Страна гор и легенд

ПУТЕШЕСТВИЕ В СТРАНУ СВЕТА

Дорога резко сворачивает влево, и серебристые миражи асфальта сменяются назойливыми поворотами разбитого проселка. Через несколько часов пыльной тряски по каменистой, лишенной растительности степи появляются первые селения, небольшими группами раскинувшиеся на берегах горной реки.

— Вот мы и в родине! — путая русские предлоги, сказал мой спутник, высокий широкоплечий афганец. Говорить по-русски он научился когда-то в Москве, но русскую грамматику — камень преткновения для многих иностранцев — так, вероятно, преодолеть не успел.

Здесь, в районах Восточного Афганистана, в долинах берущей начало где-то в Гиндукуше р. Пич, издавна расселилось небольшое племя сафи — дальнее ответвление большого пуштунского клана юсуфзаев. Трудолюбивые сафи в своих вытянутых с севера на юг долинах выращивают рис, пшеницу и кукурузу, а их высокосортные гранаты без косточек славятся по всей стране. Сплавляя лес огромными плотами, они распродают его в близлежащих городах. Когда едешь от Кабула на юго-восток по всегда оживленной и, пожалуй, самой живописной автомагистрали до Джелалабада — основного города этих районов, навстречу часто попадаются огромные грузовики, груженные столь ценным в стране деревом.

Мой спутник давно живет в Кабуле, но «в родине» остались старики-родители, и приезд сына, да еще с гостями, вносит заметное оживление в их размеренную, небогатую событиями жизнь. Они долго расспрашивают о здоровье и делах, по-стариковски, со снисходительным вниманием, сетуют, что сын забывает родные места. Нас встречают доброжелательно, чинно и с достоинством: гостям здесь всегда рады, но перед ними не заискивают.

На свежий воздух выносят огромный вертел, ковры, подушки, чайники, пиалы и — для гостей — чашки. Все эти приготовления для меня уже обычны: за время пребывания в стране я привык к гостеприимству афганцев. Когда же под развесистым платаном расставляют столы и стулья, я недоумеваю: ведь в деревнях обычно сидят на паласах и коврах. Сиденья стульев на низких ножках сплетены из тонких полосок кожи, спинки украшены затейливой резьбой и раскрашены в красный, зеленый и черный цвета. Квадратные столы немного выше стульев и тоже сплетены из таких же кусочков кожи.

Так, почти случайно попав в гости к сафи, я познакомился с домашней утварью нуристанцев — жителей труднодоступного района Восточного Афганистана, затерянного в крутых отрогах Центрального Гиндукуша.

Нуристан почти заперт отвесными скалами, и только на крайнем юге и юго-востоке гористая местность спускается к бассейну Кабула — крупнейшей водной артерии этого района, а его притоки Башгуль, Пич, Кунар и Алингар орошают несколько высокогорных долин, соединенных труднопроходимыми перевалами, расположенными на высоте более 5 тыс. м.

За время поездок по Афганистану привыкаешь преимущественно к степным, пустынным и горным, почти лишенным растительности пейзажам. Попав же в Нуристан, невольно поражаешься обилию и густоте нетронутых лесных чащоб. Именно на этот район площадью 2,5 тыс. кв. км приходятся почти все лесные массивы страны, и именно горные склоны Восточного Афганистана — родина красавицы гималайской ели, достигающей высоты 100 м. Переплетенный плющом подлесок из ясеня, дикого миндаля и бузины на склонах гор незаметно переходит в гигантские дубовые леса, а на высоте более 2,5 тыс. м. — в вековые сосновые боры и заросли кедра.

В этих суровых, но на редкость красивых местах и живут нуристанцы — десятка полтора племен общей численностью не более 60 тыс.

Труднодоступность района объясняет тот факт, что в геологическом отношении он почти не изучен, хотя издавна известны его богатые залежи рубина, кунцита, золота и серебра. Географическая изоляция способствовала и сохранению племенами, происхождение которых вызывает споры и по сей день, образа жизни, обычаев и нравов своих далеких предков.

История индийского похода Искандера сохранила упоминания о том, что в 327 г. до н. э. на подступах к Индии, в районе р. Кунар, его легионеры лишь ценой тяжелых потерь нанесли поражение неизвестным воинственным племенам. Подивившись воинской доблести горцев, македонский полководец повелел набрать в свою армию тысячу местных юношей. Но вскоре Александра не стало, его воинство распалось, и история многие столетия обходила молчанием племена Центрального Гиндукуша. Отрывочные сведения о них вновь появляются лишь в конце VI в. н. э. в записках буддийских монахов, державших путь через окраины нынешнего Нуристана на запад, в Бамиан.

Недоступные скалы долгое время оставались естественной преградой для утверждения ислама в этой части Афганистана. В безуспешной борьбе с племенами Гиндукуша сталкивались орды Чингисхана и армии Тамерлана, который, по преданию, хотя и взял в жены женщину из одного местного клана, но завоевать их все же не смог.

