Сперанский 5. Заговор

Глава 20

Глава 20

Стокгольм

12 февраля 1799 года (Интерлюдия).

Платить за три комнаты зимой в Стокгольме — сущее разорение. Для рачительного парня, у которого даже не в голове, а в крови, экономия и бережливость было сложно отдавать серебро хозяйке за очередной день проживания. Но Степану Кулаге приходилось это делать уже потому, что его шведский язык был лучший, чем у кого иного из группы Танка… И где Командир берет только такие позывные?..

— Фру Анна-Лизабетта, но вы же сдираете у меня кожу. Смилуйтесь, сбавьте пять рундштюков, прошу вас, фру! — не играя, на полном серьезе, как чувствовал, просил Степан, тут, в столице вражеского государства, представленный, как Олаф.

— Я ведь могу еще прибавить два рундштюка, до круглой суммы, чтобы вышел серебряный риксдалер, — улыбнулась вдова Анна-Лизабетта, которую Степан, а с его подачи и все остальные члены группы, называли «Анализ».

— Нет, нет, фру! Ни в коем случае не нужно повышать, тут бы все же понизить, — не унимался Степан Кулага, по позывному Казначей.

Фру Анна-Лизабетта лукаво посмотрела на Олафа. Женщина распрямилась и, поправ приличие, стала осматривать странного молодого мужчину. Делала это так, как-будто коня выбирает, только что зубы не рассматривает, хотя в нее станет и такое учудить. На самом деле, так почти что и было, хозяйка доходного дома выбирала себе жеребца.

Анна-Лизабетта, еще не старая, но уже вдовая женщина, муж которой, бывший ротмистром, погиб на последней войне с ненавистной Россией, это было девять лет назад. Тогда молодая вдова осталась с годовалым сыном на руках, но с немаленьким капиталом, который составляли, прежде всего, два дома в ее собственности.

Тридцатилетней женщине не хватало мужского плеча, но она больше не вышла замуж, а плечо… и не только этой части мужского тела, Анна-Лизабетта добивалась и без обряда венчания. Вопреки нормам морали и строгости общества, женщина брала то, что хотела и плевала на то, что о ней подумают. Когда-то, когда это было необходимо, никто не предложил ей помощь, а теперь она самодостаточная дама, имеет три продуктовых лавки, сдает комнаты в одном из своих домов, а еще у Анны-Лизабетты есть доля в небольшом рыболовном предприятии.

— Хорошо, красивый, пусть платой остается десять рундштюков. Но за то, что я не стану повышать цену, тебе придется согреть меня этим морозным утром, — сказала хозяйка и недвусмысленно облизала губы, жадно смотря на Степана и раздевая его глазами.

Казалось, что такое поведение должно исходить от мужчины, и Анна-Лизабетта чуть ли не каждый день встречается с подобными предложениями. Но в том и был интерес женщины — смутить своим поведением мужчину, который считает, что мир создан для них, людей с некоторыми, не всегда выдающимися, частями тела, которыми Господь обделил женщин.

Анна-Лизабетта была очень даже интересной, в меру упитанной, знойно рыжей, женщиной, с пышной грудью, и со страстными ярко-голубыми, скорее даже, синими, глазами. Степан и не против… Был бы, если только не ряд обстоятельств.

— Фру, у меня планы были на сегодняшний день и утро и… вечер… утро, — растерявшись, мямлил Олаф-Степан.

— Ты повторяешься, утро уже было… Нет, красивый мой, его не было, но обязательно будет, — Анна-Лизабетта рассмеялась.

«Засмеют же!» — подумал русский диверсант.

На самом деле, Степан не был робкого десятка, женщин уже знавал, да тут, в группе Танка, все знали женские ласки. Обучение в школе Сперанского предусматривало и такое образование. Но были некоторые причины, которые не позволяли Олафу-Степану накинуться на прелестную хозяйку прямо сейчас.

