Талант новичка

Глава 19

Когда мы вышли из башни, было раннее утро.

— Точно не хочешь, чтобы я тебя проводила? — спросила Зорька.

Я криво улыбнулся.

— Давай не будем рисковать.

Приятно было чувствовать на коже тепло солнечных лучей, лёгкий ветерок, ощущать запах свежей сдобы — лавочники открывали ставни, выставляя на прилавки горы свежих батонов, булочек и румяных, с пылу с жару ковриг.

Тут же, на небольших жаровнях, варили кофе, жарили ветчину и яйца, пекли сырные палочки...

Солнце отражалось в чисто вымытых цветных стёклах домов, на крышах трепетали разноцветные флажки, и вот уже через площадь, сверкая галунами и стальными спицами, мчится на велосипеде почтальон.

Я вдохнул тёплый ароматный воздух и вновь улыбнулся.

— Чего ты лыбишься? — тут же насупилась Зорька.

— Да ты только посмотри, какая красота вокруг! — меня переполняли эмоции. — Какой прекрасный, волшебный город!

И мне вдруг до рези в животе, до зуда в пятках захотелось пройтись через этот город пешком.

Почувствовать его дыхание, зарядиться его энергией.

— Город, как город, — буркнула хмурая, словно с похмелья, Зорька. — Вон, дохлая кошка в канаве... Наверное, это её непередаваемый аромат ты и учуял.

— Тьфу на тебя три раза, противный ребёнок, — обиделся я. — Не даёшь душе развернуться.

— Пить надо меньше, — авторитетно заявила добрая девочка. — Тогда и разворачиваться будет нечему.

— Ничего-то ты не понимаешь, — в голове всё ещё приятно шумело.

Тут Зорька была права: напились мы с Золтаном знатно. Его и впрямь страшно расстроило то, что ни словом, ни делом он не может помочь моему горю. Я пытался убедить его, что это пустяки, дело житейское. Но он не верил. Вот и пришлось доказывать обратное.

И честно говоря, пока мы с братом предавались мировой скорби, кое-какой план у меня созрел...

Но для его осуществления нужно вернуться в Златой Замок — для начала.

— Тебя ищут гвардейцы, — предупредил Золтан перед тем, как я вошел в лифт.

Он вышел из-за стола меня проводить. Высокий, прямой, красивый... Чего ему это стоило — мама дорогая.

— Подозреваю, что половина из них имеет приказ доставить тебя в замок, — продолжил брат. — А другая — убить.

— Ничего, — я обнял его и очень осторожно похлопал по спине. — Как-нибудь доберусь.

— Тогда удачи тебе, брат, — лицо Золтана осветилось чудесной улыбкой. Вспыхнуло — и погасло. — И... Прости за то, что хотел тебя убить.

— Давно простил, — отмахнулся я. — Ведь ты же не со зла.

Голубые глаза его прищурились, в них запрыгали недобрые смешинки. Стало быть, иронию братец уловил... Это радует. Значит, мы на одной волне.

Ведь я человек не злопамятный. Отомщу — и забуду.

— Ну... я пошел, — сказал я Зорьке, проводив взглядом почтальона на диковинном трёхколёсном чуде высотой с пианино.

— Ты заблудишься.

Я посмотрел вдоль одной из расходящихся от площади улиц. Там, вдалеке, в прозрачном голубом мареве, просвечивали высокие башенки Златого Замка.

— При вашей архитектуре это довольно сложно.

— Значит... Тебя схватят. Не гвардейцы, так повстанцы.

Повинуясь порыву, я притянул Зорьку к себе, потрепал по стриженной макушке и чмокнул в щеку.

— Я знал, что ты ко мне неравнодушна, дитя моё.

Зорька вырвалась, демонстративно вытирая щеку.

— И вовсе я не... А может, я тебе не доверяю!

— Волнуешься, к бабке не ходи.

— Э... К какой бабке?

Я моргнул.

— Фигура речи. Ну типа, к гадалке ходить не надо, чтобы понять...

— А, ты имеешь в виду ведьму. А зачем к ней ходить? Я тебе и сама погадаю. Мало не покажется, — я закатил глаза. — Нет, правда. Я всегда предсказываю правильно. Ну, почти всегда.

