Сыновья

«ПРОШУ ВАС СЧИТАТЬ МЕНЯ СВОИМ СЫНОМ…»

Вера Федоровна находилась в больнице уже десять дней. Ей стало лучше, и Вера Федоровна просила врача выписать ее. Врачи колебались, опасались за ее здоровье.

Как-то после обхода врачей в палату вошел ее сын Сергей вместе с высоким симпатичным десантником. Десантник молча подошел к постели и, не обращая внимания на то, что в палате лежали еще три женщины, опустился на колени, притянул к своему лицу руки Веры Федоровны и, целуя их, сказал:

— У меня нет мамы, я прошу вас считать меня своим сыном. Мы с Колей были как братья, и я ему обязан жизнью.

Только сейчас Вера Федоровна поняла: к ней пришел Банявичус. Она притянула к себе его голову и поцеловала.

— Здравствуй, Альгирдас! Здравствуй, сынок!

Все были взволнованы этой встречей и не могли без слез слушать десантника. Плакали и обе женщины врачи, которые вошли в палату вслед за парнями. Одна из них, лечащий врач, подошла к Вере Федоровне, взяла ее руку, чтобы пощупать пульс.

Вера Федоровна попросила:

— Алла Кирилловна, милая, для меня самое лучшее лекарство — это приезд Альгирдаса. Я вас очень прошу, выпишите меня.

Ее поддержал Банявичус.

— Доктор, если можно, выпишите Веру Федоровну. Завтра сюда приезжают мои друзья Турлаков и Шувалов. Нам предоставлен краткосрочный отпуск, и мы договорились, что сначала навестим мать Коли, а затем поедем к своим родным.

Доктор не смогла отказать, и через полчаса Вера Федоровна шла по улице с Сергеем и Альгирдасом.

Дома она сразу же попыталась заняться обедом, но Сергей и Альгирдас не позволили ей это. Парни сами приготовили обед, а затем они втроем поехали на Северное кладбище.

Как всегда на могиле было много свежих цветов.

— Даже не знаю, кто их приносит, — сказала Вера Федоровна.

По дороге назад зашел разговор о памятнике, и Вера Федоровна начала рассказывать Альгирдасу о своем посещении исполкома и управления бытового обслуживания, но Сергей перебил ее:

— Мама, не успел я тебе рассказать. Нам звонил начальник управления бытового обслуживания.

— А чего он звонил?

— Извиняться за своего работничка. И вообще, я решил, что ты больше этим вопросом заниматься не будешь. Я работаю посменно и постараюсь все сделать сам.

Банявичус спросил о Чайкине и, услышав, что тот уже дома, заволновался.

— Сергей, ты должен мне помочь с ним встретиться.

Вера Федоровна сказала:

— А мы давайте сделаем так: как только приедут Шувалов и Турлаков, мы пригласим к нам и Чайкина Павла с мамой, и Лемехова Ивана Леонидовича, у него тоже сын погиб в Афганистане.

Сергей спросил:

— Мама, а ты помнишь, Нина Тимофеевна рассказывала о бывшем солдате-интернациоиалисте?

— Это о том, которого не приняли в институт? Конечно, помню. Я даже хотела с ним встретиться, но попала в больницу.

— Я его позавчера видел. Он шел вместе с Павлом. Парень симпатичный, — Сергей повернулся к Альгирдасу, — высокий, красивый, он в разведроте служил. Имеет два ордена Красной Звезды и медаль «За отвагу». Понял?

— Молодец. Где он служил в Афгане?

— Я не спрашивал. Скажу Павлу, пусть завтра возьмет его с собой, познакомишься.

— С удовольствием. Да, а у нас Юра Шувалов награжден медалью «За отвагу».

— Вот завтра и поздравим, — сказала Вера Федоровна.

На следующий день в квартире было шумно. В центре внимания собравшихся были трое десантников: Банявичус, Турлаков и Шувалов.

