Рано утром Тарзан проснулся с мыслью об удивительной рукописи, спрятанной в его колчане. Торопливо достал он ее, надеясь, что сможет прочесть то, что написала прекрасная белая девушка.
При первом взгляде, брошенном на рукопись, он испытал величайшее разочарование. Никогда раньше не желал он чего-нибудь так страстно, как желал теперь прочесть послание золотоволосой богини, которая так внезапно вторглась в его жизнь. Что из того, что это послание не предназначается ему? В любом случае, оно было выражением ее мыслей, и этого вполне достаточно для Тарзана. И вдруг быть обманутым странными неуклюжими знаками! Ведь они даже наклон имели противоположный тому, что он наблюдал в печатных книгах и в самых трудных рукописях! Самые маленькие букашки непонятной черной книжки были ему более дружественны, хотя сочетания их ничего не говорили ему; эти же были и новы, и неведомы.
Минут двадцать пристально изучал он их. И вдруг они стали принимать знакомые, хотя и искаженные образы. Ах, это были его старые друзья, но жестоко искалеченные! И вот он начал разбирать одно слово здесь, одно слово там. Сердце у него прыгало от радости. Он может читать! Он прочтет!
Еще полчаса — и он быстро подвинулся вперед, хотя то в одном, то в другом месте встречались совсем непонятные слова. Тарзан увидел, что сможет разобрать письмо.
Вот то, что он прочел:
«Западный берег Африки, около 10° южной широты (так говорит мистер Клейтон). 3-го (?) февраля 18** г.
Дорогая моя Элоиза! Быть может, и напрасно пишу вам, так как письмо мое, по всей вероятности, не попадет в ваши руки, но я просто должна рассказать кому-нибудь о наших ужасных испытаниях с тех самых пор, как мы отплыли из Европы на злосчастном «Арроу».
Если мы никогда не вернемся в цивилизованный мир, что теперь кажется более чем вероятным, это письмо явится, по крайней мере, кратким протоколом тех событий, который поведает о нашей судьбе, каковой бы она ни оказалась.
Вам известно, что мы предполагали отправиться в научную экспедицию в Конго. Мы полагали, что папа намеревается доказать существование какой-то неслыханно древней цивилизации, остатки которой затеряны где-то в долине Конго. Но\ когда мы вышли в море, истина раскрылась.
Оказывается, что какая-то старая книжная крыса, владеющая в Балтиморе магазином книг и редкостей, нашла между страницами старинной испанской рукописи письмо 1550 года. В нем подробно рассказывалось о приключениях взбунтовавшегося экипажа испанского галеона, шедшего в Южную Америку с большим грузом «дублонов» и «монет в восемь», — я, может быть, ошибаюсь, потому что эти названия действительно звучат как-то по-пиратски и немного волшебно.
Автор письма был один из матросов галеона, и адресовал он его своему родному сыну. А тот был хозяином торгового судна.
Много лет прошло со времени изложенных в письме событий, старик стал уважаемым гражданином маленького испанского городка. Но любовь к золоту была в нем еще так сильна, что он рискнул всем, чтобы ознакомить сына со способами достижения баснословного богатства.
Письмо повествует о толь, как неделю спустя после отплытия из Испании, экипаж взбунтовался и перебил офицеров и всех тех, кто сопротивлялся им. Этой бессмысленной жестокостью они расстроили и свои собственные планы: у них не осталось никого, кто бы мог вести судно в открытом море.
Их носило, как щепку, в продолжении двух месяцев, пока, наконец, больные, умирающие от цинги, жажды и голода, они не были выброшены на маленький островок. Галеон разбился вдребезги, но выжившим — их было всего десять — удалось спасти один из сундуков с золотом.
Они зарыли его на острове и три года жили там в постоянной надежде на спасение.
Из обломков галеона ими была сколочена лодка, но, не имея представления о местоположении острова, они не решались пуститься в открытое море.
Один за другим они болели и умирали, пока, наконец, в живых остался только автор письма.
Страшное одиночество стало до того угнетать его душу, что он предпочел опасность смерти в открытом море сумасшествию на пустынном острове. После почти года полного одиночества он поднял парус на своей маленькой лодке.
К счастью, он поплыл на север и через неделю попал в район рейсов испанских торговых судов, плававших между Вест-Индией и Испанией. Его подобрал корабль, возвращавшийся на родину.
Он рассказал обычную историю о кораблекрушении, в котором все, за немногими исключениями, погибли, а оставшиеся в живых добрались до острова и умерли. Он не упомянул ни о мятеже, ни о зарытом сундуке с кладом.