В XVI в. в записках «Бабур-наме» основатель династии Великих Моголов Бабур оставил некоторые сведения об укладе жизни и быте этих племен, продолжавших хранить свою древнюю религию и поэтому получивших среди соседей-мусульман презрительное прозвище «кафиры» (неверные). Их землю долгое время назывались Кафиристан (Страна неверных). И лишь в 1895 г., когда эмиру Абдуррахману удалось силой оружия заставить кафиров принять религию Мухаммеда, Кафиристан был переименован в Нуристан (Страна света), а кафиров стали называть нуристанцами.

Завоевание Кафиристана и обращение кафиров в ислам способствовало централизации страны. Однако процесс насаждения ислама занял здесь длительное время, и только к 40-м годам XX в. относятся первые сообщения о появлении в различных частях Кафиристана мусульманских служителей культа.

Мальчики из влиятельных семей воинов и старейшин были взяты в гвардию эмира, и позднее многие из них отличились в войне за независимость Афганистана (1919 г.). Часть семей кафиров спустилась в соседние долины, рассеялась по другим районам страны, в том числе в Кабуле и его окрестностях. Мне нередко приютилось слышать, что кабульцы и сегодня называют переселенцев из старого Кафиристана «джадидиха», т. е. «новички», имея в виду то ли позднее принятие кафирами ислама, то ли сравнительно недавнее переселение их в этот район.

Храмы богов кафиров постепенно были превращены в мечети. Шаманы, оставляя либо видоизменяя под каноны ислама прежние формы отправления обрядов, тоже со временем стали служителями новой религии. Все это положило начало частичному отмиранию, постепенной ломке или слиянию древних обычаев кафиров с мусульманской традицией. Однако и сейчас, чем выше подниматься по долинам Кунара, Алинтара и Пича, тем влияние ислама на традиции и уклад жизни местного населения менее заметно.

Полученные в разное время отрывочные сведении о кафирах поначалу привели к возникновению двух версий об их происхождении. Одно время кафиров считали потомками воинов Александра Македонского, осевшими после смерти полководца и распада его армии в южных отрогах Гиндукуша. Однако это предположение, строившееся преимущественно на некоторых внешних особенностях (светлый цвет волос, кожи и глаз, близкие к европейским некоторые привычки и спортивные игры) представляется весьма проблематичным. Известным советский антрополог Г. Ф. Дебец (1905–1969), изучавший конституцию представителей близких к нуристанцам племен пашаев и некоторых других групп населения окраинных районов Нуристана, объяснял их более светлую, чем у окружающих групп, пигментацию географической изоляцией.

Другая версия связывала происхождение кафиров с арабами. Однако она носила исключительно политический характер и лишь недолгое время поддерживалась в самом Афганистане в целях окончательного укоренения среди кафиров ислама. Понимая, что сломить их приверженность старым традициям лишь силой оружия вряд ли возможно, эмир Абдуррахман объявил, что кафиры являются прямыми потомками племени курейшитов, представителем которого, как известно, был основатель ислама Мухаммед.

Последние исследования связывают происхождение нуристанцев с оставшейся в географической изоляции частью восточного ответвления индоевропейцев, мигрировавших из районов Средней и Центральной Азии в III–II тысячелетиях до н. э., а сравнительный анализ нуристанских диалектов с другими языками, в том числе с санскритом, свидетельствует об их несомненной близости к последнему.

Первым европейцем, попавшим в Кафиристан, можно считать Марко Поло. В конце XIII в., направляясь в Китай и проходя через территорию Афганистана, он упоминал о племенах Центрального Гиндукуша, разделенных на «одетых в белое» и «одетых в черное». Упоминавшийся же мусульманами термин «Кафиристан» появился в европейской литературе лишь в начале ХVII в. в записках португальского иезуита Бенедикта де Гоеша, который в 1602 г. прошел с купеческим караваном через восточные районы современного Афганистана. Португалец отмечал плодородие «Кафрестана», и попробовав бокал вина местного изготовления, нашел» весьма недурным.

В 30-х годах прошлого века англичанин Чарльз Массон, ставший впоследствии известным путешественником, нередко выполнявший и «деликатные» поручения правительства «владычицы морей», совершил свое знаменитое путешествие в Белуджистан, Пенджаб и Афганистан. Он оставил описания и Кафиристана, которые почерпнул, как и его соотечественники М. Элфинстон и А. Бернс, в основном из рассказов жителей соседних районов и христианских миссионеров из числа местного населения. Имена многих миссионеров забыты историей, и лишь полное драматизма путешествие двоих из них, Фазль Хака и Нуруллы, не осталось без следа. Осенью 1864 г. они почти месяц были гостями солдата родом из Кафиристана. Нередко рискуя жизнью, миссионеры вели дневник, вместо чернил используя лимонный сок. Их изумление вызывали деревянные дома высотой в пять этажей в селениях кафиров.

