Тайна Святой Плащаницы

13

Хосар спал, когда кто-то нервно постучал в хлипкую дверь его дома.

Над Эдессой еще не рассвело, однако царский стражник, стоявший за дверью, передал Хосару распоряжение от самой царицы. Он, Хосар, должен был сегодня, перед заходом солнца, явиться во дворец вместе с Фаддеем.

Хосар подумал, что царица, мучившаяся бессонницей и потому бодрствовавшая по ночам у изголовья Абгара, не отдавала себе отчета в том, что сейчас еще слишком рано. Однако по нервному виду царского стражника Хосар понял, что дело серьезное.

Он сообщил об этом Фаддею и сказал, что под вечер они поднимутся на холм, на котором находится царский дворец. Оба почувствовали: произошло что-то значительное.

Затем, стоя на коленях и молясь, Хосар пытался понять, что вызвало обеспокоенность, которая терзала его душу.

Несколькими часами позже в его дом пришел Изаз, а почти сразу за ним — Фаддей. Племянник Хосара, умный и физически крепкий юноша, рассказал ему о слухах, ходивших во дворце: состояние Абгара ухудшалось прямо на глазах, и врачи говорили, что мало надежды на то, что он сумеет выжить, — в его организме происходила решительная схватка между жизнью и смертью.

Видимо, осознавая это, Абгар попросил царицу созвать к его ложу нескольких верных друзей: он хотел дать им наставления, что им следует делать после его смерти. Именно поэтому царица и позвала их, в том числе и Изаза, к его большому удивлению.

Когда они прибыли во дворец, их немедленно проводили в царские покои. Лежавший на кровати царь казался еще бледнее, чем раньше. Царица, освежавшая лоб супруга куском материи, пропитанной розовой водой, облегченно вздохнула, увидев их.

Через мгновение в комнату вошли еще двое: Марций, царский архитектор, и Сенин, самый богатый купец Эдессы, который был родственником царя и его верным другом.

Царица показала жестом, чтобы они приблизились к Абгару, а затем выслала из помещения слуг и приказала стражникам закрыть двери и никого не впускать.

— Друзья, я хотел попрощаться с вами и отдать свои последние распоряжения.

Голос Абгара был слабым. Царь уже и сам чувствовал, что умирает, и то уважение и привязанность, которые присутствующие испытывали к нему, удержали их от попыток утешать его ложными надеждами. Они молча слушали, что говорил им царь.

— Мои доносчики доложили мне, что, когда я умру, мой сын Маану начнет жестокое преследование христиан и лишит жизни некоторых из вас. Фаддею, Хосару и тебе, Изаз, следует покинуть Эдессу еще до того, как я умру, потому что тогда некому будет защитить вас. Маану не посмеет убить ни Марция, ни Сенина, хотя он и знает, что они христиане. Они принадлежат к знатным семьям Эдессы, которые в случае убийства Марция или Сенина могут возжаждать мести. Маану сожжет храмы, воздвигнутые в честь Иисуса, и то же самое он сделает с домами некоторых из моих подданных, наиболее известных своей приверженностью христианской вере. Многие мужчины, женщины и дети будут убиты, чтобы запугать христиан и заставить их вновь поклоняться прежним богам. Я опасаюсь за погребальный саван Иисуса, боюсь, что это полотно, являющееся священным, может быть уничтожено. Маану поклялся сжечь его на рыночной площади на глазах у жителей Эдессы, и он сделает это в тот самый день, когда я умру. Вы, друзья мои, должны спасти его.

Пять человек молча слушали наставления царя. Хосар посмотрел на царицу и впервые осознал, что осанка у нее уже не та, какой была раньше, а волосы, видневшиеся за складками ее вуали, стали совсем седыми. Эта женщина постарела, хотя у нее по-прежнему сияли глаза, а жесты, как всегда, были преисполнены величия. Что станется с ней? Хосар знал, что Маану, ее сын, ненавидит ее.

Абгар интуитивно почувствовал озабоченность Хосара. Он ведь знал, что его друг всегда был тайно влюблен в царицу.

— Хосар, я просил царицу уехать отсюда, пока не поздно, но она не внемлет моим увещеваниям.

— Госпожа, — сказал Хосар, — ваша жизнь подвергается еще большей опасности, чем наша.

— Хосар, я — царица Эдессы, а царице не пристало бегать. Если мне суждено умереть, я умру рядом с теми, кто, как и я, верит в Иисуса. Я не оставлю тех, кто доверяет нам, не оставлю друзей, рядом с которыми я молилась. Я останусь рядом с Абгаром, потому что не смогу бросить его. Пока царь жив, Маану не посмеет ничего со мной сделать. А теперь послушайте, что задумал царь.

