Статьи и рассказы

Рабочий день заведующего отделом

Мне очень жаль, что в тот дивный летний день вам не довелось побывать на четвертом этаже серого здания на улице Орджоникидзе, или, как по старой памяти называли ее киевляне, на Банковой. Нет, не просто на четвертом этаже. Этажи в этом здании велики. Коридоры длинны, тихи и пустынны. Кабинеты просторны. Даже ураганы из них обычно не вырываются за пределы обитых дерматином дверей. Нет, вам надо было побывать именно в кабинете заведующего административным отделом Центрального Комитета Коммунистической Партии Украины.

Еще с утра, когда хозяина кабинета предупредили о том, что послезавтра Первый пойдет на футбольный матч со своим зарубежным гостем, а тот потащит за собой всю свиту, у заведующего испортилось настроение. Войдите в его положение. Предстояло разложить сложнейший пасьянс. В ложе ограниченное количество мест. Кого-то придется усадить в секторе «А». Кого? Как сделать, чтобы между заведующим отделом ЦК и министром случайно не оказался мальчик из КГБ? А ведь у них в этом секторе и в сороковом фиксированные служебные места, необходимые для исполнения обязанностей. Конечно, ЦК бронирует столько, сколько понадобится. В билетах нет недостачи. Но как разместить всю эту ораву так, чтобы не было обиженных и в то же время, не дай Бог, не нарушить субординационного ранжира?

Заведующий стоял у окна и в уме решал задачу, способную сжечь предохранители совершеннейшего компьютера. Городской пейзаж помогал ему сосредоточиться. Слава Богу, окна кабинета выходили в сторону улицы Энгельса (Лютеранской, как по старой памяти называли ее киевляне), где среди лип и каштанов стояли нормальные кирпичные здания для нормальных советских людей, а не в сторону парадного подъезда, напротив которого торчал дом с химерами, построенный каким-то сумасшедшим евреем. Ничего путного эти жиды не могут сделать. Все у них шиворот навыворот. А главное — мозги набекрень. Дом с химерами — придумать такое!

Вас, вероятно, удивляет, что заведующий отделом ЦК (да еще каким отделом!), особа, находящаяся почти на самой вершине гигантской партийной пирамиды, занимался работой рядовой кассирши республиканского стадиона. Это еще раз доказывает, что у вас нет ни малейшего представления о первостепенности партийно-государственных дел.

Нормальные кирпичные фасады действовали успокаивающе. Пасьянс уже начал сходиться. И вдруг почти одновременно ожили два телефона — Первого и вертушка. За какой хвататься раньше? Вертушка — это Москва. Но Первый — непосредственный хозяин. Эффект был почти стереофонический. И Первый и московский босс обрушились по поводу одного и того же события, которое в настоящий момент происходило в столице Украины, в полукилометре от здания ЦК, можно сказать под самым носом заведующего: у здания Верховного Совета демонстрация протеста африканских студентов, занимающихся в киевских вузах. Мембраны вибрировали так зловеще, кабинет так мгновенно заполнился атмосферой международного скандала, жирные шапки на первых страницах зарубежных газет стали настолько очевидными, что пасьянс с подспудной вероятностью понижения в должности представился освежающей рюмкой водки под маринованный боровичок.

Зашевелились смежные кабинеты на четвертом этаже. Уже через полчаса на совещание у заведующего отделом собрались начальник управления милиции, сопровождаемый тремя полковниками в милицейской форме, два заведующих управлениями министерства высшего и среднего специального образования, два инструктора ЦК, а из КГБ, как и обычно, прислали именно того следователя, которого заведующий меньше всего хотел видеть — нагловатого самоуверенного интеллигента. Как и обычно, милиции пришлось занять оборонительные позиции.

Вчера вечером студент подготовительного факультета Киевского университета, гражданин Ганы, пошел проветриться в Мариинский парк. У памятника Ватутину он познакомился с очаровательной блондинкой лет семнадцати, благосклонно отреагировавшей на ухаживание черного студента. (У, блядь, — подумал заведующий, — белых тебе не хватает, сука!). Они поужинали в ресторане гостиницы «Киев». Официанты, знающие всех окрестных проституток, дали показания, что видели девицу впервые. После ужина, часу в одиннадцатом пара уединилась в кустиках на склонах Днепра. Объятия, поцелуи, соловей в листве, молодой месяц над парком — все, как положено. Стало холодать.

