Страна гор и легенд

УСТАД БРЕШНА

Небольшой двухэтажный кирпичный дом в той части старого Кабула, которая, примыкая к новому городу, продолжает хранить колорит афганской столицы начала XX в. На двери висит медная табличка с каллиграфически выбитой надписью: «Абдул Гафур Брешна».

Все, кто знал Брешну, — от начинающих художников, музыкантов и писателей до тех деятелей культуры, которые уже давно завоевали широкую известность в стране, — неизменно называли его «устад» («учитель»), В этом слове выражена вся глубина уважения к человеку, с чьим именем связаны многие страницы современной культурной жизни Афганистана.

Мы сидим в его небольшой уютной гостиной. Глубокие кресла, ковры акчинской работы, на стенах развешано несколько акварелей — любимых работ автора. На одной из них изображен старый кабульский рынок. Она так и называется — «Базар Чарчата».

— Работая над картиной, — говорит Брешна, — я хотел прежде всего передать колорит этого уже не сохранившегося уголка города. Базары на Востоке не следует рассматривать только как рынок. Это еще и место встреч, бесед, здесь обмениваются последними новостями. На базарах формируется общественное мнение. Поэтому и сейчас, когда мы говорим, что кто-то ушел на базар, это не следует понимать буквально. Он просто отправился по делам в город. Английские колонизаторы опасались кабульского Чарчата и в октябре 1842 г. варварски взорвали его.

— Чтобы понять нашу современную живопись, — продолжает Брешна, — нельзя рассматривать ее в отрыве от истоков.

Действительно, своими корнями она уходит в далекое прошлое; ведь наскальные изображения — наиболее древние памятники изобразительного искусства на территории Афганистана — относятся к IV–III тысячелетиям до н. э. В течение многих веков сюда проникали и ассимилировались с местными художественными традициями многие культуры и связанные с ними художественные школы и направления. Это и оказало решающее влияние на пути развития всего искусства афганского народа. Буддийские фрески и фрагменты настенных рисунков Бамиана, резные работы по глине и штукатурке уступили место монументальной исламской архитектуре с лепкой из алебастра и гипса. В XIII XIV вв. на территории Афганистана получило распространение искусство художественной миниатюры, достигшее расцвета в творчестве гератца Камаруддина Бехзада (1455 — ок. 1536).

Пожалуй, именно миниатюра гератской школы во многом стала предшественницей современной афганским живописи. Ее влияние ощущается в богатстве красок и той легкости, тонкости и изяществе, которые сегодня отличают лучшие работы художников страны. Кстати, она и в настоящее время является одним из наиболее популярных видов живописи в Афганистане.

Яркий представитель миниатюры — гератский художник Машал. Он не только талантливый продолжатель этого своеобразного вида искусства. Машал многое сделал для его широкой популяризации и у себя в стране и за рубежом.

— Если будете в Герате, — советовал Брешна, — обязательно познакомьтесь с ним. В 1969 г. при Гератским педагогическом институте было открыто отделение миниатюры, которое выпустило более 500 художников.

Когда несколько лет спустя я побывал в Герате, мне не удалось застать Машала, но, зайдя в городское отделение «Гырзандуя», я попал в располагающуюся и том же здании небольшую мастерскую, где работали несколько его учеников. Я увидел тонкие, изящные миниатюрные росписи, акварели и масло, изделия из дерева и камня, отличающиеся оригинальностью и самобытностью.

Станковая портретная живопись начинает получат распространение в Афганистане с конца XV в.

Колониальная политика британского империализма и значительной мере затормозила развитие национальною искусства. Из страны были вывезены многие уникальные образцы археологических памятников, фресок и скульптурных работ, а богатое традициями искусство Афганистана в течение длительного времени было лишено возможности знакомиться с лучшими образцами классического европейского искусства.

— Первые образцы современного карандашного и акварельного рисунка появились у нас лишь в первой половине XIX в., — продолжает рассказывать художник, — а к концу того же столетия в стране насчитывался уже ряд талантливых художников, которые творили и основном при дворе эмиров. Среди них особое место нанимал живописец Мир Незамуддин, оставивший после себя отличные образцы альбомной и настенной дворцовой живописи. Большим вкусом и тонкостью художественного орнамента отличаются расписанные им футляры и табакерки.

