Сыновья

ПЕРЕДАЧА

Жизнь в цепях стала совсем невыносимой. Ребят сейчас поддерживала только мысль о побеге.

Уже установилась регулярная переписка с афганскими пленными, парни получили от них немного лекарства, чистые тряпки. Бинтом пользоваться было нельзя: душманы сразу бы заподозрили что-то неладное. Однажды утром пленники услышали какой-то шорох вверху и увидели, что в окошко, находящееся под самым потолком, кто-то просунул небольшой сверток. Он тяжело стукнулся о пол, внутри что-то звякнуло. Его поднял и развернул Тамарин, и все увидели два небольших напильника и три коротких ножовочных полотна. Была и записка.

Тамарин взял записку, а остальное протянул Леонову.

— Антон, спрячь в углу.

Оглянувшись на дверь, Тамарин негромко начал читать: «Товарищи, передаем вам напильники и пилки, а также план центра, где мы с вами находимся. Вы просите информировать вас о вражеских силах и центре. Здесь одновременно и учебный центр, и большая база, всего насчитывается до 1400 человек. Основная задача центра — обучение душманов ведению боевых действий и организации террористических акций на территории Афганистана. В центре имеется полигон и три больших склада с оружием. Центр, подчиняется исламской партии Афганистана, главарем которой является Гульбуддин Хекматиар. Мы узнали, что в центре готовят операторов ракетных комплексов для стрельбы по воздушным целям, пулеметчиков, снайперов, подрывников и специалистов по применению различных ядов. Выпуск производится раз в шесть месяцев. Через две недели состоится очередной выпуск. Здесь на короткое время останется значительно меньше человек. Это в основном преподаватели из числа пакистанских военных, иностранные инструкторы, руководство центром, охрана складов, самого центра, ну и наши охранники. Мы считаем, что это самый удобный момент для восстания. Мы вступили в контакт с некоторыми из наших охранников, они нам помогут выйти из камер. Изучайте план центра и готовьтесь. Ваши афганские братьях.

Все возбужденно зашумели, Тамарин поднял руку.,

— Спокойно, товарищи! — Он огляделся, даже пошарил рукой по полу. — А где же план? Антон, посмотри в свертке.

Леоно: быстро развернул сверток, но там, кроме ножовочных полотен и напильников, ничего не было. Осмотрели всю камеру, однако ничего не нашли.

— А вдруг тот, кто бросал сверток, уронил план где-нибудь во дворе, а духи найдут его? — предположил Бакеев.

Все настороженно притихли. Неужели конец их мечте?

Тамарин тихо сказал:

— Будем ждать нашего связного. Сейсейбаев, ты скажи ему о плане, а сейчас давайте напильники и ножовочные полотна спрячем в пол в разных местах, записку съедим.

Наступило гнетущее ожидание. Тамарин, гремя цепями, подошел к Леонову, тяжело опустился на пол.

— Сейчас главное знать, не прокололись ли где афганцы.

— Ближайшие дни покажут, — ответил Леонов и, глядя на Викулина, сказал: — Пора бы Арнольду сделать перевязку. Тянут сволочи.

— Хорошо, что хоть тот раз нас послушали и перевязали его.

— У четверых ребят высокая температура, раны не заживают…

Договорить Леонову не дали двое душманов. Загремели засовы, открылась дверь. Этих душманов уже хорошо знали пленники. Они обычно приходили за кем-нибудь на допрос. Они рукой поманили Леонова, и один из них, показывая на дверь, приказал:

— Буру!

Тамарин скороговоркой тихо сказал:

— Антон, если будут уговаривать перейти к ним, не отказывайся, сделай вид, что колеблешься, требуй медпомощи.

Леонов медленно побрел к двери.

Его вывели во двор. Шел дождь, и сюда пришла осень — дождливая пора. Привели его в знакомое помещение. А там уже ждали Роберт и Торн. На их лицах приветливые улыбки.

Роберт на сей раз избегал обычных вопросов о здоровье, настроении. Тон у него был сугубо деловым.

— Советское командование издало обзорный приказ о дисциплине во всех воинских частях. Там идет речь о том, что большинство солдат, сержантов и прапорщиков достойно исполняют свой интернациональный долг, но есть и такие, которые совершают уголовные преступления: кражи у афганцев, взломы магазинов, торгуют бензином, консервами. Этот приказ особо клеймит позором тех, кто дезертировал и перешел на сторону врага. Приказ называет фамилии пятерых таких людей, и знаете, какие фамилии там называются?

— Нет, откуда мне знать?.

— Я вам сообщу. — Роберт взял со стола лист бумаги и прочитал: — Бакеев, Брей, Мещеряков, Николаев, Леонов.

Антону было ясно: начинается очередной сеанс обработки, и он подумал: «Только бы не били, не искалечили, ведь через две недели начнется самое главное». Ему вспомнились слова Тамарина, и Антон сделал удивленное лицо:

— Но вы же знаете, что мы не дезертировали.