Хозяин торгового судна уверил его, что, судя по месту, где его подобрали, и дувшим за последнюю неделю ветрам, место их кораблекрушения могло быть лишь на одном из островов группы Зеленого Мыса, расположенных у западного берега Африки около 16 или 17° северной широты.
Это письмо подробнейшим образом описывает и сам остров, и место, где зарыт клад. К письму он прилагает маленькую старую карту, самую грубую и забавную, какую я когда-либо видела, все деревья и скалы помечены на ней нацарапанными Х-ми для указания точного места, где зарыто сокровище.
Когда папа объяснил мне истинную цель нашей экспедиции, сердце мое так и упало, потому что я хорошо знала, каким непрактичным мечтателем был всегда мой милый отец. Я боялась, что его опять обманули, в особенности, когда узнала, что он заплатил тысячу долларов за письмо и карту.
А тут еще выяснилось, что он, кроме того, занял целых десять тысяч долларов у Роберта Канлера и дал ему вексель на эту сумму.
Канлер не потребовал обеспечения, и вы знаете, дорогая, что грозит мне в том случае, если папа не заплатит по векселю. О, как я ненавижу этого человека!
Мы все же старались смотреть бодро на вещи и не впадать в отчаяние, но мистер Филандер и мистер Клейтон, — последний присоединился к нам в Лондоне просто из жажды приключений, — так же скептически отнеслись к делу, как и я.
Но мы нашли остров и нашли клад: большой обитый железом дубовый сундук, завернутый в несколько слоев промасленной парусины, такой же крепкий и плотный, каким его зарыли почти четыреста лет тому назад.
Он был доверху набит золотыми монетами ц такой тяжелый, что четыре матроса еле несли его.
Злосчастный клад этот, по-видимому, не приносит ничего, кроме несчастий тем, кто имеет с ним дело, потому что три дня спустя, у островов Зеленого Мыса, наш экипаж тоже взбунтовался и перебил своих офицеров.
О, это было самое тяжелое испытание, которое можно себе вообразить, — я даже не в силах писать об этом.
Они собирались убить и нас, но их главарь, по имени Кинг, не допустил этого. Они поплыли на юг вдоль берега до пустынного места, где нашли хорошую бухту, и здесь сошли на берег и высадили нас.
Сегодня они отплыли, увезя с собой клад, но мистер Клейтон говорит, что их тоже ждет участь, постигшая бунтовщиков старого галеона, потому что Кинг, единственный человек на корабле, имевший понятие о навигации, был убит на берегу одним из матросов в тот день, когда нас высадили.
Хотелось бы мне, чтобы вы познакомились с мистером Клейтоном, он — милейший человек и, если я не ошибаюсь, очень сильно влюбился в вашу несчастную подругу.
Мистер Клейтон — единственный сын лорда Грэйстока и в будущем наследует титул и поместья. К тому же он и лично обладает большим состоянием. Но тот факт, что он будет английским лордом, меня очень печалит — вы знаете мое отношение к американским девушкам, выходящим замуж за титулованных иностранцев. Ах, если б он был простым американским джентльменом!
Правда, бедняга в этом не виноват! И во всем остальном, кроме происхождения, он может лишь делать честь моей милой дорогой родине — а это самый лестный отзыв, какой я могу дать о ком бы то ни было.
Мы испытали множество изумительных приключений с тех пор, как высадились здесь. Папа и мистер Филандер заблудились в джунглях, и за ними охотился настоящий лев.
Мистер Клейтон тоже заблудился, и дважды на него нападали дикие звери. Эсмеральда и я — мы были осаждены в старой хижине очень страшной людоедкой-львицей. О, это было просто «одна ужасть», как сказала Эсмеральда.
Но самое странное из всех происшествий — это изумительное существо, которое нас всегда спасало. Я его не видела, но папа и мистер Филандер видели и говорят, что он — богоподобный белый человек, загоревший до темно-коричневого цвета. Обладает он силой дикого слона, подвижностью обезьяны и храбростью льва.
Он не говорит по-английски и исчезает так быстро и таинственно после того, как совершит какой-нибудь доблестный поступок, словно он бесплотный дух.
У нас есть еще один таинственный сосед. Он прекрасно написал печатными буквами записку по-английски и прибил ее к двери своей хижины, которую мы заняли, предостерегая нас, чтобы мы не портили его вещей, и подписался: «Тарзан, из племени обезьян».
