Столичный миф

7

Шоссе без фонарей. Перекресток без светофора. Таксист вдруг нажал тормоз.

Обернулся назад — усталая, много повидавшая женщина; в ней не было радости от предстоящей встречи, как не было и тоски по оставшемуся за бугром миру. Весь ее мир — при себе, в дамской сумочке: телефонная книжка, пачка «клинекса» и любовный роман. Вот и все, что у нее есть.

Странная мысль явилась в стриженой голове: майская ночь их обоих равняет в правах. Человечьи глаза у нее, не звериные, пусть под изморозью одиночества, что приходит к нам не по нашей вине. Ее взгляд, блестящий ключ, провернулся у него в голове. Эос рождалась из пены морской, а это решение — из ночного тумана, сиреневого от галогенного света фар.

Почувствовав свободу, машина облегченно сцепила диски Ферадо, торопясь утащить себя влево: глупо торчать поперек дороги мишенью для трейлера. На асфальтовом проселке тоже можно не разойтись с подслеповатым местным рокером Димой — но это все-таки не Камаз.

Слева, справа глаз угадывает поляну в прошлогодней траве, выцветших спутанных прядях. Новая зелень пока только поросль. Она не лезет на глаза, она неслышно присутствует в пейзаже.

Опасная дорога: мокрый асфальт, полметра скользкой глины вместо обочины — на ней пешеходы-то скользят, не то что колеса, а дальше глубокий кювет, полный водою, в мягких податливых берегах.

По сторонам из земли поднялся штакетник. Два плавных поворота, чтобы не заснуть. Еще один совсем крутой, его надо проходить шагом. Теперь справа — лес. Черный лес.

Через голые кусты, осветив снизу кроны, сверкнул локомотивный прожектор. Сливаясь освещенными окнами в яркую ленту, неслись вагоны. Оказывается, это не лес, а тридцатиметровая лесополоса, за ней — пригородная платформа.

Опять поворот налево. Теперь железная дорога за спиной, по сторонам серьезные массивные заборы.

Из кустов на дорогу выпал мужик. Джинсы, телогрейка и один сапог. Другой он держал в руках перед грудью и задумчиво в него глядел.

Это наш рокер Дима. Где это он успел потерять свой мотоцикл? Наверное, по случаю праздника он просто перебрал свою норму. Обычно в это время кто-нибудь из его подружек садится за руль, Дима обнимает ее сзади, и она катает его по окрестностям до тех пор, пока он не протрезвеет. Если Светка — то еще ничего, но вот дура Ленка никогда не переключит дальний свет на ближний, сигналь ей, не сигналь. Слепит, стерва, — у «Урала» мощная фара.

Таксист терпеливо ждал, пока пьяный, немного покачавшись взад-вперед, улетит обратно.

Фрау Шелике ничему не удивлялась. Реальности в происходящем не было ни на грош.

Она увидела, как напрягся его правый локоть — он все-таки воткнул скорость, внизу с хрустом и искрами одна шестерня зацепила другую. Мотор попытался сбросить надоевших за ночь седоков, но не получилось на этот раз, не рассчитал, а может, он просто хотел оборвать кардан, просунуть его обломок в салон и хорошенько там все перемешать для смеха — так или иначе, не повезло, не выгорело ему; громко и обиженно хлопнул глушитель, «Волга» покатилась дальше. А в багажнике коровьим колокольчиком весело и призывно бренчали железки.

Машина качнулась на выступавшей из мокрой земли бетонной трубе. Потом двигатель смолк. Изнутри открыть дверь оказалось несложно.

Дождь кончился. С капота стекал пар. В трубе под дорогой журчала вода. За березками, над острой крышей дома, небо посветлело. Слева отчетливо доносилась музыка. Далекий фонарь — теплая желтая точка.

Он открыл калитку. Подошел к стене дома. Звякнул ключ. Сухо, коротко щелкнул замок. И еще один раз. Негромко вскрикнула дверная петля. Тьма за порогом оказалась совсем уж густой.

Фрау Шелике пошла к нему по скользким каменным плиткам. Теплые редкие капли бережно ложились на плечи и волосы.