Во-первых, прямо сейчас на него смотрит лидер группы Танк. Даже для задания сложно заниматься этим, когда на тебя смотрят. Во-вторых, женщина нравилась Степану, он не хотел причинять ей боль, не понимал, что отказом еще больше расстроит. Ну и напор пугал парня. Такие они, мужчины… Когда они в роли охотника, так и хвост пистолетом, а как становятся дичью, то, порой, мало чем поведением отличаются от девиц, теряются.

— Итак, Олаф, я жду! — потребовала вдова. — Или мне нужно спросить, почему это по ночам к тебе, ну или к твоим дружкам, приходит женщина. Такая, светловолосая!

Вот теперь Степан, словно переключил внутри себя тумблер, стал собранным и решительным. Дело коснулось не только его, но и всей группы. Задание диверсионной группы Танка еще не выполнено, два дня нужно как-то прожить в Стокгольме и не вызвать подозрений. Когда выбирался доходный дом фру Анны-Лизабетт Бергстрем, то командир рассчитывал, что такая занятая женщина, чаще всего пропадающая либо в лавке, либо разъезжающая по своим делам, не станет пристально следить за постояльцами. Ошибка, — плохо изучили объект. Не учли женскую тоску по молодому и сильному мужскому телу. Хотя, времени на это не было.

Но Степан-Олаф приглянулся вдове не только своей молодостью, силой, тем, как он смотрел на женщину, поедая ее взглядом. Постоялец был хозяйственным, рачительным, умел считать деньги, выглядел не дорого, но опрятно, чисто, пах не конским навозом и потом, а… просто не пах, что уже удивительно. Такие качества в мужчине еще больше возбуждали вдову. А что до одежды, так она уже сейчас готова была купить Олафу такую одежду, что самые богатые торговцы стали бы принимать молодого мужчина за своего.

Пятеро мужчин представились хозяйке доходного дома, как пришедшие наниматься в королевский флот. Как раз Густав IV Адольф объявил о повышении вдвое жалования, чтобы к весне закрыть большинство вакансий в большом флоте Швеции, который, как и многие европейские флота, ощущал кадровые проблемы. Так что нахождение пятерых сильных и относительно молодых мужчин в Стокгольме вполне объяснимо: либо во флот пришли, либо в армию.

Англичане оплачивали будущую войну, так что шведскому королю было проще простого давать обещания о резком увеличении солдатского и матросского довольствия. И в столицу, действительно, несмотря на жуткие морозы, потянулись мужчины, спешащие записаться на славный флот. Ведь в стране с экономикой не сказать, что все хорошо, а реформы, которые могли бы поправить положение, еще не успели дать того результата, который ожидался. Такой поток людей в столицу, где был главный рекрутинговый центр, перестраивал гостиничный бизнес. Цены на любое жилье, конечно же, взлетели до небес.

— За женщину доплачивать будете? Или мне обратиться в полицию? У меня по условиям должны проживать пять мужчин, а выходит, — Анна-Лизабетта махнула рукой. — Что и не одного мужчины, малохольные какие-то. Еще по ночам женщин приводят…

Степан понял, что сейчас именно от него зависит успех выполнения задания, да и жизни всех соратников поставлены на кон. Ну и обвинение от интересной для него женщины, что он не мужчина, сильно мотивировали. Он не мужчина? Сейчас покажет, не посрамит Россию-матушку, вскормившую такого жеребца!

— Фру! — чуть ли не выкрикнул диверсант, одновременно перехватывая руку женщины и силой притягивая ее к себе.

— Херр Олаф? Оставьте меня немедленно, я приличная фрекен! И не называйте меня больше фру, я фрекен… Олаф… — русский диверсант уже обнажил груди рыжеволосой бестии и жадно мял их в руках. — Олаф пойдем к комнату, не на коридоре, Олаф… Нет, нет! Не останавливайся!

