Сперанский 5. Заговор

Глава 10

Глава 10

Петербург

4 ноября 1798 года

Сил мне и терпения! Приходиться самому себе желать того, что иные не пожелают. Нет, не потому, что некому. Покажи я, что мне нужно сострадание, жалость, так набежали бы многие утешать: кто с платком для слез, кто с этиловой слезой в стеклянной бутылке, иные с абонементом в бордель, если тут такие имеются… абонементы, бордель-то найти не так трудно.

Но нельзя. Важно держать марку, фасон, лицо. Я, как-никак ворвался в российскую элиту, значит не должен выглядеть жалким, чтобы быть в миг съеденным, чтобы не скинули с обрыва Олимпа. Да и на что жаловаться? На то, что зарылся в делах, стремясь, хоть по верхам упорядочить даже не все, но многие начинания? Или на то, что поссорился с женой? Ну не на переживания же о дуэли, в самом деле!

В лучших традициях, жена умотала к теще, роль которой играет Екатерина Андреевна Оболенская. Уверен, кто княгиня даст по симпатичной капризной заднице моей супруги за такие выверты импульсивной девчонки. Так что зря это Катя переехала два квартала, чтобы спрятаться у тетушки.

Понимаю, что Катюша ждет, чтобы я с цветами, стихами, весь такой на белой карете, приехал и умолял ее вернуться. Да и Бог с ним, был бы толк, так именно подобным образом и поступил бы. Но вот от таких поступков пользы для нашей супружеской жизни не будет. Один раз Катя раскапризничалась и я прискакал на крыльях любви, второй… Потом что? На шею сядет и своими соблазнительными ножками будет стучать мне в грудь?

Семья — это не только про любовь, это и про тыл. И до недавнего времени, я даже не сомневался, что у меня-то отношения с женой лучше, чем у кого бы то ни было. Может так оно и есть, но нужно несколько перебеситься.

Ну и беременность. Нет в этом времени УЗИ, не так, чтобы и понятно, когда женщина уже понесла. Но это лишь на первых неделях, когда задержка может быть вызвана и гормональным сбоем. Но у Кати уже как два месяца… И эти смены настроения с перебивкой на полное, неадекватное поведение… Может, все же нужно было учесть и этот фактор и стараться сглаживать углы? Или и Кате нужно так же поступать, все же у меня дел, работы, службы, несоизмеримо больше, не так много времени остается для самокопания и анализа семейных отношений?

Впрочем, как говориться, нет худа без добра. И это самое добро в том, что я могу быстро и без отвлечений заняться делами. У меня всего-то меньше трех дней осталось до дуэли.

Моим секундантом стал, уже подполковник, Михаил Кантаков. Миша в курсе многих моих дел, понимал, что и как, что мне нужно время, дабы дела привести в порядок, завещание составить, заключить некоторые договора на будущее, делегировать полномочия. Волокиты не много, ее очень много. И это же неприлично умирать, оставив дела и проекты в хаосе. Нужно хотя бы составить папку очередности дел с рекомендацией, в каком направлении двигаться приемникам. Не развалится ли все то, что уже создано?

Это не пораженчество, это реальная оценка ситуации. Я был почти уверен, что с Балашовым мы будем драться на шпагах. Последняя его дуэль была именно таковой, где он не так уж и безоговорочно выиграл. Но, нет стреляться. Поспешил я с вызовом, нужно было предоставить такую прерогативу моему оппоненту. Я бы выбрал шпагу, нынче я весьма неплох в ней, что отмечали два последних моих наставника, которые не так, чтобы и превосходили меня в искусстве фехтования. Недаром я много внмания уделял именно этому виду боя. Или даром? В бою такие навыки не так и нужны, дуэли в России прочно переходят на пистолеты…

Но есть даже пути отката ситуации с поединком. Не была брошена перчатка, как и не случился физический контакт, в смысле, по морде я ему не съездил. Значит, была возможность примериться. Вот только, все общество ждет дуэли. Все в предвкушении кровавой истории. И не то, что не хочется общество лишать повода для разговоров, пусть черти жарят их всех, или почти всех, на сковородках, дело в статусе и доказательстве всем, что я не «червь, я право имею».

— Михаил, не будь дураком! — напирал на меня Иван Петрович Кулибин. — Какая дуэль? Мы с этими немцами, что ты выписал из Америк, Фитчем и Фултоном, уже измыслили, как улучшить пароход. Работать надо. Тебя вот ждем, чтобы посмотрел. А ты стреляться на потеху бездельникам!