Развитие современного изобразительного искусства страны самым тесным образом связано с именем ученика Мир Незамуддина — Гулам Мухаммеда. Его творчество совпало с тем временем, когда после восстановления независимости в 1919 г. для получения специального образования в Европу были впервые направлены выпускники кабульских лицеев. Уроженец небольшого города Маймана на севере страны, Гулам Мухаммед четырнадцатилетним юношей попал в Кабул. Рано проявившееся яркое дарование художника позволило ему через некоторое время возглавить отделение прикладных работ на единственном в то время промышленном предприятии Кабула. Впоследствии Гулам Мухаммед становится активным участником движения афганских конституционалистов — младоафганцев, и именно ему поручают вручить эмиру Хабибулле коллективную петицию общества с призывом установить в стране конституционный строй. После разгрома движения в 1909 г. I Мухаммед вместе с многими другими участниками движения был брошен в тюрьму, где находился вплоть до 1919 г., когда на престол взошел разделявший идеи младоафганского движения младший сын Хабибуллы Аманулла, имя которого связано с провозглашением полной политической независимости страны. Тогда же Гулам Мухаммед был направлен на обучение в Германию. Ознакомившись с классическим и современным реалистическим европейским искусством и отобразив в своем творчестве его лучшие черты, Гулам Мухаммед в то же время широко использовал в своих работах богатство традиций народной культуры. В 1923 г при его непосредственном участии в Кабуле была создана школа изящных искусств и графики, которой Гулам Мухаммед руководил вплоть до своей кончины в 1936 г.

— К сожалению, — говорил Брешна, — у нас пока нет галереи, где можно было бы собрать картины наших первых художников. Только два-три полотна Гулама Мухаммеда (портреты эмиров) хранятся в Кабульском музее, большая же часть его произведений разошлась по частным собраниям в Афганистане и за границей.

…Идея возникла неожиданно. Антикварные лавки и вездесущие их владельцы — вот кто может помочь найти нам что-нибудь из работ первого афганского художника-реалиста. И действительно, обойдя с десяток лавчонок, хозяин каждой из которых отрицательно качал головой, я наконец достиг цели.

— Да, у меня есть несколько рисунков Гулам Мухаммеда и одна его работа на большом медальоне — сказал мне один из них и добавил: — Я их храню дома. Гулам Мухаммед был действительно большим мастером и свой путь начинал с миниатюры. Приходите завтра, я принесу рисунки и медальон.

Рано утром, прихватив фотоаппарат, я был уже в магазинчике и рассматривал карандашные рисунки небольшого формата. Самое большое впечатление произвела на меня зарисовка, на которой изображен согнувшийся под тяжестью полного бурдюка водонос — «сакао». Рисунок прост и лаконичен: во всем облике этого человека в лохмотьях чувствуется накопленная годами усталость, натруженная спина, видно, не разгибалась уже многие годы, давно плохо слушаются большие, изрезанные морщинами руки. Сакао стоит вполоборота, лица почти не видно, но во всей его фигуре угадывается трудный жизненный путь несчастного. Хозяин был любезен и предупредителен, но на мою просьбу разрешить сфотографировать рисунок с сакао ответил категорическим отказом. Я так и не понял, по каким соображениям он не хотел, чтобы кто-нибудь имел фотографии. «Водоноса»…

Уже после Апрельской революции 1978 г., когда все имущество бывшей королевской династии стало народным достоянием, мне довелось побывать в некоторых торцовых постройках бывших эмиров в Кабуле и его окрестностях. Осмотреть все не представляется просто физической возможности: так, только в Пагмане, небольшом предгорном районе недалеко от Кабула, таких имений свыше сорока. Там же, где я побывал, видел много развешанных по стенам картин маслом. Были тут и натюрморты и пейзажи, но, всматриваясь в автографы художников на полотнах, я тщетно пытался найти имя Гулам Мухаммеда — мелькали лишь фамилии с английскими и французскими окончаниями.