* * *

(Интерлюдия)

— Едрит твою на лево! — выругался командир диверсионной группы с позывным Танк. — Нашли место.

Чуть отстранившись от двери, ведущий на коридор, откуда доносились сладострастные возгласы, Танк сплюнул, а потом спешно перекрестился, на всякий случай, слева направо.

— Он нас спасает, — возразил командиру боец с позывным Пульт.

— Что происходит? — увидев повышенный интерес мужчин к происходящему на коридоре доходного дома, к чуть приоткрытой двери, где в щелочку подсматривали два русских диверсанта, спросила… Ирина.

— Ничего! — отвечал Пульт, вставая в полный рост и своим телом перекрывая девушке подход к двери.

— Я там же обучалась, где и вы поэтому не стоит видеть во мне лишь девицу! — строго сказала Ира.

— Не стоит? Да ты бы посмотрела туда! — Пульт указал на дверь. — Еще как стоит, так что обухом не перешибешь!

— Пульт! Королева! Тишина! — приказал Танк и диверсанты замолчали и насторожились.

Ночью Ира добралась до нужного адреса. Это оказалось не сложно, достаточно было только найти карету, где кучером был тоже русский агент. Он знал три адреса, где расположились разные диверсионные группы. На самом деле, таких групп было больше, но кучер знал только о троих. Так что домчал быстро, несмотря на поднявшуюся метель.

Почувствовав, что свою миссию Ира не провалила, выполнила, и объект удалился в компании со Сперанским, девушка стала забываться вовсе, что она на вражеской территории и еще не все закончилось, она не в России.

— Что? Казначей отрабатывает за всех вас? — улыбнулась Ирина и, лишь чуть прислушавшись к томным вздохам и шебаршению задираемых женских юбок, провожаемая гневным взглядом Танка, пошла в глубь комнаты.

Неприлично же девушки на такое смотреть, даже если и любопытно.

А что касается хорошего настроения, так было девице от чего и улыбнуться. Она слышала выстрелы после того, как уже села в карету, они раздавались не сильно далеко, а потом на грани слышимости. Свои стреляли, револьверы это, а так же граната взорвалась. Так что есть шанс, что живы, уводящие от нее погоню, парни, что Петя жив.

— Не он не Казначей, он жеребец! — с нотками даже зависти сказал командир.

— Дай поглядеть, командир! — забыв о субординации, рвался к двери Пульт.

— Неприлично это! — не так, чтобы осуждающе, а, скорее, с нотками зависти, сказала Ирина.

Ей тоже было интересно, как там. Уж больно звуки были сладострастные, прямо-таки… Был бы рядом Петр, так и гляди, накинулась на него, презрев стыд и приличия. Усталость и почти что истощение, не позволяли думать, но только чувствовать. И такие эмоции были у Ирины, что… Все же даже в мыслях стыдно.

— Тзын, тзын, — два камушка ударились в стеклянное окно.

У фру Бергстрем были богатые комнаты, с двойным остеклением. На самом деле, если бы хозяйке было интересно поразмышлять над этим, она смогла бы понять, что когда идут наниматься на флот, или в армию, не тратят без малого риксдалер за один день постоя. Пусть впятером, даже с питанием. Это же недельку пожить, так и довольствие моряка выйдет… на год. Но ей, до недавнего времени, было безразлично, главное, чтобы комнаты не пустовали и жильцы исправно платили.

А сейчас Анна-Лизабетта заинтересуется парнями… нет, одним парнем, так что вновь смещаются интересы женщины. Не выгнать ее будет из доходного дома, уж больно шустер и страстен оказался Олаф.

— Тзын! — новый камешек ударился в стекло.

— Что там? — нехотя отвлекся Танк.

— В окно то ли камешки, то ли льдинки ударяются, — растеряно говорила Ира.

Она просто боялась озвучивать свои догадки, будто опасаясь, что сгладит.