— Ладно, проехали, — я улыбнулся ей ещё раз и подмигнул. — Встретимся через пару дней.

— Если тебя не заберут в рабство драконы, конечно.

Я покраснел.

— Что, Учитель проболтался?

— Ну вот ещё, — фыркнула добрая девочка. — Помнишь, мы вчера ужинали на лавочке? Пока ты хомячил, я вытащила из твоего кармана пергамент, прочитала и сунула обратно.

Я поёжился. Эта девчонка определённо имеет огромное сходство с одной драконицей... Просто пугающее, я бы сказал.

Несмотря на сытный ужин, я опять хотел есть.

Интересная штука: в Сан-Инферно я вспоминал о еде лишь по мере необходимости. Или к слову.

Это было очень удобно: не надо тратить время на еду, сон и другие глупости, которые только отнимают драгоценное время...

А здесь мой организм принялся своевольничать. И вот поди ж ты: вокруг, как назло, одни соблазны!

Углубившись в переплетение улиц, буквально через пять минут я понял со всей пугающей неотвратимостью: дело плохо.

Воздух был наполнен ароматом свежих булочек с корицей. На жаровнях шипели и шкворчали крупные, как удавы, сосиски. Из широко открытых окон доносился стук ножей и звон посуды...

"Смелее, товарищи, щелкайте челюстями" — советовал один из философов, постигнув сию мудрость на собственном опыте.

Ноги мои сами собой остановились у одного из прилавков.

Прямо под носом, в строгом боевом порядке, располагались шеренги румяных, присыпанных сахарной пудрой пончиков. Дальше шли ромовые бабки — украшенные шапочками из разноцветной глазури, они шибали вишнёвой наливкой так, что глаза слезились от умиления. Выше стратегически располагались корзинки с круассанами и рогаликами. Они были ещё горячими, и вообразив, как тонкая пропеченная корочка хрустит на зубах, как тает на языке шоколадная начинка, я чуть не упал в обморок.

— Чем могу помочь, милорд?

Лавочник был под стать своему товару: такой же румяный, пышный и сдобный. Хоть маслом его намазывай.

— Да вот, залюбовался произведениями вашего искусства. Шел-шел, и залюбовался.

— Не мудрено. Аромат-то какой, а? — и добрый лавочник помахал в мою сторону белой льняной салфеткой, чтобы аромата стало ещё больше. В животе забурчало.

— И вот стою тут теперь... Слюнки глотаю...

— Это вы зря. Вредно на пустой желудок.

— Сам знаю. А что делать?

— Как что? Взять, да и попробовать!

— Не могу. Денег нет.

— А вы примите в дар.

— Да ну, неудобно как-то.

— Вам — удобно, — осклабился добрый лавочник. — Через неделю состоится городской конгресс кондитеров и хлебопёков. Так вот, когда ребята узнают, что я угощал самого принца Максимилиана...

Есть внезапно расхотелось. Захотелось тревожно оглянуться и юркнуть в ближайшую подворотню.

— А... Откуда вы знаете, кто я такой?

— Прощения просим, милорд, — обиделся лавочник. — Ваши портреты второй день во всех газетах на развороте. Дочка моя, дура безмозглая, даже на стенку повесила, над кроватью. И вздыхает, и вздыхает...

— А почему дура-то? — обиделся я.

— Мы, милорд, потомственные хлебопёки, — приосанился лавочник и гордо задрал все четыре подбородка. — Медали имеем. За отвагу и за необыкновенно лёгкую текстуру теста для блинчиков. И место своё знаем. На кого вздыхать, а на кого лучше не надо. А то, не ровен час, нагрянет господин Фаберже... Но этого я не говорил.

Тараторя, как заведённый, лавочник в то же время доставал из-под прилавка большой лист коричневой упаковочной бумаги, сворачивал кулёк и бросал в него пончики, круассаны и ромовые бабки.

— Отведайте, милорд, — протянул он мне объёмистый и тёплый свёрток. — И когда ринетесь в бой, вспомните доброе имя булочника Кваши — это я, — и вам сразу полегчает.

— В бой? — обняв кулёк, спросил я. Булочки внутри аппетитно похрустывали, и это почти примирило меня с реальностью.