Англия во второй половине прошлого столетия нередко засылала агентов в приграничные с Британской Индией районы. В 1883 г. некий У. Макнейр, выдавая себя за врачевателя и мудреца, вытравив волосы раствором каустической соды и соком грецкого ореха, проник и Кафиристан. Картографические инструменты находчивый британец прятал в огромной, исчерченной каббалистическими формулами и знаками книге. Возвратившись в Индию и получив частные поздравления вице-короля (ведь «путешествие» было предпринято даже без формального разрешения властей), он рассказывал о красоте кафиров, о том, что они обожествляют идолов, пьют вино из серебряных кубков, пользуются столами и стульями и говорят на языке, непонятном их соседям.

Однако, пожалуй, самыми удачными были путешествия в восточные, вплоть до сегодняшнего дня остающиеся наиболее недоступными районы Страны света английского политического агента, врача по специальности, Дж. Робертсона, предпринятые им в 1890 и 1891 гг. Его поездки были последним знакомством со старой культурой кафиров в ее «чистом виде»; через четыре года Кафиристан был провозглашен Нуристаном.

Первыми из советских исследователей, побывавшими в этом районе, стали ученый-растениевод Н. И. Вавилов и инженер-агроном Д. Д. Букинич. В 1921 участвуя в научной экспедиции в Афганистан, они четыре дня провели в Центральном Нуристане.

Просматривая небогатую литературу о Hypистане, чтобы запастись хотя бы минимумом сведений перед поездкой в этот интересный район, я натолкнулся на изданное в конце 50-х годов в Лондоне «Путешествие в Гиндукуш». Его автор Э. Ньюби — в прошлом сотрудник одной из фирм по продаже готового женского платья, решивший в конце концов забраться подальше от капризных клиенток и посвятить себя путешествиям, — приводит сведения о невиданной по масштабам того времени экспедиции в Гиндукуш, предпринятой в 1935 г. Германией: караван из 40 вьючных мулов сопровождали 15 погонщиков, 16 афганских солдат и 3 офицера. Экспедиция носила явно двусмысленный характер, а се цель состояла якобы в изучении сравнительной анатомии местного населения, отмечал Э. Ньюби. Замечание весьма справедливое, если вспомнить, что в годы перед второй мировой войной в планах германского империализма, стремившегося укрепить свое военно-политическое влияние в странах Среднего Востока, немалое внимание уделялось и Афганистану. Не без иронии автор «Путешествия в Гиндукуш» писал, что «свои заключения экспедиция занесла в огромный труд, изданный готическим шрифтом, отчего прочесть его было просто невозможно».

Сегодня, как и сотни лет назад, основу жизни нуристанцев продолжает составлять горное пастбищное животноводство (главным образом здесь разводят мелкий рогатый скот). Скотоводство — привилегия мужчин, которые заботятся о загонах, обеспечивают скот фуражом и т. д. Что касается земледелия, то оно в основном, удел женщин. В Нуристане все почвы, за исключением небольших участков по берегам рек, созданы искусственно, путем кропотливой расчистки и планировки, и узкие полосы обрабатываемой земли закреплены от камнепадов многочисленными подпорными сооружениями.

Отвоеванная у суровой природы земля располагается здесь небольшими террасами, и, глядя на них, нельзя не отметить огромного трудолюбия жителей Страны света, отдающих много сил нелегкой борьбе с природой. Чтобы предохранить почву от размыва, участок засыпают плотным слоем дубовых листьев. Для орошения прорывают несколько небольших арыков. В качестве плуга используют деревянную или металлическую вилообразную палку. После сбора урожая в сплетенных из сучьев древовидного можжевельника конусообразных с открытым верхом сумках, «каджава», зерно переносят в хранилища. В прикрепляемые к спине веревкой или ремнем каджава собирают и хворост, а нередко в них переносят на далекие расстояния детей. Своеобразно нуристанцы хранят сено: на деревьях между сучьями делают «постель» из стеблей кукурузы и на нее наваливают сено.

В отличие от других районов лес в Нуристане — всё: основной строительный материал, мебель, предметы домашнего обихода.

Добираться вверх по течению Кунара приходится почти по полному бездорожью. Небольшой городок Асмаp — последний пункт, где еще есть несколько лавчонок. Здесь жители близлежащих нуристанских селений запасаются керосином, спичками и покупают дешевые украшения из бисера. Выше, километрах в сорока, расположен Барикот, добраться до которого еще можно на вездеходе, но дальше, в сторону Камдеша, самого крупного из селений Страны света, лучше пробираться пешком или на вьючном транспорте; в весеннюю распутицу месяца на четыре заваленная обломками скал и стволами деревьев дорога становится почти непроходимой. Поэтому небольшое, примерно в 150 км, расстояние от Асмара до Камдеша даже в летнее время обычно отнимает несколько дней.