— Как и Гулам Мухаммед, — говорил Брешна, — я токе был направлен на учебу за границу и в юности исколесил всю Германию, где обучался в художественных школах Берлина и Мюнхена, а в Бремене и Лейпциге впервые познакомился с литографией. Возвращаясь в 1929 г. на родину, я впервые побывал и в Советской России, а в Москве встречался с Пудовкиным. Он тогда собирался снимать свой фильм «Потомок Чингисхана» и попросил меня консультировать кинокартину. Так состоялось мое первое знакомство с советским кинематографом. Вернувшись на родину, я с головой окунулся в работу. Я видел, как много надо было сделать для развития и популяризации современного искусства в стране. Поэтому, когда после кончины Гулам Мухаммеда мне предложили возглавить Школу изящных искусств и графики, я с радостью согласился. Несмотря на нехватку средств, мы расширили Школу, открыли в ней новые отделения (литографии, архитектуры, скульптуры, керамики и художественной вышивки) и стремились привлечь лучших специалистов, способных продолжить вековые традиции народных умельцев. Я считаю, что истоки любого художественного творчества надо искать в народном искусстве и, для того чтобы окончательно перенести живопись из области любительства в сферу профессионализма, нужно прежде всего изучить и сохранить народное начало. Каждый начинающий художник помимо постоянного изучения теории живописи, на мой взгляд, обязательно должен учиться графике, литографии и быть знаком с печатным делом. Это расширит его кругозор и отточит мастерство.

— Но ведь вы известны не только как художник и создатель «школы Брешны» в афганской живописи?

— Да, я много занимаюсь музыкой и литературой, собираю произведения устного народного творчества и все это — после живописи. Увлечение фольклором, в частности сказками и народными рассказами, тоже не случайно и не самоцель, — развивает свою мысль Брешна. — Фольклор неотделим от повседневной жизни народа, является неотъемлемой частью разговорного языка. Мы гораздо чаще, чем многие другие народы, пользуемся афоризмами, красочными сравнениями, крылатыми словами и элементами народного поэтического творчества. Пусть вас не удивит, если в разговоре на базаре совершенно разных по возрасту и образованию людей вы услышите, как они вспоминают множество песен, притч и хекаятов (народных рассказов). Это глубоко укоренившийся обычай.

Хекаяты, веками вбиравшие всю мудрость и опыт фольклорного творчества, вместе с поэзией долгое время оставались в Афганистане основным направлением в устной литературе. Их традиции оказывают самое непосредственное влияние и на современную литературу, которая находится в процессе становления. Изучение хекаятов, по словам Брешны, дает богатейший материал для творчества всех афганских писателей.

Новелла, в современном ее понимании, лишь в 50-х годов начинает занимать доминирующее положение в афганской литературе. И композиционно, и тематически она еще во многом связана с хекаятами. Афганские писатели все чаще затрагивают волнующие общественность страны социально-политические проблемы. Деревенская жизнь — основная тема афганской литературы сегодняшнего дня.

Одной из первых новелл, которая, отразив проблеме современной жизни, носит ярко выраженный социальный характер, можно считать рассказ известного журналиста М. Ш. Рахгозара «Хаким», опубликованный и 1956 г. Автор поставил перед собой задачу показать столкновение нового и старого в афганской деревне. «Хаким» лег в основу первого афганского полнометражного художественного кинофильма «Трудные дни».

— У нас все больше появляется молодых писателей-реалистов. Конечно, многим из них еще недостает опыта, не хватает мастерства, живости повествования и остроты сюжетной линии, а их герои зачастую слишком статичны. Но все это приходит с опытом, и, безусловно будущее афганской литературы — за ними. Есть еще одна трудность, с которой сталкиваются молодые писатели. Все они не профессионалы. На гонорары от их произведений, публикуемых главным образом в кабульских газетах и журналах, трудно сводить концы с концами, и поэтому литературу они, как правило, совмещают с основной работой. — Так говорил Брешна за несколько лет до Апрельской революции 1978 г., дожить до которой ему не довелось.

В 1973 г. на прилавках книжных магазинов появилась последняя книга Брешны «Рассказы и сказки». В ней собраны и литературно обработаны малоизвестные народные рассказы и включено несколько последних новелл автора. Творчество Брешны-писателя отражает переходный этап в развитии современной афганской литературы от традиционных форм хекаята, вобравшего в себя лучшие достижения устного творчества, до современной повести и новеллистики.