— Пришли! — сказал, улыбаясь во весь рот, Танк.

Было утро, не сказать, что раннее, но солнце еще окончательно не взошло. Все равно поздно, для визитов. Тут же все наоборот, нужно не по утрам ходить в гости, когда рассветает, и добропорядочные бюргеры устремляются по своим делам, а ночью, когда все спят, а на улицах властвует мороз.

Между тем, командир группы сразу сориентировался и стал открывать окно. Для того, чтобы это сделать, нужно поддеть раму ножом, практически вырывая ее. Рама цельная и просто, либо снимается вовсе, либо ставиться и заклепывается по щелям. Но иных вариантов, кроме как через окно, чтобы затянуть во внутрь всех или часть группы Барса, нет… Но нельзя же через дверь заходить, тем более, нарушать такую всепоглощающую страсть, которая бушевала на коридоре.

Хватит и того, что Ира зашла в доходный дом через парадную дверь. Там постоянно сидит человек хозяйки, с одной стороны он охраняет, с другой, следит, или берет на постой людей. Не все же уважаемой фру находится в доходном доме, у нее хватает забот. Правда, судя по продолжающимся стонам и крикам, теперь вдова Бергстрем забудет об иных своих делах.

Скоро веревка была спущена со второго этажа, где находилась одна из двух комнат, что снимала группа Танка, и через две минуты она натянулась, кто-то лез наверх. На первом этаже под окнами двух комнат, что снимали диверсанты, были склады и какие-то подсобные помещения, сами окна выходили не на улицу, а имели вид… Да никакого вида не было, если только не любоваться кирпичной стеной, покрашенной косыми серыми линиями, соседнего дома, который был всего в пяти метрах от доходного дома фру Бергстрем. Так что будь даже на дворе и светло, маловероятно, что кто-нибудь заметил бы взбирающихся по веревке мужчин. У них почти не осталось сил, были раненные, но они лезли, вкладывая в последний рывок потаенные, основанные на морально-волевых качествам, резервы.

— Хоть бы, хоть бы! Господи, молю тебя! — шептала Ира, всматриваясь в открытое окно.

Со двора в натопленное помещение ворвался лютый мороз, бывшая в мужском платье, но без верхней одежды, Ира даже не почувствовала холода. Она молилась, чтобы все четверо из группы Барса лезли по веревке. Ира хотела посмотреть вниз, прокричать, спросить сколько там их, а, главное… Выжил ли Петр? Но Танк, ставший серьезным, собранным, и закрывший, наконец, дверь, ведущую на коридор разврата, придерживал Иру.

— Копыто? Ты ранен? — Пульт, перехватив товарища за плечи, затягивая его в комнату.

— Есть маненько, — сказал Копыто, когда оказался на полу у окна.

Мощный мужчина был не похож на себя, всегда улыбчивого и решительно. Копыто привстал, похромал к ближайшей кровати и завалился на нее, моментально засыпая.

Второй боец из группы Барса не был раненным, но уставшим не меньше, чем Копыто. Однако, он стал ждать следующего воина, который уже лез по веревке.

— Барс? — чуть ли не выкрикнула Ира, на ее глазах проступали слезы.

— Командир? Да, живой, это он лезет. У нас два минус, — ответил воин, дождался, когда голова Барса окажется на подоконнике, и сразу же завалился спать рядом с Копыто.

— Петя! — бросилась Ира к мужчине, которого прямо сейчас считала самым главным человеком в своей жизни.

Еще два дня назад она вспоминала о Петре Данилове, как о симпатичном мужчине, не более. А сейчас уже уверенна в том, что любит его. Может через неделю-вторую он для нее вновь станет всего-то мужчиной, который нравится, но не более. Но пережитое, то, что Петр-Барс стал ее спасителем, не оставил на растерзание обозленным шведам, сильно въелось в маленькую головку девушки.