Лежащий на высоте 2 тыс. м над уровнем моря Камдеш представляет собой четыре больших, расположенных в некотором отдалении друг от друга селения. Здесь издавна расселялось пять нуристанских племен в общей сложности тысячи три-четыре семей, половин из которых занимает всю центральную часть долины. Попадая в эти места, прежде всего замечаешь оригинальность нуристанских построек. Деревни напоминают огромные гнезда, сгруппированные десятками и сотнями, ступенями карабкающиеся высоко в горы. Чтобы добраться до них, требуется часа два перехода по горным кручам, бурелому и шатким мосткам, нависающим над коварными горными потоками. Мосты нуристанцы сооружают из цельных стволов деревьев либо из толстых сучьев, и хождение по ним кажется почти чудом.

Дом нуристанской семьи представляет собой двух- или трехэтажное сооружение с плоской крышей, не огражденное дувалом, без которого немыслим любой другой дом афганской деревни. Строения ставятся на каменный фундамент высотой до полуметра. С внешней стороны они украшаются резными деревянными брусками. Лестницы делают из отесанных стволов с огромными зарубками в виде ступенек. Потолки поддерживаются четырьмя деревянными колоннами, которые на равных расстояниях друг от друга устанавливаются на середине внутренней части дома. В углу первого этажа оборудуется огражденное деревянными брусьями место для бани и сток воды, по которому вода выводится наружу.

В доме обычно два окна, часто ничем не защищенных от ветров. Их вырубают в восточной и западной стенах дома, чтобы, как говорят нуристанцы, можно было лучше видеть восход и заход солнца. Двери нередко находятся выше уровня земли и поэтому тоже больше напоминают окна. В центре помещения — квадратный очаг, над которым на деревянной треноге установлен каменный котел. Топят по-черному, проделывая в потолке отверстие для дыма, которое служит и для освещения в дневное время. Вечером пользуются каменными, медными и глиняными светильниками и факелами. Приходя в гости, нуристанец крепит перед входом в дом хозяина свой факел, забирая его перед уходом.

Кроме деревянной посуды нуристанцы широко используют и каменную: котлы, масленки, кубки, причем последние часто употребляют вместо гирь. Ковши и кубки, как правило, имеют продолговатую форму с резным орнаментом по краям, с длинной прямой или немного изогнутой у основания ручкой, чем-то напоминая былинную русскую посуду.

Ковры стали входить в быт нуристанцев лишь в начале XX в., хотя паласы из теплой козьей шерсти они всегда использовали под матрацы, а мягкие шали из овечьей шерсти — как одеяла.

Но особое внимание привлекают нуристанские столы и стулья. Те, что мне пришлось увидеть в селении сафи, были только одной из их разновидностей, причем несколько отличной от обычных своей декоративной обратной. Гораздо чаще в нуристанских домах пользуются табуретками со сплетенными из полосок кожи сиденьями, а низкие стулья с резными и иногда выкрашенными в различные цвета спинками встречаются только в зажиточных семьях. Широкие с низкими ножками столы, «черау», — либо квадратной (по длине и ширине они достигают полуметра), либо прямоугольной формы. Другой тип столов, «пильчерау», представляет собой круглое расписное плоское блюдо на металлической треноге. Пильчерау используют главным образом для приема гостей, и к столу обычно подвешивают колокольчик, звоном которого хозяева приглашают к трапезе.

Пища нуристанцев отличается простотой: испеченный с добавлением проса и маиса пшеничный хлеб, молочные продукты, домашний сыр, масло. Сыр варят большими головками, от 2 до 7 кг весом, и по вкусу он напоминает голландский. Широко распространено мясо домашних животных, но куры, индейки и дикие птицы запрещены: существует поверье, что употребление их мяса может навлечь гнев небес.

Жители Нуристана не пользуются ни ложками, ни вилками, а едят пальцами правой руки. Огонь считается священным, и перед едой в него бросают кусочки мяса, масла, сыра и хлеба. «Обычай!» — таков неизменный ответ на вопрос, зачем это делается.

Когда-то кафиры были неплохими виноделами. Самодельное вино употребляли и для утоления жажды. В 1857 г. английский священник Эрнст Трамп отмечал, что завербованные в качестве проводников три кафира, ввели его в значительные расходы, потребовав ежедневно целый «машак» вина — кожаный бурдюк, вмещающий до 27 л. «Среди них настолько распространено вино, что на шее у каждого кафира висит бурдюк с вином, которое они пьют вместо воды», — намного раньше отмечал Бабур. Наблюдательный могольский правитель, кстати, различал у кафиров два вида вина: белое под названием «аратоши» и красное — «сухантоши». Попробовав оба, Бабур решил, что красное вино пьянит сильнее. И по сей день, добавляя в виноградный сок немного меда, нуристанцы получают хорошо тонизирующий напиток. У кафиров же существовал обязательный обычай наполнять один сосуд виноградным вином по случаю рождения ребенка и хранить его до свадьбы. В эти дни родители преподносили молодоженам серебряный кубок — «урей», те черпали им вино и под звуки музыки разливали его в бокалы гостей.

