ЖЕМЧУЖИНА ХОРАСАНА

Не в пример многим затерянным городам, заложенным, по легендам, Александром Македонским по пути в Индию, Герат, захваченный полководцем в 330 г. до н. э., продолжает процветать и сегодня. Потеряв свое былое значение «ключа к Индии», в наши дин он по праву считается «западными воротами» Афганистана. Древние греки именовали город Александрия Apийская. Его оригинальное название встречается в Авесте, где Гери упоминается как один из самых благословенных краев, сотворенных верховным божеством Ахурамаздой.

Древние торговые пути, проходившие через Герат из Западной Азии в Индию и Китай, создали ему славу крупного центра еще в первых веках новой эры, а после арабского завоевания город стал одним из главных центров Хорасана, вписавшего в культуру персоязычных народов немало ярких страниц. «Если Хорасан — раковина земли, то Герат — жемчужина в ней» — дошла наших дней старая пословица. Семь месяцев осаждали Герат войска Тули — сына Чингисхана, и легенды повествуют, что когда город пал, то был он сровнен землей, а из нескольких сотен тысяч его жителей спаслись лишь сорок.

Былое величие вернулось к Герату только в XV в. во времена тимуридских правителей, оказывавших покровительство литературе, искусству, архитектуре и философии. Именно в этот период, который впоследствии был назван Ренессансом Востока, в Герате жили и творили великий Алишер Навои, Абдуррахман Джами и Камаруддин Бехзад. Слава Хорасана, как одного из крупных районов Востока, доходила и до России, и в середине XV в. сюда было направлено посольство великого князя Ивана III, ставшее одним из первых российских посольств на Востоке. В начале XVIII в. город был центром самостоятельного гератского княжества, просуществовавшего до 1732 г., а в XIX в. «ключ к Индии» явился причиной острой борьбы между Персией и Англией.

Не только из-за удобного географического положении Герат имел значение крупного центра Среднего Востока. Издавна его плодородная долина шириной до 30 км, орошаемая отводными каналами Герируда, приобрела славу «житницы Азии». Плотно заселенная, она стала важным центром интенсивной земледельческой культуры, по типу хозяйства не уступавшим известным центрам оседлого хозяйства в древней Сирии и в Египте. В Гератском оазисе и сейчас выращивают до сотни видов растений, начиная от пшеницы и бобовых и кончая хлопчатником и масличными. В отличие от многих других районов здесь исстари широко применяли удобрения.

Летом в течение четырех месяцев над долиной дуют ветры, которые местное население называет «120-дневные». Благодаря обилию зелени и плотности населения оазиса многие путешественники называли Герат городом-полем, где огражденный глинобитной стеной город был лишь незначительной частью большого оазиса. И сегодня в Гератской провинции, одной из самых густонаселенных в Афганистане, проживают около 800 тыс. человек, а число жителей собственно города составляет менее десятой части этого количества.

Минуем зеленые предместья и большое, украшенное ажурными арками здание резиденции губернатора. Въезжаем в Герат по живописной аллее, которая выводит на широкие асфальтированные улицы центральной части города. Здесь настоящее скопление гади, такси, велосипедов и мотороллеров. Сегодняшний Герат чист и опрятен, а ведь еще полсотни лет назад путешественники описывали его как один из самых загрязненных городов этой части Среднего Востока, темные улочки грязные бассейны и арыки которого были источниками различных инфекций.

Городские власти много делают для того, чтобы на месте старого, охранявшегося мрачной цитаделью Герата вырос новый город с широкими улицами. Для этого были расчищены узкие проулки, снесены отжившие свой век караван-сараи и т. п. Герат, как и другие города Афганистана, шумен и многолик, но в нем нет такой сплошной суетливой толпы людей, как, скажем, в Кандагаре, и в облике его улиц чувствуется какая-то особенная солидность, деловитость, спокойствие и уверенность в себе старого тортового и культурного центра.

Прямые улицы делят город на многочисленные неровные кварталы. Заблудиться в нем трудно даже тому, кто попадает сюда впервые. Без особых усилий находим старый центр, над которым доминирует древняя цитадель. Хотя строительство крепости и приписывают Александру Македонскому, но то, что мы видим сегодня, — полуразрушенные временем и многочисленными баталиями башни — было воздвигнуто на рубеже XIII–IV вв., а после похода Тимура восстановлено сыном «Железного хромца» Шахрухом, который сделал Герат своей столицей.

