Глава 10

Посмотрел, называется, репетицию… Пришёл помочь актрисе, а меня уже пытаются выгнать отсюда с помощью грубой силы охранников. Правда, они ещё не успели добраться до зала, а значит, у меня есть время, чтобы переубедить постановщика.

— Ямагучи-сан, — услышал я отчаянный хрип Томимуры Сайко.

Но больше её не услышал никто. «Анализ» вопил, сообщая о том, что воздух в лёгкие девушки практически не проходит. Вот и начала складываться мозаика клинической картины. Все её жалобы были так похожи на обычное тревожное расстройство, а на деле оказалось нечто куда более очевидное.

Но понять причину, не побывав здесь вживую, невозможно. Видимо, я единственный врач, который додумался прийти на репетицию.

Вернее, додуматься могли и остальные, но не стали бы позволять себе таких вольностей.

— Вас зовут Ямагучи-сан? — настойчиво спросил я, приближаясь к постановщику.

— Эй! Кто-нибудь! Помогите мне, он ко мне идёт! — запаниковал Ямагучи.

Я включил «харизму: убеждение». Пугать Ямагучи мне точно не стоит, он с этим и сам уже справился. За кого он меня, интересно, принял? За маньяка? Откуда такая паника?

— Слушайте меня внимательно, — произнёс я, остановившись в десятке сантиметров от постановщика. — Если я не помогу вашей актрисе, она потеряет голос и уже не сможет играть в вашем мюзикле.

— Н-но… Я ж могу поставить другую! — заявил он.

Ого, удивительная логика! Даже «харизма» не смогла её пробить. Хорошо, тогда всё-таки придётся использовать щепочку «устрашения».

— В таком случае вы, возможно, хотите, чтобы со сцены пришлось убирать её тело? — произнёс я. — Это ведь происходит не в первый раз! У неё перекрываются дыхательные пути!

— Тело? — сжался Ямагучи, прикрывшись своим сценарием. — Нет, не надо тело! Это испортит весь мой мюзикл! Придётся переносить… Пожалуйста, сделайте что-нибудь!

— Вот так бы сразу, — раздражённо вздохнул я.

К этому моменту до первых рядов уже добрались охранники, однако Ямагучи встал между ними и мной.

— Всё в порядке, господа, это — врач, — произнёс он. — Ложная тревога.

Я же, решив не тратить время попусту, забрался на сцену, проскочил мимо «демонов» к Томимуре Сайко. Причём найти её было непросто, поскольку всё пространство вокруг обволокло плотным красным дымом.

— Кацураги-сан, — прохрипела она, когда я всё же добрался до своей пациентки.

— Всё в порядке, Томимура-сан, сейчас я всё решу, — произнёс я и, подняв девушку на руки, поспешно спустился со сцены.

— Он… Он похищает нашу актрису! Томимура-сан! — запаниковал Ямагучи.

— Идиот! — не удержался я. — Я её спасаю, а не похищаю. Ей нельзя пока что находиться на сцене.

Я усадил девушку на сиденье второго ряда, а затем одновременно включил «анализ» и лекарскую магию.

Как я и думал… Ларингоспазм. Гортань сжалась, и воздух перестал через неё проходить. Поэтому и голос пропал — у голосовых связок исчезла возможность выполнять свою функцию, когда поток воздуха нарушился.

Убрать это состояние мне не составило труда. Я даже не почувствовал, что потратил жизненную энергию. Расслабить мышцы, убрать гиперреактивную аллергическую реакцию. Готово.

— Томимура-сан, скажите что-нибудь, — попросил я.

Вокруг нас уже собралась вся актёрская труппа и сам постановщик. Мечась туда-сюда, Ямагучи растерял половину страниц своего сценария.

— Кажется, могу дышать, Кацураги-сан, — улыбнулась она. Её голос звучал кристально чисто. — Так что это было? Что случилось? Только не говорите мне, что я испугалась демонов, пожалуйста! Я правда совсем не боюсь этих масок.

— Знаю, что не боитесь, — кивнул я. — Дело в дыме.

— В дыме? — переспросил меня Ямагучи. — А что не так с нашим дымом? Там абсолютно безопасные компоненты!

— А вы их назвать мне сможете? — поинтересовался я.

— Молодой человек, — хмыкнул он. — Я работаю в театре уже тридцать лет. И не только в театре, но и на многих других съёмочных площадках. В состав дыма, который используется для спецэффектов, входит обычная жидкость на основе глицерина или гликоля.