Говорят, когда эмир Абдуррахман призвал ко двору старейшин кафиров, чтобы убедить их принять ислам, часть старейшин была одета в темные, а часть в светлые одежды. Поэтому к первым эмир обращался как к «сияхпуши», а ко вторым — «сефидпуши», т. е. «одетые в черное» и «одетые в светлое». Хотя сами кафиры, себя так никогда не называли, это деление не было лишено логики. Кстати, и Марко Поло наделял кафиров такими же прозвищами. Дело в том, что проживающие в северных и центральных районах Нуристана племена разводят главным образом темношерстных коз и овец и изготовляют домотканую одежду темного цвета. Жители же южных и восточных районов разводят светлые виды этого мелкого рогатого скота.

Домотканая материя остается основой одежды нуристанцев. Для мужчин шьют широкие шаровары до колен, завязывающиеся под коленом тесьмой. Весной и зимой носят «аскаджи» (нечто вроде куртки из дубленой кожи), подпоясываемый кожаным ремнем, и высокие пуховые носки. Летом надевают более легкую куртку без рукавов. Изготовляемые из грубой кожи туфли, «тали», носят преимущественно в холодное время года. Мужчины редко снимают традиционные шапки, которые в различных районах называют по-разному: «шукакур», «шувар», «шукалу» или «паколь». Это плоский, почти круглый головной убор с краями, обработанными нитками. Его украшают иногда разноцветным бисером. Паколь изготовляют из мягкого войлока в соседнем, Нуристаном пакистанском районе Читрал. Когда же я поинтересовался у одного нуристанца, почему за паколем отправляются в Читрал (ведь мягкий войлок выделывают во многих районах Нуристана), то получил резонный ответ: «Вы тоже можете выпекать хлеб сами, но предпочитаете покупать его на базаре!» Паколи пользуются большой популярностью не только в Нуристане, но и в других районах Афганистана, особенно у кочевников и у городской молодежи, которые носят их вместо колаха.

Нуристанки, конечно же, одеваются более нарядно. Свои тали они украшают шнуровкой из разноцветной тесьмы с помпонами. Поверх шаровар надевают платье длиной обычно чуть ниже колен. Талию опоясывает цветная тесьма. Платье украшают бисером и ожерельями из нанизанных на нитку разноцветных шерстяных шариков. Края платьев обшивают бисером и разноцветными пуговицами. В холодное время года надевают шерстяную накидку с рукавами в три четверти и со шнуровкой у шеи вместо пуговиц. На шее — обязательно несколько рядов ожерелий — «гара», на пальцах — серебряные или латунные кольца без камней. Девушки украшают грудь и запястья татуировкой, обычно выполняемой зеленой краской в виде точек или цветов. Прически же отличаются простотой и удобством для работы: волосы обычно убирают назад и собирают в пучок.

В женской одежде преобладают три основных цвета — черный, белый и красный. Черный — цвет рабочего платья, которое обычно лишено украшений; одежду белой цвета обшивают бисером и носят по торжественным дням, но самой нарядной считается одежда красного цвета, которую надевают на свадьбы и помолвки.

Жизнью каждого племени или группы племен руководил совет старейшин из представителей от каждого селения. Из числа старейшин — «джиштов» — избирался главный старейшина — «уварджишт», который, в частности, обязан был проводить советы в своем доме и угощать всех присутствующих на них.

Для обеспечения влияния среди соплеменников у кафиров всегда считалось необходимым иметь скот, быть храбрым в бою и щедрым к соседям в мирное время. Чтобы получить титул «джишт» и, таким образом, иметь право принимать участие в решении вопросов жизни племени, будущий старейшина устраивал «малабар» — великое пиршество, сопровождавшееся церемонией «сун ашит», когда под звуки музыки в честь джшита исполнялись хвалебные гимны и в его ухо продевалось серебряное кольцо. Старейшина наделялся право сидеть на особого рода табурете, и поэтому малбар часто называли и «пиршеством табурета».

Однако до начала нашего столетия значительно большим, чем джишты, влиянием среди племен пользовались богатые воины — «шурмачи». Если для того, чтобы быть выбранным старейшиной, было необходимо прежде всего обладать большим достатком, то стать шурмачем можно было, только проявив себя в войнах и тем самым закрепив личный авторитет: ведь само слово «шурмач» означает «мужественный», «воинственный». Особо отличавшийся в бою получал право на ношение особых копья и лука, а также пояса с серебряными колокольчиками или медной пряжкой. Знаки отличия определялись по количеству врагов, собственноручно убитых шурмачем на поле брани. На его могиле устанавливалась высокая плита с разноцветными колышками по числу совершенных подвигов.

Вплоть до 30-х годов, когда король Аманулла отменил в этих районах рабство, в Нуристане продолжала действовать и система рабского труда. Рабов — «бара», поступавших главным образом за счет войн, поселили в изоляции от деревень и использовали на самых тяжелых работах. Сегодня потомки бари, образуя прослойку ремесленников, живут небольшими группами, занимаясь гончарным, ювелирным, кузнечным и сапожным делом, производством и мелкой торговлей скобяными товарами. Они большие мастера резьбы по дереву, отличные каменотесы и плотники, и именно искусству бари самобытная деревянная скульптура Нуристана обязана своими лучшими образцами.

