Столичный миф

43

Ровно тридцать лет назад, хмурым весенним утром, на восточной окраине Москвы могучая рука бросила в оттаявшую грязь белые бетонные блоки. Они быстро пустили вниз железные корни коммунальных труб и взошли кварталом девятиэтажек.

Через год или два, в эту же самую произрастательную грязь, та же могучая рука высадила прутики-саженцы. И они тоже пустили корни, и выросли скоро в высокие, коренастые тополя.

Год-другой прошел в отдыхе и тишине. А потом новостройку опоясали ведьмины кольца рыжиков-гаражей. Густо высыпали. Один к одному прижимают бока, будто боятся, что не хватит им на земле места. Блекло-рыжие, красно-бурые то ли от выцветшей охры, то ли от ржавчины, то ли от того и другого вместе. Помеченная фэновскими аэрозольными баллончиками, длинная полоса неровного тонкого железа тянется, на сколько хватает глаз.

А прямо над ней по изогнутому бетонному лотку с высокой эстакады съезжают машины, одна за одной. Окружная дорога — громкий сосед. Кажется, дышишь не воздухом, а этим равномерным грохотом. Он такой же материальный, как железо, бетон и асфальт.

Дорожка вдоль дома кончается тупиком. Водитель черной машины этого не знал, оттого без толку взвизгнули его тормоза. Подпрыгнув на бордюрном камне, машина вылетела и остановилась на зеленой траве.

Целую минуту черная «BMW» со свежей вмятиной над лючком бензобака стояла недвижно, будто внутри машины никого не было. Потом невидимая рука повернула ключ, двигатель стих. Открылась передняя дверца. Мужик внутри отстегнул ремень, повернулся боком. Опустил ноги на землю.

На мусорный бак в пятнадцати метрах позади, между вторым и третьим подъездами, села только что вспугнутая ворона. Она внимательно смотрела своим круглым блестящим глазом на машину, ожидая от нее нового подвоха. Но водитель не шевелился. И скоро птица занялась своим делом: принялась раскачивать большую картонную коробку, лежащую на самом верху.

А Добрый День сидел, смотрел, как тень дома прямо перед ним обрывается острым углом. Добрый День морщился, его мучила изжога. Его мучила изжога, потому что ситуацию он чувствовал нутром.

От Лехи Добрый День выскочил на Садовое кольцо. Потом с кольца свернул налево, попал на шоссе Энтузиастов. «Шоссе Энтузиастов» — хорошее название: юмористы-большевики так переименовали путь колодников на каторгу, Владимирский тракт. Проехав все шоссе до окраины, Добрый День оказался на Окружной.

К этому времени он немного пришел в себя. Его страх немного унялся. Но заставить себя повернуть обратно Добрый День не смог. А за город ехать ему было незачем. И тогда он стал кружить вокруг Москвы. Остановиться Добрый День не мог: задание не выполнено. Вся чудовищная энергия, что он обладал, упиралась ему в загривок и требовала действовать, и настаивала на активности, и приказывала не сдаваться.

Лехин дом находился не в центре города. И когда Добрый День чувствовал, как ужасная кухня приближается слева, ему становилось тяжело дышать. Он стирал со лба пот и отодвигался на крайнюю полосу. Но скоро дорога уводила машину немного подальше, и язык страха отползал обратно за разделительный барьер.

Когда бензобак опустел, Добрый День съехал в город передохнуть. Теперь он сидел, смотрел вокруг. Глаза его, помимо воли, механически отслеживали обстановку.

Вот открылась дверь третьего подъезда. Показалась бабуля с сумкой. Сумка в красную и зеленую клетку. Тощая пружина закрыла за бабушкой дверь. На двери был когда-то кодовый замок. Потом его вырвали из баловства местные пацаны. Только железный остов остался, да три проводка — синий, красный, зеленый — мелькнули, пока дверь была открыта.