Джентльмен — студент накинул на хрупкие плечики девицы свой пиджак. Девица сняла трусики. Студент уложил ее на мягкую благоухающую траву. Но тут девица, смущаясь, шепнула, что сперва должна сходить в кустики.

Студент сгорал от страсти и нетерпения. Пребывание девицы за кустиком затягивалось. Студент нежно окликнул свою подругу. Куст не отозвался. Уже несколько встревоженный, студент отправился на поиски. Но девицы и след простыл. А с ней пиджак. А во внутреннем кармане пиджака паспорт с советской визой, сто пятьдесят советских рублей, двести долларов Соединенных Штатов и сто шестьдесят пять немецких марок.

Студент заплакал от обиды и злости. Бог знает, сколько он рыскал по парку. Наконец, возле гостиницы «Киев» у случайного прохожего он узнал, где находится ближайшее отделение милиции. Было уже далеко за полночь.

Изложение событий, плавное до этого пункта, внезапно приобрело характер синкопы. Полковнику милиции, а затем заведующему сектором иностранных студентов министерства высшего и среднего специального образования удалось довести рассказ до конца благодаря ехидным вопросам представителя КГБ и срывавшимся на фальцет окрикам хозяина кабинета.

Седьмое отделение милиции в лице дежурного старшего лейтенанта, старшины и старшего сержанта почему-то покатилось от хохота, когда в дверях появилась тощая фигура с растерянной черной физиономией, с изящными женскими трусиками в вытянутой руке (таких трусиков обычно в магазинах не бывает).

Хохот еще больше обескуражил студента. Он растерял и до этого скудный запас русских слов. Он хотел объяснить милиционерам, что следует дать собаке понюхать трусики и пустить ее по следу подлой девицы. Но в голове мельтешили совершенно не подходящие к случаю фразы: «Братский привет народам Африки, борющимся против колониализма! Да здравствует пролетарский интернационализм! Свободу Анжеле Дэвис!» и прочее, чему его учили в университете. Хуже того, даже английский начал куда-то испаряться.

Впрочем, это не имело значения, так как штат, дежуривший в седьмом отделении милиции города Киева, понимал только русский и украинский, а разговаривал исключительно на суржике — смеси первого со вторым с добавлением по случаю языка матерного. Сейчас был именно такой случай.

Несчастный студент, беспомощный, обиженный беспричинным смехом милиционеров, приблизил трусики сперва к своему носу, затем — к лицу стоявшего рядом с ним старшины.

Старшина не понял объяснения не то на ко-суахили, не то на другом наречии банту. (В защиту старшины следует заявить, что ни представители министерства высшего и среднего специального образования, ни даже следователь КГБ не знали, на каком языке гражданин Ганы пытался внушить милиции идею о собаке).

Зато старшина, прослуживший верой и правдой двадцать три года в милиции после шести лет безупречной службы в армии, всем нутром почувствовал, что дамские трусики, пусть даже такие изящные, в непосредственной близости к его лицу являются оскорблением власти. Следовательно…

Парня отнесли в камеру в бессознательном состоянии. Когда он пришел в себя и стал бушевать на смеси чего-то с английским, ему добавили, чем седьмое отделение милиции избавило себя от беспокойства до утра.

Утром установили личность пьяного хулигана. В протоколе появилось разбитое в ресторане окно, запах алкоголя, нанесение удара старшине милиции при исполнении им служебных обязанностей, матерная брань и прочее.

Студента освободили на поруки. В настоящий момент он находится в хирургическом отделении 12-ой городской больницы в состоянии средней тяжести. Около сотни черных студентов демонстрируют перед зданием Верховного Совета.

Милиция ведет себя тихо. Ограничилась арестом и избиением нескольких негров, выглядевших зачинщиками, изорвала лозунги, на которых, среди прочего, было требование легализовать проституцию в СССР.

Заведующий административным отделом ЦК ненавидел негров почти так же, как жидов. Тем более, когда они вмешиваются во внутренние дела суверенной страны. И не какой-нибудь там африканской страны, а супердержавы — Страны советов. Но тут пришлось взнуздать свои чувства. Справедливость, конечно, через пару месяцев восстановим. И старшину повысим в должности. А пока — судить прилюдно и вкатать всем — старшему лейтенанту, старшине и старшему сержанту по восемь лет. Студенту принести извинение, букет цветов и передачу из цековского буфета. Курву разыскать. Черномазых демонстрантов успокоить, а главное, растолковать, что в стране победившего социализма нет проституции.

