Столичный миф

26

Поселок Дзержинский НКВД заложило в 37-м году. Зеки в черных бушлатах прорубили просеки в сосновом лесу, сложили кирпичные фундаменты и подняли срубы и обшили их вагонкой. Евростандарт того времени. Крестьяне, например, тогда туалетов вообще не строили, ходили по нужде на скотный двор.

Домиком на северо-восточной границе поселка майор Чувилев был жалован за Честную службу. Хотя, конечно, если вдуматься, не такая уж она была и честная — русская служба имеет свою специфику. Может, лучше сказать, за Верную службу? То же не так. Слишком майор был умен. Нет. Не за верную службу получил опричник надел земли под Москвой. Ну, уж тогда за то, что не попадался. Так ведь попадался. И не один раз. Но умел выкручиваться.

Умел выкручиваться майор, и когда дочка, дура синеглазая, влипла в историю с наркотиками, майор Чувилев думал не долго, но думал крепко. И чтобы запрошенную взятку дать и тем задушить нешуточный скандал на корню, решил дачу продать. Скандал серьезный и деньги серьезные.

А Лехин дед как раз запланировал через пятнадцать лет иметь пару внуков и подбирал для них дачу. Чтоб соседи были приличные, чтоб место было красивое. Приехал, посмотрел и согласился. На плетеном столе на веранде пересчитали деньги. Двадцать три тысячи.

Майор был в печали — дочка под монастырь подводит, а ведь засранке нет еще и двадцати. Нехорошо в компании нюхать кокаин, но еще хуже на этом попасться. Так глупо на этом попасться, Бог мой! Не в отца дочь, не в отца… Пожелтел майор от горя и выпитой в ночных одиноких раздумьях водки.

И Лехин дед был в печали — денег было жалко. Сам-то он мог пожить и на государственной даче.

Гениальный Сталин порой дарил старикам долгую жизнь: давал дачи с условием, что после смерти постояльца или пережившей его супруги наследники ему вернут недвижимость. Для этих дедов девяностолетний рубеж — норма. Внуки с них глаз не сводят. Внуки их с ложечки кормят. Дачу-то жалко отдавать…

Но майор и Лехин дед оба тратили свою жизнь только на то, что останется после них. Ничего кроме. Поэтому, помолчав, покурив, документ подписали и пожали руки. Выпили «Столичной» по граммульке. Вот так делали дела мужики на Москве в мае 1962 года.