Я улыбался. Ничего обидного в словах, как в собственно и в обращении на «ты» не было. От Кулибина, точно. Напротив, это было признание от немолодого уже гения. Он, как мне кажется, увидел во мне конкурента, не такого, как «сидельцы-профессора» в Академии Наук, а деятельного, того, что уже кое в чем переплюнул и самого зазнавшегося Кулибина. Рвет и мечет мастер, чтобы показать, что на Руси так точно, но ему равных в изобретательствах нет. И это просто отлично. Конкуренция и рвение к работе, поиску решений — они двигают прогресс.

Иван Петрович ожил, он получил цель и теперь прет напролом, конструируя не только пароходы, но и устроил «соцсоревнование» еще с Тевидиком и Гаскойном в деле создания новых паровых машин-двигателей. И стоило мне отписаться обоим конкурирующим сторонам, после, кстати, принятия Тревидиком русского подданства, о новых возможностях развития в этом направлении, так в двух местах, в Нижнем Новгороде и в Луганске, началась истерия, гонка: кто быстрее создаст паровой двигатель на новых принципах работы, ну и чье изделие будет мощнее.

А стоило подсказать, что можно в конструкции машин не опираться на вакуумные технологии, развитые Уаттом, а создать свою, высокого давления, а еще и вспомнить про принципы распределения давления, змеевики, ну и не забыть указать про необходимость конструирования предохранительного клапана, чтобы сразу уменьшить число несчастных случаев при создании машины вдвое.

Это школьная программа в будущем, не более. Причем, мой учитель физики показывал на уроках модель двигателя, она почти всегда стояла за стеклом в шкафу, а я сидел на последних партах и порой, бывало всякое, когда «мух ловил», да «ворон считал», то есть бездельничал, рассматривал картинки на стендах и модели двигателей за стеклом. И все было понятно и ясно настолько, что я по памяти помню все поршни, цилиндры и клапаны, не хуже, чем и конструкцию двигателя внутреннего сгорания, время которого, думаю, пока не пришло… пока. Тут либо учитель хороший, либо все не так сложно, ну и третий вариант — я хорошо и почти, за редким исключением, ответственно учился, будучи любознательным.

А мне нужно чуть тщательнее подходить к выбору тех технологий, которые я являю миру. Ну никак я не думал, что вакуумные паровые двигатели так заинтересуют изобретателей. Вот только не было бы трагических случаев, так как подобные технологии опасны, пока не отработаются.

— Нет, стреляться, Иван Петрович, придется, — сказал я, причем обращаясь не только к Кулибину, но и ко всем собравшимся.

Сегодня я собрал почти всю свою команду. Точнее сказать, уже как неделю все были собраны в Петербурге, это я никак не мог выделить время на нормальное и детальное общение, работу. Кулибин, Тарасов, Осип, Гаскойн, Янош, Бергман, здесь же, словно кто-то пришел со своим сыном, управляющий моим основным имением Надеждово, Авсей. Он сильно выделялся возрастом на фоне уже умудренных мужей.

Не случись вызова на дуэль, все равно нужно было встретиться, чтобы выработать стратегию на ближайшие три года и краткосрочный план развития на год. Без определения четких целей и задач, миссии предприятия, невозможно определять перспективы. А еще важно видеться всем вместе, понимать, что мы команда, даже корпоратив устроить. После дуэли, Астория познает веселье и питие.

Мы выходим на промышленное производство пароходов и это один из ключевых моментов, который следовало бы обсудить. Есть заказы на строительство парохода в Петербурге. Удалось даже предварительно, не мне, а Госкойну, что не может не радовать, договориться об использовании производственных мощностей простаивающей Екатерининской верфи.

Так что необходимо продумать логистику доставки основных узлов и агрегатов для сборки корабля из материалов, произведенных в Нижнем Новгороде. Императорский двор хочет заиметь новую игрушку. И я, конечно ж, не против. Главное заполучить с этого столько денег, чтобы после на них построить еще два парохода.

Также нужно обсудить начало работы оптического телеграфа по проекту Кулибина между Надеждово и Луганском и перспективы его прокладки дальше. Понять бы еще, куда важнее тянуть ветку. Из Петербурга Кулибин и Госкойн отправятся в мое поместье, чтобы присутствовать и должным образом зафиксировать создание первого практически используемого телеграфа в России. Это можно было бы проделать и без Госкойна, но Кулибин поедет также посмотреть и наглядно оценить возможности создания железной дорог, маленький участок которой, в две версты, построен в Надеждово

Изобретатели Фултон и «оживший старик» Фитч подписали с пароходостроительной компанией договор на пять лет с обязательством не разглашать коммерческую тайну. Глупцы… Я их уже не отпущу из России. После того, как они проникнуться всеми идеями, увидят наработки того же Кулибина и поймут их практическую значимость? Нет… Женю, если нужно, так и вторично, даже старика Фитча. Нет… убью, пусть и смахну после скупую мужскую слезу.