— Но, увы, — улыбнулась Торн и, не переводя слова Леонова американцу, сказала: — Мы такой справки с гербовой печатью выдать вам не можем.

Только после этого она перевела американцу вопрос и свой ответ. Тот рассмеялся.

— Но зато можем вас познакомить с одним русским, может, вы его захотите послушать.

Он кивнул охранникам и что-то резко сказал. Те, подталкивая, вывели Леонова из комнаты, провели по неширокому коридору и втолкнули в одну из дверей. В небольшой комнате за журнальным столиком сидел моложавый мужчина. Он встал, пошел навстречу Леонову, протянул руку и представился:

— Юрий Миллер. Специально приехал из Англии. Хочу помочь своим соотечественникам.

У него была небольшая аккуратная русая борода, одет в национальную афганскую одежду, говорил на чистом русском языке, и Леонов удивленно его рассматривал.

— О, я рад, что заинтересовал тебя, Антон. Кстати, у тебя старинное и такое прекрасно русское имя — Антон. Я представитель издательства «Посев», наш журнал является рупором народно-трудового союза. Слышал о таком?

Леонов не ответил. Миллер слегка подталкивал его в спину и, делая вид, что не замечает цепей на руках и ногах Антона, подвел его к журнальному столику, усадил в кресло.

— Вот посмотри мои журналы. — Он рукой указал на разбросанные по столу несколько журналов «Посев». — Если хочешь, можешь, взять, с собой, почитаешь со своими друзьями по несчастью. Пока мы одни, я хочу предложить тебе сотрудничество. Нет-нет, я не имею в виду там разные военные тайны, бог с тобой, я не об этом. Я имею в виду человеческое сотрудничество ради твоей жизни.

Миллер наклонился и достал из-под стола диктофон.

Деловито щелкнул тумблерами, подставил к Леонову микрофон.

— Для начала назови себя, Антон.

— Я попрошу выключить эту балалайку, — вскипел Леонов. — Иначе я с вами разговаривать не буду.

Миллер выключил диктофон, и в этот момент в комнату вошли Роберт и Торн. Леонов обратился к американцу:

— Господин Роберт, не могли бы вы объяснить этому господину, что записывать на магнитофон человека, закованного в цепи, неэтично.

Торн перевела, и Роберт что-то сказал по-английски Миллеру. Тот поспешно убрал со стола диктофон. Роберт сел напротив Леонова, а Торн осталась стоять. Роберт дружелюбно спросил:

— Вы не хотите поесть?

Антон сделал вид, что колеблется, а затем ответил:

— Нет. Обо мне могут плохо подумать мои друзья.

— Какое настроение у ваших товарищей?

— Пока ребята думают, советуются, — неопределенно ответил Леонов.

— Ну а ваша какая позиция?

— Кому хочется умирать в этой яме?

— Ну и что вы говорите своим друзьям?.

— Я говорю, что надо искать выход.

— А выход у вас один: просить политическое убежище. Не так ли?

Леонов лихорадочно обдумывал ответ. Он боялся неосторожным словом вызвать подозрение у этих людей. Во что. бы то ни стало надо продержаться две недели, не дать их разлучить друг с другом.

Американец убеждал его:

— Вы же неглупые люди и должны понять, что у вас только два пути: остаться здесь под Пешаваром навсегда или же жить в свободной демократической стране.

— Причем жить хорошо, — добавила Торн, — беззаботно, имея и жилье, и прекрасную работу, и шикарную автомашину.

А Леонова словно кипятком обдало: «Выходит, наша база находится не под Кветтой, а под Пешаваром!»

Антон повернулся к Роберту:

— Я хочу попросить, чтобы врач осмотрел тяжелораненых, особенно того, у кого выбит глаз. Прошу вас, господин Роберт, помогите нам.

— Хорошо, я скажу, но вы скорее принимайте какое-либо решение. Зачем таскать на себе эти цепи? Поймите и нас, пока мы бессильны что-нибудь для вас сделать. Душманы, насколько мне известно, намерены снова применить к вам акты физического насилия.

Это была явная угроза, но Леонов сделал вид, что не придает ей особого значения, и тяжело поднялся с кресла.

В камере его ждали с тревогой и нетерпением. Антон подробно, стараясь не упустить ни одной мелочи, рассказал о беседах с американцем и Миллером.

Принесли еду, и у ребят оборвались сердца. Связника среди тех, кто принес обед, не было. Хоть изможденные до предела организмы нуждались в еде, все ели без аппетита. Настороженно вели себя и охранники. Двое из них с автоматами наизготовку стояли в проеме двери.

Тягостное ожидание тянулось весь день, а затем еще и следующие сутки. Все решили, что душманы, обнаружив план, схватили связника. Предположения высказывались одно страшнее другого. Но на третий день, когда, казалось, все потеряно, в камеру вместе с другими разносчиками пищи вошел и связник. Он, как всегда, молча начал раздавать пустые железные миски, и Леонов в своей на дне увидел сложенный лист бумаги и маленькую шариковую ручку. Антон дрожащими руками все это спрятал под себя. Николаев взял его миску и подошел за супом. Душман, который разливал, показал Николаеву, что тот хочет получить паек дважды, но Алексей рукой показал на Леонова и притронулся к голове.

