Сыновья

ВОССТАНИЕ

Леонову и Николаеву казалось, что события развиваются очень медленно. Их держали в Пешаваре уже который день, но разговора о выезде никто с ними не вел. Раз или два в день их посещал Миллер, и, когда он однажды утром приехал в очередной раз, парни поняли, что на базе что-то случилось.

Миллер был озабочен, осторожно расспрашивал, было ли им что-либо известно о готовившемся восстании. Но Леонов и Николаев вели себя спокойно и естественно, и Миллер решил, что они ничего не знают.

— Вы будете Миллера благодарить всю жизнь. Афганские пленные солдаты и офицеры, которых муджахеды держали на той же базе, где были и вы, смогли каким-то образом обезоружить свою охрану, напали на охрану советских пленных и всех ваших бывших сокамерников захватили в качестве заложников.

— Как захватили?

— Живы ли наши?

— Пока ничего не могу сообщить. Они захватили несколько зданий и отстреливаются. Видите, если бы ваши друзья согласились, как вы, на наши предложения, то находились бы сейчас в иных условиях и, самое главное, остались бы живы. — Миллер положил на стол несколько листов чистой бумаги и сказал: — Нам надо выполнить одну формальность, без которой нельзя оформить документы на ваш выезд. Напишите на имя правительства Великобритании просьбу о предоставлении вам политического убежища.

Солдаты предвидели этот момент, и перед ними стояла задача не клеветать ни на себя, ни на свою Родину, поэтомуначался заранее оговоренный спектакль. Первым начал Леонов.

— А что, без бумаги нельзя? — насупился он.

— А на основании чего вам дадут визу на въезд? Кстати, заявления должны быть мотивированы. Черкнете пару слов, что я, мол, покинул свою часть и добровольно сдался муджахедам, чтобы попасть в свободную страну. Ваши заявления никто, кроме чиновников, оформляющих документы, читать не будет, поэтому не беспокойтесь, ребята, пишите. Все будет хорошо.

Николаев, глядя на Леонова, растерянно сказал:

— Что же это такое, Антон? Если я напишу такую бумагу, то мои родители и младшие сестры станут семьей предателя. Нет, Антон, ты как хочешь, а я писать не буду. Лучше уж обратно в подземелье к душманам. По крайней мере, буду мучиться я один, а. не вся моя семья.

— Да, ты прав. У меня тоже дома мать, отец и сестры. Имею ли я право их подводить?

Миллер даже подскочил на своем стуле:

— Да вы что, ребята? О вас же уже доложили послу, сообщили в Англию. Думаете ли вы что говорите? Сегодня вечером с вами хотел встретиться английский лорд, член парламента. Вы подводите и себя и нас! Мы же поручились за вас, убедили, что вам можно верить!

— Нет, я не буду писать такой бумаги, — решительно заявил Леонов. — Отведите нас обратно в тюрьму. Что будет, то и будет.

— Да, это справедливо, — поддержал его Николаев. — Отведите нас к товарищам в камеру.

Миллер уговаривал, угрожал, обещал рай земной. Было видно, что он очень боится сорвать вербовку. Неожиданно он махнул рукой и выскочил из комнаты..

Алексей посмотрел на Леонова.

— Как думаешь, не переиграли ли мы?

Леонов молча пожал плечами. В неведении они просидели не меньше часа.

Миллер появился также неожиданно, как и убежал. Вместе с ним было двое мусульман. Миллер, кивнув на них, хмуро сказал:

— Они вас отведут к парикмахеру. Здесь недалеко, в следующем здании. Потом пообедаете, поговорим позже.

Парни пошли за двумя провожатыми и оказались в пыльной комнате. В углу было зеркало, напротив стоял — обшарпанный стул. На столике лежали ножницы, расчески, две Электрические машинки для стрижки, бритвенные принадлежности.

Худощавый, черноволосый, с маленькими усиками парикмахер натянуто улыбнулся и жестом указал Леонову на стул.

Антон сел, но изображение, которое он увидел в зеркале, заставило его вскочить. На него смотрел заросший, лохматый, дикий человек. «Неужели — это я?! Какой ужас!»

Парикмахер принялся за работу, и вскоре в зеркале появился коротко остриженный молодой человек с впавшими щеками и лихорадочно блестевшими, удивительной голубизны, глазами.

«Ну вот, дикообраз превратился в Кощея Бессмертного», — подумал он и пальцем указал парикмахеру на небольшие усики, которые тот оставил, наверное, по образцу своих: убери, мол!

Парикмахер кивнул головой и быстро сбрил их. Леонов поднялся и с любопытством продолжал смотреть в зеркало. Одежда на нем висела как на вешалке: кожа да кости.

Он отошел в сторону, уступая стул Алексею, и с любопытством следил за его реакцией.

— Мать родная! — простонал Николаев. — Я ли это? Страшилище!

После парикмахерской их отвели в комнату, где уже на столе стояла еда. Пообедав, парни почувствовали, что впадают в какое-то странное состояние: слегка кружилась голова, хотелось спать, все стало безразлично.

Николаев сразу лег и уснул. А Леонов некоторое время пытался контролировать свои мысли, но мозг все больше окутывался тяжелым густым туманом, и он, с тревогой вспоминая оставшихся в тюрьме ребят, тоже уснул.