Верно, Ямагучи не солгал. Так оно и есть. Фактически это вообще не дым. Просто его привыкли так называть. Дым — это следствие горения. А генераторы дыма, которые используют для производства спецэффектов, продуцируют мельчайшие капельки веществ, о которых только что упомянул Ямагучи.

— Но вы не назвали ещё два компонента, без которых глицерин и гликоль не смогли бы взлететь и создать подобие дыма, — подметил я. — Вернее, один компонент даёт эффект дыма, а второй — его окраску. Углекислый газ и краситель.

— Ну и что? — пожал плечами Ямагучи. — Углекислый газ, насколько я знаю, и так в атмосфере содержится в большом объёме.

Тоже верно. Многие не знают, но на самом деле без углекислого газа организм человека не сможет нормально функционировать, как и без кислорода. Конечно, это небольшое преувеличение, но всё же углекислота играет большую роль. Она стимулирует дыхательный центр головного мозга и участвует в формировании кислотно-щелочной среды крови.

— Только ларингоспазм вызвал не углекислый газ, — объяснил я. — Он лишь усугубил ситуацию. У Томимуры Сайки аллергия на краситель, который используется в составе вашего дыма. Из-за вдыхания этого вещества, её гортань сжимается. Возникает состояние, в котором её организму экстренно требуется кислород. А его вокруг неё становится только меньше из-за увеличения концентрации углекислого газа.

— И что вы мне предлагаете? — выпучил глаза Ямагучи. — Убрать дым? Нет! Ни за что в жизни я на это не соглашусь! Тогда я скорее актрису заменю. Сцена будет уже не та. Эффекты не те!

— По-вашему, актёр менее важен, чем спецэффекты? — нахмурился я. — Мне всегда казалось, что театр — это, в первую очередь, игра актёра. Его мастерство. И плевать, где будет сыграна сцена — в полностью оснащённом зале или на площади перед толпой людей.

Я хоть и не был ценителем японских театров, но на других постановках ещё в прошлой жизни бывал. И, признаюсь честно, не припомню ни одного человека, который бы хвалил мюзикл или спектакль за спецэффекты. Это — удел кино, но уж точно не театра.

— Вы ещё будете учить меня, юноша? — обиделся Ямагучи. — И вообще… Вы точно врач? Я начинаю подозревать, что моё изначальное впечатление о вас правдиво.

Какое ещё впечатление? Что он вообще несёт?

— Точно… — нервно улыбнулся он. — Вы пришли похитить мой сценарий! Украсть идею и передать её конкурентам!

Надо же, даже тут — в театре — идёт война конкурентов. Мне этого в клинике с головой хватает. Но сильно давить на постановщика — будет ошибкой. Лучше отнестись к нему, как к пациенту — с пониманием. Он — творческая личность. Эмоциональный, вспыльчивый, помешанный на своём творении. Пустыми угрозами и рассказами о том, как страдает Томимура Сайко, делу не поможешь.

— Ямагучи-сан, — спокойно произнёс я. — Если не верите, можете прямо сейчас открыть официальный сайт клиники «Ямамото-Фарм» и посмотреть список терапевтов. Там и фотографии врачей есть — быстро меня найдёте.

— «Ямамото-Фарм»? — удивился он. — Серьёзно?

Однако постановщик не стал верить мне на слово и полез в свой мобильный телефон. Я терпеливо ждал, поскольку не мог перейти к следующему этапу своего плана, пока Ямагучи не убедится, что я его не обманываю.

— Ладно… — вздохнул он, обнаружив мою фотографию. — Кацураги Тендо, терапевт шестого ранга. Хорошо, Кацураги-сан, вы меня убедили. Сценарий вы украсть не хотите. Наверное. Но что дальше?

— А дальше, прошу заметить, что ни одна актриса не сможет заменить Томимуру Сайко, — заявил я.

— Это ещё почему? — хмыкнул он.

— Я уже давно наблюдаю эту женщину, — солгал я. — У неё невероятные голосовые связки. Другую такую вы точно найти не сможете. Её голос неповторим, это я вам, как врач говорю.

На самом деле, несмотря на то, что я использовал эти слова для манипуляции постановщиком, ложью это не было. Связки у Томимуры Сайко действительно великолепные. С её голосом можно выступать где угодно. Эластических волокон в тканях гортани очень много. Это одна из причин, по которым я так старательно борюсь за её здоровье.

Ведь я мог бы принять сторону Ямагучи и убедить Сайко перейти в другой театр, играть в других сценах — да можно было сказать что угодно, лишь бы она сохранила своё здоровье.