Сначала десантники-за столом чувствовали себя неловко. Все думали о Коле, однако разговора о нем не заводили, боялись за Веру Федоровну. Только Алефин был спокоен. По просьбе Веры Федоровны, его привели с собой Чайкины. Ни одним словом, ни одним взглядом он не показывал, что и ему нелегко. Без работы, без денег, он держался в этой ситуации молодцом. Громко и весело смеялся, рассказал пару анекдотов. На него было приятно смотреть. Высокий, красивый. Ради такой встречи Саша надел свои награды: два ордена Красной Звезды и медаль «За отвагу». И только позже, благодаря его разговорчивости и непринужденности, разговор как-то незаметно и естественно зашел об Афганистане. И затронул эту тему Александр. Он единственный, кто выпивал свой бокал до дна. Раскрасневшийся, с растегнутым галстуком, он чувствовал себя как дома.

— Вы, ребята, где служите в Афгане? — спросил Алефин Турлакова.

— Под Кабулом.

— А в Герате не бывали?

— Нам пришлось во многих местах бывать, но в Герате точно не были.

— Жаль, там есть, где развернуться нашему брату. Мне случалось одному с пятнадцатью душманами в рукопашной сходиться. Но ничего, жив, здоров, как видите. Хотя, скажу вам, бывали моменты, когда с жизнью прощался, — и без всякого перехода Александр вдруг спросил: — Ну а вы какие-нибудь награды имеете?

Десантники отчужденно молчали. Сергей не выдержал и ответил за них:

— Конечно, Юра, насколько я знаю, награжден медалью «За отвагу».

— Не только я, — хмуро заметил Шувалов, — но и Альгирдас и Феликс тоже представлены к наградам.

— Молодцы! — одобрительно сказал Алефин. — У вас шанс есть и кое-что повыше получить. — И он кончиками пальцев прикоснулся к своим орденам.

Алефин, подогретый вином, все время хотел говорить о своих боевых делах. Шувалов и его друзья все больше мрачнели. Не только им, но и всем присутствующим было не по себе от рассказа Александра. Получалось, что рядовой Алефин решал задачи комдива.

Вера Федоровна, улучив момент, спросила:

— Саша, я слышала, что у вас здесь дела идут неважно? Как с институтом?

— А у кого из нашего брата, воина-интернационалиста, идут дела хорошо? Так и у меня. Куда ни сунься — на дверь показывают. А мне тоже жить надо. Я — сирота, помогать мне некому. Сунулся в институт, я ведь еще три года назад в военном училище учился, первый курс закончил, но захотел рядовым Родине послужить и пошел в армию, а когда возвратился, решил продолжать учебу в гражданском вузе, закон же не запрещает, но из-за бюрократов оказался у разбитого корыта. Отказали мне, теперь ищу работу, а тут еще с квартирой… Нашел однокомнатную квартиру. Хозяин одинокий там живет, за границу на два года уезжает работать, а мелочный — жуть. Говорит: «Пущу тебя, по полсотни в месяц будешь платить, но за два месяца заплати мне вперед, причем только чеками». А где я возьму чеки? Те, что были, я уже давно израсходовал, жить и одеваться надо же было.

— Ну и что вы думаете делать? —спросил Лемехов.

— Буду искать работу, а на следующий год буду поступать в институт.

— Правильно. За жизнь надо бороться.

— Я уже устал от борьбы, — обреченно махнул рукой Александр. — Вот ребята не дадут солгать, сколько приходилось нам бороться в Афгане. Скажи, Павел, что я. не прав?

Чайкин смущенно пожал плечами.

— Пережить и увидеть нам довелось, конечно, много, но ведь там за нас, как говорится, думали командиры и наши действия сводились к выполнению приказа.

— Во-во, — хохотнул Александр, — это ты правильно сказал о приказе. А ты не задумывался, что по такому приказу ты на мину наступил? Там нашего брата никто и не считает. Я уверен, что для командиров главное — выслужиться перед начальством. И что ему солдат? Он, может, за то, что ты или сын Веры Федоровны проявили героизм, награду получил.

— Не смей так говорить! — вдруг хлопнул ладонью по столу Шувалов. — Наши командиры переносят все тяжести службы в Афганистане наравне с нами. Они, также как и мы, топают по минным полям, лазят по скалам, да еще не забывают, чтобы все солдаты были сыты. Вот у нас, — Шувалов по очереди посмотрел на Банявичуса и Турлакова, словно призывая их в свидетели, — командир роты Бочаров да и другие офицеры сами не будут есть, пока не убедятся, что солдаты все поели, в бою вместе с нами в цепи идут, рядом позиции занимают. Что, ребята, я не то говорю?