Его мы еще не видели, хотя думаем, что он где-нибудь поблизости, так как, когда один из матросов собрался выстрелить мистеру Клейтону в спину, то получил копье в плечо от чьей-то незримой руки в джунглях.
Матросы оставили нам очень мало провианта, и мы, имея лишь всего один револьвер с тремя патронами к нему, не знаем, как будем добывать себе пищу, хотя мистер Филандер и говорит, что мы сможем просуществовать до бесконечности на диких плодах и орехах, которыми изобилуют джунгли.
А теперь я очень устала, и потому пойду спать в свою забавную постель из трав, собранных для меня мистером, Клейтоном. Время от времени я буду приписывать к этому письму, что с нами случится.
Тарзан долго сидел, погруженный в мрачную задумчивость. В письме было столько новых и удивительных вещей, что голова шла кругом, когда он пытался во все вникнуть.
Итак, они не знают, что он-то и есть Тарзан, из племени обезьян! Он им скажет.
На своем дереве он соорудил для защиты от дождя грубый навес из листьев и сучьев, под которым спрятал немногие сокровища, унесенные им из хижины. Между ними было несколько карандашей. Тарзан взял один из них и под подписью Джен Портер написал:
«Я Тарзан, из племени обезьян».
Он подумал, что этого будет вполне достаточно. Немного погодя, он отнесет письмо в хижину.
«Что касается пищи, — подумал Тарзан, — им нечего беспокоиться, об этом я позабочусь». Так он и сделал.
На следующее утро Джен Портер нашла пропавшее письмо на том самом месте, откуда оно исчезло две ночи тому назад. Она была изумлена, но когда увидела печатные буквы под своей подписью, холодная влажная дрожь пробежала по ее спине. Джен показала письмо или, вернее, приписку к нему Клейтону.
— Подумать только, — сказала она, — что это странное существо, по-видимому, следило за мной, когда я писала. О! Я содрогаюсь при одной лишь мысли об этом!
— Но, должно быть, существо это дружественно относится к нам, — стал ее успокаивать Клейтон, — оно вернуло ваше письмо, не причиняет вам никакого вреда и, если я не ошибаюсь, оставило этой ночью у нашей двери весьма ощутимый знак своего благоволения: я только что нашел там тушу дикого кабана.
С тех пор редкий день проходил без того, чтобы они не получали приношения дичью или другой провизией. Иногда то был молодой олень или большое количество странной готовой пищи — лепешки из маниоки, похищенные из поселка Мбонги, иногда вепрь или леопард, а один раз лев.
Тарзану доставляло величайшее удовольствие охотиться за дичью для чужестранцев. Он чувствовал, что ни одна земная радость не может сравниться с заботой о благополучии и безопасности прекрасной белой девушки. Как-нибудь он отважится пойти в лагерь днем и поговорить с этими людьми с помощью маленьких букашек, знакомых и им, и ему. Но ему было страшно трудно преодолеть свою робость дикого лесного существа. День шел за днем, а Тарзан все не осуществлял своего намерения.
Обитатели лагеря, осмелевшие благодаря привычке, забирались все глубже в джунгли в поисках орехов и плодов. Не проходило дня без того, чтобы профессор Портер с озабоченно-безучастным видом не шел прямо в пасть смерти. А Самюэль Филандер, который никогда не был крепким, теперь превратился в тень от постоянного беспокойства и душевной тревоги, вызванных его сверхчеловеческими усилиями по охране профессора.
Прошел месяц. Тарзан, наконец, решился посетить лагерь днем.
Полдень уже миновал. Клейтон ушел на северный мыс бухты, чтобы сторожить проходящие суда. У него была собрана там огромная груда сухих веток, которые он мог зажечь, как сигнал, в то мгновение, когда на дальнем горизонте появится пароход или парусник.
Профессор Портер бродил вдоль берега к югу от лагеря с Филандером, который уговаривал его повернуть обратно, прежде чем они оба сделаются снова потехой какого-нибудь дикого зверя.
Джен Портер и Эсмеральда тоже отправились на поиски плодов, все дальше и дальше углубляясь в джунгли.
Тарзан ждал их возвращения у дверей хижины. Мысли его были устремлены к прекрасной белой девушке. Он теперь постоянно думал о ней. Тарзан ежился, не испугается ли она его, и это опасение чуть не заставило его оставить свое намерение. Им овладело нетерпение. Тарзану так хотелось насладиться ее присутствием, ее близостью! Быть может, ему удастся коснуться ее. Этот обезьяна-человек ничего не знал о боге, но он был так полон поклонения своему божеству, как едва ли кто-либо из смертных.
