Спасение Рейн

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

11:11

Так началась моя жизнь в Ривер-Каньоне.

И, как многие вещи, которые стоило иметь, поначалу это давалось нелегко.

Мой первый рабочий день прошел достаточно хорошо. Не было ничего сложного в том, чтобы орудовать метлой и следить за тем, чтобы в туалете смывалась вода должным образом. Но если что-то и проникало мне под кожу, так это перешептывания.

Даже любопытные и обвиняющие взгляды не могли сравниться с шепотом.

— Что случилось с его лицом?

— Как ты думаешь, сколько человек он убил?

— О чем, черт возьми, думала мэр Фишер?

Больше всего меня задевало то, что я знал, что мое имя известно всем, как и мой послужной список. И был уверен, что у каждого из них есть телефон, по которому они могли найти меня и выяснить, что именно произошло и что я сделал. Но нет. Люди предпочитали строить догадки, болтать. Все потому, что это было интереснее, чем правда.

Но я справился с этим, а поскольку в тот день не собирался работать, Гарри оставил меня без машины, и мне нужно было добраться домой.

Домой.

1111 по Даффодил-лейн.

Так что я прошел пешком те десять минут, которые потребовались, чтобы добраться от «Фиш Маркет» до своего захудалого трейлера, где сварил купленную в магазине банку супа и лег спать на надувном матрасе, который Гарри разрешил мне одолжить, пока я не раздобуду себе кровать.

Примерно так прошла первая неделя, и лишь работа над домиком нарушала монотонность. Однажды я пришел домой и принялся за работу, отмывая ванную комнату до тех пор, пока она не стала пригодной для принятия душа. В другой день — пришел домой и вычистил заляпанные ковры в гостиной и спальнях. Постепенно все стало выглядеть чище, по крайней мере, я начал видеть потенциал, скрытый под грязью.

Но перешептывания не прекращались.

В начале второй недели я зашел в «Деликатесы МакКенны», чтобы перекусить. Единственный коп, которого я видел, бродя по городу, с любопытством и подозрением наблюдал за тем, как я подошел к прилавку и попросил у женщины за кассой — той самой женщины, которая в тот первый день закрыла от меня своих детей, — сэндвич с куриным салатом.

— Конечно, — ответила она и принялась за работу, рискнув бросить осторожный взгляд в мою сторону. — Итак… ты работаешь в «Фиш Маркет», не так ли?

Она знала, что да. Женщина видела меня там несколько раз. Так же, как и я ее. Но она вела дружескую светскую беседу, или мне так казалось, в то время как тот полицейский наблюдал за происходящим из ряда холодильников позади меня.

— Да, — ответил я, кивнув. — Я только начал работать на прошлой неделе.

— И как тебе, пока нравится? — женщина положила хлеб и достала контейнер с куриным салатом.

Я пожал плечами и засунул руки в карманы.

— Все нормально. Честно говоря, я просто благодарен, что получил эту работу. Я многим обязан Говарду и Конни за то, что они меня так устроили.

Полицейский сделал шаг ближе.

— Они хорошие люди, — сказал он, и я повернулся, чтобы посмотреть на него.

— Так и есть, — согласился я.

— Все здесь такие, — встретился со мной взглядом полицейский, что я воспринял как своего рода предупреждение. Как бы говоря: «это моя паства, и если ты будешь напрягать их, я буду напрягать тебя».

Но он не собирался так легко запугивать меня. Его работа заключалась в том, чтобы защищать — я это понял. Но моя работа заключалась в том, чтобы двигаться дальше и добиваться чего-то, и я не собирался ни с кем связываться.

— Я уверен, что так и есть.

Женщина за прилавком повернулась с завернутым сэндвичем и улыбнулась. Я заплатил, принял сдачу, пожелал ей хорошего дня и повернулся, чтобы уйти, больше не взглянув на этого полицейского.

Полицейский последовал за мной.

— Эй, подожди, — окликнул он, и я остановился, чтобы оглянуться через плечо. — Мне кажется, мы начинаем не с той ноги, — признал полицейский и протянул руку для пожатия. — Офицер Патрик Кинни.

Я некоторое время смотрел на его ладонь, прежде чем принять жест.

— Солджер Мэйсон.

— Ты должен извинтить нас, Солджер, — сказал офицер Кинни с извиняющимся блеском в голубых глазах. — Мы живем в тихом маленьком городке, и одна мысль о том, что кто-то может прийти и нарушить равновесие, приводит нас в ужас.

Я позволил напряжению в позвоночнике немного ослабнуть и понимающе кивнул.

— Я не виню никого за подозрения.

— Дай нам время, — попросил офицер Кинни, и я согласился, улыбнулся и кивнул.

Это был первый акт доброты, который проявили ко мне.

Второй появился позже в тот же день в виде мальчика-подростка.