— Правильно, Юра, — поддержал его Банявичус и насмешливо посмотрел на Алефина. — Я почему-то не уверен, что твой командир имеет столько высоких боевых наград, как ты. И ты его поливаешь грязью зря.

— Кстати, Саша, и меня и Николая не трогай, — заговорил Чайкин. — Я нарвался на мину не потому, что мне кто-то приказал, а потому, что бежал на помощь своим друзьям.

— А Коля Коблик, — дрожащим от волнения голосом сказал Турлаков, — отдал жизнь не по чьему-то приказу, а спасая нас с Альгирдасом, наши жизни. Не знаю, может, ты, Александр, выпил лишнего, но все равно надо уважать людей, которые с тобой делились хлебом и водой. Кстати, кто, как не твои командиры, представляли тебя к наградам? Или ты, может, сам писал представления и подписывал их?

— Ну, это ты брось, — смущенно пробормотал Алефин, — я свои награды заслужил кровью. Я не жалел ни сил, ни жизни, когда вступал в рукопашную с десятками душманов. Помню, как-то насело на наше подразделение человек сто. Ребята тикать начали, а я засел за камень и, наверное, полсотни душманов уложил, но так и не подпустил к своей позиции. Да и как я мог подпустить, когда около меня лежал пакет с очень важными бумагами. Все тогда говорили, что Героя мне дадут, а дали всего-навсего Красную Звезду. — Он пальцем прикоснулся к ордену. — А позже я узнал, что командира роты, которого и близко не было в том бою, представили к ордену Ленина, что после этого говорить? А будь у меня орден Ленина, разве я болтался бы сейчас без дел?

— Ничего, ничего, Саша, — начала успокаивать Алефина Вера Федоровна. — Мы постараемся восстановить в отношении тебя справедливость. Я завтра же или послезавтра! пойду к ректору, объясню, ну а если не послушает, то найду дорогу к кому следует.

— Бесполезно все это, — безнадежно махнул рукой Алефин. — Вокруг одни бюрократы, и что им до бывшего солдата.

Вскоре все вышли из-за стола, и женщины стали готовить чай.

К Алефину, рассматривающему фотографию Николая, подошел Турлаков.

— Саша, подойди к ребятам.

Алефин пожал плечами и молча пошел за Турлаковым. В комнате Сергея были Шувалов и Банявичус.

— Саша, мы втроем решили тебе немного помочь. Вот скинулись, — он протянул тоненькую стопочку чеков. — Здесь сто рублей. Возьми, больше у нас нет, осталось по пятерке на жевательную резинку.

— Ну что вы, ребята, — расстрогался Алефин, — не надо. Вы же не богачи.

Разговор за чаем затянулся допоздна. Когда Алефин, сославшись на то, что ему надо обязательно увидеть кого-то из своих друзей, ушел, Лемехов попросил десантников:

— Ребятки, расскажите нам о Коле.

Вера Федоровна, бледная, с бессильно опущенными руками, отрешенно смотрела перед собой. Ребята рассказывали, как они рядом служили, как воевали. Правда, не было в их рассказе героических схваток одного человека с группой душманов. Парни говорили о бое очень скупо. Чувствовалось, что воспоминания не доставляют им удовольствия.

И только Феликс подробно рассказал о бое, в котором погиб Николай.

В конце Шувалов тихо добавил:

— Когда мы приблизились к тому месту, где Коля подорвал себя, то насчитали вокруг него семнадцать трупов бандитов.

Вера Федоровна, справившись с собой, сказала с сожалением:

— Я сгоряча написала вашему командиру батальона злое письмо. Вы ему передайте, чтобы он извинил меня. Я завтра же напишу ему об этом сама.

Уже давно разошлись гости. Вера Федоровна подошла к окну. С новой силой заныло сердце, ни на минуту не находит оно себе покоя, все болит и болит…