Там, где папа ловил черепах

Открытие

Перед Ноябрьскими праздниками у меня заболело горло. Могла бы, конечно, пойти в школу, но подумала: «Мама ведь сама сказала: „Полощи содой с солью, но если часам к двенадцати горло не пройдет, останься дома“». Вот я и осталась. Тем более что последний день четверти.

В ударницы я не вышла. И несбывшиеся надежды несколько охладили желание посещать школу. Классная руководительница разъяснила: «Если бы ты, Ирина, продолжала заниматься систематически…» Я это понимала и все же была немного обижена и разочарована: ведь в первой половине четверти отвечала учителям так, что нахвалиться не могли. Почему же не оценили «подвигов»?

Когда Алешка и Надя вернулись из школы, мы с Любой играли в салки. Алешка учился в пятом параллельном, охота к учебе у него начисто отсутствовала, и потому его крик издали «Дура, Ирка, зачем в школу не пошла» крайне удивил.

Оказалось, что третьего урока в обоих пятых классах не было, классы соединили, пришла учительница географии и, не зная, чем занять детей, рассказала предысторию написания «Острова сокровищ».

— Остров сокровищ — это остров Рум в Гвинейском заливе, — сказала Надя. — Сам Стивенсон написал об этом в книге. А слышала песню? — И Надя пропела басом: — «Пятнадцать человек на сундук Мертвеца, йо-хо-хо, и бутылка рому!..»

— Что за песня? Учительница прямо так и спела ее?

— Ага. Знаешь, как интересно было! Она про великие открытия рассказывала и про пиратов, они в XVII веке разбойничали около Больших Антильских островов.

— Это пиратская песня, — добавил Алешка, — А сколько кладов они зарывали на островах!

— Вот бы найти клад!

— Где ты его найдешь?

Стало как-то скучно. Захотелось романтики. А какая тут, у нас во дворе, романтика? Все чердаки мы давно обследовали, подвалы тоже.

На дорожке сада показалась кошка. Такую лохматую мы никогда не видели. Алешка стал подкрадываться к ней. Она заметалась и — к дереву. Он преградил ей путь, тогда она помчалась вдоль стены, нырнула в вентиляционное отверстие и исчезла. Словно провалилась.

— Под флигелем подвал?

— А это мы сейчас узнаем. — Алеша забросил камушек в это отверстие.

Замерли. Камень не звякнул.

— Там дна нет.

— Как нет?

— А почему камень не звякнул?

— Давайте зажжем бумагу и бросим внутрь!

Мигом принесли спички, газету, скрутили ее жгутом, подожгли и протолкнули в отверстие. Зажженный жгут сразу упал куда-то. Еще принесли газету, и опять тот же результат. Тогда стали бросать в отверстие зажженные спички. Когда кончились спички, Алешка сказал:

— Там подвал без окон, без дверей.

— Откуда знаешь?

— Если огонь гаснет, значит, кислорода не хватает.

— Надо рыть ход под флигель.

— Ярошенчиха сразу увидит, да и люди всегда во дворе.

— А если влезть под галерею флигеля и делать подкоп оттуда?

— Молодец, хорошо придумала!

Под галерею флигеля мы тоже раньше лазили. И не раз. Но кто мог тогда подумать, что за толстой стеной под комнатой Ярошенчихи какое-то никому не известное помещение?

— Начнем подкоп?

— Да!

Разбежались, принесли из сараев лом, лопату, молоток.

— Люська, на пост! Когда кто-нибудь выйдет во двор, запоешь: «Здравствуй, моя Мурка». Если нет никого: «Легко на сердце от песни веселой». Поняла?

— Да.

— Отряд, за мной!

Почерневшие от сырости доски цоколя едва держались на заржавленных гвоздях. Отодрали две доски, заползли под галерею флигеля и начали расковыривать стену фундамента. А Люся орет на заборе то одну, то другую песню. Сначала слушались ее сигналов, потом осмелели. Потому что над головой у нас радио играло, и Ярошенчиха, стараясь перекричать его, бойко разговаривала со своей приятельницей — богомолкой Ксенией. Советскую власть ругали. При царе, мол, благолепие было, а теперь кругом все фулиганы. И бесстыдницы. Юбки носють — тьфу! Страм. Ягодицы так и ходють, так и ходють…

Люся заползла под галерею.

— Ты чего? А пост?

— Да-а-а, вам хорошо, а я на заборе.

— Ты же певица!

— Сами пойте, я уже охрипла.

Решили продолжать без постового, тем более что Ярошенчиха с радио состязается. Не может догадаться, что его можно просто-напросто выключить.

Расковыряли стену быстро. Удивлялись: как раньше дома строили? Между камнями простая земля. Или это глина так высохла? Но зато стена толстая. Обкопали и выковыряли один большой камень, а за ним другой лежит. Другой обкопали, а он и не шатается.

Трудились мы до самой темноты.

На другой день — седьмое ноября. Коля, отец Алеши и Лени, тетя Адель, Дарья Петровна и Тоня ушли на демонстрацию, но остальные крутились весь день во дворе, и нам не удалось продолжить работу. Вечером Алешка шепнул:

— Завтра пораньше встанем и…

И как назло, утром опять нам помешали: только мы собрались в саду, во двор вошли с важным видом какие-то люди. Спросили домохозяина. Люся позвала дядю Эмиля.