Абгар приподнялся на своем ложе, взяв при этом царицу за руку. В последнее время они часто обсуждали свои замыслы ночи напролет, не раз с удивлением замечая под утро, что ночь уже прошла и вот-вот взойдет солнце. Теперь же царь собирался изложить свои планы любимейшим из друзей.

— Вот вам мое последнее распоряжение: спасите погребальный саван Иисуса. Он чудесным образом вернул меня к жизни, и я смог дожить до старости. Это священное льняное полотно принадлежит не мне, оно принадлежит всем христианам, и вы должны сохранить его для них. Однако прошу вас не вывозить его из Эдессы, пусть именно этот город хранит его еще сотни и сотни лет. Иисус хотел приехать сюда, а потому именно здесь пусть оно и находится. Фаддей, Хосар, вы должны передать этот саван Марцию. Ты же, Марций, придумаешь, куда его спрятать, чтобы уберечь святыню от гнева Маану. Тебя, Сенин, я прошу помочь Фаддею и Хосару, а также этому юноше, Изазу, уехать отсюда. Мой сын не посмеет напасть ни на один из твоих караванов. Я отдаю этих людей под твое покровительство.

— Абгар, где же я спрячу Священное Полотно? — спросил Марций.

— Это ты решишь сам, любезный мой друг. Ни царица, ни даже я не будем знать об этом, хотя ты и должен сообщить эту тайну какому-нибудь человеку, которому также следует выбраться отсюда в безопасное место при помощи Сенина. Я чувствую, как жизнь уходит из меня. Не знаю, сколько еще дней мне осталось жить, но надеюсь, что их хватит для того, чтобы вы успели выполнить мою просьбу.

Затем царь, зная, что в любой момент может случиться непоправимое, нежно попрощался со всеми.

Уже рассветало, когда Марций пришел к восточной стене. Рабочие ждали его, чтобы получить наставления. Будучи царским архитектором, Марций занимался не только возведением зданий, которые должны были прославить Эдессу, — он руководил всеми строительными работами в этом городе, в том числе и здесь, на восточной стене, где возводились новые ворота.

Марций удивился, увидев Марвуза, разговаривавшего с Иеремином, бригадиром рабочих.

— Приветствую тебя, Марций.

— Что нужно здесь начальнику царской стражи? Разве Абгар послал за мной?

— Меня послал Маану, который скоро станет царем.

— Станет, если на то будет Божья воля.

Хохот Марвуза раскатился эхом в утренней тишине.

— Станет, Марций, станет, и ты знаешь это, потому как ты сам был вчера у Абгара. Ведь уже очевидно, что смерть вот-вот придет за ним.

— Что тебе нужно? Говори быстро, потому что я должен работать.

— Маану хочет знать, что замышляет Абгар. Ему известно, что не только ты, но и Сенин, Фаддей, Хосар, а еще и писец Изаз были вчера вечером у царя. Наследник престола хочет, чтобы ты знал, что, если ты будешь верным ему, тебе не причинят вреда. В противном случае он не думает, что тебе удастся спастись.

— Ты пришел угрожать мне от имени Маану? Так мало уважает наследник престола себя самого? Я слишком стар, чтобы чего-то бояться. Маану всего лишь может лишить меня жизни, которая и так уже подходит к концу. А теперь ступай и не мешай мне работать.

— Так ты мне расскажешь, что вам сказал Абгар?

Марций, не ответив Марвузу, отвернулся от него и начал рассматривать раствор из глины, который замешивал один из рабочих.

— Ты пожалеешь об этом, Марций! Ты пожалеешь! — воскликнул Марвуз, повернул своего коня и галопом поскакал в сторону дворца.

В течение последующих часов Марций был всецело погружен в работу. Бригадир рабочих исподтишка наблюдал за ним. Марвуз предложил ему за плату шпионить за Марцием, и он согласился. Он чувствовал, что предает этого пожилого человека, который всегда был добр к нему, однако время Марция уже прошло, а Марвуз заверил бригадира, что Маану вознаградит его за оказываемые услуги.

Солнце уже сияло вовсю, когда Марций подал знак бригадиру, что пришло время сделать перерыв и отдохнуть. Пот струился по телам рабочих, да и сам бригадир уже чувствовал, что устал и нуждается в отдыхе.

Как раз в этот момент двое молодых слуг из дома Марция принесли две корзины, в которых, как увидел бригадир, находились свежие фрукты и вода. Архитектор тут же поделился ими с рабочими.

