Там, где папа ловил черепах

Поворотный круг

Я сидела у окна галереи и решала примеры. Во дворе легонько колыхалось под дуновеньями ветра белье. Падали с туты крупные желтые листья. Белка со своими недавно родившимися щенятами жмурилась под лестницей в полосе заходящего солнца. Был такой ласковый, тихий вечер, а на душе радость — примеры получаются. Клим вчера объяснил мне после уроков, как их решать. Что скажет завтра наша математичка? Наверно, не поверит, что задание сделала я сама.

Во двор вошла Тоня. Увидела меня в окне, сказала:

— Всех, кто дома, зови во двор, война началась.

— С кем, тетя Тоня?

— С Финляндией!

Через минуту под тутой собрались все. Как же так? Почему? Зачем? Жизнь уже стала налаживаться, люди живут-радуются, и вдруг война. Кто-то кого-то убивает… Из-за чего?

Тоня разъяснила, почему началась эта война. Наша страна предлагала раньше Финляндии обмен территориями. Мы хотели отодвинуть государственную границу на несколько десятков километров от Ленинграда и давали взамен этой территории вдвое большую территорию в Карелии. А финны не захотели обмениваться, устраивали на границе провокации. Они воображают, что легко отвоюют у нас Ленинград.

— Мы их разобьем в три дня, — сказал дядя Платой.

— Конечно! — подхватили все. — Такая маленькая Финляндия, а все-таки старается ослабить нас! Вместо того чтобы дружить с нами, пошла на поводу у своих буржуев.

— Капиталисты, ненавидят они нас!

Побежали к Барабулиным. Дядя Петя уже знал о войне. Стали думать-гадать, какой она будет, когда окончится.

— Мы их победим, — сказал дядя Петя, — у нас же мощь, как ударим!.. Только жертвы будут. Сколько будет искалеченных, изувеченных, и это же непоправимо. Как люди этого не понимают?

В школе был сбор дружины, и потом, построившись в колонну, пошли в Надзаладеви на митинг. Там уже соорудили трибуну, люди поднимались на нее и давали обещания работать еще лучше, чтобы Родина стала еще сильнее.

На трибуну поднялась наша старшая пионервожатая. От волнения, которое мгновенно передалось нам, она не сразу подобрала нужные слова:

— Товарищи!.. Наша 68-я школа… Мы, ваши дети, пионеры и комсомольцы, тоже хотим помочь стране!.. Мы тоже полны решимости бороться! Дайте нам дело, и мы с честью выполним его!

Беленькая, в очках, с глуховатым голосом, созданным лишь для задушевных бесед, она при всем своем желании не производила впечатления бойца. И это тем более подействовало на слушателей. Я видела, как некоторые пожилые рабочие прослезились. Зашумели, замахали руками:

— Учитесь получше — вот ваша помощь!

— Правильно! Мы в свое время недоучками остались, так хоть вы…

— Нет, мы хотим работать для победы! — неожиданно твердо проговорила наша любимая товарищ Рая.

Тогда все дружно зааплодировали и стали приглашать нас на субботник в депо. Конечно же мы приняли приглашение. На нас с любовью и уважением глядели сотни глаз, и я почувствовала единение со всеми этими честными людьми и почему-то испугалась: а смогу ли оправдать их доверие? Мне захотелось совершить что-то такое необыкновенное, чтобы доказать им, как я их всех люблю.

Не могла дождаться следующего утра. Накануне выстирали с Люсей свои сатиновые платьица, пришили белые воротнички. Огорчил Алешка:

— Чего я не видал на субботнике?

— Знаешь, как там весело бывает? Все придут, будем помогать рабочим, будем петь, танцевать. Пошли!

— Да ну-у, была охота. Что я — ишак?

Я не могла понять его и загрустила. Почему он так пренебрежительно относится к работающим людям? Когда в Мухатгверды организовывались субботники, это были настоящие праздники, не сравнимые ни с какими другими. Я была уверена, что и в депо так будет, а он…

Настал день, учащиеся нашей школы собрались в Надзаладеви, построились в колонну и зашагали с песней в депо. Оно было рядом, за забором. Там уже шла работа: сажали деревья, наводили порядок на участках. Мы сразу включились: мальчики стали выволакивать с территории металлолом и грузить его на подводы, девочки взялись за грабли и веники.