В ожидании он стал писать печатными буквами послание к ней. Намеревался ли он сам отдать его Джен — он не знал, но ему доставило бесконечное удовольствие видеть свои мысли выраженными на бумаге, а в этом деле, в конце концов, он совсем не был таким уж дикарем!
Он писал:
«Я — Тарзан, из племени обезьян. Я хочу вас. Я ваш. Вы моя. Мы будем здесь всегда жить вместе в моем доме. Я буду носить вам самые лучшие плоды, самых нежных оленей, самую вкусную дичь, которая скитается в джунглях. Я буду охотиться для вас. Я — величайший из охотников джунглей. Я буду сражаться за вас. Я — самый могучий из бойцов джунглей. Вы Джен Портер — я это узнал из вашего письма. Когда вы увидите меня, вы будете знать, что это для вас и что Тарзан, из племени обезьян, любит вас».
В это время его чуткие уши уловили знакомый шум. В лесу по нижним ветвям передвигались обезьяны. Одно мгновение он напряженно прислушивался. Внезапно из джунглей донесся леденящий душу крик женщины, и Тарзан, уронив на землю свое первое любовное послание, кинулся в чащу.
Клейтон, профессор Портер и Филандер тоже услышали крик. Через несколько минут они, запыхавшись, собрались у хижины, забрасывая друг друга на бегу градом вопросов. Взгляд, брошенный в хижину, подтвердил их худшие опасения. Джен Портер и Эсмеральды в ней не было.
Немедленно Клейтон бросился в джунгли в сопровождении обоих стариков, громко окликая девушку по имени. Около получаса носились они по лесу, пока Клейтон не наткнулся на распростертое тело служанки.
Он нагнулся к ней, нащупал пульс и прослушал биение сердца. Она была жива. Он стал трясти ее.
— Эсмеральда! — кричал он ей в ухо. — Эсмеральда! Бога ради, скажите, где мисс Портер? Что случилось? Эсмеральда!
Негритянка медленно открыла глаза. Она увидела Клейтона.
— О, Габерелле! — простонала она и снова упала в обморок.
К этому времени подошли профессор Портер и мистер Филандер.
— Что нам делать, мистер Клейтон? — спросил старый профессор. — Где нам искать ее? Бог не может быть настолько жестоким, чтобы отнять у меня мою дочь.
— Мы должны прежде всего привести в чувство Эсмеральду, — ответил Клейтон. — Она расскажет нам, что случилось. — Эсмеральда! — крикнул он снова, грубо тряся негритянку за плечи.
— О, Габрелле! Хоть бы умереть! — вопила бедная женщина, крепко зажмурив глаза. — Дай мне умереть, господи, но не дай мне видеть эту ужасную обезьяну. Зачем послал ты дьявола за бедной старой Эсмеральдой? Она никому не сделала зла, никому, господи, никому. Она совершенно неповинна ни в чем, господи, да, неповинна ни в чем!
— Ну, ну, Эсмеральда, — прикрикнул Клейтон, — перед вами не бог, а мистер Клейтон. Откройте глаза.
Эсмеральда, наконец, опомнилась.
— О, Габерелле! Слава господу богу! — проговорила она.
— Где мисс Портер? Что случилось? — спрашивал Клейтон.
— Разве мисс Джен нету здесь?.. — воскликнула Эсмеральда, поднимаясь с изумительной быстротой для своей комплекции. — О, господи, теперь я вспомнила. Должно быть, оно унесло ее. — И негритянка принялась рыдать и причитать.
— Кто унес? — крикнул профессор Портер.
— Большое толстое животное, покрытое волосами.
— Горилла, Эсмеральда? — спросил мистер Филандер, и трое мужчин затаили дыхание, когда он высказал ужасающую мысль.
— Я думала, это был дьявол, но, должно быть, это был один из тех, кого вы зовете горильмантами. О, моя бедная крошка, моя маленькая птичка, бедная… — И снова Эсмеральда разразилась несдерживаемыми рыданиями.
Клейтон немедленно стал искать следы, но не мог найти ничего, кроме помятой травы, ибо его знания были слишком ничтожны для истолкования того, что он видел.
Весь остаток дня трое мужчин искали Джен. Но когда стемнело, они волей-неволей вынуждены были с отчаянием в сердце прекратить эти поиски.