— Я инспектор, — сказал одни из вошедших. — Почему у вас двор такой неопрятный? Что это за кухни у флигеля? Что тут: базар, мазар или что?

— А вот так, — злорадно подхватил дядя. — А я, между прочим, предупреждал, что нас могут оштрафовать, и, несмотря на это, каждая квартирантка делает все, что ей заблагорассудится.

— И кирпичи валяются.

— А что я говорил? — повернулся к нам дядя. — Приносят с улицы кирпичи — это у них футбольные ворота, а в результате…

Услыхав голоса во дворе, быстро вышла из своей галереи Дарья Петровна:

— Правильно говорит домохозяин, правильно! А в чем дело?

— Почему вы устроили около галереи кухню? — спросил инспектор.

— Я?

— Да, вы.

— А… Это не я.

— А кто же?

— Она, — указала на Ярошенчиху.

— Я? — ударила себя в грудь Ярошенчиха, — По-бой-тесь бо-га, бог все ви-дит!

— Ну хватит, — сказал инспектор. — Если все вы в трехдневный срок не уберете эти кастрюльки-мастрюльки, райсовет оштрафует домохозяина.

— А я при чем? — вспыхнул дядя. — Я врач, а не дворник!

— Постой, Эмиль, не горячись, — сказал папа. Он тоже вышел во двор. — Это общее дело: Тбилиси соревнуется с другими городами.

— Вам известно о соревновании? — спросил инспектор у женщин.

— Нет.

— Гости к нам приехали, — просиял инспектор. — Гости из других республик. А если захотят посмотреть наш район? Представляете, какой позор будет?

— Не придут они сюда.

— На это надеетесь?

— Конечно. Что тут смотреть?

— Хватит. Будете поднимать гай-гуй, всех оштрафуем.

Комиссия пошла в следующий двор, а наши женщины начали разбираться, кто первый устроил у своего порога кухню. Хватило на полдня. Только после обеда наступило во дворе затишье, мы залезли под галерею. Стучали киркой без страха — радио над нами передавало концерт.

— А что я вспомнила! — прошептала Надя.

— Что?

— А помните, бабка Фрося про племянника Ярошенчихи рассказывала? Он вором-рецидивистом был. Помните, она говорила, что вор, когда убегал, бросил золото в колодец? Так вот тот клад не в колодце засыпанном, а под комнатой Ярошенчихи! Потому туда и ход замурован!

Мы ахнули: а ведь правда. Как это мы сами раньше не догадались? Работа пошла еще быстрее. Терпенья не хватало ждать, пока увидим, что там, в подвале. Наконец удалось пробить небольшую дырочку в степе. Стали в нее заглядывать.

— Там какой-то свет!

— Ой!

— Откуда он?

— Да это же из кошачьего отверстия!

— А, правильно.

Надя смотрела в дырочку дольше всех и прошептала в страхе:

— Там кто-то дышит.

— Дышит?

— Не смейтесь. Я читала. Остались еще кое-где на земле допотопные чудовища. Может, одно такое живет там, и живет, и живет…

В тот же миг Люба и Вера бросились на четвереньках к лазу, остальные за ними, вывалились друг за дружкой в сад, выломав при. этом еще две доски из цоколя.

— Дураки, — встав и отряхнувшись, сказал Алешка.

Отдышались. Ленька есть захотел, пошел домой, Надя, Люба и Вера тоже почувствовали голод. Ушла и Люся.

— Неужели и ты боишься? — спросил Алешка.

Игры с тетей Аделью в смелость отучили меня от страха перед темнотой. Ведь потом мы куда только не лазили! Мы бегали с Белкой по горам до самых Соленых озер, где не было ни души, залезали в широченные отводные трубы, проложенные в оврагах, и ползали по ним из конца в конец. И повсюду «уроки» тети Адели служили нам верную службу: не было у нас страха перед сверхъестественным. Остерегались мальчишек, цепных собак, стада коров, сторожей. У них были ружья с патронами, начиненными бертолетовой солью, и хоть мы ни разу не видели человека, который бы пострадал от этого, обходили этих сторожей за версту.

— Пошли копать, — сказал Алешка. — Пока налопаются, последний камень выворотим.

Он первый полез под галерею, я за ним. Орудуя зубилом и ломиком, быстро расшатали и вытащили последний камень. Отволокли в сторону. Перед нами зиял узкий ход в подвал.

Алешка знал: ему лезть первому. Молча зажег спичку. Со двора, как из далекой дали, донесся голос бабки Фроси:

— Алешка, паразит, а ну быстро домой! Вот погоди, отец придет!..

В это время Алешка осторожно протискивался между острыми краями камней. Спичка в протянутой вперед руке потухла от какого-то затхлого, неизвестно откуда Дунувшего ветерка. Алешка испугался. Дернулся назад и застрял плечами. В этот момент я услышала какой-то шум, оглянулась — из сада глядел в темноту подполья дядя Эмиль.