Теперь эти изобретатели-инженеры занимаются исследованием и предлагают свои идеи усовершенствования русских пароходов. А я присматриваю возможность начать, наконец, патентовать русские изобретения хотя бы в Англии, где патентное право хоть немного развито.

А еще были запланированы встречи с химиком Захаровым и с Федулом Григорьевичем Громовым. Яков Дмитриевич Захаров и его команда, вышли-таки на понимание, как можно производить большое количество бездымного пороха, но прежде всего кислоты. Теперь же нужно, с привлечением умельцев из Нижнего Новгорода, из Тулы есть кого переманить, но начать строительство завода.

Купца-миллионера-старообрядца Громов, как и его брата, я собирался заинтересовать строительством порохового завода. Громов, имея верфь в Петербурге, выказал особую заинтересованность в том, чтобы начать сотрудничество на предмет строительства пароходов.

В целом, этот старообрядец был крайне занимательным человеком. Использовал паровые машины, даже пытаясь при их помощи организовать лесопилку, даже на мельницах старался механизировать работы. Так что он и его брат Сергей Григорьевич могли бы стать очень важными людьми для очередного рывка на пути к прогрессу. Я не против, чтобы братья вошли в долю при строительстве пароходов, но при этом моим условием было их участие в проекте строительства первого в мире завода по производству бездымного пороха.

Старообрядцы умеют хранить коммерческие тайны, держат слово и в целом представляются мне очень неплохими партнерами. Но, а через Громова я хотел выйти на таких старообрядцев, как Зотов, Морозовы и другие. И, пусть время богатейших предпринимателей-старообрядцев еще не пришло, идет только их становление, как богатейших предпринимателей России, но родоначальники великих фамилий живут сейчас. И они уже двигают семейный, корпоративный бизнес. Именно, что семейный и корпоративный, так как все старообрядчество весьма тесно между собой взаимодействует и, если нужно, помогают друг другу. В этом они где-то напоминают еврейство, только бы подобное не ляпнуть при купцах-старообрядцах.

— Михаил Михайлович, исходя их того объема работы, когда нужно обсудить, математически рассчитать, сопоставить с отчетами, согласовать и написать планы, понадобиться отработать более недели. И ты об этом знаешь, — сказал Николай Игнатьевич Тарасов. — А нынче собрались, дабы посмотреть друг на друга.

«Ага, рассказать сочинение на тему: как я провел лето», — подумал я.

Но он прав. Суеты много. Деньги не любят излишней поспешности, а мы собираемся зарабатывать большое количество денег, из которых каждой копейки свой счет нужен.

— А ты, Коля, давно плеткой по горбу получал? — спросил я. — Нет? Так в морду сейчас твою наглую пну, осаживать меня еще будешь.

Госкойн не понял моей шутки и в его глазах поселилась растерянность. Вроде общество приличное, а тут, оказывается, еще и плеткой порют, да и в морду грозятся дать

— Карл Карлович, — обратился я к Госкойну, заметив реакцию шотландца. — Вы не обращайте внимания, это такой стиль общения между близкими людьми. У русских есть поговорка: бьет, значит, любит. А лучшие друзья — это те, кому во хмели можно и в морду дать, а после обняться и со слезами спеть душевную песню.

— И что, мне не быть ваш друг? Я не позволить бить себя по… лицо, — спросил шотландец.

Я рассмеялся. Пусть немчура привыкает к такому общению, я не хочу иначе общаться с теми, кого зачисляю в свою команду. А с Чарльзом Гаскойном мы дольщики большого Луганского завода, пусть я и владею семьюдесятью процентов долей. Так что тут либо друг, либо выкупаю его долю.

— Вы еще, Карл, не до конца изучили богатую и глубокую русскую душу. Путей к дружбе у нас огромное множество. И, Карл, я уже считаю вас своим другом. Вы приняли русское подданство и человек чести. Так что я не вижу никаких причин, препятствующих нашей дружбе, особенно, что нас еще объединяют и большие деньги, — сказал я.

— Англичанин на первое место поставил бы деньги, — улыбнулся Госкойн.

— Нам еще кредит отдавать императорскому банку за Луганский завод, — заметил я. — Так что давайте дружить.

На самом деле кредит не такой уж и большой. На данный момент я владел активами, из которых без лишних потрясений можно вывести сумму почти в шестьсот тысяч рублей. Кредит же всего в полтора миллиона. С текущими доходами меньше, чем за год могу отдать. А еще ликвидность Луганского завода все больше возрастает.