Но в данном случае ситуация иная. У неё просто колоссальный потенциал, который ей только предстоит раскрыть. Если я буду настаивать на том, чтобы девушка отказалась от этого спектакля, есть риск, что я загублю её карьеру.

Она может выступить, может спокойно пережить эту сцену. Но для этого нужно избавиться от дыма, либо заменить его на другой.

На другой… Точно!

— Ямагучи-сан, — обратился к постановщику я. — А используется ли дым в других сценах, в которых играет Томимура-сан?

— Конечно! У меня же здесь настоящее дымное шоу! — воскликнул он.

— Какого цвета дым в других сценах с её участием? — спросил я.

— Ну… Белый, синий, чёрный, жёлтый.

Но реагирует она так только на красный…

— Томимура-сан, может быть, я и не специалист вашего профиля, но могу сказать, что отказываться от дыма не стоит. Можно просто заменить красный на белый.

— Глупости! — воскликнул он. — Красный хорошо сочетается с демонами! Это — их цвет!

— Не соглашусь, как зритель, — заявил я. — Их пугающие маски плохо видно из-за красного дыма. Цвет сливается. Будет лучше, если вы используете мертвенно-белый.

— Мертвенно-белый… — задумался он. — Контраст будет хороший! Красный с белым неплохо сочетаются. Это будет очень стильно! И Томимура Сайка сможет выступить без своих приступов. Но всё-таки, Кацураги-сан, с чего мне вас слушать? Вы ведь не критик и даже не настоящий зритель. Откуда врачу знать, понравится ли людям такое сочетание цветов?

— Ямагучи-сан, поверьте, именно потому, что я врач, я очень хорошо знаю людей. Знаю, как работает психика и нервная система. Поверьте мне на слово — людям понравится. За консультацию денег брать не буду. Просто позвольте Томимуре-сан выступить. Будьте уверены, она вас не разочарует.

— Умеете же вы складно говорить, Кацураги-сан, — усмехнулся Ямагучи. — Хорошо! Ваша взяла! Томимура-сан, ну-ка докажите мне, что ваш голос ещё не поглотил дым!

Томимура Сайко тут же протянула высокую ноту, от которой у меня завибрировали барабанные перепонки, а затем эхо гулко отозвалось в пустом желудке.

— По-моему, весьма убедительно, — сказал я своё мнение Ямагучи.

— Не стану спорить, — кивнул он. — Хорошо. Значит, решено. Дым в сцене с демонами заменяем на белый, а Томимура Сайко остаётся.

Я улыбнулся Томимуре и произнёс:

— Всё, моё дело сделано, Томимура-сан. В следующий раз увижу вас на мюзикле, обязательно приду посмотреть. Всё-таки, я тоже частично смог вложиться в него.

— Ох, но билетов ведь больше не осталось… — напряглась Томимура.

— Томимура-сан, выдайте доктору один из наших билетов для особых гостей. А ещё лучше — перешлите мне его данные. Я договорюсь, чтобы ему выделили место.

— Благодарю, — поклонился я им и направился к выходу из театра.

Однако уже на ступенях у главного входа Томимура Сайко меня догнала.

— Кацураги-сан! — воскликнула она. — Стойте, пожалуйста, подождите!

— Томимура-сан! Вы… Вы чего⁈ — удивился я, увидев её внешний вид.

Девушка надела пальто и сапоги, но осталась в том же гриме. Абсолютно белое лицо и традиционная японская причёска прямиков из средневековья.

— Кацураги-сан, что вы там устроили? — спросила она. — Я… Я не ожидала от вас такого!

— Что? — переспросил я. — Вы недовольны моим решением? Я ведь разобрался с вашей проблемой.

— Как это — не довольна? Вы шутите? Да я на седьмом небе от счастья! — рассмеялась она. — Просто… Вы ведь не только обязанности врача выполнили, вы ещё… Ох, да о чём я вообще говорю? Вы и как врач не обязаны были сюда идти. Так ещё и убедили Ямагучи-сан оставить меня в спектакле. Да так ловко, что… Простите, у меня слов нет, эмоции захватывают.

— И эти эмоции — не актёрская игра? — улыбнувшись, спросил я.

— Нет, это искренне, — ответила Сайко. — Я всё время пробивала свой путь в театр сама. За меня ещё никто никогда так не вступался. Я в какой-то момент подумала, что вы с ума сошли! Правда! А оказалось, что вы тоже очень хороший актёр.

