответил?»

«Скажи ему, что никого не было дома. Скажи, что…»

Из-за двери доносились голоса. Приглушенные слова, произнесенные резким тоном. Одним из голосов была моя мама, я это знал, но кто были остальные? С ней был один, нет, двое мужчин. Они говорили грубо, пылко, когда подошли ближе. Они ругались, спорили? Я не мог сказать, но те направлялись в сторону кухни, ближе к тому месту, где стоял я, и, услышав звук открываемых замков, я бросился бежать. Поспешил к лестнице, готовый уйти.

— Куда, черт возьми, ты идешь? — услышал я мужской голос, когда дверь со скрипом открылась.

Это был Леви.

Испугавшись, что он меня заметил, я бросил взгляд в сторону двери квартиры, но увидел не его, а свою мать с потрепанной старой сумочкой, перекинутой через плечо.

— Я иду за сигаретами. У тебя с этим проблемы? — огрызнулась она грубым и хриплым голосом.

— Захвати еще несколько упаковок пива, — крикнул Леви как раз в тот момент, когда она закрыла за собой дверь.

Моя мать направилась в мою сторону, не сводя глаз со своей сумочки, в которой рылась.

— Несколько пачек… ага, хорошо, потому что я хочу иметь дело с вашими пьяными задницами…

Она подняла взгляд и увидела меня, стоящего двумя ступеньками ниже на лестничной площадке. И замерла, чуть не уронив сумочку с плеча.

— Привет, Диана.

— Ч-ч-что… — Она сглотнула и быстро моргнула, затем облизала сухие, потрескавшиеся губы. — Что ты здесь делаешь?

Словно забыв о своем страхе перед встречей с ней, я прислонился к стене и засунул руки в карманы джинсов.

— Я пришел задать тебе пару вопросов.

Ее ноздри раздувались, а глаза расширились… от чего? Это был не гнев или раздражение. Нет, там было что-то другое.

«Страх».

«Она боялась».

«Чего? Меня?»

— Ты не должен быть здесь, — сказала она дрожащим и приглушенным голосом. — Тебе нужно убираться отсюда к чертовой матери.

— Нет, пока я не поговорю с тобой.

Диана охнула, бросив взгляд через плечо в сторону двери, а затем судорожным жестом руки указала на лестницу.

— Иди. Спускайся вниз. Выйди на улицу.

Я нахмурил брови, и настороженно посмотрел на нее.

— Ты собираешься со мной разговаривать?

Она сжала челюсть.

— Я сказала, иди.

Закатив глаза, я сделал, как просила Диана, спускаясь с третьего этажа, перепрыгивая через две ступеньки за раз, а она спешила за мной, щелкая шлепанцами. Потом пронесся по коридору под мерцающей лампочкой и выскочил в парадную дверь, которая уже не закрывалась. Меня обдул теплый ветерок, и я был благодарен за свежий воздух, когда развернулся на пятках, чтобы встретиться лицом к лицу с женщиной, которую когда-то имел глупость возносить на пьедестал.

— Я не позволю тебе уйти, пока ты не поговоришь со мной, — сказал я, сохраняя низкий и угрожающий голос.

Но она уже уходила в другом направлении, доставая из сумки пачку сигарет.

— Диана, — прорычал я сквозь стиснутые зубы. — Останов…

Она бросила жесткий взгляд через плечо

— Ты можешь говорить тише, черт возьми? Иди сюда.

Диана достала из пачки сигарету и засунула ее между губами, ведя меня к другой стороне здания. Мы оказались в тени деревьев, но мне было хорошо видно Гарри, сидящего в своей машине. Мой путь к спасению.

Она чиркнула зажигалкой и поднесла пламя к концу сигареты.

— Хочешь? — спросила Диана, протягивая мне пачку.

Я посмотрел на четыре оставшиеся сигареты с подозрением, как будто в них могли быть подмешаны мышьяк или цианид. Но разум быстро подсказал мне, что Диана не знала о моем приходе, поэтому у нее не было причин отравлять пачку чем-либо и рисковать потерять свои драгоценные сигареты. Поэтому, несмотря на то, что не курил со школьных лет, принял ее предложение, достал одну сигарету и зажал ее между губами.

— Теперь ты не сможешь сказать, что я никогда тебе ничего не давала, — сказала Диана, снисходительно скривив губы, когда я взял зажигалку и прикурил.

Я фыркнул и закатил глаза к чистому, счастливому небу, наполняя легкие дымом. Затем с трудом выдохнул и закашлялся, зажав сигарету двумя пальцами и вытащив ее изо рта.