Посещавшие в различные времена Нуристан путешественники отмечали сравнительно большее, чем в соседних районах, равноправие между мужчинами и женщинами, несмотря на издавна существовавший обычай полигамии. Браки осуществлялись не только внутри одной деревни, но и вне ее, поэтому во многих нуристанских селениях живет множество семей, связанных тесными родовыми узами. Кстати, нуристанка никогда не носила чадры. Наиболее подходящим для брака возрастом считается 20 лет для девушки и 25 — для мужчины; женитьба на малолетних всегда расценивалась здесь как нарушение древних обычаев. Нуристанец мог взять в жены двух сестер, но вступление в брак со своими кузинами, что в целом широко распространено среди мусульман, встречает резкое неодобрение. Если же такой брак все-таки состоится, то жениху не только навязывали нарочито обременительные расходы по свадьбе, но за нарушение традиции он должен был в качестве штрафа отдать тестю в среднем до 100 голов скота.

Решение о браке принималось, как правило, по обоюдному согласию молодых, и только после этого к отцу невесты направлялись сваты. После переговоров из дома жениха доставлялась свежая баранья туша, и вечером сваты ужинали в доме отца девушки. Для того чтобы юношу и девушку считать мужем и женой, требовалось их согласие, данное в присутствии свидетелей. Конечно, и слово родителей далеко не последнее. Вряд ли кто из молодых людей захочет стать предметом всеобщего порицания. «Дурной сын пускает ветер на родителей», — гласит старая поговорка нуристанцев.

В день свадьбы в дом жениха переносили одежду и украшения невесты, подготовленные ее родителями. Они, кстати, должны были обеспечить годичный расход на содержание своей дочери в доме ее мужа. К свадьбе, на которую приглашались не только близкие родственники, но и многие гости и которая продолжалась несколько дней, отец жениха дарил девушке серебряные кольца, ожерелье и кубок для вина.

Нуристанский свадебный обряд во многом остался таким же, как и во времена кафиров. Правда, и раньше на драгоценности и одежду невесты от жениха затрат не требовалось, то теперь это считается необходимым. Кроме того, все большее распространение получает обычай дарить невесте деньги. Еще полвека назад такого обычая не существовало: ведь деньги не имели хождения среди кафиров, и их функции выполняли скот и зерно.

Брачные дела иногда порождали серьезные конфликты между семьями. Так, в одном селении долго не утихали страсти в связи с похищением девушки из соседней деревни. Поначалу родители согласились отдать дочь в жены соседу, но потом почему-то передумали. Обманутый жених собрал родственников, и те с оружием в руках напали на дом отца экс-невесты и выкрали девушку. Возмущенные родные кинулись преследовать воров; завязалась перестрелка. В результате — трое убитых и четверо раненых, но отыскать девушку так и не удалось, несмотря на обещанное крупное вознаграждение.

Развод у нуристанцев — явление естественное. Он был и остается простым по форме. Если развода требует женщина, то при вторичном замужестве ее новый муж должен втройне заплатить разведенному его прошлые расходы на свадьбу. Если же инициатива развода исходит от мужчины, то новый муж выплачивает бывшему супругу своей жены только то, что когда-то им было истрачено на свадьбу.

Старые обычаи продолжают оказывать влияние и на определение степени наказания за проступки. Убийство, к примеру, требует кровной мести, но виновный может обратиться к родственникам жертвы с просьбой о прощении, предложив выплату виры. Откровенно говоря, заметил как-то один из моих знакомых, кровная месть внутри племен не поощрялась и не поощряется из-за опасения сокращения численности населения, но, пока виновный не выплатит виру, наследники жертвы не должны стричь волос и ногтей и встречаться с кем-либо, а убийца не должен появляться в родных местах. Поэтому откуп и сейчас очень распространенное явление, и нуристанец может откупиться практически за любой проступок, причем расплачивается, как правило, скотом, количество которого зависит от тяжести проступка.

В отличие от других районов Афганистана нуристанки и сейчас рожают не дома, а в своеобразных родильных домах — «шара», которые сооружаются в некотором отдалении от деревни и являются общей собственностью жителей селения. В шара, представляющей собой большое деревянное здание с несколькими комнатами, женщина проводит последний предродовой период и короткое время после родов — в целом не более недели. Существует поверье, что после родов женщина ни под каким видом не должна возвращаться из шара по той дороге, по которой пришла: чтобы не «сглазить» ребенка.

При выборе имени ребенка также следуют древним традициям. Обычно старшая представительница семьи, дав новорожденному грудь, начинает по порядку называть имена его ближайших родственников: если это мальчик, то по линии отца, если девочка — по линии матери. Ребенка нарекают тем именем, которое произносится в тот момент, когда он берет грудь. Нередко нуристанцы меняют детям имена. Это делается в тех случаях, когда ребенок часто болеет или слишком капризничает. Та же женщина либо отец берет несколько зерен пшеницы и, дав каждому определенное имя, бросают их в огонь. Первое лопнувшее в огне зерно определяет новое имя ребенка.