Точка.

Долго еще не мог сосредоточиться заведующий отделом в опустевшем кабинете. Проклятые трусики не выходили из головы. Кого именно он хотел садить в семнадцатом ряду?

Солнце покатилось на запад. Портрет Владимира Ильича над головой постепенно уплывал в тень. В ярких лучах все еще купался портрет Леонида Ильича. Пасьянс не сходился. Послать бы их всех к…

Позвонила секретарша и сообщила, что в приемной ждет командующий округом.

— Говорит, что пришел по вашему вызову.

— По моему вызову? Но я…

Зазвонил телефон Первого:

— Послушай, дорогой, тебе что, уже надоело твое место?

— Виноват, Петр Ефимович, не хотел беспокоить вас по пустякам. Все уже сделано.

— Что сделано?

— Этих из седьмого отделения под суд. Студенту…

— Послушай, говнюк, чем это ты занимаешься? У тебя здесь небывалое чэпэ, а ты мелешь херню о каком-то студенте. Референт вызвал к тебе начальника управления авиации, командующего и директора завода Антонова. Стой, Крым ведь не входит в Киевский военный округ. Впрочем, смотри сам. Командующего можешь отпустить или оставить для консультаций. А этих мудаков, если понадобится, вызовешь сам. Все. Исполняй.

Кабинет начал вращаться одновременно вокруг трех своих осей. Боже мой! Не только рядовые советские граждане, но даже некоторые на нижних ступенях в этом сером здании считают, что он уже живет в раю. Люди с почтением относятся к работе летчика-испытателя, к опасной работе верхолазов и воздушных гимнастов. Что они знают об опасности? О каких мудаках идет речь? Что еще стряслось?

Он вспомнил, что в приемной ждет маршал. Заведующий лично отворил внутреннюю и наружную дверь кабинета, приветливо улыбнулся и пригласил маршала войти.

Дело, по-видимому, действительно было нешуточным. Командующий и сам толком ничего не знал. Сказал только, что речь идет о нарушении воздушных границ СССР.

Воздушных границ? Но причем тут административный отдел?

Картина прояснилась с приходом начальника управления гражданской авиации и директора авиационного завода. Действительно, срочно пришлось вызвать мудаков.

Простите мне великодушно. Не я употребил этот термин. У меня лично нет никаких претензий к пяти обычным непохожим друг на друга гражданам Советского Союза, объединенных именем «мудаки». В действительности их объединяла только совместная служба в экипаже самолета АН-24 Киевского управления гражданской авиации.

Самолет плавно приземлился, пробежал до конца посадочной полосы и вырулил на изолированную стоянку таможенного досмотра. В отворившуюся дверь ворвался жаркий ветер, сдувавший пыль с выгоревшей травы у края бетона. Вдали, за оградой с пропускными воротами, бушевало человеческое месиво. Было десять часов утра. Симферопольский аэропорт захлестывало полноводье курортного сезона.

Взлетали и садились самолеты. Солнце поднималось к зениту. Но АН-24 забыто торчал на бетонной стоянке. В самолете уже можно было выпекать хлеб. Из почти пустого салона восемь черных пассажиров в форме летчиков гражданской авиации протиснулись в дверь пилотской кабины и на смеси французского с русским потребовали выпустить их на землю.

Радист, самый молодой в экипаже, вытирая багровое лицо и шею уже мокрым платком, смачно обложил пассажиров многоэтажным матом и, почти не меняя тональности, связался с диспетчером на вышке. Диспетчер в такой же интеллигентной манере ответил, что хрен их знает, какого-то хрена торчащих хрен его знает где, вместо того, чтобы подрулить к обычной стоянке одесского рейса.

— Причем здесь одесский рейс? Мы ждем таможенников и пограничников.

— Каких таможенников? Какой вы рейс?

— Как какой? Браззавильский.

— Вы что, охреновили? Я серьезно спрашиваю. Откуда вы?

— Я же объясняю, дундук. Браззавиль — Каир — Афины — Симферополь.