О себе Брешна мог бы рассказать намного больше, будучи известным музыкантом, он заложил основы современной афганской эстрадной песни. Под непосредственным руководством Брешны создавался первый в стране профессиональный оркестр народных инструментов. Он дал путевку в жизнь практически всем современным афганским певцам, и благодаря его деятельности по радио впервые в стране зазвучали голоса женщин-певиц.

И все же, повторяю, главное в творчестве Брешны — его живопись; он остается ярким представителем реалистической школы в афганском изобразительном искусстве. Как художник, с одинаковым мастерством владевший техникой пейзажа и портрета, Брешна оказал существенное влияние на становление современной афганской живописи.

Полотна художника неоднократно экспонировались в СССР, Болгарии, Индии, Иране, США, Турции и других странах, где они были по достоинству оценены всеми, кто побывал на выставках его работ.

Как-то Брешна пригласил меня в свою студию, мало чем отличавшуюся от рабочей комнаты любого художника: сваленные у стены холсты и деревянные рамы, краски и кисти, несколько готовых пейзажей и натюрмортов. Многие работы, хотя еще и не были закончены, обращали на себя внимание богатством красок, необычайной легкостью и тонкой передачей колорита афганского быта.

— В живописи у меня две слабости, — сказал тогда художник, — реализм и акварель; я хочу оставить будущему поколению картину без абстракционизма и «какофонии» цвета и линий.

У окна я увидел начатый портрет В. И. Ленина.

— В устремленной вперед фигуре, — говорит Брешна, — я хочу передать неудержимый порыв к светлом будущему, которое олицетворяет голубое ясное небо.

Сейчас этот портрет находится в Государственном музее искусства народов Востока в Москве. Художник передал его в дар музею к 100-летию со дня рождения великого вождя советского народа.

— Брешна был буквально заражен творчеством, рассказывал мне один из представителей среднего поколения афганских художников, Сеид Мокаддас Негах. — Начав работу, он не останавливался до тех пор пока картина не была выполнена целиком хотя бы в черновике.

Брешна прожил недолго и скончался в 1974 г в возрасте 66 лет. Я был у устада дней за десять до внезапной кончины; он показал свои последние работы: яркие и сочные букеты степных цветов как бы символизировали светлую мечту о будущем его древней родины. Таким мне запомнился и сам хозяин — влюбленный в жизнь, в свой народ и целиком отдавший себя служению искусству.

…Проходя по одной из центральных улиц новой части Кабула, только зная заранее, обратишь внимание на скромную вывеску «Гаусуддин. Школа живописи». Здесь работает сам и обучает своих учеников другой представитель старшего поколения афганских художников-реалистов — Гаусуддин. На полотнах, написанных крупными четкими мазками, с размахом и монументальностью, преобладают тематика народного быта, пейзажи и сюжеты афганской истории. Большие полотна Гаусуддина с изображением баталий времен англо-афганских войн я видел и в Кандагарском историческом музее.

— Мои предки — выходцы из Индии, — рассказывал Гаусуддин, — а отец и дед, будучи профессиональными военными, принимали активное участие в борьбе за независимость. Отец с детства любил рисовать. Любовь отца к рисованию передалась и мне. Живопись стала главным делом моей жизни. Почему предпочитаю историческую тематику? Считаю, что история нашего народа, его трудного и героического прошлого, обязательно должна быть отражена в живописи. Кроме того, я стремлюсь передать своеобразие природы и быта народа.

В последние годы Гаусуддин пишет мало, отдавая нее силы работе с учениками. В студии наряду со своими полотнами художник показал мне лучшие работы своих учеников.

В Афганистане все больше появляется молодых художников, творчество которых представляет собой сочетание ряда художественных школ и направлений, в том числе реализма и импрессионизма. Среди них, на мой взгляд, особо выделяется Сеид Мокаддас Негах.

Мне приходилось неоднократно встречаться с Негахом, посещать его мастерскую, бывать у него дома. Стены столовой и салона украшают небольшие, выполненные гуашью рисунки, изображающие играющих детей, животных, окрестности Кабула. Это работы сына Негаха, десятилетнего смуглого мальчика.

— На него, — улыбаясь говорит Негах, — я возлагаю большие надежды. Мальчик бесспорно талантлив, и мне хотелось бы, чтобы он пошел по моим стопам. Мне тоже приходится много трудиться, — шутит художник, — чтобы не отстать от сына.