Вблизи многих нуристанских деревень, по берегам рек и у подножий гор, и по сей день можно видеть остатки старых кладбищ кафиров с деревянными памятками. Большая часть их была разрушена в конце прошлого века. Обычно через год после захоронении семья покойного сооружала из цельных стволов дрен, видного можжевельника скульптуру и устанавливали и на могиле. Чтобы памятник дольше сохранялся, его по сколько раз в году смазывали определенным маслом. Гробы периодически заменялись, и в новые переносилось то, что оставалось в старом. Этот обычай был связан с поверьем, что дух умершего еще долгое время остается жить. Деревянные скульптуры сооружались, как правило, при захоронении мужчин и либо окрашивались в красный цвет, либо их облачали в красные одежды.

Красные памятники кафиров нередко приводили появлявшихся в этих районах мусульман к досадным ошибкам, когда те принимали их за живое воинство неверных. Наиболее величественными выглядели памятники старейшинам племен и воинов. Некоторые из них собраны в этнографическом зале Кабульского музея. Очень интересна неплохо сохранившаяся деревянная фигура воина из долины Ландисин и статуя наездника из Вайгульской долины. Но все это уже история, a сегодня по образцам древних скульптур нуристанские ремесленники изготовляют небольшие деревянные статуэтки и продают их в близлежащих городах. Свой путь эти изящные поделки завершают, как правило, в антикварных лавках Кабула и оседают в саквояжах иностранных туристов.

Вместе с прочими старыми обычаями почти совсем ушли в прошлое древние боги и культы бывших кафиров. Однако в рассказах стариков нет-нет да и промелькнут образы старых божеств и связанные с ними легенды и песни.

До утверждения ислама творцом и главным божеством кафиры считали Имру, которого представляли как огромного, наделенного сверхъестественной силой человека. В песнопениях его называли «сун мивак Имра» («бог с золотым лицом»). Вестник Имры и его посредник среди людей Мун, или Мана, по поверьям, ходил среди людей и мог являться им во сне. Высоко чтились бог мира Аром, бог плодородия и покровитель скота Богошт, хранитель урожая Мошт, покровительница женщин и сирот богиня Дисаи, могущественный бог войны Гивиш.

Согласно легендам, самый древний храм Имры находился в селении Кантива, в восточной части Нуристана, и его сооружение приписывается одному общему предку кафиров. Рассказывают, что эмир Абдуррахман поначалу хотел превратить храм в мечеть, но, встретив резкий отпор населения, приказал его разрушить. Афганскому автору А. В. Карзаю, со слов старых нуристанцев, удалось составить описание храма, который был построен на вершине огромного холма и представлял собой галерею с большим количеством украшенных резьбой деревянных колонн. Их верхние части венчали изображения деревянных голов быков с ветвистыми рогами. Храм имел семь дверей, пять из которых всегда были открытыми, а две отворялись только во время войн и в дни праздников. В середине храма находились огромный жертвенный «камень Имры», очаг и амвон.

Жертвоприношение было основным элементом при «обращении» к богам. В жертву Имре обычно приносили быков; богу Гивишу и другим — самцов мелкого рогатого скота. Ислам не внес каких-либо существенных изменений в обычай жертвоприношения нуристанцев: ведь принесение в жертву скота не противоречит мусульманской религии, где существует аналогичный обычай, уходящий еще к древним культам аравийских кочевников. И сейчас в Нуристане жертвоприношение совершается по самым различным поводам. Эта церемонии обычно проходит так. Собирается мужское население под руководством одного из старейшин. Жертвенным ножом животному перерезают горло, часть мяса жарят на костре и распределяют среди присутствующих, другую — бросают в большой каменный котел — «гарват», устанавливаемый над костром на большой треноге, после чего и вареное мясо также раздают присутствующим. Гарват, как правило, четырех- или шестигранной фирмы, и на внешней стороне его стенок выбиты изображения животных. Кстати, он очень удобен и в домашнем хозяйстве: в гарвате можно долго хранить масло и молочные продукты.

Древние боги нуристанцев канули в прошлое, но вера во всевозможных злых и добрых духов продолжает жить в каждой семье и по сей день. Воображение кафиров рисовало дьявола Машала как существо с огромными ветвистыми кривыми рогами, достигающими подбородка, и копытами. И сегодня среди жителей нуристанских долин бытует поверье, что, когда Машал посеял среди людей вражду, Имра приказал Муну расправиться с дьяволом. После упорного боя, когда разрубленный на семь частей Машал вновь воскресал уже в семи обличьях, поле битвы все же осталось за Муном, и среди племен вновь воцарился мир. Злой Йющ, утверждают нуристанцы, может принимать различные обличья и являться человеку в бреду. Множество легенд и сказаний посвящены и доброй фее Вотр.