— Да ну? — усмехнулся я. — Вот уж чего точно за собой не замечал. В любом случае я прекрасно провёл время. Эта небольшая ссора с Ямагучи для меня привычное дело. Коллеги и некоторые пациенты иногда доставляют мне куда больше дискомфорта, чем ваш постановщик. Так что я очень рад, что мне удалось совместить приятное с полезным. И с театром познакомился и вам помог.

— Кацураги-сан, я — ваша должница, — сказала Томимура Сайко.

— На этот счёт не беспокойтесь, — усмехнулся я. — Мне достаточно одного билета на мюзикл. Больше ничего не нужно. А теперь я, пожалуй, пойду, Томимура-сан. Глаза уже слипаются после двух суток работы.

— С-стойте, Кацураги-сан! — вновь остановила меня она. — А вы… Может…

— После мюзикла? — перебил её я. — Свободен.

— Отлично, — улыбнулась она.

— А вы не будете слишком заняты купанием в лучах славы? Можем отложить на потом, — предложил я.

— Нет-нет, не буду, — помотала головой она. — Ровно через неделю. Нет… Уже через шесть дней. Придёте на мюзикл, а после окончания ждите меня на том самом месте, где мы встретились сегодня.

— Договорились, — кратко поклонился я. — До встречи, Томимура-сан.

Возвращаясь домой, я вновь задумался о словах Накадзимы Хидеки. И вправду, как же всё-таки здорово порой просто — жить. Правда, отстраняться от работы я всё равно не собираюсь. Более того, именно медицина привела меня в этот театр. Если бы Томимура Сайко не решила притвориться моей женой тогда — в приёмном отделении — я бы, наверное, весь сегодняшний вечер убил на изучение очередной статьи.

Стоп… Статья. Я ведь собирался описать случай Арджуна Манипура Кириса! И лучше это не откладывать. У меня на почте висят все его анализы и результаты других обследований. Надо бы показать миру, какое сочетание редких заболеваний может затруднить постановку правильного диагноза.

Однако нарушать режим из-за этого дела я всё равно не стал. Вернувшись домой, потратил всего лишь пару часов на составление костяка для статьи, а затем отправился спать.

Перед сном меня посетила воодушевляющая мысль о том, что мне, несмотря на мой сумасшедший график, очень повезло. В мире не так уж много людей, которые относятся к своей профессии, как к хобби, как к любимому делу.

И среди врачей таких примеров тоже не очень много. По статистике огромное количество медиков переживают синдром выгорания уже на старших курсах медицинского университета. А потом ещё больше людей подвергаются этому психологическому недугу на рабочем месте.

Так что я с гордостью могу сказать, что живу счастливую жизнь. Как, в общем-то, и Томимура Сайко. «Анализ» не даст соврать — девушка испытывает невероятное удовольствие от игры на сцене. Приятно всё-таки видеть людей, которые так увлечены своей профессиональной деятельностью.

Размышляя об этом, я вырубился. И чуть не проспал начало следующего рабочего дня. Впервые за долгое время меня не растормошил первый будильник.

Видимо, я испытал слишком много эмоций. Мозгу понадобилось чуть больше времени на восстановление.

На работу я выдвинулся вместе с Кондо Кагари и Акихибэ Акико. Они всегда выходили позже меня. Акико до сих пор смущалась и старалась лишний раз со мной не заговаривать. Видимо, ей было стыдно из-за событий, которыми закончилась наша прошлая вечеринка в честь моего возвращения из Индии.

— Задолбал уже, сил никаких нет его терпеть! Скотина! — восклицал Кондо Кагари.

— Кагари-кун, ты это о ком? — удивился я.

Впервые видел Кондо таким озлобленным.

— Про Ватанабэ Кайто! — продолжил пыхтеть он. — Зараза, он замучил меня проверять. До сих пор помнит, как плохо я учился в университете. Все до единой мои оценки, все ошибки, всё помнит!

— Мне сначала показалось, что, сбрив усы, он стал менее страшным, — добавила Акихибэ Акико. — Но нет. Теперь он ещё страшнее. Я раньше не замечала, как трясётся его верхняя губа, когда он злится.

— Вот-вот! — кивнул Кагари. — Я думал, что у него какие-то мышечные волокна в волосах есть, из-за чего усы могут сами двигаться. Оказывается, это у него мимика такая пугающая!

— Да чего он вам сделал-то? — спросил я. — Кагари-кун, Ватанабэ Кайто, может, и ведёт себя вызывающе, но обычно он делает это, чтобы мотивировать наш рост.

— Не согласен, — помотал головой он. — Сейчас он хочет меня проверить, потому что думает, что я не достоин столь быстрого продвижения по рангам. Тебе Казума-кун разве не рассказывал?