— А теперь, девка, слушай меня внимательно! — она рассчитывала, что Барс подойдет к ней, обнимет, спросит, как она добралась, а тут… — Мы отгоняли от тебя шведских солдат всю ночь и я не высказывал там, при побеге, все что думаю, иначе ты бы запорола работу вовсе. Ты оставила следы везде, где можно. Зачем кругами поехала? Карета в четыре часа ночи в Стокгольме в мороз? Когда стреляют? Почему не поехали сразу сюда? Шведы слушали все звуки и бежали на них… А там вот она Королева! Леший отводил от кареты шведов и погиб. Это был отличный боец!

Барс распылялся, обвиняя Иру в некомпетентности. Танк не останавливал своего коллегу. Все знали, что после сильного эмоционального напряжения, если человек ругается, разговаривает, то это даже хорошо. Хуже, если замыкается в себе и молчит. Вместе с тем, ни Пульт, ни Танк не поддерживали Барса, считая, что тот не прав. Но командир в первой серьезной операции сразу теряет двоих! Это кого угодно расстроит.

— Я в рапорте освещу твою недостаточную боевую подготовку, Королева, — сказал Барс, резко отвернулся от молча плачущей Иры и обратился к Сонику. — Братко, выпить нам, растереться водкой, да спать. Два дня не спали, а эту ночь, так и бегали по грязным сугробам. И обработайте рану, посмотрите, что там у Копыто… с копытом.

Страшно, пугающе, не по-человечески зловеще, рассмеялся Барс. Ира посмотрела на мужчину, которого всего-то пять минут назад боготворила и была готова за ним хоть в ад. А сейчас… Хочет отвесить ему пощечину. Да такое поведение будет еще одним фактом непрофессионализма и не компетенции девчонки, но она свою работу сделала, она пережила столько страшных эмоций, что никто не смеет обвинять хрупкую девчонку в чем-либо.

— Я единственная, кто в Петербургской школе был похож на королеву. Я меньше года занимаюсь, у меня другое направление, — придя немного в себя, начала оправдываться Ира. — Языки и французское направление. Я не должна была участвовать в этой операции, но не было время искать другую.

Петр Данилов с укоризной посмотрел на Иру, махнул рукой и сел на стул.

— Ты выговорился? — спросил Танк у Барса, тот кивнул. — А ты?

Этот вопрос был адресован уже Ире.

— Да, — ответила девчонка.

— Теперь я скажу. Нам дали только основу на обучении. Никто же не думает, что подготовиться ко всем поворотам при проведении операции вообще возможно? Теперича думать своей головой нужно, хитрости свои измышлять. Срываться друг на друга и лаяться, нельзя. Девчонку умирать оставили, а она вышла. А бегать и стрелять… научится. И Вообще для этого и есть группы боевого прикрытия. Все, принять еду и всем спать! И тише ведите себя, уже не слышать жеребца с кобылкой, закончили грехопадение, — сказал Танк, и в это время в комнату зашел растрепанный, с не завязанными портками, Степан Кулаго.

— Нам дозволили целый день без платы жить, — сказал Казначей с видом униженного человека.

— Крепись, мне не легче приходится, друже, — подойдя к Казначею, который был в таком состоянии после близости с хозяйкой, что и не удивился присутствием в комнате членов другой группы, говорил Танк. — Вот мне головой работать нужно, прежде всего, у тебя иные органы в работе. Там же не думать, там направлять только нужно.

Сказав это, сначала Танк засмеялся в голос, после его смех подхватили все бодрствующие, даже Ира, только что расстроившаяся и разочаровавшаяся в мужчине, стала смеяться.

— Спим, сидим тихо, командование на мне. Завтра склад и два, вмерзших в лед линейных корабля взрываем и жжём, Королеву в Вестерос переправляем под вечер. Все! Отдых, работы еще много, — сказал Танк и ни у кого не нашлось, что возразить.