Вот тут все и началось.

Уже через минуту примчался газик с пограничниками и таможенниками. А вслед за ним трап. Первого секретаря Крымского обкома партии разыскали на закрытом пляже санатория «Красный партизан» в Мисхоре, где разыскивать его не рекомендовалось, так как там он находился, вероятно, по делам чрезвычайной партийно-государственной важности. Злейшему врагу не желаю очутиться на месте начальников постов наблюдения всего западного и юго-западного побережья Крыма. В гарнизонах от Белгород-днестровского до Таганрога объявили боевую тревогу. Несчастный командир самолета АН-24 в десятый раз повторял очередному допрашивавшему одну и ту же историю.

Президенту дружественной Республики Конго (Браззавиль) по штату положен президентский самолет. Советский Союз по-братски предоставил президенту самолет АН-24. Экипаж сформировали в Киевском управлении гражданской авиации. В Республике Конго (Браззавиль) тоже есть летчики. Вот они все налицо — восемь гавриков, окончивших Ульяновское авиационное училище. Дело только в том, что летать они не умеют и не будут уметь. Один из них даже умудрился утопить в Конго вертолет. Зато он родственник президента. А его коллеги — из племени президента. Можно было послать в училище способных ребят. Но они не из племени президента. А этим не обязательно уметь летать. Обязательно уметь летать киевлянам. Подчиняются они непосредственно начальнику генерального штаба армии Республики Конго (Браззавиль). Два месяца тому назад они поставили начальника в известность, что самолет налетал положенное количество часов и нуждается в ремонте. Если ремонт не будет произведен, драгоценная жизнь президента подвергается опасности.

В течение двух месяцев начальник генерального штаба ежедневно обещал связаться с Киевским авиационным заводом. Наконец, позавчера он вручил командиру номер счета, переведенного на завод за ремонт самолета. Кроме того, он вручил восемь летчиков, цвет авиации Республики Конго (Браззавиль), которые полетят в Киев наблюдать за ремонтом самолета, что будет одновременно контролем и усовершенствованием. В паспортах всех восьми конголезцев четко отпечатаны советские визы. Получить их можно было только в советском посольстве в Браззавиле. Экипажу был сообщен день вылета и время прилета для первой посадки на советской территории. Следовательно, маршрут самолета был известен советским военным властям. И вот они в Симферополе.

Последним допрашивавшим был первый секретарь Крымского обкома партии, только что прилетевший на вертолете из Мисхора. Убедившись в безгрешности экипажа, но на всякий случай обматюгав их, первый секретарь приказал немедленно лететь в Киев.

На заводском аэродроме все началось сначала. Директор завода заявил, что врученный командиру номер счета в лучшем случае номер телефона любовницы начальника генерального штаба Республики Конго (Браззавиль), что самолету нечего делать на заводском аэродроме, так как бесплатно ремонтировать его не будут.

Ко всему еще, пожаловался командир экипажа собравшимся в кабинете, их лично нагло и подло обобрали. Командировочные — тридцать долларов в день, деньги значительные только по советским понятиям — у родственника президента, а он отказывается выплатить их экипажу, так как, мол, деньги экипажу не нужны, поскольку они прилетели к себе домой в Киев.

Заведующий административным отделом долго смотрел на членов экипажа, все еще стоявших там, у противоположного конца стола. Лично он не испытывал к ним недобрых чувств. Более того. От всего сердца он сейчас желал, чтобы на каждого из этих восьми черномазых нашлось бы, по меньшей мере, по одной бляди с трусиками, которая не только обобрала бы их до нитки, но даже душу из них, подлых, вымотала. Но поди угадай, чего хочет Первый!

— То, что вы, мудаки, дали объегорить себя черножопым, ваше личное дело. Но как это советские люди, коммунисты, не думают об интересах своей страны? Что, иностранные доллары полностью затмили вашу бдительность? Гнать вас к такой матери надо из партии. Но ограничимся только строгим выговором командиру, второму пилоту, штурману, бортмеханику и радисту. Теперь так. Самолет пока ремонтировать. Там разберемся. Что касается посла в Браззавиле и воздушных границ нашей родины, это дело Москвы. Мудаки вы все-таки. Я еще понимаю, если бы вас об…бал белый человек, а то какие-то черножопые.