— Ну да, в бой, — ласково кивнул лавочник. — С драконьим супостатом. Послезавтра.

— А вы... точно уверены?

— В газете всё точно, — лавочник достал из кармана белоснежного фартука желтоватый листок и протянул мне. — Да вот, сами почитайте, милорд. Газета врать не будет.

Немеющими пальцами я схватил свёрнутую вчетверо прессу и поспешил восвояси.

Не хотелось, чтобы добрый лавочник догадался, НАСКОЛЬКО я зол.

Устроившись на каком-то крылечке, я развернул газету и кулёк, и остервенело вгрызаясь в хрустящий рогалик, принялся читать...

"НАЛОГИ БЫЛИ ПОТРАЧЕНЫ НЕ ЗРЯ" — сообщал заголовок статьи.

Репортаж занимал весь разворот. По бокам располагались плотно упакованные столбцы слов, а в центре, сияя в три краски, был напечатан мой портрет.

В белом мундире. С такими широкими погонами, что на них запросто развернётся авианосец.

Золото в этом портрете играло доминирующую роль. Золотыми были волосы, погоны, аксельбанты, пуговицы, фон, на котором я якобы стоял... Даже зубы в широкой, как река Волга, улыбке, были покрыты благородной золотой патиной.

И хорошо, что потрет был поясной. А то страшно подумать, что больная фантазия авторов могла устроить со мной ниже...

"Налоги были потрачены не зря, — повторяла заголовок первая строчка статьи. — В свете обострения конфликта с драконами, народ Заковии принял решение наконец-то поставить вопрос ребром.

Доколе, спрашивает он (народ), ДОКОЛЕ мы будем терпеть неподъёмное иго крылатого супостата? Разве нет у нас совершенного Оружия, способного покончить с чешуйчатым монстром одним — мы не побоимся этого яркого эпитета, — махом?

Осталось недолго, — отвечает ответственное, пекущееся о своих гражданах правительство. — Открыты порталы, разосланы герольды, и гонцы спешат доставить радостную весть: Он найден!

Найден наследник Золотого трона, Избранный. Тот, кто сможет одним махом решить все наши проблемы!

Максимилиан Золотов. Вот он, наш храбрый голубоглазый герой. Рыцарь без страха и упрёка, паладин в сверкающих доспехах. Услышав о бедах своей многострадальной родины, Он явился на зов, и приняв близко к сердцу невысказанный народный стон, взялся за меч.

И вот уже послезавтра, сев на белого боевого единорога, принц Максимилиан поведёт в бой прославленные полки "Оборотней Зартака", "Великих Грифонов" и "Яростных Мантикор".

Конечно же, наступление возглавит головной полк "Отчаянных головорезов", набранный, как помнит наш просвещенный читатель, из беспризорников и сирот, мечтающих отомстить за поруганную честь родителей, безвременно павших на полях сражений с жестоким и холоднокровным противником, для которого человеческая жизнь — всего лишь краткий проблеск, яркая искра на фоне беспросветной ночи.

Веди нас! — воскликнем и мы, вслед за нашими прославленными войсками. — Веди нас, принц Максимилиан! Мы — кровь и плоть, мы — кости нашей страны, готовые грудью встать на защиту Златого Замка и Златого Града, проложить тебе дорогу в стан врага и дождавшись, пока ты активируешь Оружие, уничтожить врага под корень, а потом с победой вернуться домой, раз и навсегда покончив с крылатым чешуйчатым демоном, несущим ужас на крыльях ночи..."

Святой Люцифер, — шоколадная начинка на языке вдруг сделалась пресной и невкусной, как мокрый картон. — Какая безграмотная чушь... Кто это мог сочинить?..

Взгляд мой устремился в конец статьи, где обычно ставят имя автора. Но вместо него там располагался постскриптум:

"Как может догадаться наш понимающий читатель, это была лишь первая волна военного налогообложения. После победоносной кампании от нас с вами потребуется всё мужество, вся самоотверженность — в особенности, в отношении золотых запасов, которые, унция к унции, собирает и копит каждый рачительный гражданин нашей любимой Родины.