Недалеко от цитадели, на обширной, почти квадратной площади старого города, находится знаменитая гератская соборная мечеть Джам, квадратная по форме, с шестью воротами. У главного входа — большой полузапущенный сад. Вход в мечеть для туристов открыт ежедневно (кроме пятницы), но до полудня. С посетителей взимается плата, и за этим следит сам настоятель..

Сняв обувь, входим в мечеть через левый придел с очень узкой дверью. Читаем вывеску: «Медресе». Гератское духовное училище при мечети, одно из старейших на Среднем Востоке, было открыто более 900 лет назад. И сейчас оно остается одним из самых больших в Афганистане. Здесь обучаются около 700 человек.

Чтобы попасть во двор мечети, нужно пройти по длинному коридору с высокими потолками. Стены коридора — без традиционной отделки, и создается впечатление, что он ремонтируется. В одном из приделов размещается мастерская по изготовлению голубого и синего кафеля. Несколько мастеров продолжают ремесло, возникшее в начале XV в., когда в мечети шли грандиозные реставрационные работы. Мастерская небольшая, в ней работают всего пять человек, и каждый великолепный знаток своего дела.

— За неделю мы изготавливаем керамическую плитку размером шестьдесят на сто пятьдесят сантиметров, — рассказывает старший мастер, проработавший здесь уже более четверти века. — Дел много, особенно в последние годы, когда наши изразцы отправляют и в другие города. Но прежде основная работа была, конечно, связана с реставрацией этой мечети, и несколько лет ушло на оформление ее фасада и стен. Почти вся керамическая отделка либо восстановлена, либо воспроизведена по образцам той, которая украшала здание в пятнадцати веке.

По оценкам специалистов, история гератской мечети как уже упоминалось, одной из самых красивых и величественных на всем мусульманском Востоке, насчитывает века. Древние хроники относят ее сооружение к X в.; в то время она была построена из дерева. Известно также, что мечеть почти вся сгорела по непонятным причинам. Правда, существует предание о том, что пожар возник в результате конфликта между ее попечителем и жившим при мечети дервишем, которыйи потушил пожар, обронив на огонь несколько слезинок.

В 1200 г. гуридский султан приказал перестроить то, что осталось от мечети. Впоследствии он был здесь захоронен. От эпохи Гуридов до наших дней сохранился лишь небольшой портал с рельефной, включающей имя правителя куфической надписью на темно-желтом фоне, украшенной цветочным орнаментом. Однако долгое время и она была скрыта под декоративными изразцами эпохи Тимуридов, пока мечеть не была вновь основательно реконструирована под руководством Алишера Навои.

В 1964 г. специалисты сняли поздние, относившиеся к XV в. украшения и восстановили портал в том виде, в каком он был в эпоху Гуридов. Богатая отделка тимуридской эпохи покрывала и внутренние части мечети Джам, но она не сохранилась. Об огромном объеме работ, которые предстояло выполнить реставраторам — гератским художникам Сельджуки и Машалу, каллиграфам Хирави и Атаи (они начали восстановление мечети в 40-х годах), свидетельствуют фотографии двора мечети, сделанные в начале XX в. На них можно увидеть лишь голые стены и нагромождения камней.

Из темного коридора выходим в огромный, почти пустой внутренний двор, где видим лишь несколько прихожан в белом. Плиты, которыми вымощен двор, во многих местах стерлись тысячами босых ног. Двор огромен, и в нем одновременно могут совершать пятничный намаз (молитву) до 5 тыс. человек. Почти в центре стоит минбар, отделанный резным камнем, а у левого края — огромный бронзовый котел с декоративными литыми украшениями. Его высота — более полутора метров. Рассказывают, что котел был установлен здесь еще в XV в. В дни религиозных праздников его наполняют шербетом для прихожан.

Гератцы — люди приветливые и добродушные. Они любят свой город, гордятся его историей и традициями, но я особенно ощутил в провинциальном Управлении кульуры, где познакомился с коренным гератцем и старым каллиграфом Атаи — сухим старичком в белоснежном дастаре, то ли в плаще, то ли в пальто, аккуратно застегнутом, хотя на дворе почти +30°, но зато в чаплях на босу ногу. Атаи с удовольствием рассказывает о каллиграфии и ее истории в Герате. О себе говорит тоже охотно, да это и понятно: помимо семи основных традиционных видов искусного почерка Атаи владеет более чем 60 художественными комбинациями каллиграфии. Он хранитель местного музея, для которого сейчас возводится новое здание.