Когда сидел на стуле в задней части магазина, ел свой сэндвич и пытался понять, как отправить Гарри фотографию в текстовом сообщении на этом чертовом телефоне, краем глаза я заметил движение. Повернувшись, увидел мальчика лет десяти-одиннадцати, который наблюдал за мной. Я был уверен, что он думает, что эффективно прячется за стеллажом с бананами, но этот мальчишка прятался хуже, чем я за флагштоком.

Но я сделал вид, что не заметил его.

Мне было интересно, где его мама или папа. Знали ли они, что он отсутствовал, или знали, что их ребенок занимается тем, что подглядывает за новым парнем в городе. И я сдержал смех, когда он слишком сильно наклонился влево и споткнулся о собственные ноги.

— Черт, — пробормотал мальчишка себе под нос, осознав, что раскрыл свое прикрытие, но тут же повернулся к стойке с бананами и сбил несколько гроздей с крючков. — Ах, блин…

Я встал, стряхивая крошки от сэндвича с передника.

— Не волнуйся. Я уберу.

— Что? Н-нет, это… — Он оглянулся через плечо и пробежался глазами по моему телу, а затем они расширились от благоговения. — Вау. Ты, типа, очень высокий.

— Ха. — Я демонстративно прижал руки к голове и посмотрел в пол. — Посмотри на это. Наверное, да.

— А какой у тебя рост?

— В последний раз, когда проверял, — я указал на светящуюся вывеску «Продукты», под которую мне регулярно приходилось подныривать, чтобы протереть пол между яблоками и апельсинами, — ровно столько, сколько нужно, чтобы стукнуться об это головой.

Парень уставился на вывеску, раскрыв рот в шоке.

— Ого.

— Да. Я все время прошу Говарда передвинуть ее, но, — я пожал плечами, — что поделаешь?

Я опустился на колени, чтобы собрать разбросанные бананы, и ребенок имитировал это движение, чтобы помочь.

Мальчишка не переставал смотреть мне в лицо.

— Моя мама сказала, что ты был в тюрьме, — выпалил он, и я не смог удержаться от смешка.

Блин, я любил детей. Они не страдали херней. Они спрашивали то, что хотели спросить, говорили то, что хотели сказать. С ними не надо было ходить вокруг да около, и я ценил это гораздо больше, чем пристальные взгляды и перешептывания за спиной.

— Был, — ответил я, кивнув.

— Так вот откуда у тебя этот шрам?

Я покачал головой, возвращая бананы на их законные места.

— Нет. Этот шрам у меня появился до…

— Ной!

Малыш обернулся на внезапный звук женского крика, который, по-видимому, был его именем.

«Это мама», — подумал я, поворачиваясь лицом к женщине в мешковатом свитере, узких джинсах и черных ботинках, несущей корзину с продуктами.

Ее волнистые светло-коричневые волосы могли показаться кому-то унылыми, но мне они напомнили шерсть Салли. Мягкие. Неотразимые. Утешительные.

«Как волосы Рейн».

Внезапная мысль принесла странное чувство облегчения, которого я не испытывал уже давно, а также любопытный привкус дежа вю.

И, наверное, мне не стоило так пялиться. Особенно если учесть, как сильно меня раздражало то, что весь город пялился на меня. Но ничего не мог с собой поделать, ведь в последний раз я смотрел на такую красавицу, когда спас пятнадцатилетнюю девочку много лет назад.

Мама Ноя поспешила встать рядом с ним, потянув его за рукав, поправляя корзину на руке, а я взял бананы из его протянутой руки.

— Ной, я тебя повсюду искала.

— Извини. Я просто…

— Мы должны вернуться домой и приготовить ужин. У тебя еще есть дома…

Когда я встал, женщина ахнула, прежде чем прочистила горло, как будто ей было стыдно, что она вообще ахнула.

— М-мне жаль, что он тебя побеспокоил, — сказала она, отводя взгляд, чтобы посмотреть на вещи в своей корзине. — Давай, Ной. Пошли.

— Все в порядке, — ответил я, вытирая руки о фартук. — Было приятно поговорить с кем-то.

Женщина сглотнула, некоторое время разглядывая меня. Затем она заставила свои губы улыбнуться.

— Ну что ж, хорошего дня.

— Да, и вам тоже. — Я помахал рукой ее сыну, которого уже уводила мама. — Пока, Ной. Спасибо за беседу.

— Пока, — оглянулся через плечо и помахал мне в ответ Ной, слегка скривив рот. — Увидимся.

Я засмеялся про себя, повернувшись и убирая обертку от своего сэндвича. Потом бросил ее в мусорное ведро и вернулся к работе, не забыв при этом удариться головой о вывеску «Продукты». И все это время, пока не сел на велосипед и не поехал домой, я думал о Ное и о первом честном дружеском, хотя и коротком, разговоре, который у меня состоялся с тех пор, как я приехал сюда.