Повсюду я видела знакомые лица и только успевала здороваться: дядя Резо, дядя Ило, другие соседи… Два гармониста в разных концах энергично наигрывали модные мотивы. Бил в бубен парень из клуба, неотступно тянула боевую мелодию зурна.

Когда объявили перерыв, все сели закусывать. Через несколько минут кто-то уже запел песню, подхватили, образовалось несколько кружков, в середине которых начались танцы. Люди веселились от души. Здесь почти все были давно знакомы, острили и разыгрывали друг друга под общин безудержный смех.

Нам было лестно, что мы, школьники, с ними как бы на равных. Подошел дядя Резо, стал расспрашивать, кто какую профессию себе выбрал. Мальчики почти все хотели стать летчиками.

— А водить электровоз никто не хочет? Эй, дети железнодорожников!

— Это легко-о-о…

— Легко? — дядя Резо удивился. — А что вы знаете об электровозе? «Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны»[61]. Хотите посмотреть, что там, внутри электровоза?

— Конечно, хотим!

Мы по очереди взбирались по лесенке и разглядывали устройства и рычаги. Дядя Резо объяснял, как работает электровоз, отвечал на вопросы. Потом повел всех к поворотному кругу:

— Для чего это огромное приспособление, знаете?

Кое-кто знал, а большинство понятия не имело.

— На нем паровозы поворачивают и направляют на другие пути. Он в историю нашей борьбы вошел. Про революцию 1905 года учили?

— Да.

— Так вот, в декабре 1905 года к нам сюда ворвались полицейские. Хотели, чтобы мы прекратили забастовку. Я тогда такой, как вы, был: но в школу уже не ходил — два класса кончил и смазчиком работал в депо. Когда порвались полицейские, мы вот тут стояли стеной, — дядя Резо показал место. — Они поняли, что нас не сдвинуть, и схватили Якова Галустова — он с краю стоял. Они потащили его в депо, чтоб, значит, начал работать. Яков сначала сопротивлялся, а потом пошел, взобрался на паровоз, открыл кран, разжег топку. Мы глазам не верили: неужели предаст? Он же член забастовочного комитета! Полицейские обрадовались: «Вот какая липовая у вас „сплотка“!» Закурили, хвалили Галустова, пообещали выхлопотать для него наградные, а он как-то загадочно поглядывал на нас и делал свое дело. Взялся за ручку реверса, паровоз двинулся к поворотному кругу, въехал на него, медленно подошел к середине, круг начал поворачиваться, еще немного, и паровоз пойдет на другие пути! Это значит — начнется работа! Мы не выдержали, бросились к паровозу, а полицейские на нас и давай прикладами бить по спинам, по голове! В это время паровоз загудел и… начал заваливаться на бок поперек этого поворотного крута. Все рабочие закричали: «Ура! Молодец, Галустов! Да здравствует революция! Долой самодержавие!» И запели «Марсельезу». Полицейские стреляли по завалившемуся паровозу, но Якова там уже не было: выскочил и скрылся в толпе.

— Не смогли арестовать?

— Куда там. Найти его среди нас было так же трудно, как иголку в сене.

— А потом что было?

— Холуи деповские три дня паровоз поднимали. Ну, а после войска пришли в Нахаловку и еще долго усмиряли народ.

Мы осматривали поворотный круг. Какой он обыкновенный, весь в мазуте…

— Всё тут, в нашем районе, обыкновенное и незаметное, — сказал дядя Резо, — потому и не ожидали царские власти, что тут самое сердце революции биться будет.

После этого субботника ребята нашего класса стали чаще заходить в пионерскую комнату. То, что мы приобщились к труду, наполняло нас гордостью: мы большие, и мы нужны. В пионерской узнавали текущие новости, говорили о Чкалове, о новеньких автомобилях «КИМ», которые стали курсировать по городу и восхищали всех мальчиков. Но больше всего разговоров было о войне. На фронте всю зиму было затишье. А что за затишье? Почему затишье? Чего же наши не разбивают финнов? Да, мы знали о линии Маннергейма, конечно, это мощные укрепления в земле, но наша армия сильная!

В трамваях, на базаре, у калиток и в домах велись одни и те же разговоры — что за затишье? Появилась статья в газете: «Наше командование не хочет лишних жертв на финском фронте и потому решило воевать так, чтобы поменьше было потерь в живой силе и технике».

— Правильно, правильно, — слышалось повсюду, — Молодцы наши! Ведь люди дороже всего!.