Светоч

Она приехала в наш двор

откуда-то из-под Тамбова,

её открытый, ясный взор

в миг привораживал любого.

Девчонка лет семи-восьми,

с каким-то шармом скандинавским.

Играла с местными детьми,

носила кепку залихватски,

с утра до вечера могла

гонять на роликах и скейте.

Но почему-то детвора

над ней смеялась…

Дети, дети…

В пылу наивности святой

вы так бессмысленно жестоки,

и не прощаете порой

уродства тел и душ пороки.

Малышка с русою косой

была воистину красива —

одеждой, телом и душой,

но почему-то молчалива…

А если вдруг заговорит,

то с губ срывается мычанье.

Девчушка жестом подтвердит

смысл непонятного признанья,

а дети прыснут за спиной.

Но, слава Богу, не услышит

их смех безжалостный и злой

та, чьё лицо румянцем пышет,

та, что с рожденья глухотой

отмечена жестоким роком

и постигала мир живой

за гранью звука одиноко.

………………………………………

Прошло три года…

Как-то раз

в конце дождливого апреля

я у подъезда собралась

садить кустарник и деревья.

А заодно взяла с собой

семян цветов для новой клумбы,

ведро с прохладною водой.

И вдруг ко мне

(кто бы подумал!)

бежит, торопится она,

и очень правильно, раздельно

кричит приветствия слова

(девчушку, кстати, звали Эля).

Я удивилась:

— Как же так…

Как говорить ты научилась?

(она читала по губам)

— Старалась… вот и получилось…

Хотите, я Вам помогу,

садить цветы или деревья?

я справлюсь, правда… я смогу…

— Конечно, справишься, я верю.

Вот только… твёрдая земля…

давай-ка мне сперва лопату,

а ты потом…

— Нет! Так нельзя!

Сама хочу… Сама!

— Понятно.

Ну что ж, вперёд!

И целый час

с таким терпеньем и любовью,

она, над клумбою склоняясь,

боролась с твёрдою землёю.

— Ух, непослушная трава,

какие корни отрастила!

Но ты поддашься мне… да-да, —

шептала девочка сквозь силу

и вырывала сорняки

умелой, маленькой ладонью.

— Вот здесь посадим васильки,

сказала я, —

а здесь — бегонию.

— О, нет… прошу вас… так нельзя!

Поверьте, будет не красиво —

ведь не созвучны голоса.

Ах, этот голос, темно-синий!

К нему бы белого чуть-чуть.

— Ты шутишь, девочка? Прекрасно…

— Да нет же… нет… цветы поют!

Я слышу это очень ясно.

Пусть не дано мне распознать

волшебных звуков человечьих,

но я умею различать

цветов улыбчивые речи.

Вот незабудки-малыши —

их звуки нежно-голубые,

и так приятны для души…

Хотя…

Ведь вы же не глухие,

и лучше знаете, чем я,

о чём всю ночь поют фиалки,

и замолкают — лишь заря,

коснётся венчика — как жалко!

Но только солнышко взойдёт,

хор одуванчиков встречает

лучей стремительный восход.

Душа на время замирает

от небывалой красоты…

(вот, кстати, место для пионов)

И мы садили с ней цветы,

подобно чутким дирижёрам,

сводя мелодию сердец

многоголосых музыкантов

в один божественный оркестр

весенних, дивных ароматов.

……………………………

Она приехала в наш двор

откуда-то из-под Тамбова,

её открытый, ясный взор

в миг привораживал любого…