Старость — не радость, чтоб меньше болели ноги, на Востоке пожилые люди обувают их в резиновые калоши. А бабуля, видно, собралась в соседний магазин — вышла в шлепанцах. Красных мягких шлепанцах на резиновой подошве.

Шлепанцы! Добрый День зарычал. Ворона перестала возиться в коробке. Повертела туда-сюда своей головкой с черными прилизанными перышками. Но настороживший ее звук уже смолк. Снова начала раскачивать коробку. А Добрый День задумался о том, что происходит сейчас в главном офисе «Чингиз-ойл».

— Ну кой черт он поперся на кладбище? — в третий раз задал Слава дурной вопрос. Вопрос был плохой, вопрос был бессмысленный. На него не смог бы ответить даже сам Добрый День. Если бы, конечно, стоял он здесь. Хотя Слава очень надеялся, что до этого дело не дойдет. Не любил он Доброго Дня. Слава посмотрел на Чингиза, ласкового, точно майское солнышко за окном, на Петра Егоровича, бледного от злости, как синяя окалина. Видно было, что никто не собирается ему отвечать. Слава продолжил:

— Ей-Богу, поубивают нас всех твои отморозки, Петр Егорович… Надо бы его…

— Пусть сперва вернет бабки, которые я сегодня за него заплатил, — сразу ответил Петр Егорович.

— Ага, — резюмировал Чингиз. И все трое выругались.

Добрый День завел машину. Что ни говори, приятно для мужского уха журчит мотор. И место красивое. Здесь неподалеку живут две девчонки, с которыми Добрый День время от времени общался. До Кати ехать пять минут. До Веры десять. Жаль, к ним нельзя сейчас. Ждет там, наверное, не дождется его чингизовская братва.

Наверное, не дождется, подумал Добрый День. Хорошие девчонки, надо сказать. Эх, жизнь…

Заглушил мотор. Вылез из машины. Добрый День не собирался никуда ехать. Он просто хотел попрощаться. Аккуратно закрыл замок, включил сигнализацию. Похлопал по крыше: спасибо за службу. Ты не подводила меня, черная красавица. Но, знаешь, дороги… Дороги, они, бывает, расходятся.

Посмотрел на ворону: маленькая птичка методично раскачивала коробку из-под телевизора. Равномерно хлопали черные крылья. Неожиданно коробка попала в резонанс, некоторое время балансировала на краю контейнера, потом рухнула наружу. Птица с карканьем отлетела в сторону. Потом спустилась ниже. На лету схватила что-то блестящее и сразу поднялась на сук.

Мусор рассыпался во всю ширину асфальтовой дорожки. Местный дворник плохими словами будет поминать бомжей; никогда не поверишь, что вороне такое под силу.

Добрый День прошел мимо всех шести подъездов, потом повернул на улицу. По грязной тропинке пересек вытоптанный, укатанный, как асфальт, газон. Дождался зеленого сигнала, ступил на переход.

В два — нет, в три ручья идет поток. Всегда тесно на этом шоссе. Час пик, не час пик…

Встал на обочине. Поднял руку. И тут же, вынырнув из среднего ряда, подкатил старенький «Москвич». Дед за рулем проскочил дальше на десять метров. Увидев, как неторопливо идет к нему возможный пассажир, всплеснул руками и дал задний ход. Но опять опоздал с тормозом — Добрый День едва успел прижаться к грязному борту стоящего на обочине грузовика. Молча открыл переднюю дверь, протянул деду полтинник:

— В Домодедово.

И принялся отчищать грязь с правого рукава куртки. Три жесткие пружины упирались в него снизу, едкий синий дым «Пегаса» щекотал нос. Вот это жизнь! Когда Окружная мелькнула сверху и осталась позади, на душе как-то сразу полегчало.

Прощай, Москва. Мне здесь было весело. Что говорить, мне здесь было хорошо. Но приключения, видимо, желают продолжаться.