Увлеченно рассказывая о Герате, Атаи заинтересованно расспрашивает об архитектурных памятниках средневекового зодчества в Самарканде и Бухаре и одобрительно кивает, слушая о том, какое внимание в Советском Союзе уделяется сохранению исторического наследия.

Атаи показывает образцы своей каллиграфии, традицию которой бережно хранят в Герате. Недавно здесь была выпущена книга «Каллиграфы и художники Герата», охватывающая историю, в частности каллиграфию, с XV в. до наших дней; творчеству Атаи в ней посвящено немало строк.

Каллиграфия — не просто чистописание и умение красиво выводить буквы. Каллиграфия — это искусство. чтобы овладеть им, надо посвятить ему всю свою жизнь. В средние века на мусульманском Востоке каллиграфы, «хаттати», широко использовалась для украшения книг, манускриптов, рисунков, а также архитектурных ансамблей. Ответ на вопрос, почему именно на мусульманском Востоке искусство красивого почерка получило широкое распространение, достаточно прост: пуританский ислам долгое время запрещал художественное выражение одушевленных предметов. Другая причина — особенность и своеобразие графики арабского алфавита, которым пользуются также персидский, пушту, дари, урду и ряд других языков. Наличие в нем округленных, прямых и ломаных линий, надстрочных знаков и точек стало благодатным материалом для развития искусства каллиграфии.

Вот почему первые образцы восточной каллиграфии прослеживаются в раннем средневековье в Аравии в переписывании Корана и его многочисленных толкований. Впоследствии она получает широкое распространение на территории Ирана, и не только в письменных образцах, но и в архитектуре и строительном деле. Веками мастерство каллиграфов, «хаттатов», совершенствуется, и каллиграфия становится почти самостоятельным искусством, а сами они из книжников все более превращаются в художников. «Книга улыбается, когда перо роняет слезы» — так образно в средние века говорили об искусстве настоящего хаттата.

Первые образцы каллиграфии в Афганистане относятся к IX в., а своего расцвета она достигла именно в Герате спустя шесть столетий при дворе тимуридских султанов. Многие известные художники и каллиграфы переписывали и художественно оформляли книги в библиотеках правителей и медресе. Гератская художественная школа изящных искусств считалась лучшей для своего времени.

В Герате собирались и лучшие мастера по изготовлению бумаги, красок и переплетов. В основанной тогда же в городе библиотеке и школе книжных ремесел трудились десятки видных художников, переплетчиков, переписчиков и других специалистов. Здесь были созданы искусно оформленные книги на персидском языке. Многие из них, представляя собой шедевры книгоиздания, хранятся сегодня в крупнейших библиотеках мира.

К ним относится и «Шах-наме» Фирдоуси, переписанная и иллюстрированная лучшими мастерами кисти и карандаша в эпоху Тимуридов. По красоте письма и оформлению (прекрасные художественные иллюстрации и украшенный золотым орнаментом переплет) этот экземпляр не имеет себе равных. Между строк вставлены выполненные золотом орнаменты, a стихи иллюстрированы 20 замечательными миниатюрами. Этот экземпляр «Шах-наме», по праву считающий жемчужиной книжного ремесла, хранится ныне в музее «Гулистан» в Тегеране.

Одним из ранних почерков, нашедшим широкое применение не только в письме, но и в архитектуре, был так называемое куфическое письмо. По преданиям, возникло в раннем средневековье в г. Куфе, расположенном на территории современного Ирака. Иногда его основателем считают хазрати Али, чьей столицей некогда была Куфа.

Из куфи возник и «накш», трансформировавшийся впоследствии в «насталик», который и по сей день слывет самым изящным и лаконичным почерком. Насталик прост и четок, поэтому его, как и накш, изучают в школах, попользуют при написании корреспонденций. По его образцу делают машинописные и типографские шрифты. Куфи в сочетании с накшем, насталиком и сольсом украшает заголовки книг, стены и потолки храмов. «Дивани», возникший из насталика, отличается большей вычурностью по сравнению с другими почерками, читать его гораздо труднее, и сегодня он используется главным образом при выполнении оформительских работ. Самый же распространенный почерк — «шекаста» («ломаный») — также возник из насталика. Шекаста — это скоропись, имеющая свои правила написания, но позволяющая варьировать их в зависимости от стиля автора. Им пользуются главным образом в частной переписке. Читать шекаста труднее, чем любой другой почерк. Часто здесь опускаются, например, точки, играющие столь важную роль в арабской графике.