Активные боевые действия на морях полностью загрузили те мощности Луганского предприятия, которые и планировалось использовать под военное производство. Строятся новые линии по производству пушек, ядер, бомб и даже ракет. Как это не удивительно, но даже изготовление сельхозинвентаря по императорскому заказу капитализировало завод на тысяч пятьсот больше прежнего. О такой марже следует только мечтать. Ну разве я в этом мире не для того, что б сказку сделать былью? «Сперанский и компания» — мечты сбываются. Не Газпром, но, может, получиться и круче.

— Мы так ни к чему не придем, не порешаем все накопившиеся вопросы, — заметил Кулибин. — Спешка нужна только при ловле блох. Ты, Михаил, быстрей стреляйся, да хватит баловаться дуэлями, от Лукавого оно, нужно созидать и изобретать, пока живы. Мне не терпится посмотреть на работу моего оптического телеграфа.

— А я настоек белокуракинских привез, — заметил однорукий Осип.

Осип нынче и не похож вовсе на мужика. Аккуратная, достаточно коротко стриженная, борода, будто только из барбершопа будущего вышел, одежда, приличествующая купцу-миллионщику. Даже понабрался манер и научился более или менее держаться в обществе, по крайней мере, не говорит глупости, изобличающие низкое происхождение. А на фоне академика-мужика Кулибина, так и вполне гармонично выглядит.

— Прошу простить, господа. Важный гость пожаловал, — нашу дружественную пикировку и разговор о сущности русской души и о том, что пора бы и выпить, так как Осип настойки привез, прервал зашедший в мой кабинет Никифор.

Сердце пробило лишние удары, чуть ускоряясь. Подумалось, что это Катя. Я ожидал, что княгиня Оболенская, хоть на аркане, но притащит мою жену ко мне обратно. Но я ошибся.

— Алексей Андреевич, неожиданно, но не скажу, что неприятно. Напротив, признаться, мне не хватает в высшем свете искреннего и непритворного общения, — встречал я Аракчеева.

Я не особо лукавил, когда сказал, что был бы рад пообщаться с Алексеем Андреевичем. Относительно иных придворных, Аракчеев, может, просто не умеет льстить, тонко интриговать, действовать в угоду сиюминутной конъюнктуры. Он не хорош, не плох, но кажется правдивым. Но, и назвать его безгрешным точно нельзя.

— Мы можем с вами прогуляться и поговорить? Знаю, что у вас гости и много дел. Я не займу много времени, но то, что должно, скажу, — деловитым тоном сказал Аракчеев.

— Вы предлагаете пройтись вдоль Екатерининского канала? — спросил я.

Гость задумался.

— Пожалуй, нет. Простите, Михаил Михайлович, я не подумал о том, что недавно вас пытались убить, пожалуй, мы можем присесть в саду у вашего дома, — сказал Аракчеев.

Мы прошли за дом, обойдя парадную, там был небольшой сад, который, можно так сказать, делили три дома, в том числе и мой. Я уже присматривал себе новый участок для строительства более серьезного дома, со своим собственным садом. Если раньше я относился к такому, как к излишнему роскошеству, но теперь понимал, насколько большие дома повышают и статус их хозяев. Обер-гофмаршалу просто неприлично иметь дом всего-то на десять комнат, да еще и без сада. И не важно, что есть имение, где сейчас вовсю строится целый дворец, нужно, чтобы и в Петербурге все видели, что я богатый и успешный, значит важный и со мной нужно иметь дело.

— Вы от государя? — спросил я, догадываясь, о чем хочет говорить Аракчеев.

— Да. Дуэль… — нехотя начал говорить Алексей Андреевич, когда мы присели в деревянной беседке, что располагалась в центре скудного, особенно в ноябре, садике. — Государь-император не хочет, чтобы вы бились. Этого не хочет и… мадам…

— Шевалье? — помог я Аракчееву, которому явно было не комфортно вовсе говорить об элитной эскортнице.

— Да, при дворе все говорят о том, что Балашов ошибся. Но и он не может принести извинения, не уронив честь, — говорил Аракчеев.

— Вы пришли с какими-то конкретными предложениями? — спросил я.

Аракчеев молчал. Какие здесь могут быть иные предложения, если еще не опубликованный кодекс дуэли, все равно незыблем. Ссора произошла при большом скоплении людей и, откажись я от дуэли, либо сразу же принеси извинения, то о каком статусе я смогу говорить? Я прекрасно знал, что большинство дуэлей в России заканчивались примирением сторон или же демонстративной стрельбой в воздух. Тот же Пушкин стрелялся всего четыре или пять раз, при этом участвовал в большом количестве споров.