Поднимемся же в едином порыве, не забыв прихватить золотые слитки, которые так удобно сдавать в казну..."

Я закрыл глаза и помассировал веки.

Вот сукин сын!

Не успел я появиться в стране, а моя судьба уже определена во всех душераздирающих подробностях, обнародована и вывешена на просушку.

Война, значит, назначена на послезавтра. Как раз тогда истечёт срок моего пари с драконом Тибериусом...

И хошь ни хошь, а я в ней участвую.

На белом боевом единороге, что бы это ни значило.

"Тебе попросту НЕ ПОЗВОЛЯТ прекратить войну", — сказал мой старший брат.

Машина уже запущена, и тебе остаётся только подчиниться... — не знаю, кому принадлежал ЭТОТ голос, но точно не мне.

Я не собираюсь сдаваться.

Война или не война, а никаких белых единорогов.

Я их боюсь.

А статьи... В конце концов, можно написать и новые. Вызову из Сан-Инферно парочку хороших пиарщиков, и они от господина Фаберже даже рожек не оставят.

А кстати... Это отличная мысль.

Тщательно сложив экземпляр газеты, я сунул его в нагрудный карман комбеза, застегнул магнитный замок, и... воровато оглядевшись, закрыл глаза. Что там говорила Зебрина? Просто представь место, в которое хочешь попасть. И шагай.

Океюшки.

Представляю себе барную стойку в родном "Чистилище", и...

— ОТОРВА!

Я с облегчением выдохнул. Была, была некоторая вероятность, что я потеряюсь в межзвёздной пустоте...

Но Зебрина говорила, что в занятиях магией главное — это правильный настрой.

А после этой статьи, после того, как я понял, что господин Фаберже собирается попросту разыграть мою персону на поле боя, как обычную пешку, настрой у меня был что надо.

— Оторва! Что ты здесь делаешь?.. — раздался громкий, как упавшая на пол кастрюля, такой милый голос.

— Рад тебя видеть, Лола. Слушай, будь добра, позови Ариэль. Надо перетереть.

— Ух ты, — горгонида упёрла мощные руки в фундаментальные бёдра. — А я, значит, уже не гожусь.

Я критически оглядел авантажную Медузу. А хорошо бы было напустить её на придворных...

Объявить, что это — будущая королева, прошу любить и жаловать, ха-ха-ха.

— Не сейчас, Лола. Тяжелую артиллерию я приберегаю на крайний случай.

— Ладно, как скажешь, — горгонида удалилась, печатая шаг. В мягких плетёных сандалиях это было проблематично, но у неё получилось.

— Ничего так прикид, — первым делом чмокнув меня в губы, заявила Ариэль. На этой неделе волосы её сияли цветом морской волны, и в их глубине даже проскакивали крошечные золотые рыбки... — Лилит постаралась?

Прижав к сердцу свою самую любимую девушку, я показал ей статью и коротенько обрисовал ситуацию.

— Ничего сложного, — закусила нижнюю губку русалка. — Я знаю парочку ребят из Гильдии Газетчиков. Сделают всё в лучшем виде.

— Но никаких лозунгов типа "Война — это плохо", — уточнил я. — Всё должно быть тонко.

— Конечно, любимый, — улыбнулась красавица. — Легко и непринуждённо запустим диалог о роли личности в истории. А потом укажем имя, фамилию и адрес этой самой личности... — она плотоядно улыбнулась и облизнула губы. — Как ты говоришь, его зовут?

— Господин Фаберже. Казначей и сборщик налогов в одном флаконе. Может, тебе на бумажке записать?

— Уж это имя я запомню, — сверкнула улыбкой Ариэль.

— Ну... Тогда я побежал?

Получив ещё один глубокий, доставший до самого сердца, поцелуй, я снова открыл портал. И вернулся в то же самое место.

А мне это начинает нравится...

— Здравия желаю, милорд!

— А? Что?..

— Разрешите отрапортовать. Гвардии капрал Пыпец к службе готов!

Я моргнул.

Чтобы обрисовать представшее моим глазам зрелище, понадобится мастерство художника.

Не слишком ошибусь, если предположу, что человеку передо мной лет было сто двадцать.