— Ты что, не видишь, человек заболел, я для него стараюсь.

Душман понимающе сказал «саис» и налил в миску черпак бурой жидкости.

Парни еле дождались ухода душманов и сразу же окружили Леонова. Антон развернул бумагу. Там оказалось два листа. На одном из них был план.

Все вздохнули с облегчением. Послышались голоса:

— Прочтите записку! Что в ней?

Тамарин развернул записку и, увидев большой текст, удовлетворенно крякнул.

«Товарищи! План передаем с некоторым опозданием, возникла необходимость еще раз кое-что уточнить в нем. Нам стало известно, что пакистанское правительство предпринимает лихорадочные усилия объединить семь крупнейших контрреволюционных партий и создать из них представителей так называемое временное правительство, которое хотят поставить у власти сразу же после вывода из нашей страны ваших войск…» Дальше в записке шли краткие сведения о крупнейших контрреволюционных партиях. Пленники внимательно слушали, пытаясь запомнить эти группировки.

«…Сообщаю вам о себе, — читал дальше Тамарин. — Я полковник афганской армии Мохаммад Наим. В плен попал раненым. Несколько лет учился в Советском Союзе (вы, наверное, можете судить это по моим письмам).

От базы, где мы с вами находимся, до границы с Афганистаном, недалеко. Наши предложения: мы, афганские военнопленные, пользуясь тем, что среди охраны есть наши люди, нападаем на охрану, захватываем оружие и заранее созданными группами атакуем штаб базы. Затем убираем охрану и караулы у складов. Специальная группа освобождает вас. Потом вместе решим, что делать дальше».

Тамарин медленно порвал на мелкие кусочки записку. Затем развернул план базы. Сразу видно, что чертил человек военный. На ней все ясно: где охрана, где штаб, а где расположены тюрьмы, склады и другие помещения.

Тамарин обвел всех радостным взглядом.

— Ну что, товарищи, живем?!

Солдаты взволнованно заговорили, перебивая друг друга.

— С сегодняшнего дня начинаем подготовку к побегу. — Тамарин говорил тихо, и все замолчали. — Будем подпиливать друг другу кандалы изнутри так, чтобы эти места не были заметны для душманов. В нужный момент распилим полностью.

Когда страсти немного улеглись, Тамарин отвел Леонова и Николаева в дальний угол.

— Ребята, у меня есть такое предложение. Вы сами понимаете, что шансов у нас прорваться к границе Афганистана очень мало. Даже если мы и прорвемся, то впереди трудный и опасный путь. Нам всем хочется, чтобы на Родине узнали всю правду о нас. Поэтому я хочу попросить, чтобы вы согласились с предложениями американца и поехали в одну из стран, с которыми Советский Союз поддерживает дипломатические отношения. А потом, выбрав момент, явились в наше посольство.

— Ты что! — вскочил на ноги Леонов. — Совсем сдурел?!

Возмутился и Николаев:

— Поищи для этой цели других! Мы будем со всеми до конца. Или все вместе прорвемся, или все вместе погибнем!

— Спокойно, не орите! — повысил голос и Тамарин. В камере стало тихо, все заинтересованно смотрели на них.

Тамарин объяснил, о чем идет речь.

Антон видел строгие, задумчивые, измученные лица товарищей. Ему до слез стало жалко и себя, и этих молодых людей.

Первым подал голос Викулин:

— Я считаю, что в этом есть смысл. А может, действительно на Родине думают, что мы предатели. Это пострашнее смерти. Подумайте, мужики, может, вам ради нас всех и стоит пойти на этот шаг.

Другие сомневались в целесообразности такого поступка: заставят дать подписку, предложат выступить перед журналистами, потребуют дать сведения об. армии. Но все же большинство поддерживало Тамарина.

— Мы же таким образом изобличим пакистанское правительство во лжи.

— Спасем других наших парней, которые томятся в душманских тюрьмах в Пакистане..

— Сообщим о себе правду на Родину.

— На Родине выступите перед иностранными журналистами и расскажите всю правду.

Брей сочувственно смотрел на Антона и Алексея.

— Ой, хлопцы! Я понимаю, как это тяжело — публично отказаться от Родины.

Тамарин насколько мог приподнял руку и твердо сказал:

— Тихо, товарищи! Младший сержант Леонов и рядовой Николаев, слушайте приказ! Вам поручается от имени военнослужащих, содержащихся в этой камере, попросить политическое убежище, а затем, при первом же удобном случае, явиться в советское посольство и все рассказать. В связи с этим, в целях конспирации, вам запрещается наносить какие-либо повреждения кандалам, пусть их душманы снимут сами.