Жители Страны света считают, что духи живут по берегам рек и горных ручьев, на деревьях и вершинах гор. Чтобы отогнать злых и привлечь добрых духов, широко распространен обычай ночью при свете костра приносить им всевозможные жертвы.

Фольклор нуристанцев остается мало изученным по сей день, и о его оригинальности и самобытности можно судить лишь по отдельным образцам устного народного творчества. Суровая своеобразная природа способствовала появлению у кафиров множества легенд о сказочных обитателях труднодоступных скал, покрытых непроходимыми лесами, и голубых, богатых рыбой озер, зеркальными пятнами выделяющихся среди гор. Много легенд связано с «травой жизни», которая, по преданиям, появляется к осени лишь высоко в горах. Но если охотнику и удается метким выстрелом сбить траву, то появляется неизвестная птица, подхватывает ее и не дает упасть на землю.

Среди нуристанцев, как и у жителей Памира и Гималаев, распространено поверье о человекообразном звере «йети», спускающемся с гор, захватывающем скот и даже нападающем на людей.

Для того чтобы предсказать, каким будет урожай, нужно добираться до одного из самых отдаленных и труднодоступных горных озер в долине р. Пич. Если в прозрачной воде видны отражения колосьев — быть хорошему урожаю, если же шерсть животных — у скота будет хороший приплод. Так гласит поверье…

Отголоски старых обрядов прослеживаются и в традиционных праздниках нуристанцев. Торжеством сопровождается окончание сбора урожая, и в нем принимает участие все население племени — и взрослые, и дети. Из корок тыквы и сплетенных кусочков кожи молодежь мастерит маски, к которым прикрепляются рога животных. Эти маски надевают во время танцев, которые обычно устраиваются на открытой площадке, расчищенной от камней и огражденной большими валунами или деревянным забором.

Отображающие древние обычаи и посвященные восхвалению предков танцы — одно из самых любимых развлечений жителей нуристанских долин. Они считают, что танец порождает в человеке радость, освежает его духовно и физически.

Мужские танцы, исполняющиеся, как правило, вдвоем, обычно изображают батальные сцены; иногда танцующие имитируют сцены охоты, изображая подбитых стрелой птиц или тигра. Женские пляски отличаются большей плавностью и изяществом. Например, в одном из танцев две девушки под хлопки окружающих, напевая мелодию и запрокинув руки за голову, медленно приближаются друг к другу, затем — после поцелуя — так же медленно расходятся; эти движения повторяются несколько раз.

Танцы сопровождаются ритмическими хлопками и игрой на музыкальных инструментах. Наиболее популярна здесь шестиструнная арфа длиной до полуметра и шириной сантиметров сорок, которую называют «вадж». Происхождение ваджа точно не установлено; полагают, что он существует более тысячи лет. Широко распространены здесь и смычковый инструмент с кожаными струнами — «сарани», двусторонние бубны и разновидность флейты. Что касается самой музыки, то она не отличается богатством мелодий, а для нашего слуха просто неблагозвучна.

Никакое празднество не проходит без спортивных игр, к которым, как и к танцам, нуристанцы питают большую слабость. Резко отличаясь от народных игр других частей Афганистана, они во многом, как уже говорилось, напоминают древнегреческие. Однако, кто знает, может быть, действительно та тысяча юношей, когда-то набранных Искандером в свои легионы, принесла в свои селения элементы греческих спортивных игр?!

Спортивные игры популярны во все сезоны, но особенно весной, когда устраиваются соревнования по бросанию плоских, размером с десертную тарелку, отесанных камней, по толканию ядра, по метанию стрел с металлическими наконечниками. Есть у нуристатанцев и игра, напоминающая хоккей. Дети больше всего любят играть в мяч. Играющий сильно ударяет мяч о землю, и до того, как мяч упадет, он должен поспеть обернуться вокруг своей оси и поймать его, за что получить право на вторичный бросок.

Спортивные состязания проводятся в каждом селении. Раз в год устраивается финал соревнований. Он проходит в той деревне, представитель которой стал победителем в предыдущем сезоне. Спортивный инвентарь чемпиона хранится на видном месте в его доме до будущих соревнований.

Побывавший в Нуристане обратит внимание на столь непривычную для нынешнего беспокойного века тишину его долин, редко нарушаемую гулом самолов или гудками автомобилей: отсутствие современных дорог способствует сохранению этнографической и географической изоляции Нуристана.

…Деревянный шлагбаум останавливает поток машин: дорожная пошлина. Пока неторопливый чиновник выписывает квитанции, есть время попить в придорожном духане воды и оглядеться. Вокруг знакомый пейзаж: каменистая степь, обрамленная у горизонта горами, подернутыми дымкой, вкрапления садов. Но вместо разбитого проселка влево бегут серебристые ленты первых километров нового полотна шоссе. Началось строительство автомобильной дороги, которая свяжет Страну света с другими районами Афганистана, положит начало освоению природных богатств и широкому приобщению Нуристана к экономической и культурной жизни страны.