Свидетель по делу – кошка (СИ)

Глава 36

Взрыв бьет по ушам, и я не сразу понимаю, что он раздается не оттуда, где Лизель и Мадлен, а со стороны двери. Поворачиваюсь к отверстию между полками как раз вовремя, чтобы увидеть, что дверь сорвало с петель — нет, даже не сорвало, а разнесло в щепки — а мимо меня проносится шипасто-когтисто-чешуйчатое страшилище! Отшатываюсь назад: при виде такого хочется поглубже спрятаться под завалами!

Ой-ой! Вот это жуть! Я не видела таких даже в Монстропарке! Выглядит как плод любви Годзиллы и Росомахи из фильмов по комиксам: наружность от мамочки, а когти от папочки, плюс янтарные глаза рептилии. Мне от такого не по себе.

К счастью, чудовище не лезет под завалы, а пробегает мимо — прямиком к Мадлен и Лизель! Крик, грохот, низкий, душераздирающий рык… и все смолкает.

Так! Уж не поубивали ли они там друг друга?..

— Марина?..

Вздрагиваю и понимаю, что это Мэй — весь в крови, он приподнимается на локте и смотрит на меня. Кажется, экзорцист очнулся из-за взрыва.

— Ты как? — шепчу я. — Лизель хочет убить Мадлен, она ударила каким-то артефактом и разнесла пол-библиотеки. Ректор будет в ужасе…

Сзади раздается слабый стон. Это Урлах-Тор, и, кажется, он действительно уже в ужасе.

Отгоняю мелькнувшую мысль, как хорошо, что в СУМРАКе сейчас нет библиотекаря, он бы сейчас и без удара полкой по голове в обмороке валялся, и продолжаю рассказывать постепенно приходящему в себя Мэю, что произошло.

Мысль о том, что с тех пор, как чудовище сломало дверь и напало на Лизель и Мадлен, они обе как-то подозрительно затихли, я тоже стараюсь от себя отгонять.

— … и вот она бросилась на нее, стеллажи упали, тебе попало по голове, ректора и товарища следователя придавило…

— Я в порядке, — доносится хмурый мужской голос из-за полок, — я слышал и все записал.

Да? Ничего себе! Я думала, он тоже без сознания валяется, как и ректор с экзорцистом. Но нет, выясняется, что следователь просто свалился за дальнюю полку рядом с потерявшим сознание Урлах-Тором. Меня он не видел, но я вела себя очень тихо и он решил, что я тоже без сознания. Похоже, ректор и Мэй приняли на себя основной удар, а мы со следователем практически не пострадали.

Тем временем экзорцист вспоминает, что он еще все-таки маг, и, морщась, принимается разбирать поломанные стеллажи, которыми нас завалило. Дерево и книги плавно разлетаются в разные стороны, и вскоре нам удается откопаться.

Не дожидаясь, пока Мэй и следователь извлекут Урлах-Тора из-под горы каких-то справочников, бросаюсь туда, где исчезли Мадлен и Лизель…

А там просто картина маслом: Мадлен Шантиль стоит, и, обнимая, успокаивает то самое зловещее существо, которое выломало дверь. Вокруг живописно разбросаны обломки полок, горы книг, а на самой большой куче, постанывая, валяется полубессознательная Лизель, которая выглядит едва ли не хуже, чем стукнутый полкой экзорцист.

— Мадлен, как ты? — осторожно уточняю у девушки. — Что здесь случилось? Лизель тебя не задела?

Мадлен, всхлипывая, мотает головой, а чудовище поворачивается на звук, и я невольно чувствую прилив адреналина вместе с особо «героическим» желанием снова зарыться куда-нибудь под полку. К счастью, за спиной появляется экзорцист:

— Все хорошо, это свои, — шепчет Мэй, успокаивающе положив руку мне на плечо. — Присмотрись.

И я узнаю в чудовище черты Брамиона Кадума. Правда, не сразу, а чуть погодя, когда он, бросив нервный взгляд куда-то мне за спину, принимается чинить разборки:

— Как вы могли подвергнуть Мадлен опасности!..

Претензии явно в адрес шатающегося от слабости ректора и нервно рассматривающего Брама следователя. И, возможно, Мэйлина, но тот, видимо, чувствует себя слишком плохо, чтобы участвовать в дискуссии, потому что, поморщившись, отходит к Лизель и принимается рассматривать валяющийся артефакт, из которого нас всех чуть не поубивали.

— Брам! Я сама согласилась! — говорит Мадлен, но снова срывается на рыдания.

— Это дракон? — уточняю я, когда все более-менее успокаиваются. — И что сейчас будет? Им же запрещено оборачиваться.

— Не знаю, что это такое, но это не дракон, — подает голос ректор. — И у Брамиона Кадума, наследника герцога Мирандола, — он выделяет статус Брама голосом, — не будет проблем.

Следователь нервно подтверждает: не будет. Превращаться в неведомую фиговину законом вроде бы не запрещено. Тем более что у Брама постепенно приглаживается чешуя и он явно возвращается к привычному облику.

Я с трудом удерживаюсь от того, чтобы закатить глаза. Еще бы он не подтвердил! У него тут кроме сына герцога — боюсь представить, как тогда выглядит папаша! — убийца, на которую как раз надевают наручники.

Мэй, с интересом рассматривающий ту небольшую трубку, из которой стреляла черным дымом Лизель, оглядывается на меня и вполголоса говорит:

— Все в порядке, Марина. Я расскажу, что это, но потом. Сейчас главное деактивировать артефакт.

Угу, главное, чтобы он его в процессе деактивации кровью не залил. А то мало ли, какой от этого будет эффект. Может, у нас весь СУМРАК на воздух взлетит.

— Не взлетит, это так не работает. В худшем случае провалится куда-нибудь. Так… все, готово.

Мэй передает магическую фиговину следователю и незаметно вытирает руки о пиджак — не нравятся, видимо, эманации оставшиеся от Лизель.

Брам еще какое-то время ворчит на тему «как можно было подвергнуть Мадлен опасности», но потом затихает. Следователь все еще смотрит на него с ужасом в глазах — еще бы, Брам только что выглядел как «неведомая устрашающая фигня», и бедолагу следователя при виде него аж трясет. И я его понимаю! Сама чуть со страху не умерла.

Урлах-Тор задумчиво переводит взгляд с полубессознательной Лизель на разгромленную библиотеку и обратно и предлагает:

— Предлагаю собраться в моем кабинете через два… нет, лучше через три часа, — решает ректор, — надеюсь, этого времени хватит, чтобы прийти в себя.

Кстати, на Брама ректор тоже смотрит с легкой опаской. Вроде «не знаю, что ты такое, но, пожалуйста, приди в себя и прекрати нарушать порядок в Академии».

Все, разумеется, соглашаются: и я, и рыдающая Мадлен, и пытающийся ее утешить Брам, и похожий на недобитую жертву вампира держащийся за голову Мэй, и следователь из Ионеля.

Молчит только Лизель, но ее, собственно, никто не спрашивает.