— Скорей лезь, быстро! — приказала Алешке. — Ленька нас выдал!

Я ткнулась в ноги Алешке, он рванулся вперед и повис по пояс над серой мглой. Я опять надавила на пятки. Он свалился куда-то вниз, не успев вскрикнуть, ударился арбузообразной головой о землю. Я проскользнула вслед за ним, упала, он помог встать, присели, замерли.

А в саду уже стоял говор. Голоса доносились до нас приглушенно и потому казались не страшными.

— Алешка, вылезем?

— Да ты что? С таким трудом пробились сюда…

— И теперь все равно попадет, правда?

— Конечно. Давай скорей подвал осмотрим. Где тут клад? — он зажег спичку.

— Они спички зажигают, спички! — заорал в саду Ленька, и сейчас же к его голосу присоединился вопль Ярошенчихи:

— Батюшки! Они мою квартиру спалят!

— Мы вас не накажем! — пообещал в кошачье отверстие дядя Эмиль. Чтобы сделать это, ему опять пришлось лечь на землю. — Вылезайте сию минуту!

— Дядя Эмиль, подождите, — крикнула я. — Нельзя же, чтобы богатства просто так в земле лежали! Мы вам тоже дадим золото!

— Не зажигайте спички — будет пожар! — крикнул дядя Платон.

О, значит, весь двор на ногах.

— Я сейчас электрический фонарик принесу, я для школы купил! — услыхали мы удаляющийся голос папы.

Через две минуты новенький электрический фонарик упал к нашим ногам. Он работал отлично. Мы осмотрелись. Это была четырехугольная, хорошо вытоптанная комнатка. Вдоль степ приступки шириной в ладонь. Земляной пол тщательно выметен. На земле под кошачьим отверстием ворох обгоревших газет. Откуда они? Ах да! Мы их сами сюда набросали. На приступке у противоположной стены Алеша заметил старинный коробок со спичками. Такие сейчас не выпускают.

— А смотри! — я подняла с пола коробку. В ней были патроны.

— А на полу их сколько, Ирка!

— Алеша, газета!

У самой стены в углу лежал обрывок отпечатанного на типографском станке листка. Мы осветили его фонариком, расправили и прочли на самом верху: «Кавказский союз Российской соц. — дем. рабочей партии».

— Ирка!

— Здесь прятались революционеры!

— Да!

— Вылезайте немедленно! — крикнул в кошачье отверстие дядя Эмиль.

Мы, не помня себя от счастья, закричали:

— Здесь были революционеры!

— Что, что? — не поняли в саду.

— Революционеры!

Дядя Эмиль совсем вышел из себя:

— Вылезайте, а то я вам в таких революционеров поиграю!

— Он глухой, — сказала я.

Алешка засмеялся, крикнул:

— Сейчас!

Но конечно же он после прихода отца не чувствовал бы себя так уверенно, если бы не замечательные находки.

Осмотрели потолок. В углу у задней стены белели три новые доски. Сейчас в комнате Ярошенчихи над тем местом стенная печь. Значит, тайный ход был под печью, а может, печку в те времена еще и не сложили.

В подвале ничего больше не было, да мы и не искали: где прятались революционеры, ни о каком золоте не может быть и речи. Одно другое исключает, это мы знали твердо и потому решили выбираться.

Я первой вылезла под галерею, за мной Алешка. Он опять застрял плечами между камней, а Белка тут как тут: воспользовалась редким случаем и, радостно повизгивая, старательно облизала ему все лицо. Он смеялся и. плевался, я, оттаскивая ее, задыхалась от хохота, а в саду вообразили, что мы над ними издеваемся.

Наверно, нас хотели разорвать на части. Мы выползли и встали на ноги. Они к нам с кулаками, а мы им патроны, листовку, спички:

— Вот.

Дядя Эмиль схватил спички, дядя Платон — патроны, папа — листовку. Начал читать, глаза вспыхнули:

— Товарищи, это листовка!

— А?!

— Да, да, послушайте!

Про нас забыли. Стояли и молча торжественно переглядывались.

— В каком же году это было?

— Да, правда, в каком году?

— Перед первой русской революцией?

— А может, перед Октябрьской?

И все начали старательно припоминать, кто из прежних здешних жителей мог быть тем революционером.

Мы с Алешкой чувствовали себя так, будто мы сами революционеры. Притихший Ленька подошел с каким-то вопросом, но мы на него даже не взглянули. Интересно, как раньше поступали революционеры с подобными предателями?

Коля подошел и крепко пожал нам руки.

— Так или иначе, дорогие, — обратился ко всем папа, — а эти находки мы несем в музей.

— Конечно, конечно.

На другой день я, папа и Алешка пошли в музей. Мы волновались, но там нас немножко расхолодили. Им хотелось, чтобы было найдено что-либо посущественней.

И все же Они пообещали прислать комиссию и фотографа. Вернулись на Лоткинскую.

— Товарищи! Нужно подготовиться к встрече комиссии и фотографа!

— Придут?

— Конечно.

— Когда?

— Скоро.

— А вдруг тут захотят открыть музей?