В течение последующего часа все отдыхали, хотя Марций, как обычно, был погружен в свои планы и то поднимался, то спускался по строительным лесам, проверяя при этом прочность стены, которую они расширяли, и ощупывая периметр ворот, — позднее он собирался его украсить.

Бригадир закрыл глаза, чувствуя, как сильно он устал, да и у рабочих не было сил даже на разговоры.

Затем они возобновили работу, и Марций не отпускал их до тех пор, пока солнце не склонилось к горизонту. Бригадир так и не заметил ничего необычного в действиях Марция, однако все же направился в таверну Требола на встречу с Марвузом.

Архитектор же попрощался со всеми и пошел домой в сопровождении своих слуг.

Марций, овдовевший много лет назад и не имевший детей, относился к двум своим молодым слугам так, как будто они были его детьми. Так же как и хозяин, они были христианами, а потому Марций знал, что они его не предадут.

Прошлой Ночью, перед тем как уйти из дворца Абгара, он договорился с Фаддеем и Хосаром, что, когда он решит, где спрячет погребальный саван Иисуса, пошлет им об этом весточку. Они выработали план, согласно которому Хосар должен был передать Марцию саван, стараясь, чтобы об этом не узнал Маану, по чьему приказу, как предупреждал их Абгар, за ними могли следить. Они также решили, что Марций сообщит о том, где спрятано полотно, лишь Изазу, чтобы тот, получив от царского архитектора эту информацию, сразу же уехал из города с помощью Сенина. По настоянию Фаддея Изаз должен был поехать в Сидон, где имелась маленькая, но процветающая христианская община. Духовный руководитель общины, Тимей, был послан туда проповедовать самим Петром. Изаз, добравшись до Сидона, попросит покровительства у Тимея, и тот решит, как поступить с погребальным саваном Христа.

Несмотря на увещевания Абгара, настаивавшего на том, что они должны спасти свои жизни, Фаддей и Хосар решили остаться в Эдессе, чтобы разделить судьбу остальных христиан. Ни тот ни другой не хотели покидать саван, хотя не знали, где его спрятал Марций.

Фаддей и Хосар, собираясь вместе с другими христианами города в храме, молились вместе об Абгаре и просили Бога, чтобы он еще раз проявил к нему милосердие.

В то утро Хосар тщательно свернул полотно и, согласно плану, выработанному Марцием, спрятал его на дне корзины. Еще до того, как солнце начало припекать, он пришел с корзиной на рынок и стал бродить по нему, разговаривая с торговцами. В установленное время он увидел одного из молодых слуг Марция, покупавшего своему хозяину фрукты. Хосар подошел к нему и ласково его поприветствовал. У юноши была такая же корзина, как у Хосара, и они потихоньку обменялись ими. Никто из окружающих ничего не заметил, тем более что для соглядатаев Маану не было ничего подозрительного в том, что Хосар пообщался с христианином, который был слугой его друга Марция.

Никаких подозрений не возникло и у бригадира рабочих, когда он увидел, что Марций, забравшись на строительные леса с корзиной фруктов в руках, берет из корзины яблоко и, рассеянно откусывая от него, ходит по лесам туда-сюда, пробует прочность стены, которую они утолщали, и закладывает полости в кладке кирпичами из обожженной глины. Бригадир лишь подумал о том, что Марцию всегда нравилось возиться с кирпичами и он частенько занимался этим даже во время полуденного перерыва, когда стояла умопомрачительная жара.

Марций освежился холодной водой, принесенной в его комнату одним из слуг. Отдохнув от дневной жары, царский архитектор надел новую тунику. Он чувствовал, что его дни сочтены. Как только Абгар умрет, Маану захочет узнать, где находится Священное Полотно, чтобы уничтожить его, и тогда новый царь подвергнет пыткам всех, кто, по его мнению, может это знать. Он, Марций, был одним из ближайших друзей Абгара, а потому Маану, естественно, посчитает, что Марций знает эту тайну. Поэтому Марций решил переговорить с Фаддеем и Хосаром этим же вечером, чтобы довести до логического завершения их план и переправить Изаза в безопасное место.

В сопровождении двух юных слуг он направился в храм, где, как он знал, молятся его друзья. Придя туда, он встал в сторонке, подальше от людских глаз, — Абгар настоятельно просил их опасаться соглядатаев Маану.

Изаз заметил Марция, стоявшего под прикрытием тени. Наступил момент, когда Изаз по просьбе Фаддея и Хосара стал помогать им раздавать хлеб и вино верующим. Воспользовавшись этим, юноша приблизился к Марцию, и тот тихонько сунул ему тщательно сложенный кусочек пергамента, который Изаз тут же незаметно спрятал в складках своей одежды. Затем он поискал взглядом высокого сильного человека, который, похоже, ждал его сигнала. Изаз тихонько вышел из храма и, сопровождаемый силачом, поспешно направился в караван-сарай.