Одетый в потрёпанный, посеревший от времени, но любовно заштопанный и выглаженный мундир. Позолота почти осыпалась, оставляя некрасивые проплешины на погонах — впрочем, лысина с лихвой компенсировала недостаток блеска.

Также, как и сияющие непримиримым блеском глаза и начищенные сапоги... Точнее, сапог.

Тут надо пояснить, что стоял сей господин на одной ноге — штанина другой была аккуратно подвёрнута и зашпилена, а вместо неё землю попирал могучий костыль на кованой пятке.

— Э... Простите? — конструктивно высказался я.

— Капрал Пыпец, — повторил старикан. — Ветеран четырёх кампаний против Благора. Решил поучаствовать в пятой. Тряхнуть стариной. Поделиться опытом с зелёными новичками.

Я выпучился.

У него не было ноги. На правой руке, насколько я мог заметить, не хватало трёх пальцев. Левое ухо представляло собой некрупный огрызок.

— Вы хотите пойти... на войну? — тупо переспросил я.

— Хороший капрал в армии на вес золота, уж простите за каламбур, милорд. Так что мы с ребятами — орлы, ветераны Головного полка... Мы с ребятами подумали, и поняли: ну кто ещё, кроме нас? Кто научит новобранцев держать штык примкнутым и правильно заправлять портянки? Победа за нами, милорд, газета врать не будет. Но ведь подстраховаться не повредит? Вот вы, милорд, умеете правильно заправлять портянки?

— Нет, не умею.

Никогда я ещё не был таким искренним, таким честным. Аж самому страшно.

— Вот то-то же, — довольно осклабился старикан одной половиной лица. Вторая у его не двигалась — вероятно, мешал шрам, идущий от уголка глаза через щеку, и исчезающий под жестким воротничком.

— Это у вас что?.. — спросил я, указывая на шрам.

— Ранение, — бодро вытянулся во фрунт капрал. — От когтя среднего пальца передней лапы Сатанаха Огнекрылого. Палец я ему таки отрубил, за что и получил медаль, — он указал куцей рукой на крошечную звёздочку, приколотую к груди.

Приглядевшись, я вдруг понял, что таких звёздочек на выцветшей ткани целая галактика...

— И... Где вы хотите воевать? — спросил я, стараясь не показать этому милому старику своё невежество и полную свою растерянность.

— Предлагаю восстановить меня в прежнем звании капрала и отправить в родной Головной полк, — отрапортовал Пыпец. — Ну сами подумайте, милорд: последняя кампания была как раз четвёртая, в которой я и получил эту царапину, — он дотронулся до щеки. — А после неё ничего. Скучно, милорд. Аж зубы сводит. В полку одни новички, драконьей мочи не нюхавшие. Ну, и ребят моих, уж не побрезгуйте — на ключевые руководящие посты... Уж вы распорядитесь, милорд. А мы вам поможем.

— А вы в курсе, что у нас есть Оружие? — я потряс перед коричневым лицом деда газетой.

— Пхе, милорд, уж простите за фамильярность. Кто его видел, это оружие, а? Кто испытывал, кто пристреливал?.. А вдруг — осечка? Головной полк Великой Заковии — сам по себе оружие. А уж мы не подведём, сир. Так и знайте.

Дальше я смалодушничал. Наложил чары личины, и без помех и прений добрался до замка.

В глазах было темно, сердце глухо бухало где-то в пятках, а перед внутренним взором стояло лицо капрала Пыпеца.

Ну я им устрою военную кампанию.

— Боже мой, сир! — как только я снял чары личины и принял свой привычный облик, на меня налетел некто в розовом парике и таких же ботфортах. — А мы вас потеряли. Генерал Мортиферус объявил всеобщий траур, господин Фаберже пишет некролог, а граф Капканс подсчитывает смету на похороны.

— Э... — я оглядел нелепое существо с ног до головы. — Как тебя?

— Мажордом, — охотно откликнулся розовый парик. — Господин Помпадур, к вашим услугам, — он отвесил церемонный поклон. — Так я пойду, сир, обрадую всех... Они там, в Зале Приёмов.

— Спокуха, — я оскалился так, что мажордом отшатнулся. — Не надо никого радовать. Я сам.