— Казума-кун? А он-то тут при чём? — не понял я.

— Так Ватанабэ начал подозревать, что Казума, имея доступ к рейтинговой системе, специально ускоряет моё продвижение, — объяснил Кондо Кагари.

Я бы не обратил внимания на эту фразу, если бы не помнил, как Кацураги Казума предлагал мне то же самое. Он говорил, что может подтолкнуть меня, если я захочу. Но я тогда наотрез отказался и отругал его за мысли о нарушении правил и вмешательстве в честную конкуренцию.

Мог ли он втихую протолкнуть Кагари? Хороший вопрос.

— А я вот думаю, что у нас не хватает комнаты ярости! — заявила Акико. — Надо попросить отца, чтобы ввёл такие в терапевтическое отделение поликлиники.

— Комнаты ярости? — переспросил я. — А это ещё что такое?

— Погоди, Тендо-кун, ты что, никогда о них не слышал? — спросил Кагари. — Это же классная штука! Кстати, хорошая идея, Акико-тян. Я бы там Ватанабэ измолотил до полусмерти!

Я искренне не понимал, о чём идёт речь. Я что, упустил какую-то японскую традицию? Тут можно вызвать начальника на дуэль, если в организации есть соответствующая комната?

Если бы в нашей клинике такая была, половина врачей уже были бы мертвы.

— Кагари-кун, ну ты чего? — вздохнула Акико. — Тендо-кун ведь из Камагасаки. Там же вообще жуткая глушь. Откуда ему знать про комнату ярости?

— Ну… Не знаю. Интернет? — пожал плечами Кондо.

— Короче, Тендо-кун, в некоторых японских корпорациях специально оборудуют комнату, в которой стоит манекен с лицом начальника. Это сильно помогает сотрудникам выпустить пар.

— Исколотить всмятку этот манекен! Понимаешь, Тендо-кун? — окончательно перевозбудился Кагари.

— Хм, а это умно! — кивнул я. — Почти так же, как жестокие фильмы и видеоигры. Последние научные статьи говорят о том, что такие виды развлечений помогают людям выплёскивать свой животный гнев, и это сокращает вероятность реальных преступлений. Правда, в вашем случае речь идёт о другом — о снятии стресса.

Наш мозг очень сложная штука — это ни для кого не секрет. На самом деле ему без разницы переживаем мы какие-то события наяву или в мыслях. Человек может посмеяться над шуткой вживую и испытать прилив эндорфинов. И то же самое произойдёт, если он удачно пошутит про себя или вспомнит ту ситуацию, когда было весело.

То же происходит и с негативными эмоциями. Когда начальник доводит сотрудника, слабохарактерный человек может испытывать эти эмоции ещё несколько дней. Снова и снова, хотя ситуация уже осталась позади. В таком случае комната ярости — это идеальный выход.

— Но всё же думаю, что ставить манекен для избиений в поликлинике — не очень этично. Тогда уж лучше дома сооруди себе личного Ватанабэ, Кагари-кун, — предложил я.

— Думаю, в таком случае, при следующей проверке квартир Такаторой-сан, у него будет ко мне очень много вопросов, — хмыкнул Кагари.

Акико вновь покраснела. Видимо, вспомнила, как Такатора заявился с проверкой в тот момент, когда она вместе с остальными девушками пыталась прорваться в туалет моей квартиры.

— Ладно, ребят, зарядились позитивными эмоциями перед работой, теперь пора браться за дело, — произнёс я, когда мы вошли в фойе поликлиники.

Не успел я добраться до своего кабинета, как меня нагнала Тачибана Каори.

— Кацураги-сан! Доброе утро. У нас проблемы, — произнесла она.

— Не самая лучшая фраза, с которой стоит начинать утро, Тачибана-сан, — усмехнулся я. — Что случилось?

— Помните, вы просили меня посмотреть Инодзаки Томуру? Пациента с болезнью Крона? — спросила она.

— Да, было дело, — кивнул я. — Что скажете? Картина очень нетипичная для этого заболевания.

— Именно. Потому что это — не болезнь Крона, — заявила она. — Я понятия не имею, что это такое.

— Как это? — не понял я. — Эндоскописты ведь поставили…

— Они перепутали, — ответила она. — Сбой системы. Заключения двух людей поменялись местами.

Теперь я окончательно запутался. Ведь и мой «анализ», и заключения эндоскопистов говорили об одном диагнозе.

Так чем же, чёрт возьми, он тогда на самом деле болеет⁈

Загрузка...