— Да, спасибо за рак, — поперхнулся я.

Уголок ее рта дернулся, и я подумал, что она действительно может по-настоящему улыбнуться мне.

Но прежде чем Диана дала себе такой шанс, она прочистила горло и спросила:

— Что ты хотел мне сказать? И потише. Я не знаю, кто нас слушает, и…

— Кто, по-твоему, слушает? — Я скептически наблюдал за ней.

«Она действительно была так напугана или совсем сошла с ума?»

Диана прищурилась от солнечного света, глядя на меня.

— Я думаю, ты уже знаешь.

И с этим пониманием подозрения исчезли из моей головы, и я медленно покачал головой.

— Во что, черт возьми, ты ввязалась, Диана?

— Ничего такого, во что бы я уже не ввязалась, — ответила она, победно пожав плечами и затянувшись сигаретой. — Что ты хотел спросить у меня?

Мне хотелось расспросить ее подробнее о Леви. Как давно у нее с ним отношения, жил ли он с ней, работает ли она с ним или просто греет ему постель. Но мое время с ней было ограничено, и я должен был сосредоточиться на причине, по которой я пришел.

— Дэвид Стрэттон был моим отцом?

Ее глаза расширились от неожиданного вопроса, и она встретилась с моим взглядом.

— О-откуда ты знаешь это имя?

— Я прочитал статью.

Диана выдохнула, сигаретный дым заполнил пространство между нами, и она покачала головой.

— Я не знаю.

— Чего не знаешь?

— Я не знаю, был ли он твоим отцом, — пожала плечами Диана, как будто все это ничего не значило, и снова поднесла сигарету ко рту.

— Как ты можешь не знать?

— Что ты имеешь в виду, как я могу не знать? Солджер, ты хоть знаешь, со сколькими парнями я трахалась, когда залетела?

Мне не хотелось кривиться от ее слов. Я не был ребенком и чертовски хорошо знал, что моя мать перетрахалась с большим количеством мужчин. Но она все еще была моей матерью, и мысль о том, что та может с кем-то трахаться, заставляла меня слегка вздрагивать.

— Но в статье говорилось, что он твой парень.

Диана поджала губы и медленно кивнула, когда неожиданная волна грусти затуманила ее глаза.

— Да… был.

— А разве он не был… — Я заколебался, прочищая горло и сомневаясь, как много мне следует сказать. Не хотелось намекать на разговор с мамой Билли. И не хотелось, чтобы у кого-то еще были проблемы. — Разве он не был высоким? Я… я видел фотографию, и…

Она медленно выдохнула.

— Он был высоким.

— Так что, — я покрутил в руках забытую сигарету, пытаясь собрать все воедино, — разве не может быть, что он…

— Господи, Солджер, — нетерпеливо прошипела Диана. — Это не имеет никакого значения, ясно? Какого черта ты вообще хочешь знать? Знание ничего не изменит, ясно? Это только усугубит ситуацию.

— Я… я не знаю, — тупо ответил я. — Наверное, я просто хочу знать…

— Что? Ты надеялся, что оба твоих родителя не были кусками дерьма?

Это было совсем не то, что мне хотелось сказать, и я поморщился.

— Я никогда не называл тебя куском дерьма, Диана.

Она махнула на меня горящим концом сигареты, и пепел упал к моим ногам.

— Тебе не нужно было этого говорить. Я вижу это в твоих глазах. Слышу это в твоем голосе каждый раз, когда ты называешь меня по имени. Диана, — передразнила она, сморщив нос от отвращения. — Знаю, что ты ненавидишь меня, малыш, и это нормально. Что бы я ни делала, чтобы держать тебя подальше отсюда. Но, — Диана покачала головой, усмехаясь с чем-то похожим на горечь, — ты просто продолжаешь возвращаться, не так ли?

Я открыл рот, чтобы ответить, спросить, о чем она говорит, когда звук захлопнувшейся двери эхом разнесся по воздуху. Ее глаза расширились, как и наверху, сразу же наполнились страхом и беспокойством, когда Диана оглянулась через плечо. Оставалась неподвижной. Оставалась тихой. Прислушивалась.

Я попытался вглядеться в деревья и понять, что она ищет.

— Что ты…

Диана резко повернула голову и уставилась на меня.

— Тебе нужно убираться отсюда к чертовой матери. Ты меня понял? И держись, блядь, подальше. Я не хочу тебя здесь больше видеть.