Мудаки вы мудаки.

Маршал с удивлением посмотрел на заведующего. Откуда у него такая ненависть к неграм? К жидам — оно понятно. Но негры?

Маршал не знал, что несколько часов назад заведующий отделом был сенсибилизирован демонстрацией черных студентов и причиной этой демонстрации. Но даже безотносительно к этому заведующий отделом не любил разных чужеродцев. А почему, собственно, он их должен любить?

Солнце уже давно покинуло портрет Леонида Ильича и вообще ушло из кабинета. Думалось трудно. Раскладке пасьянса мешали периодически воскресавшие в сознании детали прошедшего дня. Радовало только, что Первый благосклонно отнесся к докладу. Если бы убрать из семнадцатого ряда двух заведующих отделами, все сошлось бы лучшим образом. Позвонить, что ли, заведующим промышленным и транспортным отделами? Ведь им футбол нужен так, как ему марксистско-ленинская философия. Но они же, сволочи, не откажутся. Ведь в ложе будет Первый с гостями.

Секретарша доложила, что звонит следователь КГБ, тот самый нагловатый интеллигент. Вот и сейчас он начал в манере, которую в разговоре с заведующим отделом не позволяет себе даже маршал:

— Надеюсь, вы достаточно устойчиво сидите в своем кресле?

Ах ты, сука, интеллигентская морда, двусмысленностями балуется!

— Потому что новость, которую я вам сейчас сообщу, может свалить с ног даже привычного человека.

На сегодня, — подумал заведующий отделом, — вполне достаточно новостей.

— Мы нашли девицу, — продолжала телефонная трубка. — Официант ресторана гостиницы «Киев» узнал ее сразу. Но об этом он решил поделиться с нами, а не с милицией. Дело больно деликатное. Девица-то дочка…

Заведующий отделом и вправду чуть не свалился, услышав фамилию. Бог ты мой! Дочка самого…

— Мне удалось поговорить с ней. Операция, скажу я вам, была тончайшей. Пиджак с паспортом она выбросила. Паспорт оказался недалеко от указанного ею места. Пиджак исчез. С деньгами сложнее. Советские она отдала. Говорит, инвалюты не было. Врет, конечно. Но ведь ее не допросишь, как следует. Я дал задание моим ребятам проследить, по каким каналам потечет валюта.

Сволочь интеллигентская. Но работать умеет. Ничего не скажешь. А что если…

— Послушай, подполковник, у меня тут возникла одна идея. — Он рассказал историю с самолетом и предложил: — Знаю, что это не по твоему ведомству. Но раз уж ты позвонил, да и взаимозаменяемость, как говорится, должна иметь место. У одного из этих черножопых, родственника президента, кругленькая сумма долларов. Когда еще дружественная республика заплатит за ремонт самолета? Да и заплатит ли? Как ты смотришь на то, чтобы эти доллары поступили в казну государства? Так сказать, экспроприация экспроприаторов…

— Будет сделано.

Заведующий отделом с удовольствием представил себе, как Первый отреагирует на его инициативу. Ох, и любит он такие штучки! Не так уж плохо завершается день. Вот только пасьянс…

— Да, кстати, подполковник, ты часом не знаешь, кто из ваших послезавтра будет в семнадцатом ряду?

— Нет. Но два свободных места там будут — первое и второе.

— Каким образом?

— Это места абонемента, который футболисты подарили известному вам ортопеду-травматологу. А он на матч не пойдет.

— Что, взяли вы все-таки этого жида?

— К сожалению, нет. Прозевали в более благоприятные времена. Очень он известен за рубежом. Просто послезавтра у него научное общество. А работу он предпочитает футболу.

— Это похвально, подполковник. Тебе с меня причитается.

Теплые сумерки приглушили дневную озабоченность кабинета. Молодой месяц поплыл по все еще светлому небу. Угомонились телефоны. Знать бы заранее, как Первый отреагирует на сообщение о дочке своего дружка! А зачем? Лучше не ввязываться. Того и гляди дружок станет Первым. Долго ли тогда загреметь с высоты? Нет, каждый должен заниматься своим делом. Первый с кагалом пусть идет на стадион, ортопед-травматолог — на научное общество, а о делах сомнительных пусть докладывают органы. Так оно лучше. Тогда все и сходится. Как в пасьянсе.