Там, где папа ловил черепах

Давайте их поженим

Мы расширили галерею. У нас не стало балкона, зато галерея получилась даже больше, чем комната дяди Эмиля. Заодно застеклили и балкон тети Адели. И отделили ее новую галерейку от нашей найденной в сарае дверью.

Пришла Дарья Петровна:.

— Что туда-сюда стены передвигаете? Замуж нашей Адели нужно выходить. Будет хороший муж — дом новый построит. Правильно я говорю?

Дарья Петровна зря спрашивала. Она прекрасно знала, что всегда говорит правильно. Оказывается, еще в начале строительства галереи, прислушиваясь к нашим веселым голосам и смеху, ей захотелось сделать для нас что-нибудь более существенное, чем эти перестройки. И она решила: нужно выдать замуж Адель. В тот же миг начала действовать. Прежде всего разузнала все об Арчиле Давидовиче. Оказалось, что он вдовец, имеет двух иждивенок — старую мать и душевнобольную сестру. Кому он нужен с таким «приданым»? Правильно Адель делает, что не тащит его в загс. И, бегая по району со своим шприцем, Дарья Петровна не теряла времени: наводила справки об одиноких мужчинах, расхваливала невесту. Врала напропалую: Адель отличная хозяйка, все у нее в комнате блестит, после смерти законного мужа она на мужчин и не смотрела…

И вот удача — сразу два жениха. Один так себе, зато другой — не пьет, не курит, много зарабатывает. И без всяких иждивенцев. Только ростом не вышел. Ну и что? Бывает, мужчина ма-аленький, маленький, но такой, что ого-го! Дарья Петровна, раскрасневшаяся, довольная, ушла варить обед, а наша семья начала оживленно обсуждать ее предложение.

— Не выйдет она замуж, — сказала со вздохом тетя Тамара.

— Почему? — удивилась мама. — Теймураз Михайлович умер, чего ей теперь ждать?

Я ужаснулась:

— Мама, это правда?

— Правда. Но не говори об этом Люсе. Она еще маленькая, подрастет — узнает. Я вот что думаю, — обратилась она к взрослым, — Дарья Петровна права — Адель должна о себе подумать. Годы идут, красота уходит. А этот ее альфонс…

— Люди осуждают нас.

— И они правы. Надо что-то делать.

— А что делать?

— Ну хотя бы ты, Тамара, пошла бы и поговорила с ней. Мне уже тошно с ней об этом разговаривать. Надоело. Ты скажи: или пусть за этого маленького идет, или узаконит свою связь с Арчилом. А чего ждать?

Подумав и повздыхав, тетя Тамара пошла. Не знаю, как она там уговаривала, но возвратилась оттуда удрученная: невеста отказалась от замужества наотрез.

Вечером опять пришла Дарья Петровна:

— Ну как, решили?

— Она не хочет.

— Потому что маленький?

— Нет, вообще не хочет выходить замуж.

Дарья Петровна возмутилась:

— Я ей первосортного жениха сватаю, и она еще кривляется. Да ему девушку, невинную девушку предлагают! Пусть Адель спасибо скажет, что он на ее троих детей не посмотрел! Это потому, что я зубы заговорила: мол, один ребенок у богатой сестры, профессорши, в Харькове, другая в Москву уехала — замуж вышла, а третья — красавица. Подрастет — выхватят замуж да еще приданое дадут. Жених знаете что ответил? Я, говорит, заприметил Адель на улице, она, говорит, красивая женщина. Он ее хочет! Так давайте поскорей, пока не одумался.

— Он ма-аленький.

— Ну и что? На голову ниже ее. Только на голову. Не на две же!

Мама и тетя весело рассмеялись.

— Что смеетесь? Что смешного? Ну, если Адель такая дура и выгоды своей не видит, пусть хоть за своего длинного выходит. Люди про Адель такое говорят — слушать стыдно. А что, и правда: все вокруг загсированы, все, одна она не желает идти в загс. Где это видано?

Помолчали.

— Наверно, он не хочет, — она лукаво поглядела на нас, — он не хочет. Ну-у, тогда… Нужно его заставить!

— Но как?

— Хи!.. Напоить до потери пульса и отвезти в загс. Да если хотите знать, так я своего Бочию на себе оженила.

— Адель говорила, что Арчил не пьет.

— Ну тогда… Поймать где-нибудь и пригрозить: не женишься, смерть тебе!

Опять посмеялись, но на следующий день дядя Эмиль врезал в дверь новый замок, а когда тетя Адель попросила ключ, он не дал, и началась ссора. В одном конце галереи, у своей двери, стояла тетя Адель, у входных дверей плечом к плечу — мама, дядя и тетя Тамара. Мы, дети, смотрели из дядиной комнаты, стоя в открытых дверях. Попытались было остановить взрослых, но куда там: они требовали, чтобы тетя Адель загсировалась. Она отказывалась, стараясь доказать, что это ей теперь ни к чему. Ей хорошо с маленькой дочкой, которая ничего от нее не требует и не угнетает ее, ей не нужны новые заботы и мученья.

— Ты облепилась и разбаловалась, — сказала мама, — а будет муж, и начнешь жить как все. Конечно, надо нести какие-то обязанности, а как ты думала?

— Я не желаю их нести, я боюсь замужества и больше не хочу!

— Замужество — крест, и его нужно нести всю жизнь, — сказала тетя Тамара.

— Вот и несите.

Тогда дядя произнес незнакомое мне, но, наверно, очень бранное слово, и тетя так и подскочила:

— Сами вы такие!

И все опять закричали наперебой, но тетя Адель перекричала всех, и тут я узнала, что за моей мамой какой-то Ефрем увивался и она совершала с ним велосипедные прогулки по Трикратам. А за тетей Тамарой, оказывается, ходил по пятам черкес в Майкопе. И пока дорогой супруг оперировал в военном госпитале, она с этим черкесом часами на крылечке смеялась. И дядя Эмиль из-за какой-то женщины с ее мужем стрелялся, портрет этой женщины до сих пор в семейном альбоме лежит. И мой папа, вот никогда бы не подумала, мой папа расстался с какой-то Кити.

Ссора окончилась сразу. Скрылись в своих комнатах, поужинали. Дядя сел с балалайкой в качалку, тетя Тамара, убрав посуду со стола, достала семейный альбом в кожаном тисненом переплете. Расстегнула медную застежку, полистала в задумчивости картонные страницы и, подумав немного, показала мне и Люсе фотографию важной немолодой дамы в шляпе со страусовыми перьями.

— Эмиль из-за нее стрелялся, — сказала с грустью, — это было еще до нашей свадьбы, в Петербурге.