— Чт…

— Я серьезно. — Диана говорила сквозь стиснутые зубы, ее голос дрожал, а руки тряслись. — Уходи. Живи своей жизнью. Это все, чего ты когда-либо хотел, верно? Уехать отсюда? Теперь ты это получил. Так что, проваливай.

Я подумал, не упомянуть ли о том, что хотел взять ее с собой много лет назад. Что скопил все эти деньги, чтобы мы могли начать все сначала где-нибудь в другом месте — в лучшем месте — вместе. Но какой в этом смысл сейчас?

Поэтому я протянул руку и схватил ее за плечо, поразившись тому, какое оно хрупкое и костлявое.

— Чего ты боишься? Чего…

Она уперлась руками мне в грудь. Удар не дал ничего, кроме сигнала.

— Солджер, уходи. Садись вон в ту машину, пока тебя никто не увидел, и уезжай.

— Хорошо. — Я затоптал сигарету каблуком ботинка на бетоне, окружающем периметр здания. Затем достал из кармана ручку. — Но я дам тебе свой номер.

— О, Господи, мать твою… — пронзительно сказала она, дергая себя за сухие пряди волос. — Ты не можешь…

— Тебе необязательно мне звонить, — сказал я, нацарапав цифры на старой квитанции, которая была у меня с собой. — Но если тебе понадобится помощь, если я тебе понадоблюсь… если тебе что-нибудь понадобится… я здесь. Хорошо?

— Что мне нужно, так это чтобы ты…

— Мама… — Я взял ее руку и вложил скомканный листок бумаги в ее липкую ладонь. — Я здесь.

Ее грудь вздымалась и опускалась с каждым тяжелым вздохом. Ее глаза смотрели в мои, затуманенные слезами, а губы сжимались, чтобы сдержать каждый протест, который она сдерживала во рту.

Никто из нас не произнес ни слова за те несколько секунд, что мы смотрели друг на друга, но все, что Диана чувствовала, было написано в ее глазах. Ее сожаление. Ее неудачи. Ее многочисленные извинения. Я чувствовал каждое из них, и осознание того, что это действительно последний раз, когда я вижу свою мать, пронзило мое сердце.

— Мне нужно купить сигареты и несколько упаковок пива, — тихо объявила она.

Я кивнул, слишком остро осознавая боль и страдания, терзающие мои нервы.

— Хорошо.

Диана опустила голову и развернулась, готовая уйти, как вдруг резко остановилась. Она глубоко вздохнула, повернулась на каблуке, уронила сумочку и обхватила меня за плечи. Я согнулся в талии и притянул ее к себе, чтобы крепко обнять — возможно, это было самое настоящее, искреннее объятие, которое мы когда-либо разделяли за всю мою жизнь.

— Знаешь, — сказала Диана, прижимаясь к моему плечу, — я всегда надеялась, что он твой отец. Всегда надеялась, что ты будешь больше похож на него.

Я ничего не ответил, когда Диана отстранилась, вытерла глаза, сделала шаг назад и подняла с земли свою сумочку. Она подняла голову и крепко сжала ремешок, нацепив на лицо фальшивую улыбку.

— Ты такой, Солджер. Как он, я имею в виду, — кивнула она, продолжая пятиться назад, покидая укрытие деревьев. — Ты хороший человек, и он был таким же.

Затем она ушла, поспешив прочь, прежде чем я успел произнести еще хоть слово.

Мои глаза обожгли подступающие слезы, а легкие со вздохом опустели. Я отмахнулся от ее резкого ухода и сделал шаг в направлении машины Гарри.

Но тут что-то привлекло мое внимание.

Что-то яркое на фоне земли и пожухлой травы. Возможно, лист бумаги.

«Раньше здесь этого не было», — подумал я, нагибаясь, чтобы поднять его. Я бы заметил, когда затушил сигарету. — «Наверное, листок выпал из ее сумки, когда Диана ее уронила».

На первый взгляд, это был рецепт, написанный от руки, и я подумал, не побежать ли за ней, чтобы отдать его. Но потом, рассмотрев его получше, увидел, что это был рецепт на оксикодон… написанный почерком моей матери.

Сверху было напечатано имя врача — доктор Эрин Хаус, акушер-гинеколог, и я вспомнил слова Лоры.

«…Я видела ее в кабинете своего врача. Она была там секретарем, и…»

— Охереть, мам, — пробормотал я, скомкав украденную бумажку и засунув ее в карман. — Какого хрена ты делаешь?

Или лучше спросить… для кого она это делала — для себя… или для парня в ее квартире?