Если я извинюсь, то признаюсь в каких-то проступках, которых я не совершал. Но тут же можно было бы стрелять и в воздух. Вот только мой оппонент, вернее его секундант, чуть ли не прямо говорили, что такой спектакль им не подходит и кровь должна пролиться.

— Я передал вам то, что должен. Вы же понимаете, что это подстроено, — сказал Аракчеев, явно тяготясь своей миссией.

Да, я понимал, мало того, я даже предполагаю бенефициаров, тех, кто это все подстроил, надоумил завистника, а на моем фоне, так и неудачника, Балашова, искать со мной ссоры. Я уже знаю, что Балашов встречался с Шереметьевым. Однако, есть косвенные признаки, к примеру, посыльные от Палена, к тому самому Николаю Петровичу Шереметеву, указывающие, что ситуация еще более серьезная, чем глупая месть Шереметева. Так что уши петербуржского генерал-губернатора из этого грязного дела точно торчат.

Янош собирал информацию о Балашове, а также меня удивило письмо от Державина и информация, полученная от канцлера Безбородко. Все рассказывали о том, что знают о возможностях Балашова, как дуэлянта. Информация важная, но не гарантирующая победы, лишь увеличивая шансы. Мой соперник очень неплохо стреляет, хорошо фехтует, но, наверное, излишне надеяться на свои навыки, стреляя относительно с дальнего расстояния. Уже на втором-третьем шаге сближения в двух своих дуэлях на пистолетах он стрелял.

Моя дуэль с Карамзиным не вызывала столько ажиотажа, как в обществе, так и внутри меня самого. Может быть дело в том, что я стрелялся с человеком, который не считался хорошим стрелком, или же потому, что я мало знал о возможностях Карамзина, тем более, что сам провоцировал ту дуэль и знал, чего хочу добиться. А еще меня тогда так не стращали со всех сторон, вот это раздражало и заставляло относиться к будущему событию более серьезно.

— Государь может вас покарать, дуэли запрещены, — сообщил мне новую порцию аргументов Аракчеев.

— Может, но будет ли? — отвечал я. — И как сам император отнесется к своему обер-гофмаршалу, если тот, то есть я, буду позволять унижать себя?

В сущности, на том мы и закончили разговор. Формально, но Алексей Андреевич свою миссию выполнил. Но, а то, что не удалось меня уговорить, так это моя вина и строптивость. Уверен, что посланник от Павла так и будет думать. Интересно, что сам государь ни словом не обмолвился о дуэли, а ведь я его видел даже сегодня во дворце. Своими обязанностями я не манкировал, ходил во дворец, как на работу, впрочем там и было мое рабочее место.

Проведя Аракчеева до кареты, я растерял всякий интерес к деловым переговорам. Можно было бы напиться, но послезавтра, на рассвете, я стреляюсь. Так что никакого алкоголя, а только хороший сон, правильное питание, а также шоколада поем, чтобы находящийся в нем лецитин дал мне здравый рассудок и ясность мышления. Черники еще съем, есть у меня и такая ягода, которая для зрение хороша, пусть и не жалуюсь пока особо, но, чувствуется, что очки скоро понадобятся. Ха! А они запрещены.

Мои компаньоны и те люди, которых я считаю друзьями, ибо до сих пор не увидел в них никакой фальши, договорились встретиться послезавтра по полудни, тактично более не вспоминая о дуэли. Это в бою может быть не так страшно, когда знаешь, что делать и идешь к своей цели. Страшнее — это ожидание. Особенно, ожидание в холодной кровати, с чувством, будто меня предали. Катя предала.

Я ложился спать с тяжелыми мыслями, но на удивление уснул быстро. В какой-то момент смог отбросить от себя все тревоги и уснуть, потому что это было нужно.

— Ты меня простишь? — проснувшись, я увидел сидящей на краешке кровати тихо плачущую Катю. — Я должна поддержать тебя, а я убежала, даже не знаю, почему.

Я потер глаза. Мало ли, какое-то наваждение. Но, нет, образ не растаял, только лишь начал громче всхлипывать и шмыгать носиком.

— Тетушка на путь истинный наставила? — спросил я, присаживаясь рядом с женой.

— Ага. Кабы не была беременной, так и выпорола бы. А еще дурой называла, — сквозь слезы усмехалась Катя. — Тетушка внизу кофий пьет, сказала, чтобы я не выходила из спальни, пока… долг супружеский не исполню.

— Какая княгиня все же мудрая женщина! — усмехнулся я и обнял Катю.