Характерная особенность украшения каллиграфией — расположение букв текста не по прямой линии, и в художественном беспорядке, что в целом составляет композиционно завершенный рисунок. Сочетание разных видов почерка создает впечатление изящного декоративного панно. Чтобы прочесть его, нужно хорошо их знать.

Вокруг мечети Джам выстроились торговые ряды, среди которых не сразу заметишь небольшую мастерскую по изготовлению изделий из знаменитого гератского стекла: синих, бирюзовых и зеленоватых полупрозрачных сосудов, стаканов, пепельниц, кувшинов и рюмок. Хочется зайти в лавку, но оказывается, что в ней никого нет.

— Выходной день, — поясняет сосед-лавочник, — но вы можете заглянуть в мастерскую, она открыта.

Заходим. Здесь все в таком состоянии, как будто ремесленники вышли на минутку. Никакой техники, если ни считать небольшого очага, напоминающего пузатую бочку. Около него лежит кусок застывшей зелено-бирюзовой массы.

— Из нее и выдувают наши знаменитые сосуды говорит сопровождающий нас сосед. — Мы работаем вместе. Они мастерят, а я продаю готовые изделия в своей лавке или переправляю их в Кабул в амтикфоруши.

Как оказалось, секрет производства, унаследованный сыновьями от старого мастера вместе с его лавкой, весьма прост: ремесленники собирают битую стеклянную посуду, плавят стекло в очаге, растапливаемом деревянными поленьями, и затем выдувают изделия. Ежедневно мастера изготовляют до сотни различных предметов.

Множество изделий из гератского стекла продаете в кабульских магазинах и сувенирных лавках. Они очень дешевы: небольшой кувшин стоит 10–15, а рюмка — 2 до 5 афгани, но подобрать несколько одинаковых предметов чрезвычайно сложно. Лишь однажды, будучи в гостях, я видел тщательно подобранный оригинальный сервиз гератского стекла.

Базары Герата, во многом похожие на рынки других городов Афганистана, всегда отличались богатством и разнообразием товаров. В их торговых рядах часто можно встретить продукцию Малой Азии и Персии, Китая и Индии. То же можно сказать о них и сегодня. Гератцы издавна славятся изготовлением высокосортных ковров и войлочных изделий, хлопчатобумажных и шелковых тканей. Особой популярностью и по сей день пользуются плотная шерстяная («курк») и шелковая («канаваз») ткани.

Но из всех длинных рыночных кварталов города больше всего запоминается расположенный по периметру небольшой базарной площади медный ряд, где с самого раннего утра слышатся стук молотков, шум разжигаемых печей и раздуваемых мехов. Здесь лудят и паяют, куют и клепают, тут же и продают. Глядя на калейдоскоп выставленной продукции, сначала думаешь, как много несуразности и беспорядка. Но первое впечатление обманчиво. Здесь существует свой, веками отработанный порядок.

…Минареты комплекса Мусалла («мусалла» — «место молений»), расположенные при выезде из Герата, видны чуть ли не из самого центра города. Как огромные трубы, минареты возвышаются над густой зеленью городских кварталов, и кажется, что они находятся совсем рядом. Когда-то минаретов было много, но большая их часть снесена англичанами в 1885 г. по «стратегическим» соображениям. Разрушения довершили сильные землетрясения в 1931 и 1951 гг. Мусалла когда-то представлял собой огромный комплекс, строительство которого началось в первой четверти XV в. по указу жены тимуридского правителя Шахруха, Гаухаршад — так звали ее — хотела создать под Гератом крупный философский и религиозный центр с мечетями, медресе, парками и культурными учреждениями.

В 1845 г. французский путешественник М. Ферье описывал эти расположенные к северо-западу от Герата строения как самые величественные во всей Азии. Сейчас от комплекса осталось всего шесть высоких минаретов, и лишь три из них могут дать представление о былом величии комплекса. Как огромные свечи на массивных подсвечниках, стоят минареты Мусалла — молчаливые свидетели Ренессанса Востока. Их отделка уже стерта временем, и лишь в нескольких местах еще заметны остатки старой ажурной лепки, украшенной лазурным кафелем.