Студия Негаха настолько мала, что с первого взгляда ее трудно назвать мастерской. Две смежные комнаты одновременно являются мастерской, небольшой галереей и выставкой-продажей. Здесь портреты и пейзажи, выполненные маслом, акварелью и разноцветным мелом, столь популярным у афганских художников: чарующие тонкостью и мастерством подбора гаммы цветов и оттенков мозаичные работы, изделия из мрамора и дерева.

Сын ортодоксальных религиозных родителей, Негах не получил специального художественного образования, да и учиться ему приходилось урывками. Однажды в беседе с корреспондентом столичного журнала «Жвандун», говоря о том, что материальные затруднения не позволили ему завершить образование, Негах полушутя-полусерьезно сказал, что окончи он лицей, то, возможно, и не стал бы художником. Однако вряд ли Негах не стал бы художником! Уже в 14 лет он тайком от родителей стал рисовать. Но свой творческий путь начал в театре, став популярным актером и режиссером. Затем Негах покинул сцену и целиком посвятил себя живописи. Вернулся он в театр, когда стал уже известным у себя в стране и за ее пределами художником.

Основное в работах Негаха — стремление передать богатство внутреннего мира человека, для чего он часто прибегает к мифологическим сюжетам. Мастер широкого диапазона, Негах не считает себя представителем какой-либо художественной школы. Он говорит, что наибольшее влияние на его творчество оказала живопись Пикассо. И это наглядно прослеживается в работах художника — и в портретах, и в пейзажах, и в мозаичных работах, которыми он увлекся в конце 60-х годов.

Мозаика — новое явление в современном афганском изобразительном искусстве, которое благодаря таланту Негаха нашло среди местных художников много поклонников. Мозаику он выполняет из местного арагонита, отличающегося большим разнообразием красок и оттенков, и из бадахшанского лазурита. Для всех его работ характерно не столько богатство абстрактного рисунка, сколько реализм, основанный на народной и бытовой культуре. «Мозаика Негаха производит неизгладимое впечатление, — писала как-то «Кабул Таймс», — благодаря его незаурядному таланту в сочетании с кропотливым подбором мозаичных пластинок».

Как художник-самоучка Негах не единственный. Несколько лет назад большой успех выпал на долю двух талантливых художников из Бадахшана. Их картина выполненные самодельными кистями (из соломы и хлопка) и цветными красками (употребляющимися при окраски шерсти, хлопка и грубошерстных ковров), отличались искренностью, наглядно отражали суровую природу родного края и быт бадахшанских киргизов.

Такие художники, естественно, нуждались в материальной и моральной поддержке со стороны государства, их творчество заслуживает всяческого поощрения. Однако до последних лет в стране редко устраивались авторские выставки, художники не были объединены в творческие союзы и не получали от государства никакой материальной поддержки. Все это существенно тормозило развитие изобразительного искусства.

В комплексе преобразований, проводимых правительством демократического Афганистана после Апрельской революции 1978 г., особое внимание уделяется развитию литературы и искусства. Краеугольным камнем государственной политики в этой области является решительная борьба с влиянием буржуазного искусства, с оторванностью литературы и искусства от жизни народа, за то, чтобы они стали выразителями подлинных интересов трудящихся. «Проведение коренных преобразований в сфере культуры, литературы и искусства, — писала газета «Анис» 12 июля 1978 г., — означает начало революции в этой области. Все сферы культуры и искусства должны быть наполнены новым содержанием, должны вобрать в себя дух революции и прогресса, должны встать на службу народу». Для осуществления них задач уже сейчас делается многое: резко увеличены тиражи периодических изданий, создаются новые литературно-художественные журналы, впервые в стране стала выходить газета «Юлдус» на узбекском и туркменском языках, расширены передачи Радио Афганистана на языках народов страны, создан специальный фонд для поощрения деятелей искусства, организовываются художественные выставки, активизируется роль театра и кино в культурной жизни страны. Особое внимание уделено изучению и популяризации творческого наследия тех прогрессивных деятелей культуры и искусства страны, имена которых были преданы забвению. И сегодня имя выдающегося афганского художника Гулам Мухаммеда, картины которого я тщетно искал во дворцах бывших эмиров, уже известны не только отдельным коллекционерам и антикварам. Его имя носит теперь Кабульский институт изящных искусств.