Сыновья

ПИСЬМО С ЗАПАХОМ ЛЕКАРСТВ

Жукин и Солдунов приходили еще дважды. Они сваливали вину друг на друга и уже успели между собой поругаться.

Не выдержав, Вера Федоровна сама позвонила начальнику милиции и рассказала об этих визитах. Начальник милиции распорядился дать Коблик официальный ответ, в котором сообщалось, что авторами анонимок являются Жукин и Солдунов. Кроме того, в ответе объяснялось, что если Вера Федоровна желает, то может обратиться в народный суд для привлечения анонимщиков к уголовной ответственно сти.

Прошло еще два дня, и к Вере Федоровне пришли сослуживцы Жукина и Солдунова, которые занимались проверкой поведения этих людей. Оказалось, что милиция сообщила о действиях Жукина и Солдунова по месту работы и их будет судить товарищеский суд.

Вере Федоровне все это уже надоело. И, рассказав членам товарищеского суда о соседях, она попросила ее больше не беспокоить, а также заявила, что на заседание их суда она не придет.

Но на этом дело не кончилось. Вечером Жукин и Солдунов заявились снова. На этот раз, не стесняясь в выражениях, Вера Федоровна высказала все, что у нее накипело на душе и прогнала их.

Взволнованная, Вера Федоровна ходила по квартире. Звонок Чайкиной, который раздался перед самым сном, еще усилил ее тревогу. Чайкина так долго расспрашивала Веру Федоровну о самочувствии, как-то по-особенному настойчиво выясняла, давно ли она получала письма от Николая, что Вера Федоровна начала думать, не случилось ли что-либо с сыном. Она с волнением спросила:

— Нина Тимофеевна, может, вы что-нибудь узнали о моем Коле?

Чайкина сразу же поняла ее и поспешно ответила:

— Нет-нет, дорогая Вера Федоровна. Я уверена, что у Коли все в порядке. Просто я получила от Пашеньки письмо. Он пишет, что все нормально и у Коли все хорошо. Но у меня что-то тревожно на сердце.

— Ну что же это вы, Нина Тимофеевна? — засмеялась Коблик. — Вам сын докладывает обстановку, а вы — в панику. Вот мой что-то долго не пишет.

— Ой, не говорите. Но меня смутило одно обстоятельство. Паша пишет, что их взвод придается другому батальону, поэтому у него изменится адрес, будет другой номер полевой почты.

— Ну и что? По-моему, вы зря волнуетесь, — попыталась успокоить Чайкину Вера Федоровна. — У них же служба: куда прикажут, туда и пойдут. Так что не волнуйтесь. Надеюсь, что вот-вот получу от Коли письмо. Он наверняка сообщит и о Паше. Я сразу же позвоню вам.

— Да-да, спасибо, Вера Федоровна, вы как-то мне рассказывали, что нюхаете каждое письмо от сына. Помните?

— Конечно, помню, — снова засмеялась Коблик, не ожидая, что дальше скажет Чайкина.

А Нина Тимофеевна продолжала:

— Так вот, последнее письмо Павла сильно пахнет лекарствами.

Голос у Нины Тимофеевны сорвался, и последние слова она произнесла тихо, с хрипотцой.

Коблик растерялась. Она как могла успокоила Нину Тимофеевну, а когда положила трубку, то поняла, что этой-ночью ей уже не уснуть. Тревога охватила ее и за Чайкина, и за своего сына.

Наступившее утро принесло облегчение. В почтовом ящике лежало письмо от Николая. Быстро вскрыв конверт, Вера Федоровна начала читать.

«Здравствуйте, дорогие мама и Сережа! Вчера мы возвратились с боевого задания. Так случилось, что наше отделение вынуждено было отбиваться от духов. Мы понесли тяжелые потери. Есть раненые и убитые…

Два часа назад мы пришли с аэродрома, где провожали «черный тюльпан», — так у нас называют самолет, который увозит погибших в цинковых гробах на Родину. Простились с нашими друзьями Бадаевым, Коржом и Гулямовым. Все ребята стояли в строго и плакали. Мама, к вам, возможно, зайдет или позвонит мой друг, он должен приехать в Минск. Прошу тебя и Сережу заботиться о нем. Мы здесь дружили, и, когда я вернусь, наша дружба будет продолжаться всю оставшуюся жизнь.

Здоровье у меня в порядке. У нас поговаривают, что скоро афганское и пакистанское правительства заключат между собой договор о прекращении деятельности контрреволюции, что помощь нашей армии больше не потребуется и мы сможем возвратиться на Родину. Здорово!

Я здесь нахожусь сравнительно недавно, а вот «старики», особенно политработники, говорят, что в стране происходят различные изменения. Сняты лозунги, призывающие население к строительству социализма. Флаг уже не красный. Сейчас он зеленого и красного цветов. Уже нет на государственном гербе звезды. Правительство призывает контрреволюцию к сотрудничеству, согласно с ней поделить власть. Получается, что цели, которые наметила Народно-демократическая партия не достигнуты, объявлена политика национального примирения. Говорят, что пребывание наших войск в этой стране не позволило ей стать на враждебные Советскому Союзу позиции и предоставить свою территорию американским спецслужбам, которые хотели разместить вдоль границ с Советским Союзом свои системы радиоразведки, которые могли бы просматривать и прослушивать нашу территорию от южных границ до Арктики. Правда, мамочка, в последнее время я все чаще задаю себе вопрос: обязательно ли надо было вводить наши войска в Афганистан? Все ли необходимое сделали дипломаты?»

Чем дальше Вера Федоровна читала письмо, тем больше с гордостью отмечала, что сын взрослеет. Его рассуждения свидетельствовали, что сын научился разбираться во многих вопросах, в том числе и политических.

По тону письма она видела, что у Коли все в порядке, и это радовало. Но вот то, что сын предупреждал о приезде своего друга, взволновало ее. «А вдруг он имеет в виду Чайкина? — думала она, шагая по улице. — Только этим можно объяснить то, что Коля не называет его имени. Значит, с Павлом действительно что-то случилось. Господи, главное, чтобы был жив!»

Коблик решила не звонить Чайкиной, хотя очень хотелось сказать, что пришло письмо от Коли.

Она шла на работу, а в душе все больше и больше росла тревога за ее новую подругу и ее сына — солдата.