Вампир живет не на этаже, а в отдельной башне. Вообще у нас их четыре, и в каждой расположены своего рода «вип-покои»: в одной живет Эдгар МакКолин, еще одну занимает студент-дракон, а оставшиеся пустуют — к огорчению Зурга, остальные студенты-платники не горят желанием выкидывать астрономические суммы на аренду элитных покоев.
Стучу, чтобы было вежливо. Дверь открывается, из-за приоткрытой створки показывается мой сегодняшний подозреваемый. Нечеловечески красивое лицо вампира выглядит так, будто у него нечеловечски болит голова. Похмелье? Не понятно
— Эдгар МакКолин? Можно с вами поговорить? Я Марина, уборщица, хочу задать вам пару вопросов.
— Ааа, это ты, тысяча мыслей.
Вампир усмехается, будто и впрямь видит в этом что-то смешное. А что значит «тысяча мыслей»? Не понятно.
— Эдгар, я хочу поговорить с вами про Галгалею, — настойчиво говорю я.
Интересно, стоит ли говорить, что я подозреваю его в убийстве? Или это будет небезопасно? А то мне что-то не хочется стать второй жертвой вампира.
— Лиловый засранец, — хохочет Эдгар, держась за дверь. — Я не убивал никаких галок, ясно? Ни галок, ни палок. Меня убивают.
Мда. Вампир выглядит не совсем трезвым, вон, про каких-то лиловых засранцев рассказывает. Это что, дроу? А кто, интересно, его убивает? Алкоголь? Может, пил кровь алкаша?
— Эдгар, а можно зайти?
Вампир отходит от двери. Момент — и его уже нет, лишь лестница, уходящая вверх. Поднимаюсь наверх, в гостиную, и офигеваю от пафоса вампирского жилища — тут комната Эдгара лишь немного уступает ректорскому кабинету. Офигеваю недолго, секунд тридцать, потом беру себя в руки и подхожу к дивану, где сибаритски возлежит с кошкой хозяин комнаты:
— Так что насчет Галгалеи? Вас видели в ночь ее смерти.
Веки вампира опущены, будто свет лампы слишком ярок для его глаз. Он явно много пил. Правда, говорит внятно:
— Кто?
Ненадолго задумываюсь. Сдавать Иру не хочется, мало ли как это может ей аукнуться.
— Тебя видела целая толпа взволнованных девиц! Возле комнаты Галгалеи! С окровавленными губами!
Ну что ж. Надеюсь, ему не придет в голову перекусать после этого толпу девиц.
— Интересно, что делала толпа девиц в донжоне, — кривая усмешка скользит по его губам, но глаза все так же закрыты. — Вранье! Меня там не было.
Ага, как же. Не думаю, что Ира стала бы мне врать. И еще он сам сказал про донжон, так что подозрительный этот вампир, подозрительный.
Но на убийцу, как ни странно, не похож. А на кого тогда? Даже не знаю, я мало смотрела вампирских фильмов.
— Как же. У меня есть свидетели.
— Слушай, может, ты тоже хочешь бессмертие? — Эдгар садится и начинает массировать виски. — Иначе не вижу причины, по который ты здесь.
Что значит «тоже»? Он думает, я захочу стать призраком, как Галка?
— Не сплетни, да? — вампир все-таки открыл глаза и смотрит пронизывающим взглядом. — Слышал что-то о призраке, не думал, что правда. Но это не я. Она решила, будто вампиры даруют бессмертие, идиотка. Давай так. Ты говоришь, кто тебя послал, я говорю все, что знаю. Это дроу?
Ого! Он подозревает дроу Элкатара? Понять бы еще, в чем.
— Ладно. Дроу тут вообще не причем. Я еще с ним не разговаривала. Я просто… ладно, звучит дебильно. Я просто не верю в то, что Галгалея выпала из окна, и пытаюсь докопаться до правды.
Рассматриваю Эдгара. Вампир снова закрывает глаза, и выглядит это довольно скептически. Может, он думает, что Галка была моей подружкой? Вот как объяснить, что мне плевать на убитую, просто очень хочется найти преступника?
— Она заставила меня укусить себя, потому что решила, будто станет жить вечно, — раскрывает карты вампир. — Вот и все. Мы разошлись, она была жива.
Прекрасно, теперь идиоткой выглядит Галка.
— Но это, как я понимаю, не сработало? Раз она все-таки умерла? — осторожно говорю я, и Эдгар закатывает глаза.
— Это и не могло сработать, потому что она привезла байки с собой. Из этого… вашего мира. Я не знаю, что было в голове у Галгалеи. Но на вкус она отвратительна.
Вот это меня, кстати, не удивляет. Галгалея, как по мне, отвратительна со всех сторон. Да что и говорить, она даже как призрак не подарочек!
Насчет бессмертия, то видимо, пока я читала детективы, она «Сумерки» смотрела. Или что там про вампиров снимают? «Дневники вампира»?
— Сумерки? — озадачивается вампир. — Что это?
— Я что, вслух?.. Ну ладно, чего уж там. Сейчас расскажу…
Следующие пять минут проходят в бурном обсуждении современного кинематографа. Ну как, «бурном», рассказываю в основном я, а Эдгар или закатывает глаза, или ржет. Особенно его пробирает на моменте, где я рассказываю, что вампиры светятся в солнечном свете.
— А что не в темноте?
Нервно представляю светящихся в темноте вампиров. Нет, такое уж точно не скоро додумаются экранизировать.
После этого познавательного обсуждения возвращаемся к теме Галки, и я все же рассказываю, что да, его видели с окровавленными губами. Это, получается, он выполнял мазохистское желание Галки получить бессмертие?
Хм, а если Галгалея решила проверить, стала она бессмертной или нет? Впрочем, наверняка это чушь. Она бы выбрала не такой опасный способ проверки, и точно не стала бы пить перед этим слабительное.
В общем, мне кажется, Эдгар говорит правду. Если и убивать Галгалею, то до укуса, а не после. А то подозрения как раз падут и на него (как, собственно, и произошло).
— Ну что ж. Спасибо, пойду искать другую жер… в смысле, другого убийцу. У тебя, кстати, нет идей, кому она могла перейти дорожку?
— Она бегала вдоль и поперек по всему периметру, напетляв достаточно.
Кажется, Эдгар понял меня буквально. Все же разница в культурах чувствуется. Или он имеет в виду, что Галка задолбала половину Академии? Ха! Это он ее еще в виде призрака не видел.
Прощаюсь с вампиром, но он вдруг останавливает:
— Что такое «милавитса»?
Не сразу понимаю, о чем речь. А как понимаю, не могу удержаться от нервного смеха. Какие у нас, однако, темы для беседы! То «Сумерки», то магазины нижнего белья.
Провожу Эдгару краткую экскурсию в мир дорогого женского белья. Вампир выглядит немного разочарованным. Кажется, он ждал что-то более интересное.
Снова прощаюсь и покидаю башню. Что сказать, тревога Ирки была ложной, вампир, кажется, никого не убивал. Будем копать дальше. Эх, жаль, конечно, что сама покойная ничего не помнит!