И я думал о Рейн.

Тюрьма, если и научила меня чему-то, так это строгому распорядку дня, благодаря жесткому режиму, в котором они держали нас, заключенных. Поэтому почти сразу после того, как я поужинал консервированным супом и крекерами, потратил час на то, чтобы снять деревянные панели во второй спальне. Затем принял душ и лег в постель с книгой, которую недавно начал читать — сборником рассказов и стихов Эдгара Аллана По.

У жены Гарри была целая библиотека книг, которые я еще не читал, и я был благодарен ей за то, что она передала мне несколько книг, чтобы я мог занять себя в свободные от работы и сна часы.

Затем, ровно в девять часов вечера, я закрыл книгу, выключил свет и заснул.

Это был беспокойный сон, во время которого я ворочался с боку на бок, преследуемый прошлым, тишиной и дурным предчувствием, которое иногда пробиралось в мои вены, и от которого не мог избавиться или объяснить. Оно говорило о том, что демоны из моей жизни до этого места никогда не оставались слишком далеко позади.

Но незадолго до одиннадцати часов ночи раздался треск, от которого я резко сел на кровати.

— Что, черт возьми, это было? — спросил я вслух, задыхаясь и трясясь.

Я не мог понять, что это мог быть за звук. Ведь был в полудреме, когда это случилось. Это могло быть что угодно. Ветка сломалась. Гром. Выстрел. Кто, черт возьми, знал? Но я знал, что не смогу заснуть, пока не проведу расследование и не пойму, что там не затаился страшилище в скелетных тенях деревьев над головой.

Итак, я скатился с кровати, одетый только в спортивные штаны и носки, и откинул простыню, которую использовал вместо занавески. Потом вгляделся в дорогу и не увидел ничего, что могло бы вызвать подозрение. И, наверное, в этот момент мне следовало бы просто лечь спать, но что-то говорило мне выйти на улицу и убедиться, что на самом деле ничего не случилось.

Поэтому открыл дверь и вышел на ступеньки, которые, как я был уверен, в один прекрасный день сломаются под моим весом. Ночь была холодной. Начинал падать снег. Маленькие белые крупинки проносились по небу, попадая в мои волосы и на голые плечи.

«Черт, как же здесь холодно».

Я энергично потер руки ладонями, обводя взглядом небольшую площадку перед домом, и тут мой взгляд упал на опрокинутый металлический мусорный бак. Я вздохнул, закатил глаза, чувствуя себя идиотом из-за того, что испугался такой глупости, и собрался поднять его, как вдруг из-под моих прогнивших ступеней раздался звук — гораздо меньше и тише, чем предыдущий грохот.

Я повернулся на пятках и встретился глазами с желтым взглядом крошечного серого котенка.

— Эй, — тихо позвал я, опускаясь на колени и протягивая руку. — Иди сюда, малыш.

У меня никогда раньше не было кошки, но я знал, что они избирательны в выборе тех, кому доверяют. Но у этого котенка, похоже, были хорошие предчувствия, потому что он подошел ко мне без колебаний — а может быть, ему было просто холодно. Его маленький носик ткнулся в мои пальцы, как бы говоря: «Привет», а затем подставил свою тощую спину под мою руку.

— Где твоя мама, а? — спросил я, зная, что он никогда не ответит.

Но он ответил. Котенок жалобно мяукнул, и я почувствовал, что понимаю его.

— У тебя тоже никого нет, — догадался я, позволяя ему использовать мою руку, чтобы получить всю ту ласку, которой ему так не хватало в его короткой жизни. — Ты голоден?

Его глаза встретились с моими, и я воспринял это как «да». Потом взял его на руки, крепко прижал к груди, снова поднял мусорный бак и пошел в дом.

Я достал оставшийся тунец, который ел на обед накануне, и высыпал его на бумажную тарелку. Возможно, это было не то, что котенок должен был есть в его возрасте — вряд ли ему было больше месяца или двух, — но это было лучше, чем ничего, и он, похоже, был с этим согласен, проглотив еду так, словно не ел уже несколько дней.

— Ладно, дружок, — сказал я, используя прозвище, данное мне дедом, и направился обратно в гостиную, где меня ждал надувной матрас, — я возвращаюсь в постель. Не стесняйся, присоединяйся ко мне. Или нет. Как хочешь.

Затем забрался под одеяло, устраиваясь поудобнее, и маленький котенок поспешил свернуться калачиком в тепле моей подмышки. Я улыбнулся, благодарный за то, что могу разделить это пространство с кем-то еще, и посмотрел на часы.

Было одиннадцать-одиннадцать, и это был мой первый хороший день в Ривер-Каньоне.