Караван Сенина готовился покинуть Эдессу. Харран, которому Сенин поручил привести караван в Сидон, с нетерпением ждал Изаза.

Увидев Изаза и могучего силача (его звали Ободас), Харран показал им предназначенное для них место в караване и отдал распоряжение отправляться в путь.

Когда рассвело, Изаз развернул переданный ему Марцием пергамент и прочел две строчки, в которых архитектор четко указывал, где он спрятал Священное Полотно. Затем Изаз разорвал пергамент на мелкие кусочки и развеял их по пустыне.

Ободас внимательно наблюдал за ним, а еще за тем, что происходило вокруг. Он получил от Сенина приказ обеспечить безопасность этого юноши, пусть даже ценой собственной жизни.

Лишь через трое суток Харран и Ободас решили, что они удалились от Эдессы на достаточное расстояние, и сделали небольшой привал, чтобы отдохнуть, а еще отправили гонца к Сенину. Каравану понадобилось еще три дня, чтобы достичь места назначения, и тогда Изаз наконец-то оказался в безопасности.

Абгар был при смерти. Царица приказала позвать Фаддея и Хосара, чтобы сообщить им о том, что жить Абгару осталось лишь несколько часов, а может быть и минут: жизнь в теле царя угасала буквально на глазах. Он уже не узнавал свою супругу.

Прошло десять дней с тех пор, как Абгар собрал в этой самой комнате своих друзей и разговаривал с ними до поздней ночи. Теперь царь лежал неподвижно, не открывая глаз, и лишь след его дыхания на подносимом ко рту зеркале показывал, что он еще жив.

Маану не покидал дворец, с нетерпением ожидая, когда умрет царь. Царица не позволяла ему заходить в царские покои, но в этом и не было необходимости: он и так знал, что там происходит, подкупив молодую рабыню посулами дать ей свободу, если она будет сообщать ему обо всем, что творится в опочивальне Абгара.

Царица знала, что за ней следят, а потому, когда пришли Фаддей и Хосар, она выслала всех слуг и разговаривала со своими друзьями вполголоса. Она облегченно улыбнулась, узнав, что Священное Полотно теперь находится в безопасности. Своим друзьям она пообещала, что немедленно сообщит им, когда Абгар умрет, — известит их через своего писца, Тиция, который исповедовал христианство и был верен царице. Прощание царицы с Фаддеем и Хосаром было очень трогательным, ведь они знали, что, скорее всего, уже не встретятся в этой жизни. Поэтому царица попросила их обоих благословить ее и помолиться о том, чтобы ей хватило сил мужественно встретить смерть, ведь ее сын Маану наверняка собирался убить ее.

Глаза Хосара были полны слез, он никак не решался покинуть царицу. Она уже не была красивой женщиной, как когда-то, но ее глаза все еще сверкали от внутренней силы. Благодаря этому, да еще своей царственной осанке она по-прежнему была величественной женщиной. Зная, какую привязанность испытывал к ней ее бывший писец, она сжала его руку и обняла его, желая показать этим, что ей известно, как он любил ее, а еще — что она тоже любила его как самого верного из своих друзей.

Абгар еще три дня расставался с жизнью. В последнюю ночь, когда во дворце, погруженном во тьму, все спали, царица бодрствовала у ложа царя. Он открыл глаза и благодарно улыбнулся ей, его взгляд был полон любви и нежности. После этого он уснул — уснул навсегда. Царица с силой сжала руку своего супруга, затем закрыла ему глаза и поцеловала его в губы. Она позволила себе лишь несколько минут помолиться Богу, прося его принять Абгара.

Тихонько проскользнув по темным коридорам, она вошла в комнату, где уже несколько суток находился Тиций, царский писец.

Он спал, но тут же проснулся, почувствовав, как рука царицы сжала ему плечо. Ни он, ни она не произнесли ни слова. Царица, скрываемая мраком ночи, вернулась в царскую опочивальню, а Тиций осторожно выскользнул из дворца и направился к дому Хосара.

Еще не рассвело, когда Хосар, полный отчаяния, выслушал от Тиция сообщение о смерти Абгара. Теперь ему нужно было поставить в известность Марция: царский архитектор просил его об этом, желая до конца выполнить свой план. Также нужно было сообщить о случившемся Фаддею, потому что и его жизнь, без всякого сомнения, подошла к концу.