В лучшем состоянии находится гробница Гаухаршад, напоминающая небольшую мечеть, только без минаретов. Старик — у него хранится ключ от гробницы — долго копается в связке и наконец открывает деревянную ветхую дверь. По винтообразной лестнице поднимаемся наверх. Ее ступени сильно сбиты. По узкой лестнице можно идти только по одному. Гробница сложена из кирпичей. Ее свод украшен миниатюрным орнаментом голубого, синего и салатового цвета. Сверху открывается красивый вид на сад. На фоне вековых деревьев с густой темно-зеленой кроной разноцветный орнамент купола гробницы выглядит очень красиво. За садом на небольшой возвышенности видим минарет Мусалла, где мы были вечером. По серовато-желтым конусам минаретов скользили лучи заходящего солнца и в то же время прямо над ними, как бы соперничая с минаретами в высоте полета, занимался нежный, почти прозрачный месяц.

Рядом с гробницей Гаухаршад находится небольшое кирпичное купольное сооружение без украшений, из-за которого мы, собственно, и пришли сюда. Здесь похоронен человек, над гением которого бессильна власть времени.

Великий узбекский поэт и мыслитель Низамуддин Алишер (1441–1502), известный под псевдонимом Навой («навои» — «мелодичный»), родился и долгое время жил в Герате. Дом его отца, располагавшего большим достатком, посещали поэты, музыканты и художники. В 15 лет Алишер уже пользовался славой известною поэта. Как близкому другу тимуридского султана Хусейна Байкара, Алишеру был открыт путь к высшим должностям при гератском дворе.

Под его руководством строились школы и больницы, ирригационные каналы и мосты, дороги и общественные здания. Деятельность везира, естественно, пришлась не по душе приближенным султана, и, оклеветанный, он был вынужден отстраниться от дел. Все свои силы великий поэт и мыслитель отдал служению добру и правде. Автор более 30 крупных поэтических произведении, Навои особо прославился сборником «Хамса», состоящим из пяти крупных поэм. Основные идеи их — уважение к труду, любовь к родине, стремление к совершенству и освобождению личности.

О богатстве творческого наследия узбекского поэта свидетельствует тот факт, что, пожалуй, нет жанра в литературе того времени, в котором не творил бы Алишер Навои. В его понимании литературные произведения являются средством спасения угнетаемых от угнетения, а основная философская идея творчества поэта состоит в прославлении добра и посрамлении зла. Доброе начало Навои видел в человеческой справедливости, а тиранию, деспотизм, насилие считал величайшим злом для народа. Гуманизм Навои не абстрактен. В умении писателя отражать в своем творчестве суть человеческой жизни и самые прогрессивные идеи состоит секрет его бессмертия.

Умер Навои в 60 лет. Если разделить богатое литературное наследие поэта на эти 60 лет, то на каждый день его жизни пришлось бы 80 стихотворных строк.

Алишер Навои был яркой звездой. То же можно сказать и о его современнике, другом знаменитом гератце, Абдуррахмане Джами (1414–1492). Перед этим одетым, как странник, старцем, когда он начинал говорить, замолкали даже горделивые вельможи. Будучи последователем суфийского ордена Накшбанди, смысл пуританского учения которого заключается в стремлении к простоте и жизни только за счет собственного труда, Джами в своей поэзии воплотил вековую мечту народа о справедливости и равенстве, мечту о государстве без господ и рабов.

То город был особенных людей.

Там не было ни шаха, ни князей,

Ни богачей, ни бедных. Все равны,

Как братья, были люди той страны![3]

Эти слова характеризуют всю глубину творчества великого поэта, особенностью которого всегда была смелость мысли и слога, и это в то время, когда малейшее отклонение от канонов — религиозных или светских — порой приводило к расплате жизнью. Великого гератца не стало, когда ему было 78 лет. Поэта хоронил весь город, его тело несли дети самих Тимуридов, а великий Алишер Навои весь год после смерти Джами носил траур по своему мудрому учителю.

Скромная мраморная плита стоит на пустынном перекрестке дорог за чертой Герата. Обелиск со стихами поэта напоминает чем-то фигуру человека. К гробнице всегда кто-нибудь приходит, и кажется, будто под густой тенью вековой чинары звучит чей-то тихий голос:

Добро всегда твори, смерть попирая!

Знай: имя доброе есть жизнь вторая.

Загрузка...